Фаворит. Русские не сдаются!

Глава 20

Если вы можете найти путь без каких-либо препятствий, он, вероятно, никуда не ведет.

Эрнесто Че Гевара

Окрестности Данцига

20 июня 1734 года

Еще не знающий о том, что он генерал-майор, полковник Лесли, решил повторить маневры не так давно уехавшего в Петербург гвардейского унтер-лейтенанта Норова. Рано утром большой отряд наиболее способных солдат и офицеров драгунского полка, отправились в обход леса. Цель была у Лесли, лихая, такая, за которую он еще больше добудет славы и для себя и для тех солдат, что с ним пошли.

После потопления французского фрегата Лесли будто бы окрылился. Он уже не хотел довольствоваться простым сидением на месте и быть резервом, который, потому как развиваются события, вряд ли использовать будут. Так что, испросив дозволение к командующего Миниха, Юрий Федорович отправился на охоту.

Рядом с полковников в кустах залегали еще люди. А от одного так и вовсе неприятно пахло протухшим мясом. Горожанин Данцига, Курт, действительно, разбирал протухшую, ранее плохо посоленную, солонину, чтобы выбрать хоть что-то, что можно было продать. Вот и провонял насквозь тухлятиной.

— Тут должен он выйти? — спрашивал ротмистр Эрик фон Берг, служащий в одном из двух полков драгун, что были под командованием Лесли.

И сам полковник отлично знал немецкий язык. И мог бы общаться с жителем Данцига, который наводил русский отряд на цель. Но так вышло, что в полку был немец, вполне обрусевший, правда все еще лютеранин, который имел родственников в осаждаемом городе.

Вот и получилось связаться с родственниками, а те, за небольшую плату и за обещание после штурма не грабить их, а расторговаться, согласились навести полковника и его солдат на крупного зверя.

— Да, я слышал, как Клауса Зиверта, он заведовал цехом рыбаков… Так вот, Клауса принудили отдать свои лодки, чтобы на них переправлялся сам король! — сказал горожанин. — Это уже последние лодки, что есть в городе.

— Он не король! Король Речи Посполитой Август… Когда выберут, его, — все же встрял в разговор полковник Лесли.

— Да, конечно, господин, так и есть, — поспешил согласиться Курт Шнецель, не самый захудалый купец в Данциге.

Правда в прошлом он был успешным купцом, ибо многие торговцы Данцига от этой войны несут такие убытки, что не факт, смогут ли восстановить свое благосостояние. Тем более, что в город вернется та часть торговых людей, которая убежала из города до прихода русских. И теперь эти беглецы очень даже заработали в качестве маркитантов при русских войсках. Они и займут места банкротов.

— А все ли наши договоренности в силе, господин? — спрашивал Курт, конечно же ища себе выгоду.

Нет, не выгоду даже, а способ выжить. Ведь полковник Лесли пообещал Шнецелю, что его полки скупят весь товар Курта, как только город окончательно сам решит свою судьбу.

— Тебе мало слова русского офицера? — вступился за полковника ротмистр. — Не позорь свое имя, пусть ты и очень дальний мой родственник.

Как такового штурма Данцига и не случилось. Пришёл русский флот, французы хоть и не сразу увели свои корабли, попробовали ещё вступить в сражение, будто бы мстили за потопленный фрегат «Бриллиант». Но и ветер им не благоволил, да и особого желания погибать не за грош у французов не оказалось.

Русскому флоту стоило лишь показать, что он готов к сражению, не убоялся противника, как французы под почти что бездействие русских стали уходить прочь. А когда ещё русский линейный корабль «Святой Владимир» буквально случайным образом поставил двум линейным французским кораблям, идущим в линию «палочку» над «Т», да ещё и начал изготавливать орудия к бою…

Ретивые французские кораблики стали уходить прочь, в сторону Датских проливов. И уже как четыре дня Данциг действительно находился в осаде, с окончательно отрезанными путями снабжения. Надежд у жителей города не оставалось, а обещания о скорой помощи французов с уходом королевского флота, рухнули, как надежды на светлое будущее, так красочно обрисованное ранее Лещинским.

Ещё не знавший о том, что он уже генерал-майор, Юрий Фёдорович Лесли смотрел в зрительную трубу, обозревая окрестности. Рядом были два ротмистра, включая Саватеева, горожанин, указывавший место, где и должен был прорываться Лещинский.

