Эхо древних богов

Глава 32. Предательство

Как и обещал капитан, спустя пару дней они отправились к своей последней цели — к загадочной серой пирамиде, которая так долго манила их взгляды. Новую мачту на корабль уже установили, и, если их миссия завершится успешно, они могли бы отплыть обратно за припасами и новыми добровольцами, готовыми освоить эти дикие земли.

Глезыр, сославшись на жуткие предчувствия, идти отказался и остался в форте с матросами, ворча, что вся их затея — это игра с судьбой. Самсон, всё ещё сомневаясь в правильности их действий, беспокойно размышлял, не были ли акулоиды стражами древней силы, а не агрессивными захватчиками. Но почему тогда они вели войну с гоблинами, коренными обитателями этой земли, и почти истребили их? Сомнения не покидали его головы.

Горный серпантин вёл друзей всё выше по извилистым тропам, где вдоль скал стояли загадочные каменные монолиты. Их поверхность была настолько гладкой, что невозможно было представить, что это естественное творение природы. Казалось, каждый монолит обработала невидимая рука, создавая вдоль пути стройные ряды. Здесь росли огромные папоротники с переплетёнными корнями, могучие, словно древние стражи этого места, и над ними, едва слышный, пел ветер, завывая в поросших мхом камнях.

На солнечном свету монолиты отбрасывали длинные тени, а их гладкие поверхности мерцали, отражая любое шевеление Лаврентий медленно двигался вдоль одного из монолитов, задумчиво касаясь его холодной поверхности и сжимая в другой руке амулет Святой Матери, словно надеясь на откровение свыше. Но лишь тишина древних камней была ему ответом, и он тяжело вздохнул, не найдя в этих монолитах ключа к разгадке их тайны.

Галвина остановилась у одного из монолитов и задумчиво погладила его рукоятью своего меча:

— Это странные вещи. Я слышала о похожих в степях Ночной Империи, но там они считались остатками древних культов.

— Ночной Империи? — уточнил Драгомир, поднимая бровь. — Это же вроде миф, не больше.

Галвина отмахнулась:

— Может, и миф, а может, и нет. Никто точно не знает. Это слишком далеко, чтобы проверить, да и кому придёт в голову туда идти? Но говорят, что их правители — воины, избранные по силе и умению в бою, а не по знатности крови.

Торрик, хлебнув из фляги и закашлявшись, пробормотал что-то себе под нос, а затем заговорил громче:

— Хм, тоже республика, но где правят не самые знатные или богатые, а самые сильные? Удивительно! Хотя в этом что-то есть… правда, звучит как очередная байка. Как же до них добраться?

— Огибать весь континент вдоль южного побережья, что пока ещё ни у кого не получилось, — подтвердила Галвина. — Или же по земле, через княжества эльфов или через Тварь Вихря.

— Тварь Вихря? — заинтересованно начал Самсон, но не успел спросить, как Лаврентий призвал всех.

Они остановились и повернулись к пирамиде, которая теперь возвышалась перед ними огромной серой массой. Её вершина терялась где-то в небесах, где крутились загадочные птицы с длинными крыльями, подобные гигантским альбатросам, но с узкими мордами, больше похожие на ящеров. Их крики разносились эхом, словно древние заклинания, наполняя воздух тревожной мелодией. Взгляды всех путников были прикованы к этому монументу, овеянному тайной, а в сердцах сквозила неясная тревога.

Элиара плелась позади группы, губы её дрожали от неуверенности, а руки сжимали посох так сильно, что побелели костяшки. Внутренний голос Сиарлинн не давал ей покоя, напоминая о её долге, об угрозе, которую таила пирамида, и о её обязанностях перед Аммонисом. С каждой минутой она ощущала, как трещины в её душе становились всё шире. Ветви гигантских папоротников касались её плеч, словно пытаясь удержать от опасного шага, но девушка шла вперёд, одержимая и растерянная, готовая на всё, чтобы скрыть древнюю тайну, которая могла изменить ход их судьбы.

В этот момент Самсон оглянулся на свою команду, словно оценивая, кто же был с ним, а кто — против него. Он ещё раз посмотрел на пирамиду, её тёмную, молчаливую громаду, поглощённую вечностью, и глубоко вздохнул. Впереди их ждала полная неизвестность, но отступать уже было поздно.

Элиара почувствовала, как холодные волны магии скользят от ожерелья прямо к её сознанию. Пульсации в её голове усиливались, словно в такт глухим ударам сердца, и вдруг перед её мысленным взором, будто сквозь толщу почвы, открылся вид на подземный водоём. Там, в чёрной воде, притаилось нечто огромное и могущественное, его тёмные очертания мерцали в глубинах. Она услышала в голове голос Сиарлинн, мягкий и вкрадчивый: «Я надеюсь, этого хватит, чтобы ты выполнила свой долг, дитя». Элиара удовлетворённо улыбнулась, её губы дрожали от неуемной жажды власти, которую она ощущала в каждый миг близости к этой древней силе. Теперь она с радостью продолжила путь, держа в тайне своё видение.

