Адъютор. Его величество

Глава 20

Глава двадцатая

— Не замерзла?

Прервав прогулку, мы сидели за столиком кафе на набережной Брикберса.

— Нет-нет, продолжай!

— Многие люди обожают принимать себя за личность, но ведь это куда большее, чем просто деньги и слава. Смотришь порой на какого-нибудь господина. И слова у него полны благородства, и рыцарь он, что называется — без страха и упрека, и одежды на нем белоснежные. А затем вдруг замечаешь, что полы плаща у него, извини, заляпаны собственным дерьмом. Потому что он даже в том самом месте не захотел выходить из образа, и поплатился. Больше всего боюсь стать именно таким.

— Такого следует бояться. Скучаешь по морю? — Аннета обратила внимание на брошенный мною долгий взгляд на Брикберс. В этом месте он разливался настолько, что казался морской бухтой.

— Да.

— Если родился на берегу, но не связан с ним работой, его не замечаешь.

— Разве такое возможно⁈

— Конечно! Пока оно само о себе не напомнит, чаще всего неприятным. Холодный ветер задует, или хуже того шторм. Это как с деньгами. Когда их достаточно, ты их не замечаешь — они у тебя есть и все тут. Если только не начнешь их тратить совершенно по-дурацки.

— И как же это?

— Не будешь смеяться? Наверняка мои рассуждении покажутся тебе наивными.

— Зря ты так думаешь.

— Проигрывать в карты, пускаться в сомнительные авантюры, и пытаться поддерживать тот образ жизни, который не можешь себе позволить.

— Карты не люблю, насчет авантюр не уверен, а последнее нам точно пригодится.

— Будет совсем трудно, устроюсь белошвейкой. В лавку какую-нибудь, или ткачихой на фабрику.

— Ты… серьезно⁈

Женщина, которую люблю, едва передвигая ноги, возвращается домой после проведенного у станка за мизерные гроши бесконечного дня, а дома ее ждут домашние хлопоты… Нет, после такого мне свой плащ точно не отстирать, придется его выкидывать.

— Даниэль, а что другое меня ждало⁈ И совсем необязательно, что рядом со мной был бы любимый мужчина, а не тот, за которого пришлось выйти, потому что возраст.

— Не настолько у нас с деньгами все и печально, но с бриллиантовым колье придется повременить.

— Между прочим, обожаю бриллианты! Они только кажутся холодными, но на самом деле все далеко не так.

— Слезы Пятиликого?

Существует поверье, что алмазы — они и есть. Это же сколько ему пришлось их пролить!

— Просто они самые красивые среди других камней, вот и все.

— Теперь разорюсь, но куплю!

— Забудь! В нашей ситуации это выглядит так, будто ты пытаешься замолить передо мной грехи за что-то ужасное. Даниэль, ну чего они все на нас пялятся⁈

— Так уж и все?

Набережная Брикберса и в это время оживленное место, а потому парочка моих приятелей действительно попалась. И я был благодарен им за то, что они не лезли с объятиями, а поприветствовав кивком, исчезали.

— С десяток точно насчитала. Кивнут тебе, и на меня смотрят, как будто диковину какую-то увидели.

Вероятно, я обратил внимание не на всех.

— Привыкай. Это только кажется, что Гладстуар — огромный город. Пройдет какое-то время, и знакомые начнут попадаться тебе на каждом шагу. Возвращаемся? Наверняка Дигхтели начали беспокоиться.

— Хорошо. Только можно вначале задать тебе единственный вопрос?

— Сколько угодно, Аннета. Постараюсь ответить на любой.

— Сегодня у сар Штраузенов все произошло из-за меня?

— Зная мое отношение к тебе, ты была лишь поводом. Только о подробностях, пожалуйста, не спрашивай.

Пусть лучше она узнает от кого-нибудь другого, что обязательно рано или поздно случится. И мне совсем не захочется выяснять — кто ей скажет, потому что начну испытывать к нему стойкую неприязнь, ведь моей жене будет больно.

В отношении Дигхтелей, я оказался прав.

— Даниэль, где вы запропастились⁈ — голос Антуана был полон возмущения. — Я уже собрался отправиться на ваши поиски!

Во дворе его дома действительно толпилось несколько вооруженных слуг.