Благодаря тем самым картам, что были добыты и даже доработаны унтер-лейтенантом Норовым, оперативный резерв пока ещё полковника Лесли получил дополнительные возможности. Теперь лес был полностью русским. Мало того, французам никак не удавалось наладить оборону противоположных от города берегов Вислы.

— А не обман ли это? — сказал Юрий Федорович, убирая зрительную трубу, глядеть в которую он уже устал.

— Никак не можно, господин! — отвечал Курт.

Но губы его начинали подрагивать, а колени трястись. Ротмистр Эрик фон Берг зло посматривал на своего дальнего, по материнской линии, родственника, даже не дворянина. Бергу было стыдно, что он в родстве с таким трусом и еще… Это унижение… Слово «господин» из уст Курта звучало чаще, чем того могли позволить приличия. Но деваться некуда, Берг уже назвал Курта родичем.

— Мы здесь за последние пять дней уже дважды были и все время отгоняли тех, кто хотел бежать. С чего вновь пробовать? Или у иных не получалось? — все же выражал скепсис Лесли.

Оперативный резерв полковника нашел ту военную нишу, которую смог занять и не считаться бездельниками. Как только начинались инженерные работы и на берег высаживалась масса людей из города, Юрий Фёдорович Лесли устраивал атаку, причём, уже даже с использованием коней, на которых по Норовской тропке через лес проходили драгуны.

Так что после того, как четырежды французы и поляки были скинуты в реку, потеряв при этом немалое количество солдат, которых нагоняли для строительных работ, идея удержать берег и тем самым полностью контролировать Вислу французским полякам показалась нежизнеспособной. Уж очень много эта идея способна была забрать жизней.

— Ваше высокоблагородие, — обратился к полковнику ротмистр Савватеев. — Думаете, что негодник Лещинский всё же здесь пройдёт?

— И вы туда же! — разъярился полковник.

Лесли с укором посмотрел на офицера, которого после подрыва фрегата приблизил к себе, многозначительно хмыкнул и вновь стал смотреть в зрительную трубу.

Было понятно, что единственный путь к спасению у Станислава Лещинского — это только пробовать бежать на запад, в сторону прусских земель. Впрочем, и на востоке были тоже прусские земли… Но нет, только лишь на запад.

В таком случае ещё сохранялась какая-то толика возможности уйти. Если же самопровозглашённый король остаётся в городе, то он будет сдан в самое ближайшее время горожанами. А если не горожанами, то та же польская шляхта выдаст французского ставленника.

Другой претендент на польский трон, Август, уже провозгласил всем помилование, независимо от того, принимал ли какой польский шляхтич участие в восстании или же нет. После того, как Российская империя стала столь деятельно участвовать в событиях, для всех политических игроков стало понятным, что Лещинскому королём не быть.

Так что шляхта задумывается, стоит ли ни за грош умирать, если можно ещё пожить. Пусть молчаливо, гордо, подбоченившись и высоко подняв подбородок, но смириться с приходом на престол Речи Посполитой русского, одновременно и австрийского ставленника, саксонского курфюрста Августа.

— Есть! Вода плещется! — полковник Лесли смотрел в зрительную трубу, ничего не видел, между тем, Савватеев услышал.

— Я же говорил, господин. Это он, это польский корол… негодяй польский, — обрадовался Курт.

Действительно, из-за прибрежных кустов вынырнули сразу четыре лодки, гребцы в которых споро перебирали вёслами, чтобы как можно быстрее оказаться на левом берегу Вислы. То, что это какие-то беженцы, те, кто хотят обойти правосудие, не приходилось сомневаться.

В принципе, горожанам Данцига лишь только объявили ультиматум, что они должны выплатить большую сумму денег, а также выдать Лещинского. И ничего более. Городских погромов, ясное дело, уже не случится. Страх перед разграблением был одной из скреп, позволяющей сопротивляться. Теперь же этой скрепы нет.

Для весьма богатого города два миллиона талеров, которые затребовал командующий русскими войсками Христофор Антонович Миних — сумма очень существенная. Но точно не смертельная. Так что город бурлил, город требовал от поляков уйти. Уже случались стычки между городской милицией и французами с поляками. Сам факт, что горожане объединялись в милицейские отряды, говорил о многом.

