Глава двадцать пятая
— Впечатляет?
Холл действительно был грандиозен. Высоченный сводчатый потолок с красивыми, словно подсвеченными изнутри фресками. Ажурная мебель, картины великих мастеров, древние, не выцветшие от времени гобелены, и белоснежный мрамор колонн. Акустика в нем была такова, что даже негромкая речь рождала многочисленное эхо. Те, кто посещал королевский дворец впервые и не был предупрежден, как правило, на этом попадались. Каково, например, услышать от пораженного его великолепием посла отнюдь не литературные выражения, сказанные только для себя и под нос? Холл должен был подчеркивать величие Ландаргии, а по мне своей помпезностью он напоминал общественные бани — еще одну гордость столицы. Никогда не выяснял, но скажи мне, что архитектор тот же, нисколько не удивлюсь.
— Здесь много интересного. Пойдем, проведу тебе небольшую экскурсию.
Дворец выглядел вымершим. Ни окаменевшей стражи, ни придворных с донельзя надменными физиономиями, ни важных слуг. Он показался бы заброшенным, если бы не та самая акустика, и она выдавала малейшие шорохи тех, кто старательно не попадался нам на глаза.
— А начнем мы, пожалуй, с тронного зала. В нем коронуются, проводят особо важные приемы, а на праздниках накрывают гигантский стол. С троном связана занимательная история, и мне бы хотелось ее рассказать. Случилась она несколько столетий назад. В те времена купцам из соседнего Лонбригора торговать в Ландаргии было запрещено. Только на границе, но ни шагу вглубь. Пока однажды, в складчину, не подарили они тогдашнему королю трон. Извини, забыл его имя, к тому же не суть. Трон понравился ему настолько, что помимо золота, которым монарх их осыпал, он позволил им возить товары куда угодно. С той поры на нем и коронуются. Знаешь, какой я сделал для себя вывод?
— Откуда мне⁈
— Власть не должна продаваться ни при каких условиях. Иначе, что это власть, если ее можно купить?
— Неожиданно! Впрочем, ты всегда был мастером удивлять. И какая судьба ему уготована, выкинешь? Тогда вначале неплохо бы камешки из него выковырять: он же весь ими усеян! Тут не на одно колье хватит! — Аннета после всех событий начала приходить в себя и теперь шутила.
— Пока не знаю. Но пользоваться точно не буду, — и торопливо добавил. — Если придется. Теперь посмотрим зимнюю оранжерею: в ней столько собрано, со всего мира! Дорога к ней ведет через зал со всякими диковинами, заодно взглянем и на них.
Мы бродили по дворцу, так никого и не встретив. Подобное случалось со мной во снах, когда оставался единственным человеком в мире. В них я ходил по улицам Гладстуара, заглядывал в окна домов, но город был пустынен: ни людей, ни животных, ни птиц… Сейчас я испытывал что-то подобное. И если бы не Аннета, и не гул голосов на площади, все можно было принять за сон. На всякий случай я прикоснулся ладонью к стене. Мрамор был прохладным.
— Как ты нашла королевскую роскошь? — мы обошли практически все, и возвращались.
— Разочаровалась: слишком всего много. Золота, картин, статуй… Помнишь, мы жили в Клаундстоне в доме, любезно предоставленном кем-то из твоих друзей. Достаточно было убрать часть мебели и передвинуть другую, чтобы он преобразился и стал уютным. Как у сар Штраузенов. Входишь, и сразу его чувствуешь.
— Отлично помню: сложная была задачка. Между прочим, я заплатил за аренду дома полновесной монетой, желая пустить пыль в глаза одной несговорчивой девице.
— Откуда бы ей взяться? Уж не та ли, что оказалась с тобой в постели на второй день знакомства? Ты был слишком обаятельным, Даниэль, и несложно было догадаться, что за этим стоит огромный опыт.
Пока я искал ответ, в холле послышались шаги. Сопровождающиеся громким эхом, они были спокойными и уверенными. Мы шли им навстречу, я гадал, кому они принадлежат, выстроил несколько предположений, но ошибся в каждом. Это был Клаус сар Штраузен. В дорожном костюме, с многодневной щетиной, и осунувшимся лицом.