Путники шли дальше по серпантину, осматриваясь по сторонам, словно каждый новый изгиб тропы мог открыть им новые тайны этого загадочного места. В воздухе стояла давящая тишина, нарушаемая лишь хрустом камней под ногами. Вдалеке от них время от времени слышался пронзительный крик птиц-ящеров, круживших над пирамидой.

Лаврентий внимательно всматривался в массивный каменный монумент, его лицо отражало искреннее удивление:

— Я не вижу никаких швов между блоками. Словно пирамида была вылеплена из цельного камня… Это не может быть обычное сооружение.

Гругг, шагавший впереди, усмехнулся, потирая большой шрам на руке:

— Может, подойдём ближе, тогда станет видно, как она сделана? А если нет, так просто обрушим её на головы акулоголовых, ха-ха!

Но Самсон, которого не отпускало беспокойство, спросил наконец то, что давно его тревожило:

— Что это за Тварь Вихря? Опять какая-то сказка вроде того Кота Вечной Ночи?

Драгомир засмеялся, хотя даже в его смехе чувствовалась напряжённость:

— Почти так, капитан! Говорят, любой, кто попытается пробраться в Западный Альдор без разрешения эльфов, столкнётся с Тварью Вихря. Это многоголовый дракон, который умеет перемещаться в пространстве, а каждая его голова отвечает за отдельный аспект магии — вода, огонь, воздух, земля и даже тьма со светом. Он — как природный барьер на пути к западным землям.

Лаврентий, задумчиво поглаживая амулет, тихо добавил:

— Эта история не так безосновательна, как может показаться на первый взгляд. Она имеет подтверждения в старых церковных книгах. Правда, неизвестно, имеют ли эльфы какое-то отношение к этому созданию, или это просто давние предрассудки. Людям всегда было легче винить эльфов в своих бедах, да и память о Бессмертном Короле, который поработил почти весь Северный Альдор, ещё жива в сердцах. Эльфы до сих пор ассоциируются с древним злом.

В это время Элиара, не слушая их, полностью сосредоточилась на ощущении, которое исходило от ожерелья. Словно невидимые нити магии тянулись от неё к скрытому под землёй существу, и она почувствовала, как может вызвать его на поверхность. Её пальцы сжались на ожерелье крепче, и она мысленно позвала чудовище, произнесла безмолвное заклинание, наполняя его жаждой свободы.

Земля под ногами задрожала, посыпались мелкие камни. Папоротники дрогнули, и тропа, по которой они шли, затрещала. Самсон схватился за саблю, его взгляд метался, пытаясь понять, что происходит. Лаврентий в ужасе схватился за святой символ и воззвал к Святой Матери:

— Великая Мать, защити нас!

Торрик схватил свою секиру и принял боевую стойку:

— Будь готов, капитан, у нас гости!

Но только Элиара знала, что это не просто случайность. Она сдержанно улыбнулась, наслаждаясь волнением своих спутников и ощущая, как её сердце бьётся в унисон с колебаниями земли.

И вдруг с оглушительным треском из-под земли прорвался огромный лобстеран, четырёхметровое чудовище с панцирем, переливающимся зелёным и синим цветом, как морская гладь на рассвете. Его массивные клешни с хрустом раздвигали камни и корни, а множество маленьких глаз с ненавистью уставились на людей. Он издал странный гортанный рёв, похожий на шум штормового прибоя, и размахнул клешнями, разбрасывая землю и камни.

— Черт возьми, что это за тварь?! — закричал Самсон, выхватывая оружие.

Торрик с секирой в руках двинулся в атаку, а Лаврентий начал молиться, создавая защитное поле. Гругг схватил свой молот, готовый броситься в бой, а Галвина призвала молнию, направив её прямо в клешню чудовища. Только Элиара оставалась спокойной, наблюдая за пробуждением существа и зная, что это именно она привела его сюда, что её призыв пробудил древнего хранителя этого места. Она чувствовала, как сила от ожерелья пульсирует в унисон с рёвом лобстерана, а её магия накладывалась на волю чудовища, словно древний танец.

Сиарлинн снова заговорила в её голове:

«Теперь, дитя, покажи свою верность. Не дай им добраться до пирамиды. Веди их к гибели или используй силу, если потребуется».

Элиара стиснула зубы, не смея сказать ни слова, но в глазах её горел фанатичный огонь.