— Извини. Чудесная ночь, и мы решили прогуляться.

— Безрассудно с твоей стороны!

— Это еще почему? Ты о том недоумке у сар Штраузенов? Вряд ли он теперь будет поджидать меня в удобном местечке с бандой наемных убийц: сам по себе он полный ноль.

Аннета в стороне разговаривала с Лаурой, мы с Антуаном голоса не форсировали, и нас не должно было слышно.

— Если снизойдешь, то предлагаю пройти в кабинет, и наконец-то поговорить начистоту.

— Звучит как угроза, — ну и как мне было удержаться в ответ?

— Смотрю, у тебя серьезные изменения.

Все они целиком и полностью касались того, что со стены исчезала картина с фрегатом, которую Антуан грозился мне подарить. Ее место занял морской пейзаж.

— Ну и как тебе он?

— Выглядит необычно, но определенно в нем что-то есть.

Картина была написана широкими мазками в незнакомой манере, когда полностью отсутствует прорисовка деталей, и создается впечатление, что смотришь на нее расфокусированным зрением.

— Ну вот! — с тяжелым вздохом сказал Антуан. — Стоит кому угодно ненадолго удалиться от центра цивилизации, как он наполовину теряет с ней связь. «Определенно в ней что-то есть!», — передразнил он. — Это полотно принадлежит руке восходящего гения Марка сар Монстира! Даниэль, сделай над собой усилие, оцени ее так, как она того и заслуживает.

— Сделал, оценил, красиво, что дальше?

— Встань вот здесь, и посмотри на картину еще раз. Что видишь?

— Оптическую иллюзию, как будто волны накатываются на берег.

— Безнадежно запущенный случай! — сокрушенно покачал головой Антуан. — Это ли не магия, не волшебство⁈

— Предпочел бы смотреть на волны вживую, без всякой магии.

— Кстати, насчет нее. Среди вечерней корреспонденции, есть письмо и для тебя. Из Дома Милосердия. Наверняка с тобой желают встретиться и, если судить по количеству печатей на нем… — он многозначительно умолк.

— С утра после бритья и перед завтраком у меня будет четверть часа свободного времени. Думаю, за это время уложимся.

— Даниэль! — Сарр Дигхтель поморщился. — Мы пришли сюда для серьезного разговора! Усаживайся поудобней и начнем.

— Хорошо. Только не задавай таких же каверзных вопросов как в прошлый раз. У меня не будет на них ответов по той простой причине — понятия не имею, что стоит за всей твоей таинственностью.

— Договорились. Итак, разговор со Стивеном сар Штраузеном состоялся. Что скажешь теперь?

— Еще размышляю над этим. И все больше убеждаюсь в своем прежнем намерении приобрести имение где-нибудь поблизости от Гладстуара. Небольшое, даже крохотное, на другое и денег не хватит, что же тогда говорить о доме в столице, но для меня это важно.

— Почему?

— Наконец-то в моей жизни появится собственный угол.

— А дальше что?

— Затем я обязан обеспечить семье достойное существование, не нарушив при этом ни один из своих принципов.

— Мне твои принципы всегда нравились, ведь благодаря одному из них я все еще жив. Что не меняет факта — с ними ты плохо вписываешься в современную жизнь. Столетия назад все выглядело бы органично. Но мир вокруг стремительно меняется. И не ты ли однажды мне сказал: глупо надеяться на то, что он будет под нас подстраиваться, и вместо этого вместе с ним должны меняться и мы. Мы!

— Я и сейчас от своих слов не отзываюсь. Они отлично вписываются в любое из моих убеждений: есть вещи, которые не обесценятся никогда. Антуан, хватит об этом, ты же не для того меня сюда позвал?

— Нет. Сегодня сар Штраузен разговаривал не только с тобой.

— И с кем еще?

Антуан развел руками, давая понять, о ком идет речь.

— Даниэль, я не буду разделять его слова и свои, ибо нет смысла.

— Договорились.

— Ты наверняка уже слышал, что у короля Эдрика большие проблемы со здоровьем. Вторая по популярности новость после капитуляции Нимберланга.

— Забыл добавить — очередные за последние несколько лет.