— Почти успел! — Клаус счастливо улыбался. — Приношу извинения за свой вид, но одному Пятиликому известно, как же я торопился! Лошади подо мной не падали, но самому мне пару раз с них лишь каким-то чудом удалось не сверзиться.
— Очень рад тебя видеть! — только и хватило от неожиданности. — Какими судьбами⁈
— Когда узнал, подумал, вдруг понадоблюсь, и даже ни минуты не раздумывал!
— Узнал о чем?
— Как это о чем⁈ — лицо Клауса выражало растерянность. — О том, что сарр Клименсе решил претендовать на трон. Справедливости ради, он мог бы сообщить до своего отъезда из Клаундстона, и тогда бы мне не пришлось терпеть столько лишений.
— Прости, — мы находились не в той ситуации, чтобы пускаться в объяснения. — Так получилось.
— Извинения его величества дорого стоят! — он остался верен себе. — А вообще, самый странный дворцовый переворот из всех, о которых мне приходилось читать или слышать. Сдается мне, никогда и никому власть с такой легкостью не отдавали.
— Ты опережаешь события.
— Господин сарр Клименсе, вы о формальностях? О своей красивой подписи, каюсь, которой всегда завидовал, под документом, где даете согласие быть королем? Так не будет его! А видели вы, какая толпа собралась перед дворцом, и ждет вашего появления?
— Я пришел сюда вместе с ними.
— Нет, господин сарр Клименсе, в ней значительно прибыло! — Клаус упорно избегал называть меня по имени. — Когда очевидность дошла до всех, чтобы засвидетельствовать лояльность новому королю, ко дворцу начали стекаться те, кто до поры проявлял осторожность. Что нахожу забавным, среди них и твои недавние конкуренты. Потоптался я вместе со всеми на площади, поговорил с Антуаном и Сержем, и решил вас поторопить. Волнуется народ: все ли с вами в порядке? Того и гляди штурмом дворец возьмет.
— Идем.
— Ну что, господин король, дом вашу жену устроил? — вызвав многоголосый смех, спросил какой-то остряк, едва мы вышли на площадь, и оказались в центре толпы.
Перед тем как ответить, я посмеялся вместе со всеми.
— Полностью. Просторный, покупать мебель нужды нет, какой-никакой садик на заднем дворе.
Придворцовой парк был огромным, и в нем свободно поместилось бы пару городских кварталов. Эдрик даже охоту на оленей в нем устраивать умудрялся. Невольно напрашивалась мысль сделать его общедоступным. Всем красив Гладстуар, но в центре сплошные камни, а на то, что спрятано за высокой кованной оградой, остается лишь любоваться издалека.
— Единственное, Аннета попросила передвинуть статую Пятиликого поближе к дворцу. Возьмешься? — и не дождавшись ответа, заговорил снова, обращаясь уже ко всем. — Прежде всего хочу уверить вас, что сомневаться в моей компетенции не стоит. Я отлично умею делать все то, чем только и занимался мой предшественник. Но заслужить ваше уважение, предстоит потрудиться. Признаться, нет у меня никакого желания заработать себе такое же имя, как и он.
— Великолепный? — прячась за спинами, остряк не унимался.
— Почти угадал.
Наш разговор продолжался какое-то время. Мне задавали вопросы, на большую часть я отделывался шутками, на какие-то отвечал серьезно, и смотрел на них, смотрел. Эти люди — ремесленники, плотники, каменщики и ткачи, возвели меня на престол в надежде, что жизнь станет лучше. И если бы кто-нибудь отважился спросить напрямую, я бы сказал — сделаю, что смогу. Иначе, к чему мне все? Затем Антуан, выглядевший так, что краше кладут в гроб, пошатнулся, я вовремя подхватил его под здоровую руку, и понял, что пора заканчивать.
— Прошу всех извинить, но у меня не так много друзей, чтобы терять их по дурости.
