Глава третья
С той кручи, на которой мы находились, город действительно лежал как на ладони. Крохотный, и донельзя провинциальный. Одноэтажные строения, скромный храм Дома Милосердия: из всех пяти Домов лечат в них, и ни в каких больше. Кривые, немощеные улочки, с тучей всякой живности — куры, свиньи, коровы. Огороды вдоль пойменного правого берега местной реки Туары. И немного в стороне форт, который даже с большой натяжкой сложно назвать крепостью. Наш берег, сколько хватало глаз, был обрывист.
— Должен вас огорчить, господа. Чтобы попасть в Туарсетт, придется потратить еще несколько часов: прямой дороги нет. — Аглишер упивался своим ораторством. — Переберемся через Туару, и нам еще до-олго объезжать гору.
Новость расстроила. Аглишер мог бы сказать и раньше, чтобы успеть свыкнуться с мыслью. Казалось бы, вот они, блага цивилизации, и вдруг выясняется, что на приличное время о них снова можно забыть.
— Зато мы вдоволь налюбуемся Поднебесным храмом: его почти отовсюду хорошо будет видно, — он сделал попытку подсластить пилюлю.
— Тот самый Поднебесный⁈ — Александр встрепенулся.
— Разве их может быть два? Он и есть. Место, куда впервые ступила нога Пятиликого. Отпечаток хорошо виден: он словно вплавлен в камень, вокруг него и храм. К нему паломники отовсюду едут, порой из такого далека, что диву даешься. Вероятно, и Кимрок из него возвращался. Ну не из Нимберланга же?
— Сарр Клименсе!.. — с Александра вся усталость слетела.
— Предлагаете к нему подняться? Вряд ли попасть в него так просто. Лейтенант, просветите.
— Верхом до него не доберешься, и около часа придется идти пешком.
— Сколько времени займет в общей сложности?
— Все три. Назад не меньше, и до Туарсетта порядочно осталось. Так что в город попадем к полуночи.
— Сарр Клименсе, неужели мы такую возможность пропустим⁈ — Александр решил проявить настойчивость. — Побывать здесь и проехать мимо!.. Если не прямо сейчас, то когда⁈
Сарр Штроукк был прав. Сомнительно, что на обратном пути нам захочется задерживаться, а наш визит в Туарсетт недолог. Никакого желания я не испытывал. Мечталось о плотском. Полная до краев ванна, жидкий горячий ужин, мягкая прохладная постель, и в нее не заползут тарантулы. Тем временем, Аглишер разошелся:
— На этот храм могут претендовать сразу три страны — Нимберланг, Моравия и Ландаргия: стык границ. Но дело касается Пятиликого, и потому справедливо, что он остается ничьим: кто может претендовать на Его и все, что с ним связано?
— Везде бы так, — сказал Стаккер. — Все они, за исключением храмов Дома Истины, больше напоминают крытые рынки, и купить там можно, что угодно.
— Не понял связи?
— Наверху никто амулетами, снадобьями или предсказаниями не торгует?
— Как можно⁈ — ужаснулся Аглишер.
— А его изображениями?
— Нет-нет!
— И чего тогда непонятного? Что скажете, сарр Клименсе? — Курт потерял к нему интерес.
— Порадуем Александра: не упустим возможности, — я определился с решением. — Еще желающие есть?
Их оказалось немного. Что удивительно, и люди Евдая, все восемь, во главе с ним самим.
— Вам-то зачем? — не утерпел я.- В степях другие боги.
— Все они заслуживают уважения — свои, чужие. Да и без пригляда не хочется вас оставлять.
Мы добирались вверх по склону горы к месту, где следовало спешиться, когда из-за поворота показался конный отряд. Человек пятьдесят, одетые в дорожную одежду, их выдавала отменная выправка. Ее не спрячешь и под шубой из меха, помимо того, что все они были увешены оружием.
