Адъютор. Его величество

Глава 10

Глава десятая.

«Богатый на события выдался денек! И ведь утром ничего не предвещало».

Мы с навигатором Мигхелем наблюдали за тем, как обряженный в парадный мундир капитан «Гордости короны» торжественно передает адмиралу Драувисту личное оружие — признание того, что корабль захвачен. Что было формальностью, поскольку над линкором уже трепетал при порывах ветра флаг Ландаргии.

— Духу им не хватило взорвать корабль! — презрительно сказал Мигхель. Он то и дело болезненно морщился, прижимая к груди руку с намотанной на нее толстенной повязкой.

Во время штурма я выложился настолько, что сил на эмоции не оставалось. Ни на то, что вместе с «Гладстуаром» ушла на дно моя фамильная шпага, а вместе с ней и стопа документов, содержащих ценную информацию, и существующих в единственном экземпляре. Что Александр все-таки умудрился утопить пистолет, и теперь, чувствуя вину, старательно не попадался на глаза. Остался жив, пару раз буквально каким-то чудом, ну и ладно. У многих не получилось, и в сравнении с ними я просто счастливчик.

— А где капитан Глассен?

Странно было не видеть его рядом с адмиралом.

— Как, сарр Клименсе, вы ничего не знаете⁈

Изумление навигатора было настолько сильным, что я невольно почувствовал себя виноватым.

— Чего именно?

— Он свой корабль не покинул.

«Гладстуар» начал уходить под воду, когда на борт линкора перебрались последние способные держать оружие из команды фрегата. Перед тем, как в ней скрыться, вместе с пузырями воздуха он издал звук, в котором при желании можно было услышать: «Я держался сколько мог, господа, и теперь дело только за вами».

— Но почему⁈

Зачем ради какой-то замшелой традиции добровольно было лишать себя жизни, наплевав и на семью, и на пророченную блестящую карьеру, о чем он не мог не знать⁈

— Эх, сарр Клименсе! — Навигатор смотрел на меня с сожалением. — На «Гладстуаре» оставалось много раненых, и мы не могли их спасти. Будучи его капитаном, в этой ситуации вы поступили бы иначе? Сомнительно.

Я промолчал, потому что не знал ответа.

Сражение закончилось, и те жалкие остатки, что оставались от флота Нимберланга виднелись теперь на освещенной закатом полоске горизонта пятнышками парусов размером с еловую шишку. День окончательно угас, пусть полная темнота пока не наступила, и потому фонари на шлюпках, снующих вокруг в попытке найти и поднять из воды людей, светили достаточно ярко.

— Назавтра нам предстоит здесь задержаться, — глядя на них, сказал Мигхель. — Сколько их держатся за обломки по всей округе, но попробуй увидь! Главное, чтобы не заштормило.

На полубаке матросы палубной команды во главе с боцманом шили парусиновые мешки. Много, чтобы хватило на всех. Поутру вначале в них окажутся тела из экипажа «Гордости короны». Без всяких почестей их отправят в море, не забыв вложить в каждый пушечное ядро. Затем приспустят флаг, и под печальные звуки горна дело дойдет и до своих. Оставшиеся на плаву корабли эскадры Драувиста лежали в дрейфе недалеко от «Короны», и можно не сомневаться, на них занимались тем же.

— Сарр Клименсе, — голос Александра отвлек из печальных мыслей, — клянусь, я не хотел его топить, так получилось! Когда перелазил на линкор, рукоять зацепилась за какую-то веревку. Я потом весь борт в том месте осмотрел: вдруг, думаю, он за что-нибудь зацепился. Да куда там! — сар Штроукк огорченно вздохнул.

Мне хотелось успокоить его шуткой, но не получилось.

— Александр, на флоте веревок нет. Вероятно, вам попалась единственная, которую забыли оставить на берегу. То есть, вы невиноваты.

— Ну вот, еще и это! — отреагировал он.

— О чем идет речь? — Мигхеля заинтересовали оправдания Александра.

— О пистолете.

