Эмпат

Глава 19 Долг

Эйфория нектара испарилась, оставив после себя тяжелый, свинцовый груз реальности, вдавливающий в скользкий багровый мох. Алекс сидел, опираясь спиной о холодную, пульсирующую поверхность гигантского "ребра". Каждый вдох едкого воздуха обжигал легкие, каждый выдох выходил хрипом, смешанным с запахом гнили и озона. Тошнота скручивала желудок в тугой узел, а голова раскалывалась не только от остаточного нейротоксического шторма, но и от навязчивого ощущения движения под кожей предплечья, где жила Метка. Шепот Корня теперь звучал не как внешний голос, а как его собственные мысли, окрашенные чужой, древней логикой.

«Выжил. Долг исполнен. Но долг растет. Собор голоден. Симбионт слаб. Твоя кровь – валюта. Твоя воля – инструмент. Твоя плоть – глина.»

Пепел прижался к его бедру, мелко дрожа всем телом. Шерсть щенка была липкой от светящейся слизи, но он отчаянно вылизывался, пытаясь вернуть чистоту в этом царстве гниения. Его умные глаза, полные немого вопроса и глубокого, животного страха, метались между Алексом и неподвижной Лорой.

Лора лежала рядом. Ее дыхание было ровнее, глубже – жестокая подпитка энергией Корня сделала свое дело. Цвет лица сменился с мертвенно-бледного на восковой, болезненный. Но ее зараженная рука… Она была живым кошмаром. Бархатисто-черная кожа, испещренная трещинами, из которых сочился слабый багровый свет, как раскаленные швы в вулканической породе. Сама рука казалась усохшей, окаменевшей, но в ее очертаниях угадывалась новая, чужая мощь. Она пульсировала. Слабо, но в такт гулу Собора и… синхронно с Меткой на руке Алекса. Связь стала физической, осязаемой пульсацией под кожей его здорового предплечья, словно под ней билось второе, чужеродное сердце.

Алекс смотрел на свою раненую ладонь. Корка запекшейся крови и темной, похожей на смолу субстанции треснула. Под ней виднелась новая, ярко-розовая, невероятно нежная кожа. Она пульсировала в такт Метке. Края раны сходились с неестественной скоростью, словно их стягивали невидимые биологические швы. Это было не исцеление, а переписывание плоти, и это пугало больше боли. Метка на запястье, от которой теперь расходились темные, похожие на корни прожилки, казалась довольной, чуть теплее на ощупь.

Голос Корня (не шепот, а фоновая мысль, властная и неоспоримая, как инстинкт):«Вода. Питание. Очищение от паразитов. Она нуждается. Ты нуждаешься. Собор предоставляет. За долг. Иди. Собери дары. Исполни следующий долг. Плата ожидает.»

«Долг…» — прошептал Алекс хрипло, и слово повисло в липком воздухе, тяжелое и неумолимое, как гравитация этого места. Он посмотрел вокруг. «Дары»? Лужи светящейся слизи кишели микроскопическими «кровяными глистами», видимыми лишь как рябь на поверхности. Наросты на «ребрах» сочились той же липкой влагой, пахнущей медью и разложением. На некоторых участках мха росли странные, похожие на грибы-трутовики наросты, испускающие сладковато-гнилостный запах, от которого кружилась голова. «Питание»? Его желудок сжался спазмом от одной мысли.

Но Корень не предлагал. Он указывал. Импульс исходил от Метки, легким жжением направляя его взгляд вглубь Собора, туда, где свод понижался, образуя подобие тесного горла, а пульсация багрового света в «костях» становилась интенсивнее, почти болезненной для глаз. Туда, где с «потолка» свисали гирлянды толстых, похожих на корни лиан, покрытых каплями более чистой, почти прозрачной влаги, сверкающей, как слезы. И там же, у основания этих лиан, на участках особенно яркого мха, росли бледные, полупрозрачные грибы, похожие на сморчки, излучающие слабое, успокаивающее голубоватое свечение.

Алекс стиснул зубы, чувствуя, как челюсти сводит судорогой. Долг. Всегда долг. Он посмотрел на Лору, на ее иссохшие, потрескавшиеся губы. На Пепла, который жадно, но с отвращением вылизывал капли слизи с мха, потом скулил от резкого, химического послевкусия. У них не было выбора. Он должен был идти. Метка слегка дернулась, подталкивая.

— Пепел, — хрипло позвал он, голос скрипел, как несмазанная петля. — Останься. Следи. Если что… гавкни. Тише тени.