Пропуская их, мы подались в сторону: дорога впереди проходила по карнизу и была узка. Они проезжали мимо, когда я увидел знакомое лицо и вздрогнул. Настолько не ожидал увидеть здесь короля Нимберланга Аугуста.
— Что-то случилось, сарр Клименсе? Так, а неужели это сам… — Курт далеко не глуп, и не стал озвучивать его имени. «Слова королю!» следует кричать на площади перед дворцом. Мы находились не там, а король Нимберланга старался не выделяться среди остальных.
Аугуст проезжал, когда мы встретились взглядами. На его лице мелькнула тень узнавания, миг, и он, бросив через плечо какое-то распоряжение, направил коня в нашу сторону.
За то время, что я не видел короля Нимберланга, он изменился мало. Разве что прибавилось седины. Широко расставленные, стального цвета, слегка навыкат глаза, породистый нос с горбинкой, и взгляд: «Что ты представляешь собой, человек? Стоит терять на тебя время?»
— Приветствую вас, сарр Клименсе! — задавая тон разговору, сказал Аугуст.
Теперь нам не было нужды спешиваться и, прижав шляпы к груди, склонять головы.
— Здравствуйте, господин Морвиаль! — Оставалось надеяться, что кивок получился достаточно учтивым.
Аугуст удивленно дернул бровью. Принцем, он был большим проказником на ночных столичных улицах в компании таких же бретеров. В ней Аугуст значился под этим именем, но с той поры прошло два десятка лет. Король посмотрел на людей за моей спиной, и я представил картину его глазами. Офицер в походном мундире, при эполетах и орденах. Несколько степняков — непревзойденных мастеров конной рубки, чье появление здесь неожиданно. Горстка то ли отъявленных головорезов, то ли наемников высшей категории. Серьезно задержавшийся в чинах лейтенант фельдъегерской почты, провинциального вида дворянин лет двадцати, и во главе их я. Странная компания, и какой из нее можно сделать вывод?
— Славное было время! До сих пор вспоминаю о нем с теплотой. «У молодости среди друзей нет рассудительности», — процитировал он древнего Даосфана. — Вижу, вы решили попробовать на вкус, что такое политика?
Сложный вопрос, и на него у меня ответа не было. Как не смог бы себе объяснить — зачем понадобилось оправляться в Туарсетт? Точно не ради храма. Тогда почему? Испытать людей Стаккера в трудных условиях, а заодно собраться с мыслями, перед тем как начать действовать в Клаундстоне: ничто не заставляет работать мозги лучшехорошей встряски. Побывать в наиболее труднодоступной точке, и тогда никто не сможет упрекнуть, что не знаю провинции. Восток и юг мною проеханы, а север от запада не отличается ничем. Но до полноценного аргумента всего этого не дотягивало.
— Пытаюсь откусить от нее кусочек, чтобы понять — что же это, ваше величество.
Скрывать дальше не имело смысла: теперь короля признали и те, кто никогда не видел его профиля на золотых монетах Нимберланга.
— Политика, сарр Клименсе, — это игра вдолгую. Банальность, а точнее не скажешь. До свидания, был приятно удивлен, когда увидел вас здесь. И не забывайте, я — ваш горячий поклонник. Быть столько лет подряд первой шпагой в королевстве, где фехтование вознесено в культ — кое-что значит.
Александр проводил короля восторженным взглядом. Наверное, Аугуст полностью его заслуживал. С той поры, как он взошел на престол, Нимберланг не узнать. Сильная армия, мощная экономика, а во многом областях страна находится на острие прогресса. Четыре войны подряд Аугуст не проиграл, прибавив много территорий. Чем не объект восхищения для молодого пытливого ума? Проблема в том — упорно поговаривают, Аугуст намерен затеять новую, причем с моей родной Ландаргией.
— Какой же у него конь! — провожая короля взглядом, цокал языком Евдай. — Сдается мне, сарр Клименсе, по выносливости он не уступит вашему!
«И далеко опередил его экстерьером, — я потрепал по холке фыркнувшего Рассвета. — Но все-таки мой — лучший».
