Энергия подвластна нам (журнальный вариант)

4

Мистер Смайльби сидел у себя, — в той большой светлой комнате, куда его привел случай. Конечно, не только случай. Но все же это удачный август. Шеф уехал. И вот он, Смайльби, Джон Смайльби, умный Смайльби, он их всех стоит. Уж он-то знает, что нужно делать. И он делает… Он слышал взрыв. Это победа! Теперь там, в его стране о нем изо всех сил закричат газеты. Одни будут его хвалить, другие ругать. Это очень хорошо. И то и другое — очень хорошо. Все будут знать его, Джона Смайльби. Он умный. Он ведет игру без проигрыша. Теперь будет конфликт. Хорошо! Все будут знать, что это он, Джон Смайльби сделал конфликт.

Хорошо себя чувствует мистер Джон Смайльби. Спокойно за этими стенами, под этим флагом. А конфликт наверняка будет!

Он курит не сигару, а папиросу. Табак у них хороший. Да. И лес хороший. И пшеница хорошая, и земля… Много хорошего. Вот нефть и уголь, да. Нефть и уголь! У них и золото есть, да что золото! Мистер Смайльби однажды побывал там, где его страна хранит свой золотой запас, собранный со всего мира. Наверху войска с пушками и пулеметами, с гранатами и газами охраняют врытые в землю казематы. А в казематах тусклые кубические слитки — восемьдесят процентов мирового запаса. Нет, сейчас уже больше. Громадные расходы на охрану, а дохода — нет. Теперь золото — только престиж. А вот уголь и нефть… Да. Вообще здесь очень много хорошего. Вот только народ здесь… Придется сильно переделать… Удачливый Смайльби курит отличнейший русский табак и мечтает…

Через двадцать семь минут после взрыва и возвращения семерых на столе секретаря, обслуживающего ту комняту. где мечтал мистер Смайльби, зазвонил телефон. Строгая, изящная девушка подняла трубку, выслушала и нажала кнопку:

— Мистер Смайльби, прошу прощения, с вами хочет говорить господин…

И она назвала должность и фамилию одного из тех, кто в эти дни ведал охраной города, где находилось здание с квадратными окнами.

— Но я не знаю его языка, переводите.

— Он говорит со мной на нашем языке.

Мистер Смайльби взял трубку на своем столе:

— Хэллоу!

Мистер Смайльби слушал, жевал папиросу, встал, не выпуская телефонной трубки, выплюнул окурок прямо на стол:

— Хэллоу! Теперь я буду говорить. Это дерзкое требование. Какие семь человек? Я ничего не знаю. И не хочу знать. Никто сюда не войдет. Никто отсюда не выйдет. Здесь никого не выдают. Вы слышите? Это дерзость… Хэллоу, хэллоу!

Мистер Смайльби услышал, как говоривший с ним положил трубку. Он хотел сказать секретарю, чтобы она проверила соединение. Но потом передумал и приказал:

— Если эти, там, оттуда и всякие такие будут звонить, — меня нет. Нет!

Через несколько минут он вспомнил:

— Но уже пора начинать! Нужно создать широкую огласку!

Он позвал секретаря и продиктовал ей короткое письмо, адресованное всем представителям других стран, находящихся в этом городе. В письме говорилось о недопустимо дерзком требовании, о международном праве, об угрозах (это он сознательно прибавил). На основах, установленных старыми обычаями правил солидарности между представителями государств, находящихся на чужих территориях, он требовал общего протеста. Окончив диктовать, он сказал:

— Передайте это всем по телефону. Быстро. Возьмите себе помощников!