Адъютор. Его величество

Глава 17

Глава семнадцатая

За время пути в Гладстуар запомнилось два события. Первое из них — встреча с дезертирами.

Понять психологию этих людей несложно. Когда выбор встает между моральными ценностями и собственной жизнью, дрогнуть может любой. Ведь кто мы, если не сплошь исключительные личности? А таким умирать нельзя, потому что мир без нас рухнет. В этом все мы одинаковы, других нет, и никогда не будет, даже среди тех, кто никогда над этим не задумывался и потому не осознает. Это и называется гордыней.

Предстояло сражение, чей исход легко предсказуем — армия Ландаргии потерпит сокрушительное поражение. Не было у нас ни единого довода, который позволил бы думать иначе. Количество солдат, пушек, выучка, опыт сражений, среди которых нет проигранных, как следствие, моральный дух — все было на стороне Аугуста. И мы приготовились умереть. Кто-то исполняя свой долг, другие по той причине, что им не хватило смелости дезертировать. Ведь это тоже, пусть и презираемый, но поступок, для которого нужен характер.

Логика у них была проста: главное, выжить сейчас. Не быть зарубленным саблей, застреленным пулей, проткнутым насквозь штыком, разорванным в клочья пушечным ядром, посеченным картечью, затоптанным копытами вражеской конницы или ногами охваченных паникой своих же однополчан. А когда победит Аугуст, какое будет до них дело?

Как зачастую происходит, все решил случай. На придорожной станции Стаккеру повстречался человек, который клятвенно уверял, что знает путь напрямик через отрог Джамангры, и он позволит сэкономить время. Когда Курт сообщил, я даже не раздумывал: четырнадцать опытных, необремененных поклажей всадников не должны испытать никаких проблем.

На другой стороне хребта мы дезертиров и встретили. Внезапно, за поворотом проселка, на опушке леса, а впереди виднелась небольшая деревушка. Очевидно, она и была их целью. Сомнительно, что дезертировали они сообща, наверняка сбившись в стаю уже потом и голод привел их туда, где можно поживиться едой, а заодно и чем повезет.

— Десятка три, не меньше, — успел пересчитать их Стаккер до того, как они укрылись за деревьями.

— Хотите сказать, что полицейские функции в наши задачи не входят?

— Что-то вроде того, сарр Клименсе. Но, если посчитаете нужным…

— Лизар, как называется деревня? — я обратился к проводнику.

Лизар и сам выглядел типичным разбойником. Обросший бородой, и со шрамом, развалившим бровь и щеку так, что становилось непонятно — каким волшебным образом глаз остался целым, он был из той породы людей, которых ничто и нигде не держит. Живут они случайными заработками, берутся за что угодно, и все у них получается одинаково хорошо. Их проблема в том, что в погоне за непонятной мечтой они, когда сил совсем уже не осталось, заканчивают жизнь там, где хоть как-то удается пристроиться. А то и вовсе в придорожной канаве. Но конь под Лизаром был неплох, карабином он владел умело, здешние места знал хорошо и что еще от него требовалось?

— Светлые Родники, господин сарр Клименсе. Когда-то большое селение! Неподалеку выработанный медный рудник, и здесь доживают свой век те, кому податься больше и некуда.

— Значит так, мне хотелось бы с ними поговорить. Нет, не с жителями. Евдай поедет со мной, остальные наготове.

Евдай — добрейшей души человек. Его любимое занятие — собрать вокруг себя на городской площади ватагу детворы, угостить конфетами, и рассказывать сказки своей родины. Да так, что взрослые надолго останавливаются, чтобы послушать. Но при необходимости он может придать себе вид, который отбивает желание пакостничать практически у любого. В стороне, на пригорке, горячили недовольно фыркающих лошадей Курт Стаккер и остальные. Чтобы в случае необходимости броситься на выручку без малейшей заминки. Клапаны на кобурах седельных пистолетов я расстегнул незадолго до того, как мы приблизились к опушке. Не подчеркнуто, но и не скрываясь. Глупо погибнуть из-за какой-нибудь мелочи.

