Фаворит. Русские не сдаются!

Глава 19

Тот, кто добр, — свободен, даже если он раб; тот, кто зол, — раб, даже если он король

Аврелий Августин

Петергоф

19 июня 1734 года

— Выходит… Что за дело ты избил и связал моего гвардейца? — спрашивала Анна Иоанновна француза, но не сводила при этом с меня глаз.

Императрица изучала мою реакцию на свои слова. И это было несколько странновато. Ведь если француз утверждает, что связал меня за то, что я, якобы ругал императрицу, а я не могу его слова назвать ложью… Собственно, а почему же не могу?

— Что ответишь, Норов? — спросил Бирон.

Вид у фаворита был такой, что я ожидал, когда он подмигнет мне, мол, не тушуйся, я спасу.

— Быть такого не могло, ваше императорское величество! Я противился вести переговоры с врагом. И не мог и помышлять о разговорах о вас, лишь токмо указав, что не можно ваше имя подвести. Тот, кто осмелился напасть на фрегат вашего величества, достоин драки, баталии, но не переговоров. Говорить с врагом потребно токмо о его сдаче и условиях мира после русской победы, — сыпал я пафосными фразами.

— Так что, господин Дефремери, лжу возводить вздумал на моего гвардейца? — смеясь, говорила государыня.

— Так, вашье вельичество, лжу возьявсти! — еще больше сгорбившись, отвечал француз.

И тут меня осенило… Да они же развлекаются! Вон как Бирон сдерживается, чтобы не заржать в полный голос! Но Дефремери… Как пошел он на такое шутовство? Это же унижение!

— Вашье вельичество, да прости уж их! — как я и ожидал, в роли примирителя выступил Бирон.

— Ты, Петруша, отправишься на Дон. Следи за тем, как там строятся лодки! Сослужишь добрую службу, забуду все! — произнесла государыня и махнула рукой, повелевая увести француза.

Нет, положительно, я вызову Дефремери на дуэль. Он слово давал мне, что не будет выступать против. А тут… Ведь для него все происходящее не было игрой. Он не просто согласился быть в роли моего губителя, по просьбе ли Бирона, или, скорее всего, еще кого-то, так как граф не должен был успеть состряпать такую комедию. Пьер Дефремери верил в происходящее и своими словами только что подписывал мне смертный приговор.

Так что он теперь враг мне.

— А ты, Норов, знай отныне, что устои в державе моей, будь во флоте, армии… Токмо лишь мне менять. Справно вышло, что фрегат не отдали и паче честь русского флота отстояли. Но и бунт был… — государыня посмотрела на меня, видимо, ожидая, что я скажу или сделаю.

— Спаси Христос, государыня, за науку! — сказал я и поклонился.

А внутри мысли разные… Доживет ли Анна Иоанновна до 1740 года, как в иной реальности? Сейчас я в этом сомневался. Но во мне кипит разум возмущенный, и он на бой меня зовет. Нужно после еще раз всё произошедшее обдумать, уже холодной головой.

— Ну! Нынче зачитывайте то, как нужно, а не как все было по правде! — потребовала русская императрица.

Нет, не такая она и глупая. Понимает, что к чему, позволяя себя обманывать. Но такой подход, как я думаю, еще хуже, чем если бы она была вовсе неспособна к размышлениям. Она может вникать в проблемы государства, хватило бы ума на многое, но не хочет этого делать.

— И тогда, следуя своему приказу, как истинный гвардеец Измайловского полка, коего командиром является славный Густав Бирон, унтер-лейтенант Норов выразил сомнение в самой возможности отдать осадные пушки ворогу… — пафосно, громогласно, величественно, будто бы объявлял выход самой Императрицы Всероссийской и прочее-прочее, слуга зачитывал непонятно кем составленную реляцию.

Но главное, что там было всё изложено таким образом, что я — действительно герой. Но и не я один. Как после такого спектакля с серьезным видом слушать официальную версию произошедшего? Можно, вон как здесь все внимают словам зачитывающего бумаги.

— И экзерциции в том деле, что были наукой от начальствующего лица, пошли на пользу в разгроме французского абордажа. Сию науку унтер-лейтенант Норов и люди, подвластные ему, получили в обучении славного майора Измайловского полка Густава Бирона… — продолжал извиваться и впихивать глобус в сову, или сову натягивать на глобус, читающий реляцию слуга.