Да, большинство французов успели погрузиться на корабли и сейчас отбывали во Францию. Но некоторая их часть, та, которая непосредственно была в городе, а не в его округе, оставалась в западне.

Монти, французский посол, уже начал переговоры с Минихом о том, чтобы за определённую плату русские не трогали французов. По сути, дополнительно к двум миллионам талеров ещё двести тысяч — это та сумма, за которую давали французам уйти с поднятыми флагами, под бой барабанов и даже с высоко поднятыми носами.

— Он! В лодке Лещинский! Ждём, пока не пристанут к берегу! — скомандовал Лесли.

Приказы разлетелись по кустам и высокой траве. Добрались они и до опушки леса, где стояли до сотни конных драгун, с нетерпением ждущих приказа на атаку.

У Лещинского не было шанса. У Франции не было шанса в этой авантюре. У Польши пока еще есть шанс остаться державой, надолго ли…

Дорога Петергоф-Петербург

19 июня 1734 года

Куда пойти, куда податься? Кого б найти? Кому отдаться?

Как-то так. Попутку даже не словить, чтобы добраться из Петергофа в Петербург. Какую бы маршрутку или туристический автобус. Нет… Шел я по дороге один, да еще и с мешком тяжелого золота. Кстати, мешочек, тот, что мне вручили во дворце, был чуть поменьше, чем я сам себе взял из сокровищницы. Наверняка я сейчас обладатель примерно тысячи золотых монет. Это хорошо.

Плохо другое, что я так до конца и не понял, куда мне идти в Петербурге. К некоей Марте, которая не хозяйка трактира, а дочь трактирщика? Ну, той барышне, или женщине, к которой я, по разговорам с сержантом Кашиным, частенько заглядываю. Там я и живу. Правильнее — там я на постое. Впрочем, мне его полк не оплачивает.

Мимо проехала одна карета, я даже невольно чуть не поднял руку с оттопыренным пальцем, голосуя на дороге. А вот следующая карета остановилась чуть впереди, ну, насколько смогли затормозить кучер и два сопровождающих экипаж сзади «тормоза».

— Сударь, садитесь, в Петербург не так быстро пешим добраться, — сказал мужской голос, когда карета остановилась и открылась дверца.

Учил я когда-то своих детей и внуков, чтобы к незнакомым дядькам в машину не садились. И вот сам… Часто мы не придерживаемся той морали, которой учим своих детей.

— Ну же, сударь, вы же не собираетесь пешком идти до Петербурга? Сказывают, что порой лихие люди промышляют даже недалече от Стрельны, — со мной говорили, как мне показалось, с явной иронией.

Впрочем, погода явно менялась в пользу дождя, и заболеть никак не хотелось. Даже если и не схватить хворобу, то мокрым ходить не особо приятно. Хотя, у меня возникали мысли устроить себе такой вот кросс на выносливость пробежать хотя бы километров пять, больше вряд ли получится с нынешним организмом. Так что…

— Благодарю вас, действительно, было бы неплохо проехаться в приятной компании, — сказал я, взбираясь на ступеньку, спешно выставленную одним из лакеев.

Кто-то непростой остановился рядом со мной. Судить пока ещё сложно, какие цены в столице Российской империи, но уверен, что пара прекрасных лошадей, как и сама карета, внутрь которой я сейчас забирался, вынужденно сгибая голову, — удовольствие дорогое. Хотя, сейчас мне есть с чем сравнивать, и карета Бирона явно побогаче.

— Сударь, вы прибудете в любое место Петербурга, куда только укажете. И плата будет сущим пустяком… — приторная улыбка посетила хозяина кареты. — Вы лишь расскажите, как проходила ваша аудиенция у государыни, а также о чём вы говорили.

Я расплылся в улыбке, стараясь, чтобы она была ещё более приторной, чем та, что являл мне некий незнакомец. Но прежде, чем посылать его нахер, я решил хоть что-нибудь узнать. И мало ли кого могу послать. Может, это столь важный гражданин… ну этот… подданный ея величества, что боком обойдется и косой взгляд. Не лебезить, но не нарываться! Наверное, это мой ситуативный девиз.