К храму ведут расположенные по спирали триста пятьдесят семь ступеней. Эту ценнейшую информацию доверил мне Аглишер, и в последствии я не знал, куда ее применить. Поднимаясь по ступеням, наверняка мне следовало думать о тех, кто когда-то по ним шел, и какие при этом надежды чаял. Сюда не приходят без расчета на то, чтобы о чем-нибудь не попросить. Благополучного завершения дел, здоровья для себя или родственников, часто достатка, во всех случая аргументированно. А заодно самому определиться, чего просить. Или поразмышлять о вечном. Бренности бытия, и что мы после себя оставим. Но я в мечтах представлял нашу с Аннетой встречу после разлуки, красочно ее расписывал, и времени на пустяки не осталось.
Храм представлял собой подобие часовни — древней, остроконечной, серой, как и скалы вокруг. И монолит плиты с отпечатком босой ноги Пятиликого. Теперь следовало обойти вокруг него, и никогда уже не вернуться: второй раз приходить нельзя. Помимо количества ступеней, это были все знания, которые удалось получить, потратив столько времени.
Ночной Туарсетт совсем не походил на сказочный город и вблизи. Разве что казалось — время застыло в нем навсегда.
— О, бургомистр Джастин Масингер почтил нас своим вниманием! — взгляд Аглишера был направлен на в меру дородного, плешивого и подобострастного господина, наряженного в темный сюртук и такую же шляпу.
— Кто рядом с ним? Комендант гарнизона?
— Все так и есть, сарр Клименсе, подполковник Джейкоб сар Баарбах.
Официально целью нашей миссии была инспекция, о чем в Туарсетте знали заранее, и потому их появление в столь поздний час на площади перед ратушей не удивляло. Тем больше, что часть людей Стаккера уже прибыла.
— Приветствую вас, господа! Прошу извинить, но мы не смогли преодолеть соблазна побывать в храме, когда проезжали мимо.
— И каковы впечатления? — голос у бургомистра был таким, как будто тот полностью его заслуга, и не хотелось Масингера разочаровывать.
— Ради него одного стоило сюда приехать. Господа, если не будете против, отложим дела на потом: дорога далась нелегко.
— Покои вам приготовлены, — заверил бургомистр. — А завтра вечером почту за честь принять в своем доме.
То, что Масингер назвал покоями, было двумя просторными комнатами, обставленными редкостно не гармонирующей мебелью. Я готов был поклясться, что значительная часть оказалась здесь не далее, чем накануне: слишком ее много. Одних подсвечников и канделябров зажжено столько, словно бургомистр полностью уверен — гость панически боится темноты. Особое умиление вызвало обилие гобеленов разнообразной тематики и всевозможной степени сохранности.
Но постель была широка, упруга и от нее пахло свежим бельем. На столике, рядом с бутылкой бренди одной из любимых марок, расположился графин, наверняка заполненный местным вином. Вскоре должны были наведаться из Дома Милосердия и осмотреть рану. Вслед за этим ждали ванна и ужин. А когда проснусь, обязательно обрадуюсь тому, что впереди целый день отдыха.
…Следующим вечером, на приеме, бургомистр Масингер был излишне суетлив. По той причине, что видел во мне возможность перебраться в Клаундстон. Главное, чтобы имя осталось в памяти. Пройдет время, потребуются люди, в нужный момент оно может всплыть, и тогда Масингер вцепится в шанс мертвой хваткой. У Джастина получилось. Хотя бы по той причине, что жалоб на него в архиве канцелярии наместника нашлось значительно меньше, чем на других. А если затруднения все же возникнут, мне достаточно взглянуть на любой гобелен, чтобы в памяти немедленно возникло — Джастин Масингер.