— О чем можно разговаривать с этими трусливыми тварями, сарр Клименсе⁈ — Евдай всем своим видом показывал недовольство.

— Знаете, что с ними будет, если они замарают руки кровью? Бессрочная каторга. Но скорее всего повесят. Особенно в том случае, если народ потребует от власти решительных мер, и ее кампания будет в самом разгаре. Сколько сейчас таких банд?

Встреться мы в другой ситуации, главный у дезертиров вызвал бы у меня симпатию. Широкоплечий мужик, с пышными усами и проницательным взглядом серо-голубых глаз на в чем-то породистом лице. Подводил его подбородок: маленький. Потому рот казался чересчур низко, и на его месте я обязательно бы отпустил бороду. А так свисающие вниз кончики усов лишь акцентировали внимание.

— Ну и чего бы вы хотели? — разговор начал он. Чтобы со смехом обратиться к своим. — Сдается мне, этот человек желает прочитать нам проповедь! Иначе, как его понимать?

— Держите.

Кошель я бросил человеку с ним рядом. Когда тот открыл горловину, его не хватило на большее, чем издать нечленораздельный звук. Банкноты в Ландаргии ходят наравне с золотом, но в подобных глухих местах отношение к ним все еще недоверчивое, и мой выбор был очевиден.

— Этого будет мало, — заглянув в кошель, главарь попытался вернуть себе лидирующее положение в разговоре.

— Достаточно для того, чтобы вы избежали виселицы.

Когда мы возвращались назад, Евдай то и дело на меня поглядывал.

— Вы спрашивайте-спрашивайте, не томите себя.

— Сарр Клименсе, но почему⁈ Они — предатели!

— Помните того, что стоял справа от главаря? Высокий, тощий, глаза у него светлые и слегка косят.

— Внимания не обратил.

— Не суть. Так вот, через два поколения у него родится потомок. Возможно, такой же трусливый, как и его предок, но, когда вырастет, то станет знаменитым на весь мир лекарем. Он даже неизлечимые болезни будет лечить.

— Да ну⁈ — Евдай смотрел на меня, и он верил в то, что я говорил.

— Шучу. Но, тем не менее, шанс есть. Если их всех повесят, этого точно не произойдет. Кстати, почему задержались?

— Они спросили кто вы и как ваше имя.

Дальше мы возвращались молча. Высоко в небе пели птицы, пахло полевыми цветами и лошадиным потом. Хорошо была видна двуглавая вершина Джамангры, формами напоминавшая женскую грудь, вследствие чего и получила название. И стойкое чувство жалости к этим оголодавшим до отчаяния разного возраста мужикам, согнанным на убой против их воли.

Второе событие было куда значимей и принесло сильнейшую боль. До Гладстуара оставался день пути, и я вовсю предвкушал встречу с Аннетой. Ночевка в придорожной гостинице, и случайная встреча. Было в Джулии нечто такое, что заставляло меня испытывать животные чувства обезумевшего от страсти самца, и я с ужасом понимал, что мне не устоять ни за что. Так и случилось.

Когда мы расставались, я с не меньшим страхом ожидал, что Джулия вдруг заговорит грубым мужским голосом: «Ну что я вам говорил, она — роковая!», и хрипло рассмеется.

И облегченно перевел дух, когда Джулия, изобразив на пороге губами прощальный поцелуй, скрылась за дверью. Наваждение исчезло вместе с ней, тогда и пришли муки. Это было новое для меня чувство. Как будто я совершил нечто ужасное, то, чего нельзя исправить ничем и никогда. Хрустнул под пальцами сургуч, забулькал, наливаясь в бокал бренди, и я на миг застыл перед тем, как выпить.

— Налейте тогда и мне, — он появился в номере бесшумно, лишь дрогнуло пламя свечи. Вероятно, от сквозняка, когда приоткрылась дверь.