Когда лобстеран вырвался из-под земли, все бросились на него, кроме Элиары, которая укрылась позади и наложила на себя заклинание камнекожи, чтобы защититься от возможных атак. Она делала вид, что направляет магические лучи в существо, но на самом деле каждый раз выбирала слабейшие заклинания, чтобы не нанести ему реального вреда. Её сердце билось с дикой скоростью, она надеялась, что это древнее создание сможет отбить у них охоту приближаться к пирамиде.

Бой с лобстераном вышел жестоким. Существо было покрыто крепким панцирем, его клешни с лёгкостью пробивали защиту и ломали оружие. Гругг бросался на него с молотом, стараясь отвлечь на себя внимание, но одна из клешней подмяла его, отбросив огра на несколько метров и сломав ему ногу. Драгомир пытался стрелять в глаза чудовища из пистоля, но лобстеран отмахнулся от него, как от надоедливого комара, и пистоль вылетел из рук боцмана.

Торрик, стиснув зубы, орудовал своей секирой, целя в суставы клешней. Кровавые вспышки обагрили землю, когда он наконец сумел пробить одно из слабых мест. Галвина направляла молнии прямо в мягкие места под панцирем, заставляя существо изгибаться от боли и ярости. С каждым ударом молнии тело лобстерана содрогалось, а на земле под ним закипала вода. Самсон вёл матросов, стараясь держать их от прямых ударов, но каждая атака лобстерана наносила серьёзный урон, ломая щиты и раня людей. Лишь после долгого и мучительного боя, когда тело чудовища покрыли раны, и оно обессилело от мощных ударов, существо рухнуло на землю, издав финальный скрежет, подобный звуку ломаемого железа.

Когда битва закончилась, все рухнули от усталости. Лаврентий сразу же принялся ухаживать за ранеными, лицо его было напряжено, а руки дрожали от перенапряжения. Он склонился над Драгомиром. Разорванная рука боцмана выглядела ужасающе, и Лаврентий запустил заклинание регенерации, закрывая рану золотым сиянием, но знал, что на полное восстановление уйдёт несколько дней, если не недель. Груггу, чья рана на ноге была не менее ужасна, он наложил шину и тоже произнес заклинание, но знал, что огр не сможет ходить ещё долго.

— Простите меня, братья, — мрачно сказал Самсон, оглядывая поле сражения и взирая на раненых товарищей. — Я не знал, что всё будет настолько тяжело. Может, нам стоило повернуть назад ещё раньше.

Гругг, приподнимаясь на одном локте и сжимая зубы от боли, усмехнулся и прокаркал:

— Для воина честь — сразиться с такой тварью, капитан. Я горжусь, что мог стоять рядом с тобой. Но ты идёшь вперёд, а я подожду. Тут, на земле Самсонии.

Элиара с нарочито озабоченным лицом приблизилась и спросила, склонив голову:

— Но не значит ли это, что нам пора разворачиваться назад? Мы ведь едва смогли справиться с этой тварью. Кто знает, что нас ждёт дальше?

Торрик, который, не обращая внимания на её слова, перевязывал раны на своей руке, скривился:

— Бой был тяжёлым, наши товарищи пострадали, но это не повод поворачивать назад. Мы и так уже слишком близко к цели.

Галвина кивнула, но озабоченно добавила:

— Но ведь Гругг и Драгомир тяжело ранены, Элиара права в одном — в таком состоянии их нельзя тащить с собой. И бросить тоже нельзя. Мы не можем оставить их на произвол судьбы.

Драгомир, измождённый, но всё ещё с боевым огоньком в глазах, пробормотал:

— Мы с Груггом останемся здесь, капитан. Устроимся у подножия горы, пока вы исследуете пирамиду. Если что-то пойдёт не так, мы будем ждать вас. Нам самим не терпится узнать, что там внутри.

Они устроились на ночлег, и их накрыла тишина ночного леса, нарушаемая лишь треском костра. Лаврентий, укрывшись одеялом, лёг около раненых, но не сводил глаз с Элиары. Он не мог не заметить, как чародейка вела себя всё это время. От её привычного холодного самоконтроля не осталось и следа. Сейчас она была слишком нервной, взгляд её блуждал, а улыбка казалась натянутой.

«Что же скрывает эта девчонка? — думал клирик, — И почему ей не даёт покоя наша цель?»

Самсону снился странный и тревожный сон. Он шагал по бескрайней равнине, вся поверхность которой была сделана из сыра со множеством глубоких дыр. Над ним простиралось тёмное звёздное небо, освещённое тусклым светом Луны. Из этих сырных ям вылезали гигантские крысиные головы и лапы, пытаясь схватить его. Он чувствовал их холодные когти на своём плече и слышал шёпоты, которые звали его по имени. Эти голоса сливались в зловещий хор, который говорил: «Самсон… Луна наша!» Он проснулся, покрытый холодным потом, и пробормотал: «Чёртов Глезыр с его вечными байками о лунных крысах!»