Внезапный как выстрел крик: «Слава королю!», тут же подхваченный всеми, заставил поморщиться. Ее предстояло заслужить: увы, но вместе с короной она не прилагается.
Остаток дня прошёл в бесконечных разговорах. С людьми, которых практически не знал, о вещах, в которых слабо разбирался. Каждый из них счел своим долгом что-то предложить, посоветовать или рекомендовать. Гвалт стоял еще тот: каждый настаивал на своем мнении, и однажды пришлось громко стукнуть кулаком по столу, когда дело едва не дошло до рукоприкладства. Наши пустопорожние разговоры продолжались до позднего вечера. Наконец, кто группами, кто в одиночестве, радетели государственной интересов, чья основная задача заключалась в том, чтобы запомниться, начали разъезжаться, и я с облегчением выдохнул, когда зал опустел.
Аннету я обнаружил в библиотеке.
— Как Антуан? — Везти в его состоянии домой, показалось мне глупой затеей.
— Спит. Меня заверили, все будет хорошо.
— Устало выглядишь.
— Даниэль, мне страшно!
— Опасаешься дворцового переворота?
— Боюсь своего нынешнего положения. Отныне не скроешься ни от кого ни на минуту, и постоянно придётся быть на глазах. Уже началось!
— Что именно?
— Они ходят за мной толпой, и каждая из них изо всех сил пытается угодить. — Аннета нервно вздрогнула.
— Служанки?
— Если бы! Прибыли те, кто метит в придворные дамы. Много! Назойливые, как мухи. И ведь не прогонишь же! Среди них хватает и тех, кто ещё вчера смотрел на меня с пренебрежением. А сейчас! «Госпожа сарр Клименсе, ах какой же у вас острый ум при вашей несравненной красоте! Бывает же так, что Пятиликий одарит всем сразу!» — елейным голосом передразнила кого-то Аннета. — Я ведь хорошо запомнила, когда на приёме у сар Штраузенов в ответ на мое приветствие она едва не фыркнула. Такие вещи забыть трудно.
— Привыкай. Если бы меня отправили на каторгу, твой долг был бы поехать вслед за мной. Лучше уж так. Между прочим, никто тебя за язык не тянул, — усадив ее на колени, и прижав к себе, я наконец-то смог расслабиться.
— Ты о чем, Даниэль?
— Помнишь наше знакомство?
— До мельчайших подробностей. Особенно то, что, если бы я тебя не окликнула, ты, весь такой важный, прошел бы мимо. До сих пор не могу понять, как я решилась!
— Я бы обязательно оглянулся. В тот день мы договорились с тобой встретиться вечером.
— Возле фонтана. Когда ты бросил в него монету, он почему-то сломался, и мы убежали, как будто нас могли обвинить в его поломке. Я все помню, Даниэль!
— Тогда наверняка не забыла, что в тот вечер я обещал сделать тебя королевой. Ты согласилась, я слово свое сдержал, так что теперь расхлебывай.
— Между прочим, пару раз мне успели намекнуть на сильные чувства.
— Казнить буду направо и налево, по малейшему подозрению! Ваше величество, не угодно ли в опочивальню? Королев у меня еще не было.
— А у меня королей. Дворянин однажды был. Да не простой, а единственный на всю Ландаргию! Наверняка ты о нем слышал.
— Это который дает опрометчивые обещания, а затем на свою беду их выполняет?
— Даже не сомневайся: он и есть. Мой любимый мужчина! — три этих слова Аннета прошептала на ухо так нежно, что в сравнении с ними скандирования толпы днем на площади выглядели совсем тускло.
Единственное, в чем с прежним его величеством мы были схожи — оба ярко выраженные совы. Эдрик вообще вел ночную жизнь, поднимаясь с постели ближе к вечеру. Я, когда позволяют обстоятельства, не прочь поваляться в ней до обеда. Теперь они изменились. До коронации оставалось несколько дней, и времени катастрофически не хватало даже для части того, что необходимо сделать.