— Вы наверняка моё имя знаете, а если нет, то не составит труда узнать. И скрывать себя я не стану. Посему, сударь, попрошу и вас представиться, — не меняя личину приветливости, сказал я.

Одновременно я уловил, так как держал ситуацию под контролем, движение правой руки моего собеседника. Он чуть распахнул свой на первый взгляд невзрачный кафтан, как будто бы приготавливаясь что-то достать из-за пояса. Я практически отзеркалил действие хозяина кареты.

Удивительно, но при встрече с государыней меня даже не обыскивали. И было кое-что и кроме шпаги, на которую я пока надеялся чуть меньше. А вот на нож, надежд было больше. К подкладке моего камзола были пришиты короткие ножны. На короткой дистанции, какой бы боец передо мной ни был, я имею все шансы на победу в схватке.

— Не думаю, сударь, что вам было бы полезно узнать моё имя. Разве же по этому поводу стоит сильно беспокоиться? — всё так же улыбаясь, но при этом смотря на меня серьёзным и решительным взглядом, произнёс собеседник.

— Боюсь, что разговор не получится. Я ведь могу подумать и о том, что вы польский или французский шпион, раз как честный человек не хотите представиться, — сказал я, подбирая ноги таким образом, чтобы быстро уйти в сторону, выхватить нож и нанести удар, если не получится приставить лезвие к горлу незнакомца.

Пауза затягивалась. В игре «кто кого переглядит» явного победителя не было выявлено.

— Сударь, и всё же я настаиваю на нашем разговоре. Спокойствие стоит дороже, нежели знания о моем имени, — сделал следующую попытку хозяин кареты.

— Я должен знать, кто передо мной, — сказал я, а когда увидел, как дёрнулась рука собеседника за обшлаг кафтана, поспешил добавить, нащупывая правой рукой рукоять ножа: — Я ведь убью вас. Хватит и умений, и сил, и решимости. Вы упомянули, что рядом со Стрельней шалят разбойники? А разве мы не подъезжаем к этому месту?

Намёк был более чем прозрачным. Я готов был действовать, а после списать все на таинственных лесных разбойников, в существовании которых в этих местах сильно сомневался. Ропша, Ораниенбаум, Петергоф… Да тут только охраны должно быть, может, лишь немногим меньше, чем в самом Петербурге.

— Вы не прознаете, кто я… не нынче же, может, когда-нибудь…

— Не получилось у нас поговорить, сударь…

Я осознавал, что пролитая здесь и сейчас кровь может принести немало хлопот. Но понимал я и другое: если позволять собой манипулировать да вот так разговаривать, то невозможно стать серьёзным человеком, с которым будут считаться.

И можно даже побеседовать, рассказать, о чём был разговор с императрицей, но лишь только в том случае, если в этом рассказе нет опасности для меня. Ну или есть существенная выгода от такого разговора. И, если тот, которому я буду рассказывать, будет вести себя не столь высокомерно, будто я и не гвардейский ротмистр вовсе.

— Прошу простить меня… Нынче нам не по пути, сударь! Но всякое бывает, еще встретимся, — сказал тогда незнакомец.

Он три раза сильно ударил по крыше кареты, и она остановилась. Не далее чем через секунд двадцать дверцу открыл лакей. Слуга не был вооружен, но сейчас можно понять, что с такой развитой физикой он вполне может выполнять и роль охранника. И движения… плавные, какие-то выверенные. Занятия фехтованием позволяли мне увидеть, так сказать, коллегу.

— Не могу сказать, что сильно огорчен, — сказал я, выходя из кареты.

Пассажир было дело дернул рукой, но я моментально среагировал и уже держал нож в руке, только пока не вытягивал его наружу из-под кафтана. Мои движения и решимость были оценены. Вновь мы застыли, уперевшись взглядами. Опять внутри кареты, казалось, заискрились молнии.

Я был готов действовать и увидев решительного соперника, который не хотел сдаваться, отступать так же не думал. Одно резкое движение, даже чих, и все, в узком пространстве начнется бой, в живых останется только один.

От автора:

Ноябрь 1853 год. Война с Европой начинается. Будущее отныне в руках нашего современника, ставшего генерал-адмиралом русского флота. Сейчас пишется 6 том серии.

https://author.today/work/333355