— Что, настолько был ценным?

— Работы самого мастера Гридля! — фамилию оружейника сар Штроукк произнес едва ли не с придыханием.

— Серьезная потеря! — кивнул навигатор. И съязвил. — Наверняка вы предпочли бы вместо этого остаться без головы? Нет? Тогда упокойтесь. Сарр Клименсе ясно дал понять, что претензий к вам не имеет. Кроме того, среди трофеев может найтись нечто, способное достойно пистолет заменить. Сарр Клименсе точно заслужил право выбора первым.

Я отмахнулся. Мысли были заняты тем, что эскадра возвращается для ремонта в Клаундстон. А значит, встреча с Аннетой состоится куда раньше, чем могла бы. И это радовало не меньше, что повезло остаться в живых.

— Дергает, — погладив забинтованную руку, жалобно сказал Мигхель. — Пойдемте в кают-компанию, по времени должны накрыть. Матросам ром уже выдают, и нам не помешало бы выпить. Мне покрепче, чтобы унять боль. Вам, Александр, настоятельно рекомендую влить в себя не меньше бутылки вина. Отличное средство, чтобы восполнить пролитую кровь. А вам, сарр Клименсе, остается только позавидовать: вы словно заговоренный! Где я вас только во время штурма линкора не видел, а отделались пустячной царапиной на щеке. Особенную молитву Пятиликому знаете? Или ладанка помогла?

Что дало еще один повод для грустных мыслей. Медный медальон на груди я носил как напоминание тому, что однажды дал себе слово никого больше не убивать.

Стол в кают-компании действительно оказался накрыт. Сервировка наверняка имела происхождение из капитанского шкафа, где хранилась посуда для особо торжественных приемов, красивая, изящная, из высшего сорта фарфора. Ломился он и от закусок, а также бутылок разнообразных форм. Здесь, во главе с адмиралом Драувистом, собрались все уцелевшие при абордаже офицеры «Гладстуара», за исключение тех, кто нес вахту. Не сказать, чтобы атмосфера за столом представляла собой праздничную, но угнетенной точно назвать ее было нельзя. Наше появление не прошло незамеченным.

— Проходите и устраивайтесь поудобней! — опираясь на костыль, Коден гостеприимно обвел рукой стол. — Сарр Клименсе, мы только что о вас вспоминали. И сошлись в том, что ваше появление на борту «Гладстуара» пришлось весьма кстати. Как вы думаете, господа офицеры, — обратился он к присутствующим, — достоин наш гость носить мундир лейтенанта флота Ландаргии? Господин адмирал, просим передать наше ходатайство в департамент военно-морского флота, — продолжал гнуть свое Коден, когда его дружно поддержали.

— Быть посему! — кивнул Драувист.

Он выглядел настолько уставшим, что не приходилось сомневаться: единственное его желание — добраться до постели как можно скорей.

— Остается только надеяться, что его величество званием мичмана не отделается, — пробурчал сосед по стульям навигатор Мигхель, успевший влить в себя за время короткого спича Кодена не меньше половины бокала рома.

«Небось еще и орден на грудь повесят! А заодно накропают в газетах статью, — мысли текли в привычном русле цинизма. — Война — самое подходящее время вспомнить о патриотизме. И если такой человек как я, чье имя известно во многом благодаря скандалам, а тем зачастую предшествовали некрологи, борется с врагами короны на щадя живота своего, то добропорядочным гражданам стоило бы призадуматься: возможно, патриотизм, — не такое и не бранное слово? Во всяком случае, я бы раздул историю именно так».

— А что думает сам Клименсе? — Коден все не мог успокоиться.

Лгать не пришлось.

— Для меня это будет честью.

Клаундстон продолжал жить привычками мирной жизни. Где-то там, на севере, вовсю гремели бои, но, если не читать газет и не прислушиваться к разговорам, прогуливаясь по городу ни за что не догадаешься, что в Ландаргию пришла война. Пройдет какое-то время, и цены взлетят вверх, люди будут выглядеть злее, на улицах заметно поубавится молодых здоровых мужчин, их заменят выпрашивающие милостыню калеки, а на женщинах все чаще начнут попадаться черного цвета платки. Всегда так было, и что могло измениться на этот раз?