Щенок взглянул на него, в его глазах мелькнуло понимание, смешанное с безмерной преданностью. Он прижался к Лоре, уткнувшись носом в ее шею, как маленький, дрожащий страж. Алекс кивнул, ощутив внезапный, острый укол благодарности, смешанной с виной. Собрав остатки сил, он поднялся. Ноги дрожали, как у новорожденного олененка, суставы скрипели, но держали. Каждый шаг по скользкому мху был испытанием на равновесие. Он направился вглубь Собора, к месту, куда указывал жгучий импульс Метки.

Движение по Собору было пыткой. Мох скользил под ногами, угрожая сбить с ног. Липкие капли падали с «потолка», заставляя вздрагивать и стирать едкую влагу с лица. Воздух густел, насыщенный коктейлем запахов – гниющей плоти, озона, сладковатой падали и чего-то острого, металлического. Гул биения становился громче, вибрируя не только в костях, но и в зубах, в заполненных жидкостью полостях тела. Алекс чувствовал взгляд Собора на себе – тяжелый, оценивающий, древний, лишенный человеческих эмоций, но полный голода и любопытства. Метка на его руке пылала в ответ, поглощая эту энергию, но и усиливая связь, делая долг физически ощутимым грузом на душе.

Он добрался до лиан. Они были толстыми, как рука взрослого мужчины, покрытыми блестящей, темной, почти чешуйчатой корой. С их кончиков, как слезы, падали тяжелые капли почти прозрачной жидкости в небольшие естественные углубления в полу, выстланные гладким, темным камнем, отполированным веками капель. Вода. Относительно чистая. Алекс достал пустую, помятую флягу из рюкзака (чудом уцелевшего, но покрытого засохшей слизью и с разорванным ремнем). Его руки дрожали, когда он подставлял флягу под тонкую струйку, стекающую по лиане. Капли звонко стучали по металлу, звук казался невероятно громким в гудящей тишине Собора. Рядом он осторожно, стараясь не повредить хрупкие ножки, набрал пригоршню бледных «призрачных сморчков». Они были прохладными, упругими, пахли… странной пустотой, как будто выхолощенной чистотой в этом месте разложения. Метка слегка потеплела – одобрение.

Голос Корня (спокойный, как констатация факта, лишенный злорадства, но и сострадания): «Хорошо. Первый долг исполнен. Теперь – плата. Кровь. Капля на алтарь силы. Сила требует подношения. Не медли.»

Импульс Метки резко дернул его в сторону, не назад, к Лоре, а к ближайшей пульсирующей «аневризме» на гигантском ребре свода. Это был нарост размером с футбольный мяч, испещренный темными, жилами, пульсирующий изнутри интенсивным, почти слепящим багровым светом. У его основания, в скоплении особенно яркого, похожего на бархат мха, виднелось небольшое углубление, явно искусственное, с гладкими стенками – чаша. Алтарь. Требующий жертвы.

Алекс подошел, чувствуя, как волны энергии от нароста бьются о его кожу, как жар от открытой домны. Воздух здесь вибрировал. Метка на руке пылала, требуя немедленного исполнения. Алекс взглянул на свою почти зажившую, но все еще нежную и пульсирующую ладонь. Нож? Он не хотел снова резать себя, чувствуя иррациональный страх перед новым контактом своей крови с этой плотью. Но Метка настойчиво, почти болезненно толкала его к чаше.

— Ладно, черт с тобой, — прошипел он, голос сорвался. Он достал ритуальный кинжал (лезвие было покрыто темной, запекшейся коркой – смесь его крови, слизи портала и, возможно, чего-то еще). Не глядя, он ткнул острием в подушечку большого пальца здоровой руки. Острая боль, знакомая и человеческая. Капля темной, непропорционально густой крови (определенно темнее обычной) упала в каменную чашу.

Капля крови не растекалась. Она словно закипела, испуская шипящий пар и яркую, мгновенную вспышку багрового света. Нарост над чашей вздулся и пульсировал с удвоенной силой, свет из него хлестнул яркой волной. Одновременно волна теплой, почти сладкой, живой энергии прошла по Метке Алекса, смывая часть усталости, подпитывая регенерацию, вызывая кратковременный прилив неестественной бодрости. Это было… приятно. Опасно, наркотически приятно. Метка на мгновение стала горячей, почти обжигающей.