— Согласен. Но сейчас все серьезней некуда и вряд ли ему удастся выкарабкаться. Тем самым возникает вопрос, кто заменит его на троне. Дочери в счет не идут. Всем известно, что они собой представляют, и с короной на голове их не желает видеть никто.

Возможно, у одной из них каким-то чудом и получится взойти на трон, но только для того, чтобы отречься.

— Так уже никто и не хочет? А что там насчет карманных королев? Когда правит другой или другие, а ее величество извлекается по мере надобности?

— Резонный вопрос. Но у тебя он возник только по той причине, что ты далек от двора.

Вертелось на языке ехидное — а когда он успел к нему приблизиться? Все мы время от времени в нем бываем, по случаю торжеств, например. В связи с недавней победой состоятся очередные и приглашения получат многие. Заранее можно предположить, насколько зрелище будет скучным в том случае, если король не найдет в себе сил присутствовать. Какой же это праздник, если его величество недомогает? Постные лица, единственная тема для разговора — его здоровье, ни салюта, ни бала. Поневоле задумаешься над тем, а не проигнорировать ли? Разве что показать королевский дворец Аннете. Но вовремя вспомнил: мы договорились, что Антуан не станет разделять себя и Стивена сар Штраузена. А тот, возглавляя Тайный совет его величества, приходится ко двору ближе некуда.

— Спасибо, Антуан, было доступно, убедил. На трон найдутся и другие претенденты.

— Они уже нашлись, Даниэль. Ты бы только знал, какая идет борьба! — Антуан разве что глаза не закатывал.

«Не сегодня-завтра из поездки вернется Тоннингер, мы встретимся, и я буду проинформирован полностью. В том случае, если возникнет желание», — мысли, которые озвучивать вслух я не стал.

— Как понимаю, это прелюдия. И к чему она?

— Даниэль, а ты не хотел бы стать одним из них? Даже не так. Потеснить всех в сторону, а это ты умел всегда.

— Что⁈

— Если судить по твоей реакции, ты был искренним здесь же, день назад, — и Антуан наконец-то удостоил меня объяснением. — Слухи о том, что ты будешь претендовать на корону, появились в Гладстуаре за несколько дней до твоего приезда.

— Никогда им не доверял.

Изначально было понятно, к чему-то подобному все и клонится. Я ожидал, Антуан начнет убеждать меня примкнуть к какой-нибудь партии и заранее придумывал причины для отказа. Его слова оказались настолько неожиданными, что, наливая в бокалы, едва не расплескал бренди.

— Даниэль, ты же понимаешь, что творится сейчас в Ландаргии?

— Конечно. Больно смотреть, как она стремительно приходит в упадок. Чудо, что мы не проиграли эту войну.

— Или божественное провидение.

Государство ветшало, как приходит в запустение дом, за которым не ухаживают. Сам-то он добротный, с толстыми каменными стенами, и при должном уходе стоять ему тысячелетия. Но его нет. Прохудилась крыша? Закроем дыру тем, что под руки попалось, и какое-то время проблема нас не побеспокоит. Прогнили полы? Зачем их вскрывать и перестилать заново? Проще наложить досок сверху. И шут бы с тем, что они скрипят, жить ведь можно? Не закрываются оконные створки? Мы осторожно их молотком, и куда они денутся? Стекло при этом треснуло? А газеты с клеем на что⁈ И так во всем.

— При нашем разговоре со Стивеном, он и словом не намекнул.

— Знаешь, как ты выглядел? «Только посмейте сказать о моей жене хотя бы единственное плохое слово! Убью и не задумаюсь!» Разве можно в таком состоянии разговаривать о серьезных вещах?

— Это он тебе поручил?

— Нет. Люди, от лица которых я говорю, и господин сар Штраузен ничем между собой не связаны. Почему я? Ты мой гость, я твой друг, а Лаура, пусть и дальняя, но единственная твоя родственница.

Я промолчал. Не осталось их у меня, я — последний. Прадед Лауры был приемным, и одним ребенком в семье. А значит нет у нас с Лаурой общей крови. Тайна, которую им лучше не знать. Они родству рады, а у меня никого, кроме Аннеты, нет.