За столом непринято говорить о трех вещах — политике, деньгах и болезнях. Наверняка жители Туарсетта редкостно здоровы, потому что о хворях не было произнесено ни слова, но две оставшиеся темы обсуждались живо. Все непременно сводилось к тому, что собравшихся интересовало мое мнение, ведь оно не могло быть иным, чем у нового наместника. Витал в воздухе и другой вопрос, который так и не озвучили. Наша встреча с Аугустом обросла слухами, что перешло в уверенность — ради нее в Туарсетт я и прибыл. Иначе не складывалось. Отчетность меня не интересовала, каких-либо указаний никто не получил, как не было ни разносов, ни похвал, ни чего-то другого.
Взгляды за спиной были привычны. «Да-да, тот самый Даниэль сарр Клименсе, о котором газеты частенько пишут в светских хрониках, освещая его очередную победу на дуэли или турнире. Столичная знаменитость, можно сказать». Большая часть мужчин в доме Масингера вела себя, как и обычно в таких случаях — в разной степени настороженно. И как собеседники становились ценны те, кто отчетливо понимал — делить нам нечего, а первым не начну никогда. Подполковник Баарбах оказался обладателем нескольких орденов, человеком с богатой биографией, и настолько великолепным рассказчиком, что постоянно приходилось избегать его компании. В обществе принято считать меня безэмоциональным человеком. Все далеко не так, и всему есть объяснение. Давнее ранение в горло не позволяет не то, что кричать, но даже говорить громко. А другое, на щеке, улыбаться, превращая любую попытку в уродливую гримасу. Так вот, в шутках подполковника сошлось все, что мы в них ценим — тонкость, неожиданность ситуации, в меру приправленные крупицей морали, щепоткой пикантности и цинизмом на кончике ножа. Курт Стаккер нашел с ним общих знакомых, и расставались они почти в приятельских отношениях. Вечер Масингеру удался на славу, а местное вино действительно было таким, каким и расписывал его Аглишер: чудесный аромат и превосходный вкус. Омрачало единственное. Теперь мне казалось глупым — побывать в Поднебесном храме, и ни о чем не попросить. Не для себя, так для других. Как ни пытался, ответа не было.
…Наблюдая с высоты Рассвета за тем, как приближается Клаундстон, я размышлял, что поездка получилась непонятной. Событийная, она предоставила возможность сбросить ту сонливость, что преследовала в последнее время. И все-таки стройности в мыслях, касающихся предстоящего, я не добился. Само возвращение получилось скучным. Никаких событий не произошло, царапина на плече не беспокоила, и даже то, что, неловко спрыгнув с лошади, я подвернул лодыжку, развлечением не назвать.
Как замечательно вернуться туда, где тебя любят и ждут. Аннета, увидев меня, старательно пыталась не перейти с шага на бег: приличия на глазах слуг не позволяли.
Впрочем, как и броситься на шею, что непременно бы произошло, будь мы наедине. А потому нам только и оставалось, что взяться за руки.
— Я очень скучала.
— Я тоже считал минуты.
— Ты прихрамываешь.
— Мелочи. Завтра уже забуду.
— Как твоя рана на плече? — Аннета откуда-то о ней знала.
— Царапина. Что нового в Клаундстоне?
— В последние дни только и разговоров о вашей дуэли с Кимроком. Даниэль, по-другому было нельзя? Без того, что тебя могли убить⁈
— Проникся. Может теперь, наконец, улыбнешься?
Аннета просьбу исполнила, и, любуясь женой, я надолго застыл.
«Еще немного, и подобные визиты станут привычны». Час спустя я смотрел человека, непонятно как оказавшегося в кабинете, куда ненадолго заглянул, чтобы просмотреть корреспонденцию. Он развлекался тем, что разглядывал огромную карту Ландаргии, иради нее пришлось пожертвовать одним из четырех окон, иначе не помещалось.
— Приветствую вас, сарр Клименсе! — оторвался он от своего занятия.
— Мы с вами знакомы?
Важный вопрос. Тот, с которым мне довелось встретиться раньше, утверждал — образов у него много. В том числе и роковая красотка, перед которой не устоит никто. Что на этот раз мешало ему явиться господином моего роста, возраста, и со схожими чертами лица?