Утро выдалось холодным и промозглым, туман стелился по земле, как будто сама природа пыталась укрыть следы их победы над лобстераном. Лагерь был погружён в тишину, когда команда собрала вещи и попрощалась с ранеными. Лаврентий тщательно осмотрел раны Драгомира и Гругга, наложил ещё несколько заклинаний для ускорения заживления и оставил им достаточный запас воды и еды. Драгомир улыбнулся слабо, но с уверенностью в голосе сказал:

— Ждём вас назад с победой и хорошими новостями, капитан. Не задерживайтесь!

Гругг, лежа под шалашом, махнул рукой и добавил:

— И берегите себя, капитан. А если увидите ещё лобстеранов, не забудьте надавать им по хвостам!

Когда отряд удалился от лагеря, поднимаясь всё выше по горному серпантину, Самсон задумчиво посмотрел на горизонт и сказал:

— Никогда не думал, что буду терять команду так быстро… Двое уже остались позади, а мы всё ещё идём вперёд.

Торрик, затягиваясь своей трубкой, из которой валил густой дым, попытался приободрить его:

— Не будем забывать, что они живы! А если вернёмся с богатствами и славой, они первыми отпразднуют это вместе с нами.

Но слова Торрика звучали неубедительно, и Самсон продолжал хмуриться. Впереди тянулись склоны, поросшие густыми зарослями и обрамлённые гигантскими папоротниками. Вокруг возвышались загадочные монолиты с идеально гладкими поверхностями, которые напоминали о давно ушедшей цивилизации. Лаврентий, оглядываясь на монолиты, держал в руках амулет Святой Матери и про себя шептал молитву, прося защиты и благословения на их поход.

Он замедлил шаг и обернулся к Элиаре, которая шла позади, угрюмо нахмурив брови. Её лицо было бледным, а губы сжаты в тонкую линию.

— Почему ты такая странная последние дни, Элиара? — спросил клирик, голос его был спокойным, но настойчивым. — Раньше ты горела желанием прикоснуться к древним тайнам, а теперь словно всё время хочешь отступить.

Элиара вспыхнула и огрызнулась, её глаза сверкнули опасным огоньком:

— А как ты думаешь, Лаврентий, какой мне быть, если тут такое творится?! Наши друзья чуть не погибли, а мы продолжаем идти вперёд, как будто нас не ждёт такая же судьба. Это просто самоубийство!

Клирик остановился и пристально посмотрел на неё, пытаясь уловить что-нибудь определённое за её словами, что могло бы объяснить резкую перемену в её поведении:

— Ты ведь знала, что это не будет лёгкой прогулкой. Ты сама искала знания, которые могут быть опасны. Что изменилось?

Она отвернулась, пытаясь скрыть беспокойство в глазах, но ответила резко:

— Да, знала, но не такой ценой! Я не готова приносить себя в жертву ради мифов и легенд.

Галвина, поправив волосы, шагнула вперёд, вставая между ними:

— Хватит, не будем ссориться. Мне уже терять нечего, так что я пойду первой. Если впереди нас ждёт опасность, пусть лучше она встретится мне, чем кому-нибудь ещё.

Самсон посмотрел на Галвину и хотел было возразить, но передумал. Он понимал её решимость и не хотел ставить под сомнение её смелость. Однако его сомнения относительно этого похода становились всё сильнее. Элиара же, стоя позади, вновь ощутила странную пульсацию от ожерелья, будто некая сила проникала в её мысли, направляясь прямо в голову.

И тогда, словно в ответ на её внутренний зов, раздался шёпот Сиарлинн, обволакивающий сознание чародейки:

— Дитя, я оказала тебе помощь, почему же ты медлишь?

Элиара ощутила, как страх и беспокойство пронзают её сердце. Она ответила быстро, нервно:

— Они слишком упрямы, слишком целеустремленны! Я пытаюсь отговорить их, но они не хотят меня слушать. Не хотят останавливаться.

Сиарлинн тихо засмеялась в её сознании, будто ей доставляло удовольствие наблюдать за этими попытками:

— Они никогда и не остановятся, пока ты не заставишь их остановиться. Помни: ты обещала! Используй силу, если придётся. Нельзя допустить, чтобы они достигли цели.

И вдруг, когда Элиара снова посмотрела вперёд, она заметила в стороне болотистую низину, скрытую густыми зарослями и мхом. В её центре темнело глубокое болото, куда медленно стекал мелкий ручей. Но дело было даже не в этом: под поверхностью болота дремало нечто. Огромная форма, размытые очертания мощного тела со множеством голов. Взгляд девушки остановился на этом существе, и в голове снова зазвучал тихий шёпот.

«Вот твоя возможность, дитя. Дай им почувствовать страх перед древними тайнами. Покажи им, что на этой земле нет места слабым!»