— Время торопит, Даниэль! Весть о кончине его величества придет в любую минуту. И ты отлично понимаешь, что в этом случае произойдет и чем это грозит закончиться. Особенно учитывая, что никто ни с кем не способен договориться сейчас, и вряд ли у них получится позже. Безвластием, и сколько оно продлится? Тебе ли не знать, что в истории хватает примеров, когда в результате смуты государства попросту исчезали с карты. Но ведь мы с тобой не желаем такой судьбы своей родине?

— Нет.

Я наблюдал за Антуаном, и размышлял над тем, что со вчерашнего дня он изменился, и наверняка это связано с разговором со Стивеном. Куда делась его осторожность в выражениях, присутствующая накануне вечером. Нет, он по-прежнему говорил негромко, и даже разок внезапно распахнул дверь, проверяя, нет ли там чьего-то уха, но перемены были заметными.

— Так что же вы предлагаете, уважаемый сар Дигхтель?

— Даниэль, уверен, ты станешь главным претендентом. Выслушай. Семейству сар Картуа на троне точно не удержаться. Проиграй войну, Эдрик лишился бы престола раньше, чем в Гладстуар вошли войска Аугуста. Жить ему осталось недолго, и после его смерти случится не дворцовый переворот, а смена власти. Таким образом, при любом исходе обвинений в заговоре можно не опасаться: на престол взошел тот, кто прибыл к финишу первым.

— И каковы шансы у меня?

— Во всяком случае не хуже, чем у остальных. Ты и раньше был на виду, а то, что происходило с тобой в последнее время, только прибавило тебе популярности. Если бы я тебя не знал, наверняка бы подумал, что действуешь ты целенаправленно. И еще… — Антуан замялся.

— Ты говори-говори!

— Твоя жена, Аннета. Она не из дворянской семьи, и для простого народа этот факт значит многое.

— Кто и когда спрашивал его мнение?

— Не скажи, Даниэль, ты не прав! Его настроения нельзя не учитывать! Особенно в создавшейся ситуации, когда все может закончиться бунтом. Вначале эпидемия, затем три неурожайных года подряд, а тут еще и война. Напомнить, сколько крестьян рекрутировано и погибло?

— Два года, не преувеличивай.

— Прогнозы на нынешний урожай тоже не утешительны. Даниэль, прозвучит громко, но ты — наиболее подходящая кандидатура.

— Те, кто сейчас рвется к власти, тоже прикрываются заботой об отечестве. И как ты… вы, — поправился я, ведь Антуан говорил не от своего имени, — все представляете себе, так сказать, процедурно?

— Этот вопрос уже не ко мне. Моя задача — поговорить с тобой на правах лучшего друга и родственника. Ну так что? Скажешь — да, и мой дом превращается в твою штаб-квартиру.

— Родину люблю, умереть за нее готов, участвовать в тараканьих бегах — нет.

— Судьба родины — это бегущие тараканы⁈ Ты умеешь удивлять!

— Не слишком ли много пафоса даже для композитора?

Перед тем как выйти из кабинета, я задержался возле картины. Прав Антуан, есть в ней что-то особенное, но дело совсем не в оптической иллюзии.

Я долго не мог заснуть: тоже, нашли мессию! Ворочался, пока не разбудил Аннету.

— Почему не спишь?

Перед тем как ответить, я некоторое время любовался ею полусонной.

— Не получается.

— Так на тебя повлиял разговор с Антуаном?

— Однажды я дал обещание, и теперь появился шанс сдержать слово.

— Но что-то тебя останавливает.

— Все так и есть.

— А какое оно, твое обещание, серьезное? Или пустяки?

— С какой стороны на него посмотреть. С одной, как будто бы шутка.

— А с другой?

— Словами нельзя разбрасываться.

— Если это была шутка, может, и относиться соответственно?

— Хотелось бы.

— Но какая-то причина тебе не позволяет. Знаешь, чему я научилась у тебя первым? Оценивать все, что происходит с тобой и вокруг тебя… какое бы тут слово подобрать? Не скептически, не цинично, а… отстраненно. Если ты сейчас отстранишься, это тебе поможет?

— Уже!

— Я не то имела ввиду, подожди! — отбиваясь от рук, попросила Аннета. — Вначале дай обещание.

— И какое же?

— Больше не поедать себя по пустякам.

— Клясться не буду, но попытаюсь.