Основной задачей я поставил себе сформировать к этому сроку состав кабинета министров хотя бы начерно. Законотворчество могло подождать. Да и не ждали Ландаргию великие потрясения. Все будет происходить постепенно: тяжело больного человека для его же пользы необходимо кормить с ложечки. Исполнительная власть — другое дело. А потому, позволив день отдыха, принялся за работу. Оставайся жив Тоннингер, я бы ни на мгновение не засомневался, кто должен возглавить кабинет. Но теперь передо мной стояла трудная задача. В последние несколько лет, понимая, что Ландаргия катится в пропасть, Эдрик занимался только тем, что менял премьеров одного за другим, и ни у одного из них не было ни малейшей возможности себя проявить. Ну и какой тут можно сделать выбор? Особую надежду я питал на разговор со Стивеном сар Штраузеном. Человек он в политике опытный, при Эдрике возглавлял Тайный совет, и заполучить его на место премьера станет большой удачей.
Завтрак в компании любимой женщины поднял неважное с утра настроение, а потому шутилось легко.
— Ну что, господин сар Стаккер? Вам предстоит серьезно подняться в звании. Остается лишь уточнить: каких именно войск? Что сами думаете по этому поводу?
— Как прикажете, господин сарр Клименсе. — На его лице не дрогнул ни один мускул. — Разве что всегда служил в кавалерии, и не хотелось бы переместиться во флот. Я во всех этих топинамбурах очень плохо разбираюсь.
— Топенантах. Круг ваших обязанностей останется прежним: заботиться о целостности моего организма. То, чем вы занимаетесь давно, но поменяются масштабы. Соответственно, и количество людей под вашим началом. Подчиняться по-прежнему будете только мне. Согласитесь, капитан — несолидно при вашей должности. А произведу-ка я вас в капитан-фельдмаршалы!
— Такого звания не существует, господин сарр Клименсе.
Теперь он заметно напрягся. Обладать единственным званием в королевстве — это ли не повод для насмешек? Понятно же, что его появление было обычной дурью.
— Долго издать указ? Ладно, не тревожьтесь, балуюсь. Для начала получите полковника. Спустя какое-то время, думаю, полгода хватит, настанет время примерить генеральские эполеты. Готовьтесь. Время от времени вы понадобитесь для темных делишек, и вот вам первое. Мне нужно без всякой шумихи покинуть дворец и тайно встретиться с одним человеком. Обстряпаете?
— Сделаю, господин сарр Клименсе. Неприметная карета, пяток всадников в сопровождении, но не рядом, — он смотрел на меня вопросительно.
— Как посчитаете нужным.
Наносить визит Сержу Дуавьезу я не планировал, собираясь встретиться с ним уже после разговора со Стивеном сар Штраузеном. Но его дом был по пути, тогда-то решение и пришло. Серж нравился мне всегда. Внешне, манерой говорить и мыслить, и не в малой степени своим неизменным оптимизмом. К своим без малого тридцати он сколотил такой капитал, что в ближайшем будущем грозился опередить богатейшего человека Ландаргии — господина сар Штраузена.
— Неожиданно! — только и сказал Дуавьез, когда я вошел в гостиную. — Чем обязан… господин сарр Клименсе?
Еще один момент, который долго не будет нравиться мне в моем новом положении. Если я вообще когда-нибудь к нему привыкну: переменившееся отношение старых друзей. Неделю назад Серж воскликнул бы: «О, Даниэль!» и непременно полез обниматься.
— Проезжал мимо, послал человека узнать — дома ли ты, и решил навестить. Если ничего не имеешь против. И давай оставим все по-прежнему. Хотя бы до той поры, пока мою голову не увенчают металлическим колпаком. Признаюсь, ради интереса успел его напялить, и поразился, насколько он тяжел.
— Кофе, что-нибудь еще? — почему-то Серж выглядел настороженно.
— Кофе. У меня к тебе серьезный разговор.
— Догадываюсь, о чем он будет. Казна пуста?
— Не то слово! — я вздохнул искренне и тяжело.