Были упомянуты и славный Миних, и мудрое начальствующее лицо — генерал-майор Юрий Фёдорович Лесли… И для меня было неожиданно, что он уже читался как генерал-майор. Сам-то Лесли в курсе ли? Перепрыгнул через чин. Но это даже к лучшему. Лесли хорошим генералом будет, дельным, если только не станет увлекаться собственным участием впереди всех в сражениях.

Конечно же, к ситуации смогли приплести и императорского фаворита. Мол, это он меня наставлял, как нужно действовать, и говорил со мной о долге и любви к Отечеству, когда я, как и другие сопровождающие осадные орудия гвардейцы, отправлялся на войну.

Вот честно… А им самим не противно всё вот это вот? Ведь ясно, что больше половины слов, которые только что прозвучали — это какая-то казуистика или даже откровенная ложь. Но нет… Сидят, внимают, государыня даже нахмурила «брежневские» брови, вслушиваясь в слова. Понимают они все.

— Экие славные у меня слуги, полководцы и мужи-политикусы! — подобравшись на своём большом стуле, явив некую форму величия, провозгласила императрица. — И ты неплох, гвардеец! Науку от мудрых наставников внимать не каждый может, а применять ее — тем паче.

Чего? Каких же всё-таки трудов мне стоило сдержаться, не рассмеяться и не обрушиться с обвинениями и разоблачениями в сторону того же самого Бирона. Это он-то мудрый наставник? Невероятно сложно было побороть объединившиеся в коалицию юношеское безрассудство и старческую обиду — два тех качества, которые я в себе до сих пор так полностью и не изжил после приобретения новой жизни.

Но есть несколько психологических приёмов. Сейчас выдохну, посчитаю овец или Антошек, а может быть, царей да царевичей… Михаил Федорович, Алексей Михайлович, Федор Алексеевич… Так можно выиграть время, пик безрассудных порывов снизится, а мозг начнёт уже работать на логику, а не на нервы. Хотя, с учётом моей нынешней фамилии… Можно иногда и показывать свой норов.

Но явно не сейчас.

— Ну, и где же то обещанное золото Лещинского, коим ему, поганцу ляшскому, заплатили, чтобы он супротив меня пошёл? — государыня явно проявляла нетерпение.

Мне тоже было интересно, на самом деле, где те самые сундуки, что были доставлены в Петергоф. Может быть, уже кто-то проводит инспекцию содержимого? Это будет вполне ясно по пломбам и сломленным печатям.

Для честности, для того чтобы было меньше вероятностей залезть в сундуки, в которые я до того уже немного и залезал, но никому другому позволять не хотел, были поставлены пломбы. Причём они были двойными. С одной стороны сундуки были запаяны свинцом, причём на металле был произведён оттиск личной печати Миниха, с другой стороны стояла также вислоухая печать того же самого Миниха, только восковая.

— Вот, матушькья, злата твоя! — Бирон торжественно махнул рукой, указывая в сторону пешеходных дорожек, по которым на великолепных конях, таких, что я и в будущем не видывал, везли сундуки с золотом.

Кони шли натужно, несмотря на то, что каждый сундук был приторочен ко двум коням сразу таким образом, что находился посередине их, и это в какой-то степени распределяло тяжесть. Бедные животные так и норовили клониться друг к дружке, но рядом идущие конюхи подгоняли лошадей идти вперёд. И… блеск из раскрытых сундуков доказывал, что туда уже кто-то залез. И никакие печати не остановили.

Разве стоило ожидать чего-то другого?

— Герцог, а отчего сундуки отворены? — мимо государыни этот факт не прошел.

Да и те, кто открывал сундуки, не удосужились убрать следы деяний своих. Пломбы разломанные так и оставались на вместилищах сокровищ.

— Так, матушькья, я есть осмотр сундук. Крамола не надо быть, — ломая и коверкая русскую речь, сказал хитрозадый Бирон.

— Я вижу, что сундуки не пустые, посему и думать не стану о лиходействе, — говорила Анна Иоанновна, будто заворожённая, любуясь блеском от содержимого сундуков.