Я глазел в окно, мое молчание затягивалось, и за спиной начали перешептываться. Там собрались журналисты практически от всех газет Клаундстона. Пора было начинать.

— Итак, господа, приступим. Сейчас вы получите строгие инструкции, что можно печатать, а чего быть не должно. Заранее предупреждая вопросы, которые наверняка возникнут: полномочий у меня достаточно, а кары будут в соответствии с законами военного времени.

— А как же свобода прессы⁈

— Также, как и: «честный журналист продается только один раз». Либо она свободная, либо не продается.

Вопрос задал тип в помятом костюме, и с таким же лицом. Основатель, владелец и главный редактор популярного в городе бульварного листка. Тоннингер предоставил мне достаточно полную информацию о каждом издательстве, а потому я знал о нем много. Этот человек не единожды бывал бит разгневанными героями его очерков, но, тем не менее, процветал. Посредством принадлежащей ему газеты нечистоплотные личности сводили счеты, пускали компрометирующие слухи, и занимались другими подобного рода делами, а потому он мог бы и промолчать.

— Теперь о главном. Во всем, что касается освещения войны, информация должна быть мало того, что взята из надежных источников, так еще и перепроверена. Другими словами — о тиражировании слухов не может быть и речи. Народ заслуживает того, чтобы знать правду, какой бы горькой она ни была. Но в тоже время в своих публикациях вы не должны допускать никакого упадничества. Вам объяснить, что настроение общества — дело государственной важности, а чье-то частное мнение — не более чем оно? Оставим их для разговоров в гостиных и подворотнях.

— Цензура? — весело спросил усатый господин в светлом костюме и с небрежно повязанным ярким платком вместо галстука.

С ним я знаком был давно. Именно через его газету несколько месяцев назад давался анонс, что приму участие в местном турнире фехтовальщиков. Не знаю, где он нашел художника, но на афишах я нравился себе настолько, что готов был сохранить целых несколько экземпляров. Шрамов на лице нет, нос не настолько длинный, и взгляд хорош. Он словно говорит — съесть человеческую печень сырой, или все-таки слегка поджарить? Именно так всегда и хотел выглядеть.

— Разве правда нуждается в цензуре? — обтекаемый ответ, и оставалось надеяться, что эти мастера словесности его оценили. — Все, теперь можно приниматься за то, для чего мы, собственно, и собрались.

По возвращению эскадры в Клаундстон меня одолели просьбами дать интервью. Гражданский человек, а потому не связан никакими обязательствами, и непосредственный участник событий. Тогда-то и пришла мысль собрать всех вместе под его предлогом. Когда зашуршали блокноты, и посыпался град вопросов, мне пришлось пережить все заново. Гибель людей, вызывающих только симпатию. Свое почти отчаяние, когда казалось, что, штурмуя нимберлангский линкор, мы затеяли безнадежное дело и теперь все погибнем. В связи с ним страх, что больше никогда не увижу Аннету. И очередную попытку ответить на вопрос: как бы я поступил на месте Глассена? С капитана «Гладстуара» я и начал.

При условии, что неотложных дел нет, в затянувшейся непогоде имеется свое очарование. Можно отклонить все приглашения, растопить в уютной гостиной камин, любоваться языками пламени, неторопливо дегустировать понравившийся сорт бренди и разговаривать с любимой женщиной. Окутанной таинственным полумраком, поскольку огонь — единственный источник освещения, а на дворе ночь.

— Что ты будешь со всеми ими делать? Носить по очереди?

Смуглая от рождения кожа Аннеты выглядела еще темнее, но тем ярче блестели ее глаза. Бездонные словно омут, цвета спелого-спелого каштана, обрамленные длинными пушистыми ресницами, я всегда старался не смотреть в них слишком долго, чтобы не потерять связь с реальностью. И не думать о том, какую красоту линий пытается скрыть ее одежда. Иначе сложно сосредоточиться на самых простых вещах.