Еще и по той причине, что, освобождая дворец, вдова Эдрика хорошенько запустила в нее руку, не побрезговав и национальными сокровищами. Теперь предстояло с ней воевать. Что нелегко. Женщина в трауре, и тело ее мужа только что упокоили в родовой усыпальнице. Но придется. Реакция Сержа меня удивила.
— Ну наконец-то! — он вскочил на ноги. — Кто бы знал, как давно я ждал этого момента⁈ Годами, без малого десять лет!
— Мы знакомы всего семь.
— Я и говорю — без малого.
— И все-таки?
— Как же я мечтал, что однажды ко мне придет некий Даниэль сарр Клименсе и, немыслимое дело, попросит в долг! До ужаса хотелось узнать: какие он при этом подберет слова? Но откуда мне было предположить, что будут они — государство в опасности!
— Ты их сказал, не я.
— Разве? Но если и так, что это меняет? Конечно же, я их дам. Хотя бы ради сбывшейся мечты. Пусть мне хороша известна привычка увенчанных металлическим колпаком людей никогда их не возвращать. Сколько⁈
— Вынужден разочаровать. Речь действительно идет о деньгах, но прошу о другом.
— Не понял тебя? — Серж тряхнул головой. — И о чем же тогда?
— Что ты скажешь насчет того, если я предложу тебе портфель министра финансов?
То, чего сар Дуавьез не смог добиться от меня, удалось мне: он открыл рот. Его молчание продолжалось довольно долго. Успели принести кофе, я — отпить половину чашки, а Серж все молчал.
— Это было внезапно, — наконец, сказал он.
— С чего бы? Ты справишься с чем угодно, будь то министр полиции или земных недр. Я предлагаю то, что тебе ближе всего.
— А казна пуста. А экономическое положение Ландаргии бедственное, если не сказать катастрофическое.
— Тем интереснее стоит перед тобой задача. Когда человек не развивается, он деградирует. Ну станешь ты в скором времени богатейшим человеком королевства, а дальше-то что⁈
— Уже, Даниэль, уже! Но я тебе этого не говорил. У меня есть время подумать?
Иногда полезно быть беспощадным.
— Я должен уехать отсюда с готовым ответом. Если откажешься, ничего в наших отношениях не изменится. Разве что другого предложения не дождешься. Мы по-прежнему останемся друзьями, ты будешь всячески обласкан, но я поставлю на тебе большой и жирный крест. Серж, ты отлично понимаешь, что решаема любая проблема, стоит только приложить к ней достаточно усилий. Другой вопрос, считаешь ли ты нужным их прилагать, когда и без того все прекрасно?
— А где пряник?
— Помнишь, когда-то мы рассуждали, каким должно быть идеальное государство? Теперь у нас появилась возможность творить историю. Историю!
— Команда молодых реформаторов?
— Можно сказать и так. Но никаких потрясений! Мы будем менять все исподволь, шаг за шагом, медленно, но неуклонно.
— Кто кабинет возглавит?
— Такого человека пока нет. Ты вообще первый, к кому я обратился. Думаю, он должен быть человеком зрелым, чтобы время от времени тыкать нас в ту горячку, которую мы обязательно начнем пороть. Ну так что?
Кофе Дуавьез не любил никогда, как следствие, в нем не разбирался, а потому он был посредственным.
— Ты очень изменился за последний год, Даниэль.
— Надеюсь, в лучшую сторону. Но это не ответ на мой вопрос.
— Конечно же, да.
— Гора с плеч, — я действительно чувствовал огромное облегчение, и дело было совсем не в его деньгах.
Мы прощались, когда Серж сказал:
— Не утерплю, поскольку другого случая может и не быть.
— Не понял тебя? — фраза прозвучала слишком загадочно.
— Даниэль, сознайся же, наконец, что это я нес тебя на себе, а не ты меня!
— Ни за что! Теперь, когда ты дал согласие. Чуточку раньше надо было.
Давнишний наш спор и ему почти столько же лет, сколько и знакомству. В тот вечер, изрядно во хмелю, жаждая любви мы направлялись в гости к дамам, и не позволяли друг другу упасть. И оба рухнули замертво, едва добрались.