— Сие много, герцог? — спросила государыня.

Бирон посмотрел на идущего впереди процессии с драгоценностями слугу. Тот понял, что от него хотят услышать.

— В рублях, Ваше Императорское Величество, около миллиона будет. Сосчитать не поспели, не серчайте, Ваше Величество, — отвечал после разрешения герцога слуга.

Сумма в миллион рублей даже для меня звучала огромной. Всё благодаря тому, что большинство изделий были из золота. А будь это в серебре, так и вовсе там, у Данцига, мы бы не осилили донести сундуки до места назначения.

Но было одно важное обстоятельство… Христофор Антонович Миних, с присущей ему немецкой педантичностью, перед тем, как поставить пломбы, напряг всех интендантов, которые были у него под рукой, чтобы точно посчитали количество и золотых монет, и серебряных, и украшений, а всё это подсчитанное перевели в рубли. Была выдана сопроводительная бумага с печатью фельдмаршала, в которой указывалась сумма в 1 миллион 116 тысяч рублей. Бумага затерялась? Вот только где?

Я, после того, как мы сразу взяли некоторое количество золота и украшений, не залезал в сундуки ни разу. Более чем уверен, что и Миних этого не делал, так как он настоял, чтобы подсчёт и пломбирование проделаны были в моём присутствии. Выходит, что всех минут десяти-пятнадцати задержки, когда открывались сундуки, чтобы их повесить на коней, хватило, чтобы процентов десять, если не больше, денег уже ушло куда-то или кому-то. Филигранное воровство!

Сколько в прошлой жизни я читал о том, что Эрнст Иоганн Бирон не был излишне вороват, чай, не Меншиков Алексашка. По крайней мере, его в этом не смогли обвинить на суде, даже когда цель была найти обвинение. То ли книги из будущего врут, то ли кто-то пользуется Бироном. Сколько ещё предстоит узнать о нынешних раскладах… Но есть такое убеждение, что знание далеко не всегда может сыграть положительную роль в том, как я буду действовать в этом мире [Некоторые современники указывали на то, что герцогом Бироном многие пользовались. Вероятно, он понимал это, но старался быть для многих своим, удобным человеком].

— А покроет ли это все траты на войну? — удивительно, но женщина, которую я не душой, а пока лишь вынужденно признаю несколько недалёкой, задаёт вполне уместный и глубокий вопрос.

— Покроет, матушка! — уверенно ответил граф.

— А ты, гвардеец, как думаешь? Небось, когда фельдмаршал затевал такое дело, мог тебе сказать, каково оно сие воспринимать: грабим ли Лещинского али справедливость воздаём? — наконец-таки обратила на меня внимание государыня.

— Станислав Лещинский враг нашему Отечеству. Сие было и при Петре Великом, и ныне же он остаётся таковым. А коли кто враг, то великая русская государыня войной требует то, что потрачено на борьбу с ворогом. Тут бы взглянуть, Ваше Императорское Величество, на вечный мир с Польшей. Немало русских земель всё ещё находится в Речи Посполитой, — высказался я.

— Красив, да и наглец! — с непонятной для меня интонацией сказала государыня.

А мне послышалось почему-то: «красивого казнить!» Экий выверт сознания.

Установилась тишина. Все присутствующие, даже шуты и шутихи, смотрели на меня с нескрываемым удивлением. Один лишь взгляд затравленного, униженного старика, что постоянно стоял неподалёку от Анны Иоанновны с кувшином какого-то напитка, был, скорее, сочувствующим.

— Окститесь! — императрица громко засмеялась, словно только что была молния, а сейчас последовал гром. — Сей отрок впервые предстал передо мной. Не ведает, что невмочно молвить императрице, что она может делать, а что нет. Так ведь, герой?

— Почитаю вас, Ваше Величество, более всего на свете! — сказал я, преклонив одно колено.

Герцог поморщился. Наверное, в таких случаях большинство падает на оба колена. Но для меня это возможно только лишь перед Богом, ну или перед матерью.

