На следующее утро дозорный матрос вбежал в лагерь, едва переводя дыхание:
— Кэп! К аванпосту приближается группа гоблинов! Их десяток, не меньше!
Галвина подошла к Самсону и, поправив ремень с мечами, заметила:
— Это, должно быть, те самые лесные обитатели, которые утащили тела акулоидов, чтобы сварить из них свой… суп.
Самсон надел свою выцветшую шляпу и выпрямился, с лёгкой усмешкой глядя на дальний край леса:
— Похоже, они решили вернуться. Посмотрим, что им нужно. Может, пришли поблагодарить за подарочек нашего хвостатого друга.
Он шагнул за ворота, закрыв их за собой, в то время как остальные, включая Торрика и Драгомира, наблюдали ситуацию из-за частокола, держа аркебузы наготове. Вдали показалась процессия гоблинов: в их рядах мелькали разнокалиберные барабаны и дудочки, на которых гоблины играли нестройную мелодию, что-то между боевым маршем и приветственным гимном.
Впереди шествовал вождь с медным обручем на голове. Он выделялся среди остальных, шествуя с важным видом и неся на плече украшенное перьями копьё. Когда гоблины подошли ближе, Самсон помахал им рукой и громко крикнул:
— Рад приветствовать гостей в Самсонии! Добро пожаловать!
Вождь гоблинов остановился и, постукивая копьём по земле, старательно произнёс своим грубым голосом:
— Зеленый гоблин говорит с розовый гоблин.
Галвина, наблюдая за сценой с внутренней стороны частокола, тихо объяснила:
— Похоже, «розовые гоблины» — это мы, люди. В их лексиконе это что-то вроде нашего вида.
Самсон важно откашлялся, как настоящий дипломат, и, подняв шляпу, сказал с наигранной торжественностью:
— Вождь розовых гоблинов рад приветствовать своих зелёных собратьев!
За частоколом раздался дружный хохот. Торрик хохотал так, что закашлялся табачным дымом, а Драгомир даже пошатнулся, держась за живот. Матросы хохотали, не веря в происходящее, а кто-то из них саркастично поклонился Самсону, повторяя его слова шёпотом.
В этот момент из лагеря подкралась Элиара, её глаза сузились при виде гоблинского вождя, у которого на шее блестело жемчужное ожерелье. Узнав его, она вспыхнула от негодования и сорвалась на крик:
— Самсон, это опасные каннибалы! Мы должны напасть на них первыми, пока они не напали на нас!
Капитан бросил на неё недовольный взгляд, поднял руку, велев замолчать:
— Элиара, веди себя достойно, мы здесь пытаемся вести переговоры!
Вождь гоблинов, казалось, не обратил внимания на перепалку, но, слегка нахмурившись, указал на землю. Он взял палочку и начал чертить на влажной земле, оставляя глубокие борозды. Из под его руки появились грубые очертания акулоида, но на этот раз с головой, напоминающей классическую акулу, а не акулу-молот.
Вождь ткнул пальцем в рисунок и сказал:
— Белоголов. Главный зубат. Опасно для гоблин. Надо атаковать. Вдвоем.
Самсон склонился над рисунком, пытаясь уловить детали, и медленно кивнул, понимая суть:
— Значит, этот «белоголов» — главный враг как для вас, так и для нас. Предлагаете объединить силы?
Вождь кивнул, поднимая копьё над головой, словно подтверждая свою готовность к бою. Гоблины позади него зашумели, поддерживая предложение своего предводителя.
Капитан выпрямился и посмотрел в сторону аванпоста, где из-за частокола за происходящим наблюдали его товарищи. Он принял решение:
— Хорошо, мы поговорим об этом внутри. Заходите, зелёные гости, давайте обсудим план.
Галвина кивнула, глядя, как гоблины осторожно входят в лагерь, всё ещё поглядывая на матросов и вооружение, словно ожидая подвоха. Элиара же сверлила взглядом вождя, но промолчала, понимая, что пока ей лучше не привлекать к себе внимания.
Гоблины вошли, и двери за ними закрылись, оставив за частоколом шум леса. Время пришло: начинались новые переговоры, от которых могло зависеть будущее их маленькой колонии.
