Адъютор. Его величество

Глава 12

Глава двенадцатая.

Если обобщать, население любой державы делится на две категории, и каждая из них бросается в крайность. Одни считают, что в стране все не так, как должно быть. Власть не в состоянии, она погрязла в коррупции, законы несовершенны, а потому государство стремительно катится в пропасть.

Другая половина свято верит, что их отечество — наилучшее из всех существующих. А если и есть у него недостатки, то где их нет? Когда речь идет об отчизне, редко кому удается занять беспристрастную позицию, что позволяет создать более-менее объективную картину действительного положения дел.

— Этот процесс смело можно сравнить с борьбой двух стихий — воды и пламени, где последнее, конечно же, радикализм, — Тоннингера потянуло на поэтичность метафор. — В случае победы одной из них наступает либо холод, либо жажда, что одинаково смертельно.

— И какой из этого выход?

— Умеренность. То, что всегда хорошо, о чем бы ни шла речь. Радикализму в чистом виде присущи великие потрясения мироустоев, а это никогда не заканчивается ничем хорошим. Разве что дает возможность другим учиться на чужих ошибках. Мир постоянно движется вперед, пытаясь выбраться из лабиринта, где на свободе заждался тот его вид, который устроил бы всех без исключения. Но если бежать впереди других, может получиться так, что угодишь в очередной тупик, из которого выбираться придется долго.

— И что же тогда консерватизм?

— Замечательный способ в этой гонке безнадежно отстать, и тогда рушатся даже империи.

Читая пришедшую наместнику конфиденциальную корреспонденцию, а также столичные газеты, я все больше убеждался в мысли, что Ландаргия требует если не радикальных, то значительных перемен.

— Опять плохие новости, Даниэль? — Аннета бросила взгляд на в сердцах скомканный мною «Вестник Гладстуара», валяющийся на полу.

Я привлек жену к себе.

— Скоро из хорошего у меня останешься только ты.

После неудачной попытки десанта, Нимберланг их больше не предпринимал. Вместо этого он постарался отрезать морское сообщение Клаундстона с остальной частью Ландаргии, и у него неплохо получилось. Голод городу не грозил: не остров, но фельдъегерская почта теперь добиралась по суше, а значит, с большим опозданием.

Значительную часть столичной корреспонденции составляли порой противоречащие друг другу бесчисленные циркуляры. Канцелярия наместника ими попросту была завалена, каждый требовал ответа, и благо, что мы с Клаусом договорились, что всю бумажную волокиту он берет на себя. Уже по одному их количеству смело можно судить о неважном положении Ландаргии в текущей войне. Она проигрывала одну баталию за другой, и теперь ставка была сделана на генеральное сражение, которое и должно расставить все по своим местам.

— Аннета, мне придется в очередной раз уехать, — решение было принято, и наступила пора действовать.

— Надолго?

— Как получится.

— Куда на этот раз?

— На север, — я не хотел уточнять, чтобы раньше времени не тревожить, но она догадалась сама.

— Я знала, что все этим закончится, молилась, чтобы этого не произошло, но Пятиликий меня не услышал, — со вздохом сказала Аннета. — У меня к тебе просьба.

— Все что угодно, милая.

— Если есть такая возможность, мне хотелось бы провести день перед разлукой с тобой.

— Сегодня уже не получится, — солнце давно перевалило зенит, — но завтра меня не будет ни для кого, клянусь!

И поспешно отвернулся, чтобы не видеть ее заблестевшие от подступающих слез глаза.

Стаккер явился буквально через минуту после того, как за ним послали.

— Слушаю вас, сарр Клименсе!

— Курт, готовьте людей к дальнему переходу, через два дня выступаем. Всех, сколько имеется у вас в наличии. Ехать придется быстро, на грани возможного, и потому из припасов только необходимое.

— На север? — понимающе кивнул он. И, не дожидаясь ответа, с улыбкой добавил. — Зная вас, ожидал приказа в любую минуту. При необходимости выступим завтра с утра.

— Увы, не получится, впрочем, послезавтра тоже. Есть у меня два неотложных дела, они потребуют именно это время, и его придется наверстать в пути.

— Есть! Разрешите исполнять?

— Погодите. Еще раз все перепроверьте, составьте список того, что необходимо заменить, докупить и так далее. Вечером он должен лежать у меня на столе вместе со сметой. И не вздумайте экономить! Бюджет Клаундстона выдержит, а нам действительно придется поторопиться. Курт! — окликнул я Стаккера уже в дверях. — Заберите моего Рассвета, и дайте ему нагрузок. Только не переусердствуйте.

Рассвет — конь на редкость выносливый, но в последнее время он застоялся. Темп передвижения задавать буду лично, и не хотелось оказаться слабым звеном.

— Мы постараемся, сарр Клименсе!

Голос у него был веселым. Казалось бы, чего ему радоваться? Дорога пролегает по опасным местам и будет трудной: жара, пыль, днями в седле, несколько коротких часов отдыха там, где застанет ночь, а в конце пути с легкостью могут убить. Ко всему опоздай мы, и наши потуги станут смешны.