— Дарую тебе за добрые дела твои чин капитана, а тако же две тысячи рублей на покупку земель, — лукавая ухмылка проскользнула на смуглом лице государыни. — Али башкирских земель покупать правомерно, али в Диком поле, на юго-восток от днепровских порогов. Иных земель не сметь покупать! Ну и пятьсот золотых нынче же тебе дадут, дабы никто не сказал, что государыня одаривать славных мужей невмочна.

Императрица отвернула голову, показывая, что разговор со мной закончен. А я, признаться, несмотря на то, что мозг работал на весь свой ресурс, так и не понял, наградили меня или почти что наказали.

Да, чин капитана, как и пятьсот золотых монет живыми деньгами — это очень хорошо. Это даже отлично. А вот обязательная покупка земель, пусть и на очень большую сумму в две тысячи рублей — это, скорее, наказание. У кого земли покупать? Рядом с крымскими татарами, которых всё ещё никак не угомонят?

Если история будет двигаться таким же путём, то сделают это лишь во второй половине нынешнего века. А землю в Башкирии? Такие события там разворачиваются, что даже историки будущего не могут прийти к единому мнению, сколь полноводна была река крови, пролившаяся в тридцатых годах нынешнего века в том регионе.

— Спаси Христос, великая государыня, за милость вашу, доброту и справедливость! — собрав всю волю в кулак, даже поверив в то, что я сейчас говорил, вроде бы как, искренне, произнёс я.

— Ступай, милый, да помни, кто милость тебе явил, — сказала государыня и махнула рукой.

«И кто над тобой пошутил чуть ли не до инфарктного состояния» — подумал я, прибавляя, что точно не забуду эту встречу.

Что ж… Не получилось «из грязи сразу в князи». Но задел получен. Даже то, что ротмистр гвардии — немалого стоит. И с землёй придумаем.

Взять даже и купить землю западнее Бахмута, на самой границе с Крымским ханством. Купить, но, естественно, не облагораживать ее до тех пор, пока земли эти не станут относительно безопасны. А потом… Там развернуть можно доброе хозяйство. Такое, что и вложенная тысяча рублей начнет приносить все три тысячи. Но… сие дело грядущего.

И я скорее себя успокаивал. Искал в спорном награждении свой позитив. Лукавство все же какое-то произошло, и что-то тут не так. Не пробуют ли разыгрывать мою фигуру? Да, я далек от власти, но ситуативно… как героя и бравого гвардейца?.. Нужно взвесить все «за» и «против».

Гвардеец ушел, а государыня с недовольным видом посмотрела на своего фаворита. То, что хотела высказать Бирону императрица, было даже не для, казалось, привыкших ко всему ушей шутов. Так что Анна Иоанновна потребовала привести свою первую шутиху, Авдотью Буженинову.

— Ну, Авдотья, что скажешь? Поговорила с этим красавцем? — спросила императрица у своей любимой шутихи, калмычки.

— Ох, матушка, и пригожий ен, да сурьезный. Смотрит… юнец жа, а глаза мудры. Меня не забижал, молвил, как с чадом малым, но не забижал… — отвечала шутиха.

— Дело говорить, Дуня, а не свой девичий! — проявил нетерпение герцог Бирон.

— Молвила хулу на меня, что я такая-сякая?.. — строго спросила императрица.

— Да, матушка красавица ты наша. Так он потребовал меня замолчать, а то прогонит, грозился по щекам отхлестать! — отвечала Буженинова. — Справный гвардеец. Твой, матушка.

— Токмо грозился?.. А должен был отхлестать тебя по щекам розовым! — строго сказала государыня, но было видно, что осталась довольна проверкой.

Пусть только глупцы и стали бы потакать крамольным словам шутихи, что государыня и дурна собой, и с Бироном симпатии имеет, и много чего другого. Но, как ни странно, а таких глупцов хватает, которые вместо того, чтобы вразумить карлицу, начинают или расспрашивать подробности о личной жизни императрицы, ну или наговаривать себе на дыбу в Тайной канцелярии.

— Вот тебе, Эрнестушка! — победно сказала государыня, когда расспросила в подробностях Авдотью. — Мудрый вьюнош попался. Эка держался, стервец! Иной бы в колени бросился, да молил бы с слезми на очах. А ентот… Выдержка есть и Норов… Эка! У Норова есть норов! И русский, православный. А мы ищем кого на место хворого Черкасского поставить.