Элиара сглотнула, чувствуя, как её разум касается этой древней силы, скрытой под поверхностью. Глаза слегка затуманились, когда она сделала жест рукой, направляя через ожерелье магический импульс, который стал медленно пробуждать дремлющее существо в болотной трясине. Чародейку вновь затопило то странное чувство, когда её мысли будто растворяются в бескрайней силе, на мгновение сливаясь с чем-то древним и могущественным.

Заросли вокруг команды становились всё гуще, а тёплый влажный воздух был пропитан ароматами экзотических цветов и прелой листвы. Древовидные папоротники, вздымающиеся ввысь, образовывали своего рода зелёный потолок, через который лишь изредка пробивались лучи солнца, освещая туман, стелющийся над болотом. Повсюду висели лианы, обвивавшие высокие стволы, как руки старых исполинов, оберегающих свои тайны. Из глубины леса доносились непривычные звуки: треск ветвей под весом невидимых животных, шорох листвы, нарушаемый странными криками невидимых птиц, и тихий плеск воды от невидимых источников.

Вдруг их путешествие было прервано шумом, раздавшимся со стороны. Земля задрожала, и вода в болотистых лужах захлюпала сильнее. Из тени выскочило несколько змеиных голов, мерцающих зелёными чешуйками, а за ними вытянулось огромное тело, покрытое грубой кожей с наростами. Гидра!

— Берегись! — крикнул Самсон, вытаскивая саблю и кидаясь в сторону зверя. Он едва успел отразить удар одной из голов своим клинком.

Галвина, идущая первой, попыталась отпрыгнуть в сторону, но одна из голов метнулась к ней, шипя и раскрыв пасть. Девушка успела уклониться, но затем рванулась вперёд с обнажёнными мечами, целясь в шею зверя. Её клинки вонзились в толстую кожу, но, к её ужасу, на них брызнула зелёная жидкость, разъедающая металл. Крик боли вырвался из её груди, когда капли попали на её кожу, обжигая её кислотой, и девушка отлетела, выронив свои мечи.

— Назад, идиотка! — закричал Торрик, выхватывая из своих вещей флакон с маслом. — Это же гидра, у неё кровь едкая!

Он поджёг флакон, и, прицелившись, швырнул его в одну из змеиных голов. Флакон разлетелся на куски, и пламя охватило чешуйчатую плоть чудовища. Гидра заревела, огласив воздух своим звериным криком, и её тела закрутились в конвульсиях. Змееподобные головы метались, пытаясь сбить огонь с обожжённой кожи. В этот момент Самсон решительно бросился вперёд и с силой поразил одну из голов, отрубив её одним мощным ударом сабли. Кровь брызнула, едкие капли оставляли следы на земле.

Но радость от удара длилась недолго: другая голова метнулась к Торрику и вонзила клыки ему в плечо, прежде чем снова исчезнуть в болоте, оставив на месте укуса глубокую рваную рану, из которой вытекала кровь, перемешанная с ядовитыми выделениями.

Лаврентий тут же бросился к Галвине, которая лежала на земле, обожжённая кислотой. Он быстро наклонился к ней, его пальцы дрожали, пока он произносил молитвы, направляя магию исцеления на её кожу. Капли пота покатились по его лицу, когда он увидел, что правая рука девушки осталась обожжённой и деформированной.

— Прости меня, Галвина, — с отчаянием прошептал Лаврентий, держа её за руку, стараясь не дать боли охватить её разум. — Я не настолько силён, чтобы полностью вернуть тебе прежний облик. Но клянусь, я найду более искусного целителя за морем, который сможет это исправить.

Галвина с трудом улыбнулась, губы её дрожали от боли, но она пыталась быть сильной:

— Ты сделал, что мог. Спасибо… Мы ещё прорвёмся, не оставляй капитана.

В то же время Самсон подбежал к Торрику, который сжался в комок от боли, держась за раненое плечо, из которого вытекала ядовито-зелёная жидкость, смешиваясь с его кровью. Капитан лихорадочно рыскал в своей сумке в поисках противоядия, когда Элиара, стоя в стороне с надменной улыбкой, громко воскликнула:

— Видите, что происходит?! Нам нужно разворачиваться! Бедная Галвина, она была мне как сестра. Бедный Торрик, его убьёт этот яд!

Самсон обернулся к ней, его глаза полыхнули гневом:

— Замолчи! Перестань панику поднимать! Ещё не всё потеряно.

Он быстро влил противоядие в рот Торрика, стараясь не обращать внимания на его синеватые губы и пот, стекающий по лицу гнома. Торрик чуть приоткрыл глаза и слабо прошептал:

— Чертова работа, капитан… Хорошо, что… ты меня взял…

Затем он вновь ослабел, и его дыхание стало тяжёлым и хриплым. Лаврентий, закончив с Галвиной, тут же принялся за гнома, стараясь остановить действие яда с помощью магии. Самсон про себя молился, чтобы его друг выдержал, чтобы они все выжили. Он чувствовал, как тяжёлый груз давит ему на сердце — груз ответственности за их жизни.