В центральном здании Самсонии шли первые дипломатические переговоры в истории этой земли. Вождь гоблинов, который, сидел на бочке и болтал ногами, явно чувствуя себя уютно в окружении людей, даже если матросы и Торрик косились на него с подозрением.
Самсон, пытаясь установить доверие, наклонился ближе к вождю и представился:
— Меня зовут Самсон. Я капитан и вождь этого племени. А вас, уважаемый, как зовут?
Гоблин гордо выпятил грудь и произнес:
— Мой Бок-Роб! Вождь зеленый гоблин! — произнес он, подчеркивая свою значимость.
Капитан продолжил:
— Итак, Бок-Роб, вы предлагаете нам объединить силы и напасть на акулоголовых?
Бок-Роб помрачнел, его маленькие глазки затуманились воспоминаниями:
— Много давно назад было много гоблин. Пришел зубат, стать мало гоблин. Белоголов — главный зубат. Зло. Атаковать белоголов, побеждать. Гоблин зеленый и розовый жить хорошо.
Самсон, сложив руки на груди, кивнул, обдумывая его слова:
— Понятно, вас вытеснили акуломордые, и теперь вас осталось немного. — Он оглянулся на присутствующих и заметил скептические взгляды некоторых матросов, но продолжил: — Нам тоже докучают эти акулоголовые. Возможно, есть смысл в этом плане — объединиться против общего врага. Но где нам найти этих белоголовых?
В этот момент в разговор снова попыталась вмешаться Элиара, её глаза метали молнии:
— Это же ловушка! Они заманивают нас в западню, неужели непонятно?! — Её голос дрожал от ярости, и она указывала на гоблина. — Они точно прислужники акулоидов! Мы должны напасть на них первыми, пока не поздно!
Самсон поднял руку, призывая к молчанию:
— Элиара, хватит! Дай нам спокойно вести переговоры, иначе нам не добиться мира. — В его голосе прозвучала твёрдость, и Элиара, хоть и кипела от злости, замолчала, отойдя в сторону, но не сводила с Бок-Роба напряжённого взгляда.
Вождь гоблинов не обращал внимания на её выходку и продолжил почти шёпотом, с акцентом на каждой фразе:
— Мы знать, где белоголов. Розовый гоблин и зеленый гоблин идти в поход! — Он взмахнул рукой, указывая на восток, где, судя по всему, и находились акулоголовые.
Самсон задумался и затем кивнул:
— Хорошо, но такая операция требует подготовки. Нам нужно время, чтобы собрать силы и убедиться, что мы готовы к бою. Это ведь будет нелегко.
Бок-Роб внимательно посмотрел на капитана и, постукивая пальцами по медному обручу, сказал:
— Через две луны пойдем. Приходить весь воин гоблин. Большой удар по белоголов!
Самсон взглянул на Драгомира, который нахмурился, обдумывая услышанное, затем кивнул Бок-Робу:
— Ладно, через две луны собираемся на войну против акулоголового вожака. Постараемся не подвести.
Когда разговор затих, к гоблину подошел Торрик, затягиваясь своей трубкой. Едкий дымок окутал его бороду, а глаза гнома внимательно изучали вождя гоблинов:
— Слушай, Бок-Роб, надеюсь, ты нас не обманываешь. Если твой план принесёт плоды, и мы справимся с белоголовым, то акулоголовые от нас отстанут, и у нас будет шанс здесь обосноваться.
Гоблин смотрел на него с непонятным выражением лица, но затем кивнул, поднеся руку к груди в жесте, который, вероятно, означал искренность:
— Зубат быть много зло. Белоголов падать, гоблин, розовый и зеленый, жить мирно.
Самсон и его команда, пусть и с сомнением, решили довериться новому союзнику. Им предстояло серьёзное испытание, и каждый знал: если они ошиблись в своём решении, эта ошибка может стать для них роковой.
На улице шел нудный дождь, капли стучали по крышам и навесам, превращая землю в вязкую грязь. Команда готовилась к предстоящему походу на белоголовых акуломордых. У каждого были свои заботы. Самсон сидел под навесом и тщательно точил саблю, Галвина натирала кольчугу, чтобы та не заржавела в сырости, а Торрик оттачивал удары секирой, рубя воображаемых врагов.