— Матушькья! — испуганно сказал Бирон, переходя на немецкий язык. — Да разве же юнца такого худородного можно? Чем Волынский тебе не по нраву?

— Ха-ха-ха! — громоподобно рассмеялась государыня. — Спужалси? Не увлек еще юнца-гвардейца к себе, кабы ставить его на места доходные для твоего вспоможения? Но и я разумение имею, что не примут его. Токмо хотела бы я посмотреть паче и на лик Остермана, ежели поставила бы Норова в кабинет-министры. Смеху было бы!

Императрица резко посерьезнела.

— Наградила я его недолжно. Скажут еще, что не ценю героев Отечества своего. Отчего было бы майора не дать? Что? Спужался, Эрнестушка, что Норов вровень с братцем твоим станет, с Густавом? И пошто такое имение, на кое-серебро даю, что и землю в нем пахать опасно? — отчитывала государыня своего фаворита.

Бирон молчал. На самом деле, он в какой-то момент подумал, что вот такой юнец мог бы даже где-то потеснить его, графа. Мало ли… И в кровать заберется венценосной вдовушке. Красив, статен Норов, опять же, не столь и худороден. А вот то, что касается его ли ротмистр человек, то Бирон не сомневался, что гвардеец таким станет. А башкирские земли почему? Так нужно все знать графу, как действовать будет Оренбургская экспедиция.

Еще когда пришло первое письмо от Миниха, граф приказал узнать о происхождении Норова. Мало ли… Государыня же отреагировала весьма благосклонно на подвиги гвардейца. А потом еще и золото Лещинского… Императрица же падкая на деньги. Это у нее уже в характере, что сложился в сравнительной нищете во время пребывания в Курляндии. Так что все могло быть.

Потомок этого Норова когда-то был шведом и пришел на службу к Ивану III. Сказать, что сильно прославленный род, так и не скажешь, хотя имение под Коломной было, пусть и всего-то на восемьдесят душ. Но если называть худородным человека, чьи предки уже как почти двести пятьдесят лет справно служат России, пусть и не на первых ролях, то кто тогда сами Бирон? Укравший фамилию у французского герцога [Эрнст Иоганн Бюрен заплатил, чтобы «поправили» его родословную и связали с французскими герцогами, за что один из французских Биронов грозился «выпороть наглеца при встрече»].

— Проверять нужно людей, матушькья всех, дело дать, кабы сладил, еще одно… Волынский же уже при Петре прославлял себя делами…

— Да, славно он пограбил Астрахань и Казань. Сам Александр Данилович Меншиков, поди, мог науку перенимать у Артемия Волынского, что так можно, — рассмеялась императрица.

Но не так, чтобы было до смеха. Придя к власти, так уж вышло, что Анна Иоанновна сильно «проредила» русских вельмож. Верховный Совет то ли казнен, то ли в ссылке. И немало было рядом с ней немцев. В тех же войсках… Миних, Ласси, Кларк… Вот и нужно было в кабинет-министры назначать кого-то их русских, а то глава Тайной канцелярии Ушаков уже сообщал, что начинаются разговоры про засилье немецкое при троне. И ведь не больше же чем при Петре иностранцев было, ну может только курляндцев стало больше. Так считай, что русские, пусть и формально в составе Речи Посполитой.

Может, потому и напоказ религиозна государыня, что стремится всем доказать — она русская государыня, она истинно православная. Ну и где можно, на какие должности, туда русских ставят. Вот и Ягужинский вновь возвысился, Бестужев-Рюмин. Каждый русский человек, не принадлежавший к кланам, но бывший образованным и опытным чиновником, нынче при должности. Но слишком многих пришлось снять Анне при приходе к власти, чтобы власть эта была истинной, а не шутейной, как предлагал Верховный Совет.

Бирон же понимал другое. Он подставлял гвардейца. Направлял своих врагов по ложному следу, чтобы подготовить приход во власть Артемия Волынского, человека, с которым Бирон связывал свою безоговорочную победу над всеми политическими конкурентами. Потому граф и сорвался и лично поехал встречать Норова, потому и называл его везде, где только можно, очень способным.