Алекс фыркнул, вытирая пот со лба. «Доверие». «Признанность». Какая порочная ирония. Он поспешно повернулся и заковылял обратно к Лоре и Пеплу, неся драгоценные воду и грибы. Он осторожно приподнял голову Лоры, поддерживая шею, и поднес флягу к ее губам. Вода каплями стекала ей в рот. Она не проснулась, но рефлекторно сглотнула, и Алекс почувствовал слабый отклик через смутную психическую связь – облегчение. Пепел жадно лакал из другой пригоршни воды, которую Алекс налил в углубление мха. Потом Алекс размял один гриб в липкую кашицу и скормил щенку. Тот съел, поморщившись и фыркнув, но не отказался. Сам Алекс заставил себя проглотить пару сырых сморчков. Они были безвкусными, как промокашка, но через мгновение по телу разлилась слабая волна тепла, притупляющая головную боль и тошноту, искажая края видимых объектов на доли секунды. Небольшая, но победа.

Он собрался размять гриб для Лоры, как вдруг Пепел взвизгнул и резко вскочил. Шерсть на загривке и спине встала дыбом, хвост поджат. Он издал тихий, но пронзительно-злобный рык, уставившись в багровую тьму Собора, откуда они приползли. Его маленькое тело напряглось до предела.

Алекс мгновенно замер, рука инстинктивно сжала рукоять кинжала. Метка на его руке не дрогнула, а резко похолодела, излучая не сигнал тревоги, а… холодную, хищную настороженность. Он прислушался, затаив дыхание. Гул Собора был постоянным, но теперь в него вплетался новый звук. Едва уловимый, высокий, металлически-холодный писк. Как сигнал сонара. И еще… слабое мерцание вдали, сквозь туман из спор и испарений. Не багровое свечение Собора, а ледяное, синевато-белое, как свет умирающей звезды. Оно было резким, чуждым. Одно. Потом второе. Третье. Они двигались. Быстро. Методично. Сканируя местность веером. Синий свет выхватывал из тьмы очертания ребер, скопления слизи, и казалось, ненадолго задерживался на их укрытии.

Сердце Алекса замерло, потом забилось с бешеной силой, глотая остатки кислорода. Они. Инквизитор не просто знал, куда они ушли. Он уже выслал своих механических псов. Или они проникли через соседний разлом? Неважно. Эти «кровяные глаза» Гильдии нашли их логово. Холодный ужас, острее любого клинка, пронзил его.

— Пепел, тихо! К ногам! — прошипел Алекс, прижимаясь спиной к пульсирующему ребру, стараясь втянуть голову в плечи, сделать себя меньше. Лору нужно было переместить, спрятать. Но куда?! Собор здесь был открытым, как площадь. Мох светился мягким, но различимым светом. Они были как мишени на полигоне. Синие огоньки сканировали пространство, приближаясь с неумолимой скоростью. Писк становился громче, пронизывающим.

Голос Корня: «Вглубь! К Сердцу! Где сила. Где защита. Он не пройдет туда легко. Его свет – чужд. Собор отвергнет. Иди! Неси ее! Долг зовет! Плати кровью за убежище! Быстрее!»

Импульс Метки взорвался жгучей болью в предплечье, рванув его вперед, в самую густую тьму и самую интенсивную, давящую пульсацию Собора, туда, где свод сходился низко, образуя подобие тесного, зевающего прохода, а гигантские ребра смыкались, как клыки. Туда, откуда исходил самый мощный, первобытный гул – биение самого Собора. Метка кричала: "БЕГИ!"

Алекс не раздумывал. Адреналин, подпитанный чистым, животным страхом и остатками силы нектара, взорвался в мышцах, временно заглушая боль и усталость. Он схватил Лору (ее тело казалось неестественно легким, или его мускулы временно усилились под действием паники и Метки?) и бросился бежать, спотыкаясь по скользкому мху, увлекаемый жгучим поводком Метки и спасаясь от холодных, бездушных синих «глаз», которые уже выплывали из тумана всего в восьмидесяти метрах позади, их свет скользнул по месту, где они только что сидели. Пепел метнулся за ним, его тихий, панический скулеж смешивался с гулом Собора и нарастающим, хищным писком сканеров.

Они бежали. От одной древней, голодной силы – к другой, возможно, еще более страшной. Цена следующего убежища будет еще выше. Долг висел над ними, тяжелее свода Собора, а за спиной уже слышался нарастающий, неумолимый писк «кровяных глаз» Гильдии, настигающих свою добычу. Бегство продолжалось. В самое пекло кошмара.