— Что буду делать со шпагами? — заглядевшись на Аннету, ответить сразу не получилось. — Не надену ни одну.

— Ожидаешь подвоха?

— Ядовитого шипа в рукояти? Нет.

— Тогда почему?

— Аннета, мужчинам в нашем роду украшений носить не принято, но ты же видела, что они собой представляют?

Новость о том, что вместе с «Гладстуаром» на дно ушла моя шпага, среди знакомых распространилась быстро. И кое-кто из них счел своим долгом возместить потерю. Сталь у нескольких из почти дюжины шпаг была чудо как хороша, но на какой ляд эти дарители устроили конкурс на самую богатую отделку эфесов⁈ А ножны⁈ Прежде всего, шпага — это оружие, а не способ подчеркнуть статус. Тот у меня один — мое имя, и его достаточно.

— Ну и как же ты поступишь, Даниэль?

— Что-нибудь придумаю. Скажу, например, что не хочу никого обидеть, а носить по очереди глупо. Счастье, не на всех клинках инкрустации и гравировки. Выберу из них лучший, а ножны с эфесом поменять недолго. Хотя, что может заменить семейную реликвию⁈ Ладно, не будем о грустном. Как идут твои дела?

— Все они клятвенно уверяют, что никогда прежде у них не было такой прилежной и талантливой ученицы. — Аннета скорчила гримаску, ясно давая понять свое отношение к их словам.

— А ты как считаешь?

— С языками неплохо. Но тут больше твоей заслуги. Ноты даются легко, с риторикой проблем не возникает, с философией куда ни шло, но эта алгебра и астрономия!.. Даниэль, иногда мне хочется плакать: ну почему я такая глупая⁈ — Аннета действительно всхлипнула от огорчения.

— Ты не глупая, ты просто пытаешься усвоить сразу слишком много, вот и все. А еще ты — самая красивая в мире женщина. Может, тебе не стоит проявлять столько усердия? Когда ты выглядишь уставшей, мне это не нравится. В конце концов, на любую каверзу можно ответить улыбкой, а она у тебя бесконечно милая, сказать «фи» и гордо удалиться.

— Ни за что! — Аннета произнесла каждое слово раздельно. — О мужчине судят по его жене, а ты предлагаешь мне как последней дурочке глупо улыбаться⁈ Нет, о том ли были мои девичьи грезы⁈

Мне удалось ее убедить, у Аннеты заметно улучшилось настроение и теперь она забавлялась. Пришлось подыграть.

— И о чем же ты мечтала?

— Охмурить знатного господина, выйти за него замуж и днями валяться в постели, а не всякие там «аргументы восхождения»! — в термине она удачно скопировала скрипучий голос учителя риторики.

— Ну и кто тебе мешает?

— Ты, Даниэль, кто же еще, ведь я должна тебе соответствовать! Мне хочется, чтобы ты мною гордился тоже, а не только я тобой. У меня получится?

— Не сомневаюсь. Аннета, мне придется отлучиться на несколько дней.

— Когда?

— Как только закончится непогода. Постараюсь обернуться быстро, чтобы ты не успела завести любовника. С другой стороны, появится отличный повод испытать свою новую шпагу.

— Прошу тебя, никогда так больше не шути! И куда на этот раз? Снова в Гласант?

— В Соминкейт. День-полтора туда, столько же обратно, и в нем я не задержусь. Необходимо сверить с отчетом кое-какие цифры, а их можно добыть только на месте. Понимаешь, Аннета, мундир дает человеку власть, привилегии, обязанности, множество других вещей. Но любой из них не состоянии изменить внутреннюю сущность.

— Ты этому человеку не доверяешь?

— Пока еще не знаю. У меня на него большие планы, и не хотелось бы разочаровываться, но иначе не выяснить о нем никак.

— Я буду скучать.

— Я тоже. Пойдем, милая.

Камин угасал, и вообще пора было спать.