Предстояло еще встретиться с Тоннингером. Чтобы успеть к моему отъезду, ему придется изрядно пошевелиться, следовательно, найти его предстояло как можно скорей. Потому, недолго думая, я отправился на ипподром. Разговор со Стаккером о Рассвете напомнил, что страстью Тоннингера являются лошадиные бега, а в прочитанной мною газете, рядом со статьей о незавидном положении Ландаргии в текущей войне, расположились котировки на сегодняшние скачки.

Тоннингер, несмотря на свое серьезное увлечение, в ставках был крайне осторожен.

— Да и не в них дело, — однажды поделился он. — Наблюдать за бегом лошадей, вот что доставляет мне великое удовольствие. Существуют различные мнения, но на мой скромный взгляд, именно они — самые красивые животные из всех, созданных Пятиликим. В них Создатель объединил все — грациозность кошек, горделивость лебедей и мускулистость атлетов. А взгляд, вы только посмотрите на их взгляд! Недаром же у некоторых народов они считаются священными животными'. Причем ездить верхом Тоннингер не жаловал, взгромождаясь в седло лишь в случае острой необходимости.

На ипподроме мы и встретились.

— Что-то серьезное? — завидев меня, потерял свой блаженный вид он.

— С какой стороны взглянуть. Как ваши успехи сегодня?

Аастарх моментально оживился.

— Представляете, сарр Клименсе, я три раза подряд ставил на Базилика, плюнул на него, а сегодня он пришел первым! — лицо у него выглядело по-детски обиженным.

— Садитесь ко мне в пролетку, пусть ваша едет следом. Я отвезу вас домой, по дороге и поговорим.

— Умеете вы заинтриговать! — сказал Тоннингер, едва оказался в ней. — Слушаю вас внимательно.

— Можете передать им, что я согласен, но при одном условии.

— И какое же оно? — Аастарх сразу понял, что речь идет о вызове в ночь праздника Вседозволения.

— Чем бы встреча не закончилась, они обязаны ответить на ряд вопросов. Обязаны. То есть, на любой из них должен быть получен ответ.

— Что совсем не означает — они будут честными.

— Согласен. Но вся прелесть ситуации заключается в том, что задавать их будете вы.

— Я? — не сказать, чтобы Тоннингер опешил от неожиданности.

— Хотя бы по той причине, что к тому меня времени в Клаундстоне уже не будет. В одном случае я личном передам Пятиликому вашу благодарность за созданных им лошадей…

— А в другом? Так, позвольте догадаться. Вы рассчитываете успеть к началу?

Всегда было приятно осознавать, что окружен неглупыми людьми. Особенное удовольствие приносило то, что в их число входит и моя жена.

— Ну а что мне еще остается? Никогда себе не прощу, если не попытаюсь. Жаль только, что мысль не пришла раньше.

— Она и не могла прийти, поскольку была надежда, что дело до этого не дойдет.

— Но дошло. Вся надежда на то, что мы сражение выиграем. Иначе крах. Ладно, теперь о текущем. Если они согласятся, вы должны подготовить вопросы так, чтобы получить всю интересующую нас информацию, даже если, отвечая, вам каждый раз будут лгать.Ладно, не всю, но достаточную для того, чтобы сделать нужные выводы. Мне это не по силам, и вся надежда на вас. Особенно учитывая, что у вас единственный день. И выйти на них, и договориться, и подготовить вопросы. Что мы теряем? Ровным счетом ничего. При удачном исходе мы основательно поможем местной контрразведке избавиться от шпионской сети. А не получится, утешим себя тем, что попытка не пытка. Возьметесь?

— Было бы любопытно попробовать, — задумчиво протянул Тоннингер. — Интересно узнать ваши мотивы, сарр Клименсе. Все-таки риск смертельный: искусство владения ганкасами оттачивалось здесь веками.

— Не хочу, чтобы надо мной висел неоплаченный долг: мне сделали вызов, и я на него не ответил. Пусть он и не такой большой, как прибыть на север вовремя. А заодно, глядишь, в Клаундстоне не взлетит на воздух второй по счету пороховой склад. Или не сгорит очередной склад с провиантом для гарнизона.

Следующий день пролетел стремительно, как может только ночь: коснулся человек головой подушки, закрыл глаза и все, пора вставать. Исчезнув из дома едва взошло солнце, мы с Аннетой успели за него так много, что я не мог понять: как нам все удалось? Что только мы не успели сделать, и где только не побывать. Совершить долгую прогулку по городу, по пути заглядывая во все места, которые хотя бы немного показались нам привлекательными. Покормить голубей на главной городской площади и чаек на набережной. Посетить ярмарку сладостей. Обменяться подарками в лавке, торгующей безделушками. Послушать проповедь в Доме Истины. Отлично пообедать в портовой таверне, славящейся экзотическими блюдами. Поаплодировать бесстрашным канатоходцам, прибывшим в Клаундстон вместе с гастролирующим в нем цирком-шапито. Навестить танцевальный дом, где у меня не получилось отсидеться среди зрителей. И даже поглазеть на кулачные бои. Недолго, потому что зрелище Аннете не понравилось. Затем нас ждал театр, и мы едва успели заглянуть домой, чтобы переодеться. В довершении ко всему пришлось согласиться на приглашение в дом сар Энеже — бывшего наместника Клаундстона. Вернулись мы далеко за полночь, чтобы обнаружить в гостиной Аастарха и Александра, которые терпеливо нас дожидались. По лицу Тоннингера никогда ни о чем не догадаешься, другое дело сар Штроукк.