Элиара, наблюдая за тем, как Лаврентий из последних сил лечит Торрика, попыталась скрыть своё внутреннее облегчение. Она обернулась к лесу, где шепот Сиарлинн стал звучать едва уловимыми нотками в её сознании:

— Хорошо, дитя. Но этого мало. Ты знаешь, что нужно сделать. Помни: на кону стоит твоя судьба.

Элиара кивнула, хотя сердце её трепетало от страха перед тем, что ей предстоит. Она не могла не думать о том, что сделала и что ещё ей придётся сделать.

Галвина тяжело дышала, лежа на влажной траве, и смотрела на своё изувеченное тело. Её рука, некогда ловкая и уверенная, теперь была обожжена, сжата в бесполезный комок, который ещё недавно мог держать клинки. Боль от ожога пульсировала в такт её сердцебиению, но девушка лишь слабо улыбалась, глядя на небо сквозь кроны деревьев.

— Похоже, я больше не боец, — прошептала она. — Но, Самсон… Лучше уж я, чем ты. Ты — капитан, тебе нельзя пасть.

Лаврентий стоял рядом, прикусив губу, и его глаза были полны неудержимых слёз. Он не знал, что говорить, как утешить её, а боль за её страдания и свою беспомощность жгла сильнее, чем любое заклятие. Он попытался снова попросить прощения, но Галвина, поморщившись, махнула ему обожжённой рукой, едва сдерживая гримасу боли.

— Каждый делает то, что умеет. Ты… ты сделал всё, что мог, святоша, — прошептала она, чуть приподнявшись на локте. — Не вини себя.

Торрик, полулежа у ствола дерева, тяжело дышал, но на его лице играла прежняя упрямая усмешка. Он поднял голову и сказал Галвине:

— Если что, — голос его был хриплым, но не утратил привычной уверенности, — я сделаю тебе протезы, лучше, чем у меня. Убийца Тихого Ужаса заслуживает лучшего!

Самсон, сидящий рядом с ним, взял гнома за руку, крепко сжав её, и с облегчением в голосе сказал:

— Рад, что тебе лучше, старый друг. Без тебя было бы… слишком тяжело.

Торрик усмехнулся, глаза его блеснули, но в них всё ещё была видна усталость и боль. Он поднял взгляд на Самсона и прохрипел:

— Лучше дай попить… Во рту как в горне, а не в дунклерском подвале.

Капитан протянул ему флягу с водой, и Торрик жадно отхлебнул, пытаясь смыть изо рта привкус крови и яда. Самсон, глядя на него и на Галвину, осознал, что их отряд снова стал меньше — ещё на двух бойцов. Это знание жгло его изнутри, как несмываемое клеймо.

— Это… самое опасное приключение в моей жизни, — сказал он наконец, с трудом подбирая слова. — Столько всего уже произошло…

Элиара в этот момент сделала шаг вперёд, её лицо исказилось от злости и страха. Она будто забыла о своей роли и напустила на себя почти истеричную уверенность:

— Тем более это знак! Знак, что нам пора разворачиваться и уходить! Посмотри на Галвину, Самсон, она сварилась живьём в крови этой чудовищной твари! — её голос дрожал. — Если тебе не жаль себя, подумай хотя бы о ней!

Галвина с трудом подняла голову, её лицо было искажено болью, но в глазах горел прежний огонь. Она крикнула:

— Я боевой маг, Элиара! И всегда была готова к такому исходу! — её голос прозвучал резче, чем она ожидала. — Не жалей меня. Жалей себя, если ты хочешь бежать.

Лаврентий, глядя на её силу и решимость, вдруг осознал, как сильно отличается от неё. Но одновременно с этим в нём вспыхнуло ощущение решимости, о котором он давно забыл — решимости, что сгорела вместе с памятью о Мирланде. Тогда он бежал, прячась за священным долгом и упрекая себя в трусости. Но теперь… Теперь он чувствовал, что должен идти до конца, несмотря на боль и потери.

— Я пойду до конца, как и все вы, — проговорил он, глядя Галвине в глаза. — Здесь и сейчас — это мой долг.

Торрик, всё ещё дрожа от боли, но не теряя боевой решимости, усмехнулся и кивнул:

— Идите без нас, капитан, — прохрипел он, стараясь скрыть слабость в голосе. — Я отлежусь, и тогда мы с Галвиной потихоньку доберёмся до лагеря у Гругга и Драгомира. Пополним наш лазарет.