Галвина бросила взгляд на затянутый серыми тучами горизонт и с усмешкой заметила:
— Надо было капитану взять с собой барда. Он бы наверняка сочинил поэму про наши приключения. Особенно о том, как я одним махом укоротила Тихого Ужаса!
Самсон улыбнулся, не отрывая взгляда от своей сабли:
— Честно говоря, я никак не ожидал, что на нашу долю выпадет столько всего. Но знаешь, я всё равно надеюсь, что когда-нибудь твоя победа над Тихим Ужасом будет увековечена. А если барда не найдем, так я сам рассказывать буду! — Он подмигнул.
Галвина смущенно опустила глаза и невольно заулыбалась, но тут же отвернулась, продолжая протирать кольчужные кольца. Торрик заметил её смущение и с улыбкой хлопнул её по плечу:
— Нечего тебе стесняться, девчонка. Ты — герой! Вот есть некоторые вещи, о которых лучше никогда не вспоминать, и поскорее бы они забылись, но уж точно не твоя победа над этим чудищем.
Галвина удивленно посмотрела на него, не ожидая услышать столь откровенные слова:
— О чем это ты, Торрик? Какие такие вещи лучше забыть?
Гном тяжело вздохнул, остановил свой тренировочный мах и прислонил секиру к стене. Затем провел рукой по мокрой бороде и собрался с мыслями:
— Знаешь, не всё у нас в Эбонской Олигархии так гладко, как можно подумать. Мой Дом Шадар'Лагот оказался замешан в грязных делах. Даже сама Малефия, директриса, обратила на это внимание. К счастью, я был рядовым штурмовиком и находился далеко от этих интриг, когда всё вскрылось. Вот и подумал тогда: а может, это шанс для меня — уплыть подальше, найти новый дом для дунклеров, где все начнется заново.
Самсон отложил саблю, прислушиваясь к словам Торрика, и взглянул на него с сочувствием:
— Похоже, всё стало совсем плохо для тебя, Торрик. Если ты решил сбежать так далеко…
Гном кивнул, его взгляд стал тяжёлым:
— Патриархи и матриархи моего Дома, если и живы, то точно не выйдут из пыточных. А для остальных… Ну, тут уж как повезёт. Может, кого-то назначат новым патриархом, а может, и в кандалы закуют. — Он пожал плечами, с неким горьким смирением в голосе.
Галвина нахмурилась и спросила, явно пытаясь понять тонкости политики дунклеров:
— Но ты же рассказывал, что вами правят синдики? Как же так получается, что эльфы управляют домами? Это что, два вида власти?
Торрик рассмеялся, его смех заглушил стук дождя по крыше:
— Да, правят дунклерами синдики. Но дома… Дома всегда под управлением темных эльфов. Это запутанная система, но она работает. Или работала до недавнего времени.
Галвина покачала головой, едва понимая его:
— У вас такая сложная иерархия, Торрик. Никак не пойму, как в этом не запутаться. У нас всё проще: король, а под ним лорды и рыцари. Примитивный, как ты говоришь, феодализм. Но зато понятно, кто кому подчиняется.
Торрик снова затянулся трубкой и выпустил клубы дыма, улыбаясь:
— Да, ваш феодализм проще. Но и у нас, и у вас одно общее — власть имущие всегда стремятся усложнить жизнь простым смертным.
Самсон снова взялся за саблю, его голос прозвучал задумчиво:
— Знаешь, жаль, что мой старый друг Элизар отказался плыть с нами. Столько же всего он пропустил. Столько удивительных событий! Но он предпочёл остаться в тепле и безопасности.
Дождь продолжал стучать, накрывая аванпост, а слова их разговора терялись в глухих лесах Самсонии, где в тенях прятались неизвестные угрозы и древние тайны, ожидающие тех, кто осмелится их разгадать.
Глезыр, присев на бочку, склонился над кружкой, где плескалось молодое, слабоалкогольное вино, приготовленное из местных фруктов. Он сделал большой глоток, но тут же скривился и с досадой пробормотал:
— Слабее эля! Надо еще настояться. Эх, вот бы на корабль вернуться, там, кажется, еще оставалось бренди.