Очередной визитер был стар и худ. В таких случаях принято говорить: несмотря на возраст, он сохранил юношескую стройность. В остальном господин представлял собой типичного семидесятилетнего мужчину, со всеми присущими возрасту морщинами, пигментными пятнами, складками кожи и мешочками. Что делало ему честь — он не пытался молодиться. Не носил парик, не подкрашивал редкие волосы, не отпустил прямые усы, чтобы перечеркнуть ими носогубные складки, и выглядеть на несколько лет младше. Достойно принять старость такой, как она есть — для этого нужно мужество. Или не обращать на себя внимания, но руки у него были ухожены, наряд тщательно продуман, а маникюр и прическа безупречны.

— Позволите, я присяду? — незнакомец легко, и без малейшего кряхтения уселся в кресло. — Вам не стоит себя винить, сарр Клименсе. Вы обязаны были узнать, что такое предательство. И, что особенно важно, предав лично. Когда предают нас, все куда проще. Мы кричим от негодования, бьемся в истерике, полны благородного гнева — отныне им нет прощения! Но при этом чувствуем себя жертвой, что возвышает нас в собственных глазах. И совсем другое дело, когда предаем сами.

— Зачем⁈

— Вам известно, что такое прецизионные сплавы?

— Конечно. Благодаря добавкам металл, будь то обычное железо, приобретает особые свойства.

— Именно. Стоит на огне кастрюля, бурлит в ней вода, а ручки у нее, с виду точно такие же, как и все остальное, продолжают оставаться холодными. Сарр Клименсе, без того, что произошло, у вас не получилось бы стать целостной личностью. Вы обязаны были почувствовать на вкус предательство.

— Обязан⁈

«Если я сейчас проткну его шпагой, он умрет? Или все они — бесплотные духи, являющиеся только в моем больном воображении?»

— Умру! — с готовностью кивнул он. — Хотя, если быть точнее, погибнет то, в чем я сейчас нахожусь. Так и вижу, как захлебываясь, кричат газетные заголовки: «Добропорядочный глава уважаемого семейства погиб при загадочных обстоятельствах в номере придорожного отеля от руки героя войны Даниэля сарр Клименсе!» К слову, отправить в дом сар Штроукков орден было сильнейшим ходом. Верю-верю, — замахал он руками, — вы сделали это искренне, но факт остается фактом. И не вздумайте винить Джулию! В чем ее вина, если у кареты сломалась колесная ось, Джулии пришлось здесь остановиться, а животный магнетизм — страшная скажу вам штука! — старик подмигнул, что в его возрасте могло быть и нервным тиком. — У вас не было ни малейшего шанса, сарр Клименсе. Отвечу на незаданный вопрос. Читать мысли мы не умеем, но два-три столетия практики, и даже бесталанный научится понимать с лиц. Принцип прост: тот, кто обжег руку, меньше всего думает о красоте заката. И заканчивая разговор. Знаете, по какой причине вы интересны?

— Извините, не догадываюсь.

— Мы для вас — боги. И что вы должны делать при встрече с любым из нас? Правильно — просить, или даже умолять. О достатке, власти, тайных знаниях, чем-то еще… Но и в разговоре с тем, кого вы называете Пятиликим, этого не произошло. Случай не единичный, но редкий. Почему?

— Глупо просить у тех, в существовании которых уверен не до конца. К тому же слишком рано узнал, что вы не способны творить чудеса по желанию, а потому и соблазна-то не возникло.

— Понятно. Спасибо за угощение, сарр Клименсе! — визитер аккуратно поставил бокал на стол.

Мой собственный, так и нетронутый, после его ухода полетел в дверь. Начинать день с крепкого спиртного — не слишком хорошая затея, а выплеснуть эмоции каким-то образом было нужно.

— Что-то случилось, сарр Клименсе? — Стаккер не мог не видеть мое состояние.

— Все хорошо, Курт, все просто замечательно.

До одури хотелось убить. Наверное, читать мысли по этому принципу умеют не только они, потому что от моего взгляда случайный прохожий испуганно шарахнулся в сторону и, оглядываясь, поспешил скрыться.Что им еще понадобится, чтобы я стал прецизионным сплавом без всяких оговорок — измена Аннеты?