— Не беспокойтесь за нас, капитан, — добавила Галвина с усталой улыбкой. — Мы справимся. А ты должен узнать, что же там, за границей этого безумного леса.

Самсон встал, на мгновение отводя взгляд, чтобы скрыть скупую слезу, и тихо сказал:

— Спасибо вам… Вы — самая лучшая команда на свете. Если бы только мы все могли вернуться домой…

Когда они все устроились на ночлег, Элиара отошла в тень, спрятавшись от чужих взглядов. Она крепко сжала в руке жемчужное ожерелье и ощутила, как исходят из него пульсации силы, словно отдаваясь в её сердце и разум. И тут раздался тихий голос Сиарлинн, но он звучал теперь как-то иначе: насыщеннее, глубже:

— Знай, дитя… У меня есть другое имя. Я — Марина, жрица океанов, хранительница древней воли.

Элиара вздрогнула, её сердце застучало ещё быстрее, но она лишь прошептала:

— Я не подведу тебя, Марина. Сделаю всё, чтобы они не дошли до цели. Всё, что будет в моих силах.

До подножия загадочной пирамиды оставалось совсем немного, и каждый шаг по серпантину казался Элиаре невыносимо тяжёлым. Тело её дрожало от напряжения, а в голове роилась тысяча мыслей. Её руки сжимали посох так крепко, что костяшки побелели, а губы беззвучно шептали нечто больше похожее на мольбу, чем на заклинание.

Лаврентий, заметив её состояние, остановился и посмотрел на неё с подозрением. Его взгляд был суров, но в нём таилась искренняя озабоченность.

— У меня такое ощущение, что ты знала что-то об этом месте задолго до нас, Элиара, — проговорил он, медленно подбирая слова. — Ты была против похода сюда, а ведь раньше ты так себя не вела. Что происходит? Что-то изменилось в тебе с тех пор, как ты исчезла.

Элиара бросила на него злой взгляд, губы её дрогнули от гнева.

— С чего ты это взял? — резко спросила она, стараясь держать голос ровным, но в нём прорезались нотки паники.

Самсон, стоявший рядом, нахмурился и убрал подзорную трубу в сумку, его рука нащупала рукоять сабли. Он обернулся к Элиаре, и голос его звучал тяжело, как гири:

— Лаврентий прав. Ты изменилась после твоего таинственного исчезновения. Ты была где-то здесь, в этих местах, нашла что-то… и теперь молчишь. Что ты скрываешь?

Чародейка ощутила, как внутри неё нарастает буря. Гнев оттого, что её пытаются разоблачить, и отчаяние от осознания, что её секреты вот-вот будут раскрыты. Она отступила на шаг назад, глядя на обоих своих спутников — уже не как на союзников, а как на врагов, что встали на её пути. Её голос дрожал, но в нём прорезались яростные нотки.

— Вы не понимаете! — выкрикнула она, глаза её блеснули, словно затянувшись тучами. — Вы не понимаете, в какую игру ввязались и какие силы решили разбудить! Вы совершили огромную ошибку, и расплачиваться за неё будете вы!

Самсон обнажил саблю, её металл блеснул в лучах заходящего солнца, будто предвещая бурю, которая вот-вот обрушится на них.

— Ты… Так ты работала против нас? — его голос был глухим, но в нём звучал металл. — Да как ты посмела?! Мы же доверяли тебе, Элиара!

Лаврентий сделал шаг вперёд, подняв руки в успокаивающем жесте, но на лице его была видна тревога.

— Элиара, прошу тебя, не делай этого. Скажи нам правду. Что ты нашла? Что за союз ты заключила против нас?

Она отступила ещё на шаг, сжимая в руке ожерелье так, словно это была её последняя надежда. Голос Сиарлинн зазвучал в её голове, теперь ещё более властный, как зов древнего океана, несущийся из тьмы:

— Дитя, ты хотела стать одной из нас? Теперь настал твой час. Прими нашу силу и докажи, что достойна!

Элиара ощутила, как в её тело вливается ледяная энергия, пронизывая её до костей. В сознании пронеслась волна видений: океанская пучина, где пляшут древние существа, пирамиды, утонувшие в бездне, и лица, что видели тысячелетия, но позабыли о времени. Она чувствовала, как её разум расширяется, становится частью чего-то безмерно великого. Но одновременно с этим её собственная сущность начинала таять, растворяться в чуждой ей воле, как песчинка в океане.

На мгновение её лицо исказилось ужасом, но закричать она не смогла — губы застыли в судорожном шёпоте. Рука, державшая ожерелье, замерла, а глаза расширились от паники. Её тело сжалось, пытаясь сохранить себя в этом потоке силы, но её воля быстро растворялась, уступая место древней энергии.