Драгомир, сидя рядом, занимался чисткой своего пистоля, протирая его тряпкой. Он с улыбкой покачал головой:
— Тебе только дай повод напиться и накуриться! А нам предстоит поход. Вот попадёшь в ловушку с похмелья, будет тогда весело… — Он ухмыльнулся и подмигнул Лаврентию, который задумчиво писал формулы на доске у стены.
Крысолюд лишь отмахнулся, делая очередной глоток:
— Напиваться этим, Драгомир, пока нет никакого удовольствия. А вот на корабле… там нас настоящее вино и бренди ждут. Самое то, чтобы взбодриться перед приключением.
Боцман бросил на него косой взгляд:
— Словно забыл, что на носу у нас целая война с акулоидами. Всё тебе шутки да байки. Вспомни лучше, как капитана гарпии похищали. Вот где было веселье!
Лаврентий, заинтересованный, оторвался от доски и повернулся к ним:
— Гарпии? Никогда их не видел, только слышал о них в проповедях. Что за история, Драгомир?
Драгомир, скалясь, словно вспоминая приятный момент, кивнул.
— Ну да, было дело. Мы тогда плыли мимо атолла Трех Капитанов, как вдруг налетела целая туча гарпий! Схватили капитана, унесли на свои скалы, словно орлы ягненка. Мы причалили, взяли оружие и полезли спасать его, дрались с этими тварями на крутых утесах.
Лаврентий с любопытством спросил, немного краснея:
— А правда ли, что все гарпии — женщины?
Драгомир усмехнулся, подмигнув:
— Они выглядят так, словно все они — женщины, вне зависимости от пола. Но это, знаешь ли, их трюк. Такова природа обманщиц, чтобы заманивать доверчивых моряков и других разумных существ. Но в душе — дьявольские твари, ни разу не женственные!
Лаврентий покачал головой, искренне возмущаясь:
— Какая мерзость! В этом есть явное проявление тьмы, играющей на пороках чад Святой Матери. Такие существа заслуживают только осуждения.
Глезыр засмеялся и отпил еще вина, его глаза хитро сверкнули:
— А представь, если бы они выглядели как крысолюдки! Вот был бы номер, если бы нас на скалы крысолюдки утащили! Хе-хе!
Элиара, которая с самого начала молча ходила по комнате взад-вперед, резко обернулась к ним, сверкая глазами:
— Вам бы лишь морские байки рассказывать и смеяться, когда дело серьезное! А гоблины эти нас обманут, вот увидите! Они нас заманивают на верную гибель, чтобы разделаться с нами.
Драгомир внимательно посмотрел на неё, заметив резкий тон и непривычное беспокойство в её глазах:
— Ты стала какая-то странная последнее время, Элиара. Постоянно тревожишься, куда-то уходит твой спокойный ум. Может, что-то не так? Что тебя так тревожит?
Элиара на мгновение замерла, поняв, что почти проговорилась, но тут же одёрнула себя, её голос стал холодным:
— Я просто не хочу, чтобы мы все угодили в ловушку из-за вашего наивного доверия к этим дикарям. Безумец тот, кто полагается на дружбу с племенем, едва способным связать два слова.
Лаврентий молча смотрел на неё, будто видел насквозь, а потом медленно кивнул, делая в уме выводы. Он убеждался, что в поведении Элиары появилось нечто новое, что она явно скрывает. Но пока он не знал, что именно — только ощущение опасности, исходившее от её скрытности.
Крысолюд заметил напряжение в воздухе и снова фыркнул, отворачиваясь от этой сцены:
— Вот спорим, она что-то недоговаривает, а потом это обернётся для нас боком, — пробормотал он себе под нос, делая вид, что не обращает внимания на испепеляющий взгляд чародейки.
Элиара, вспыхнув от гнева, развернулась и вышла в ночную тьму, оставив Лаврентия, Глезыра и Драгомира размышлять о её странностях и о тревожных знаках, которые висели над аванпостом, как предвестие надвигающейся грозы.