Аннета вызывала беспокойство и в связи с другим. Некто Даниэль сарр Клименсе, о чьем успехе у женщин слагали легенды, отказавшись от многих блестящих партий заявляется в столицу мало того, что с провинциалкой, так еще и простолюдинкой. Столичная аристократия — общество снобов, где любой мелочи придается огромное значение, особенно когда в нем стараются подчеркнуть свое пренебрежение к тем, кто волей судьбы, и ничем больше, к ней не относится.

— Ах, она перепутала фужеры, можете себе представить⁈ — заявит какая-нибудь глупая как пробка особа, сделав глаза огромными, чтобы подчеркнуть всю трагичность момента.

— Это еще что! Попытался с ней завести разговор о творчестве Микаэля Сомбро, так она о нем даже не слышала! — ответит ей господин, все добродетели которого заключаются в том, что однажды, будучи пьяным, он проявил неслыханную щедрость одарив нищенку с детьми серебряной монетой, что станет поводом для гордости на всю оставшуюся жизнь.

— И что здесь удивительного, учитывая ее происхождение⁈ — разведет руками еще один, пробежавший наискосок «Сущности бытия» Ланскора, с трудом выучивший из них несколько цитат, и теперь считающий себя знатоком жизни.

Стану ли я любить Аннету хоть сколько-нибудь меньше? Конечно же, нет. Но могу себе представить, какие чувства буду испытывать, когда замечу в разговоре Аннеты с каким-нибудь ослом тщательно скрываемое им пренебрежение. Мы никогда не затрагивали с ней эту тему: Аннета и без того отлично все понимала. И готовилась.

… — Вот и Чумная застава видна, — сказал Стаккер. — От нее до предместья Гладстуара час езды. Полгода едва минуло, когда мы проезжали мимо по дороге в Клаундстон, а как много за это время произошло! Наверное, самый насыщенный событиями период в моей жизни.

— Всегда мечтал побывать в столице. Так, фельдъегеря! — Евдай первым услышал позади звон колокольчиков.

Он становился все ближе, и вскоре мимо нас пронеслась украшенная королевскими гербами почтовая карета в окружении нескольких всадников.

— Интересно, какие новости они везут? — уступив чтобы не мешать, мы провожали ее взглядами с обочины тракта. — Сарр Клименсе, как вы думаете?

— Надеюсь, весть о нашей победе.

Я сказал то, чего хотелось страстно. История как процесс не подчиняется никаким законам, и для нее не существует правил. Но она подвержена влиянию так или иначе сложившихся обстоятельств, способных коренным образом ее изменить. Это уже потом все разложат по полочкам и всему дадут названия. А пока оставалось надеяться, что нашу победу не отсрочит ничто. Не возникнет враждебная Ландаргии коалиция, например. Как в союзе с Нимберлангом, так и без него. Самое подходящее для этого время: еще одной войны нам не выдержать ни за что.

Карета ненадолго задержалась возле карантинного пункта, и понеслась прочь. Вероятно, фельдъегеря успели что-то сказать, поскольку перед взобравшимся на телегу человеком собралась небольшая толпа, которой, размахивая руками, он самозабвенно вещал. О чем именно, догадаться можно издалека: слишком ликующими все выглядели.

А потому весть о капитуляции Нимберланга не стала для нас неожиданностью. Но не другое — не желая принимать в этом участие, король Аугуст пустил пулю в лоб.

— Как же так⁈ — удивлялся Стаккер. — Что ему грозило⁈ Он же коронованная особа! Ну ссылка, изгнание, но ведь с его головы не упал бы и волосок! Сарр Клименсе? — Курт смотрел на меня с надеждой.

— Смею только предполагать.

— Что именно, сарр Клименсе?

— Его величество поставил на кон больше, чем у него было, а потому проиграв, он сумел погасить долг только таким образом. Десятки тысяч загубленных жизней и ради чего⁈ Ландаргия угрожала Нимберлангу, и со стороны Аугуста это был превентивный удар? Нет, он пытался удовлетворить амбиции: Ландаргия стала бы главным экспонатом в его коллекции трофеев. По-моему, все закономерно.

Меньше всего мне хотелось думать о его судьбе. Радость от нашей победы и близкая встреча с Аннетой пьянили.