Лаврентий увидел её изменившееся лицо, увидел, как её глаза становятся почти прозрачными, будто смотрели на него из другой реальности. Он в ужасе перекрестился и отступил на шаг, не зная, что делать.

— Элиара! — крикнул он, пытаясь дотянуться до неё и вернуть девушку к реальности. — Прекрати! Это не твоя воля!

Но её сознание уже погружалось в водоворот чужой силы, а их голоса отдалялись, превращаясь в приглушённый ропот, как шум от далёкого моря в ушах.

Элиара стояла перед ними, но её тело больше не напоминало человеческое. Зеленая чешуя, покрывающая её кожу, блестела в лучах дневного света, переливаясь мрачным изумрудным блеском. Вместо ног извивались два толстых змеиных хвоста, каждый шипел и злобно хлопал по земле. Её руки, что недавно держали посох, превратились в две огромные змеи, их головы извивались, оскаленные пасти выдыхали ледяной туман с одной стороны и кислоту с другой. Волосы теперь стали длинными, тонкими змеями, которые трепетали и извивались, будто в ритме злого танца.

Самсон в ужасе отшатнулся, рука сжала рукоять сабли так крепко, что побелели костяшки. Он рванулся вперёд, пытаясь достичь чудовища, но дыхание одной змеи окутало его ледяным вихрем, а кислотные брызги другой заставили его отступить назад. Он отскочил, пытаясь укрыться за деревом, когда в дело вмешался Лаврентий, моля Святую Матерь о защите и покрывая капитана божественным щитом.

— Чудовище! — прокричал Лаврентий, голос его дрожал, но сам он не сдавался, пытаясь пробиться через ужас, сжимавший его сердце. — Вернись в небытие, тварь, что была Элиарой!

Самсон снова ринулся в бой, пытаясь поразить торс монстра саблей, но каждый удар казался бессмысленным. Раны на теле чудовища мгновенно затягивались, будто само пространство вокруг неё отказывалось видеть её побеждённой. Змея-рука вытянулась в его сторону, выпуская поток ледяного дыхания, и Самсон едва успел укрыться за упавшим стволом дерева. Лаврентий из последних сил поднялся, глаза его блестели от слёз и усталости.

— Девочка сгубила свою душу, — прошептал он, на мгновение закрывая глаза и прикасаясь к амулету на груди. — Но я её предупреждал… Бедная потерянная душа!

Лаврентий, собрав последние силы, выпустил яркий луч ослепляющего света из своего амулета. Змея, что была когда-то Элиарой, зашипела от боли и отступила, закрывая своё лицо змеями-руками, словно пытаясь защитить глаза от палящего света. Самсон, воспользовавшись этой возможностью, поспешно отступил к клирику, кровь стучала в его ушах.

— Мы не сможем её победить, — пробормотал он, тяжело дыша. — Любая рана сразу затягивается. Возможно, это наш конец.

Но в этот момент что-то промелькнуло в густых зарослях позади чудовища, тень, двигавшаяся с удивительной ловкостью. Из кустов выскочил Глезыр, его глаза блестели злобным огоньком, а рапира была обнажена и сверкала в свете дня.

— Так вот каково твое истинное обличие, ведьма! — крикнул крысолюд, устремляясь к чудовищу.

Элиара, почувствовав его приближение, резко обернулась, её змееподобные руки рванулись к новому противнику, но крысолюд оказался быстрее. С точностью и ловкостью, которой от него никто не ожидал, он взмахнул рапирой, перерезая магическое ожерелье на её шее. Раздался удар — глухой, как раскат грома, — и ожерелье вспыхнуло ярким светом, словно разрушилось под действием невидимой силы.

Чудовище замерло, словно парализованное, затем сдавленно зашипело, и его тело стало покрываться трещинами. Чешуя начала превращаться в серый камень, который расползался по телу, замораживая его прямо в ужасной гримасе боли и ярости. Вскоре перед ними стояла лишь неподвижная статуя, её змеиные волосы застыли в мертвом танце, а лицо замерло в последнем мгновении отчаяния.

Самсон, ещё тяжело дыша, поднял голову и увидел Глезыра, который выпрямился и убрал рапиру в ножны с величественным видом. Капитан воскликнул:

— Глезыр! Откуда ты взялся? Ты спас нас!

Крысолюд фыркнул, усмехнувшись, и плюнул на окаменевшую Элиару.

— Это был мой долг, капитан, — отозвался он, с недовольным видом разглядывая статую, словно проверяя свою работу. — Кто бы спас капитана и святошу, если не я?

Самсон стиснул зубы, пытаясь справиться с эмоциями, и положил руку на плечо крысолюда. Он не знал, что ответить — слова казались ненужными. Глезыр же продолжал насупленно разглядывать окаменевшую ведьму, пробормотав себе под нос:

— Уж лучше бы я не видел, что скрывается за её фальшивой улыбкой.