На следующий день в лагере царила привычная суета, хотя напряжение перед предстоящими событиями не покидало никого. Гругг, размахивая половником, готовил всем еду и параллельно рассказывал свою историю так, словно она была байкой из старых времен:
— Ну, значит, вот как было дело. Наш клан Танцующего Крокодила и клан Бледной Ночи воевали за один маленький остров, который был посреди наших земель. Думали, пустой, а потом как нашли там жилы серебра — и понеслось! Умудрились даже разделить его пополам, но недолго радовались… Ни мы, ни они не отказались от претензий. И так воевали, что даже те, кто там жил, подняли свой клан — Серебряной Стопы. Ну, а потом капитан Мог решил, что не стоит лишаться воинов из-за какого-то клочка земли. Вот я и ушел в поисках нового места, где можно было бы стать сильнее, а не воевать за камни.
Лаврентий, который помогал разносить утренний паек, с удивлением заметил:
— Ты стал очень хорошо говорить на агоранском, Гругг. Почти без акцента.
Гругг, скромно улыбнувшись, пожал плечами:
— Когда не умел, говорили, что дурак, а теперь говорят, что слишком умный. Ну, я просто учусь слушать. А еще вы болтаете без умолку, приходится запоминать.
Самсон, сидя неподалеку и обдумывая предстоящий поход на белоголовых, вздохнул, строя планы на завтрашний день с тяжестью в сердце:
— Если мы переживем этот поход да еще и сможем разобраться с серой пирамидой, то нужно будет возвращаться на материк за новыми припасами и людьми. Мачту мы почти починили, и скоро можно будет поднимать паруса. — Он замолк, прислушиваясь к мысли, которая, казалось, тревожила его больше всего. — Правда, кто-то должен будет остаться здесь. Я не могу допустить, чтобы Самсония за это время пришла в запустение или была захвачена. А вернемся мы не раньше, чем через пару месяцев.
Его слова повисли в воздухе, и каждый из собравшихся начал думать о том, что их ждет. Первой заговорила Галвина. Она подняла взгляд, и в ее глазах промелькнула тень былых сожалений:
— Я готова остаться. На корабле-то от меня пользы мало, кроме как держать меч наготове. А на материке… там уже нет для меня места. Семья отреклась от меня после того, как восстание потерпело неудачу. Пусть лучше я буду полезной здесь, чем лишней там.
Лаврентий вздохнул, словно глубоко раздумывая, что сказать, но затем с горечью кивнул:
— На материке меня везде преследует память о Мирланде, и даже годы не могут затушить эту боль. Только здесь я чувствую, что могу отвлечься от мрачных воспоминаний, забыть, что когда-то был неудачлив в любви и счастье. Я тоже готов остаться. Здесь, может быть, и найдется смысл моей службы Святой Матери.
Торрик, который наблюдал за разговором, почёсывая бороду и прикидывая в уме возможные пути назад, в Эбонскую Олигархию, наконец подал голос:
— Я-то думал, что, может, передам весточку своим, что нашел новый дом. Думал, в следующий раз, когда попаду в Олигархию, похвалюсь новыми землями. Но сейчас подумал — а зачем торопиться? Годик-другой и потом наведаюсь. А пока останусь с вами. Лаврентию пригодится компания. Да и Галвине веселее будет, а то здесь все слишком тихие.
Самсон посмотрел на каждого из них, и по его лицу пробежала тень облегчения. Он снова почувствовал ту верность, которая связывала их маленькую команду, несмотря на все странности и разногласия.
— Рад слышать такие слова, друзья. Я боялся, что кто-то из вас захочет покинуть это место сразу же, как только выпадет такая возможность. Теперь у меня есть надежда, что если мы покинем Самсонию, то не бросим ее на произвол судьбы. Ну, что ж… завтра к нам обещал прийти Бок-Роб со своими воинами. Пора готовиться к этому дню.
Они разошлись с разными мыслями, каждый готовился к завтрашнему дню по-своему. Самсон глядел в сторону бушующего океана, вспоминая свои давние мечты о далеких землях. Гругг, оттачивая свой топор, думал о предстоящем сражении, а Лаврентий тихо молился, чтобы все их решения оказались правильными, а судьба — благосклонной к их делу.