— Увы, нет. Хотите я добавлю — не имел счастья?
— Прошу вас, не утруждайте себя.
— Ну и зря вы так! Согласен, штука не совсем удачная, и все-таки не стоило реагировать так бурно.
Он как будто испытывал мое терпение.
— Вы здесь по делу? — я нисколько не изменил раздраженный тон.
На всякий случай прикусив внутреннюю часть губы. Боль уверенности в реальности происходящего не давала.
— Отчасти. А заодно поболтать о том о сем, — очередной визитер выглядел воплощением дружелюбия.
— Хотите кофе?
— Такой как вы любите? Сваренный из крупно помолотых зерен на воде, которую вам провозят из родника в часе пути от города, без сахара, сливок, корицы и чего угодно другого? Хочу!
— Тогда присаживайтесь.
— Забавная вещь, — сказал гость, когда за слугой закрылась дверь.
— Что именно?
— Звон колокольчика, которым его вызвали. Даже если собрать их тысячи, смогут ли они повторить звук единственного, которым бьют в набат?
— Это настолько значимо?
— С одной стороны, как будто и нет. С другой — с людьми то же самое. Есть люди — колокольчики, а есть — колокола.
— Ценная мысль! Позволите ее записать?
— Не ерничаете, сар Клименсе! Сейчас вы и сами себе неприятны.
Что было истиной.
— Извините. Как мне вас называть?
— Несущественно, мое имя ничего вам не скажет, — он оторвался от кофе, который успели подать. — Кстати, вода именно оттуда — из родника. Казалось бы, чего им стоило вас обмануть, ан нет. Что это — страх, уважение, что-то еще?
— Обязательность.
Незнакомец на миг задумался.
— Хорошо сказано! И все-таки, хотелось бы развернутее.
— Нельзя требовать от других то, что сами игнорируете. Дал слово, будь добр его выполнить. Вы за этим сюда пришли?
Меня с нетерпением ждала Аннета, но мне приходилось выслушивать не совсем понятные вещи.
— И снова неплохо! Сарр Клименсе, а задумывались ли вы над тем, что, если, сделав кому-нибудь добро, ожидаете ответной благодарности, вы попросту им торгуете?
— Добро — не самый плохой товар.
— Все это так, но ваш мир был бы намного совершенней, если бы люди никогда им не торговали. Пусть даже зла в нем оставалось ровно столько, что и сейчас.
— Что мешает сделать его лучше вам?
— Помните философское течение, когда любое умозаключение формально как будто бы правильно, но основано на преднамеренно неправильном подборе исходных положений? Тут ключевое — неправильный подбор, — затем незнакомец неожиданно подмигнул. — Согласитесь, ожидание чего-то приятного доставляет удовольствие не меньше, чем сам его факт. Ну да ладно, мы уклонились от темы. Рассмотрим гипотетическую ситуацию, когда некто нашел заполненный золотом кошелек. Если он честен — отдаст владельцу. Если его порядочность держится только на страхе наказания, неважно, откуда оно придет — с небес или от правосудия, ибо совершено воровство, перед ним возникнет соблазн. Преодолеет он его ли нет, к затрагиваемой нами теме отношения не имеет. Кто-то еще попросту находке обрадуется. В небеса он не верит, а поднимающим кошелек этого господина не видел никто. Он принципиально его заберет, потому что не так давно на рынке у него срезали собственный. Может случиться и такое, что золото достанется многодетной вдове, и обрадуется она ему как подарку тех самых небес. Вдова будет горячо их благодарить, и также неистово каяться, потому что совершила грех.
— К чему вы клоните?
— Пытаюсь напомнить, что нам нельзя действовать напрямую. Так что, сарр Клименсе, выбор всегда остается за вами. Спасибо за отличный кофе, мне пора. И без того ваша очаровательная жена заждалась.
После ещё одного его подмигивания я мог бы и не сдержаться, но пронесло.