— Вероятно, вы желаете отправиться вместе со мной? — я наверняка опередил его заготовленную речь. — Вы поедете, но при единственном условии.

— И какое же оно?

— Прямо сейчас дадите слово, что слушаться будете беспрекословно.

— Сарр Клименсе!.. — он приложил два пальца ко лбу, а затем к сердцу.

Зачем-то Александр вспомнил о полузабытом ритуале: когда-то таким образом в Ландаргии присягали на верность сюзерену.

— Тогда готовьтесь. И обязательно поговорите со Стаккером. Он — человек опытный, и непременно подскажет вам тысячу существенных мелочей. Обоза с нами не будет, все необходимое придется везти с собой, а отставших не ждем. Теперь извините, за день устал, а мне еще предстоит серьезный разговор. Пойдемте, Аастарх. Дорогая, я ненадолго.

Тоннингер начал без предисловий.

— Они согласились, сарр Клименсе. — И, опережая следующий вопрос. — Завтра в полдень, в Клоспентуаре.

— Что это и где?

— Местечко в часе езды. Столетия назад там находился замок одноименного господина, но сейчас от него остались развалины. И нечто вроде арены: он был заядлым театралом со своей собственной труппой. Но постановки он любил, мягкого выражаясь, специфического характера. — Тоннингер замялся.

— Заинтриговали, продолжайте, — хотя, если судить по его реакции, несложно было догадаться.

— Свальный грех. Своим непотребством Клоспентуар нажил непримиримых врагов из Дома Благочестия, они задействовали другие Дома, а дальше, как вы понимаете, дни его были сочтены.

Я мысленно себе поаплодировал:

«Достойное местечко чтобы закончить свой жизненный путь, Даниэль!»

— С их стороны какие-нибудь условия есть?

— Если «это» можно ими назвать.

— Говорите-говорите, Аастарх!

— Сарр Клименсе, поединок будет считаться законченным только в случае смерти одного из дуэлянтов. Тот момент, который они обсуждать не намерены.

— Тем проще.

— Не понял вас? — внезапно выяснилось, что удивляться Тоннингер умеет тоже.

— Подобные условия развязывают руки, не находите?

— Гм, — только и сумел ответить он.

Я потрогал медальон на груди: может, хватить маяться дурью и снять?

— Кстати, Аастарх, почему бы вам не отправиться в Гладстуар?

— В столицу? — переспорил он, как будто в Ландаргии городов с таким названием два.

— Да. Тем более, перед тем как согласились работать на меня, именно туда вы и хотели перебраться.

— Весьма неожиданно, должен признать, господин сарр Клименсе! — Тоннингер замолк, ожидая объяснений.

— А почему бы и нет? Учитывая то обстоятельство, что назад я буду возвращаться через нее. Помимо того, существует неплохой шанс и вовсе сюда не вернуться. Приедете туда, осмотритесь, а к тому времени, глядишь, мы и встретимся.

— А как же данное вами отцу Клауса господину сар Штраузену слово?

О его содержании я никому не распространялся, но чего было удивительного в случае с Аастархом? Тот же Клаус мог проболтаться в приватном разговоре.

— Придумаете какую-нибудь вескую причину: так или иначе вам придется с ним встретиться. Шучу, господин сар Тоннингер, предоставьте возможность объясняться мне. Все, надеюсь, следующая наша встреча произойдет уже в Гладстуаре.

— Я не смогу пропустить такое событие!

— Чтобы при определенном стечение обстоятельств лично убедиться в том, что остались без работодателя и у вас развязаны руки?

— Сарр Клименсе, — он поморщился. — Выбросьте из головы! В кои-то веки мне выпало работать с по-настоящему амбициозным человеком, и не хотелось бы что-то менять.

— На том и договоримся. Распорядиться, чтобы вас отвезли домой? Время позднее.

— Спасибо, меня ждут.

И кого я совсем не ожидал в тот вечер увидеть, так это Клауса. Он появился в дверях одновременно со слугой, который спешил доложить о его визите. Прошелся по кабинету, разглядывая по пути все, как будто оказался в нем впервые. На языке вертелась ехидная фраза, что Люсии здесь нет, но я тактично промолчал.

— Мне всегда нравился твой вкус, Даниэль. Одновременно и уют, и рабочая обстановка при минимуме деталей интерьера — это нужно уметь!

— Почему бы тебе не написать свои слова на листе гербовой бумаги, и не поставить на нем печать наместника наряду с оттиском родового герба? Я был оформил их красивой рамкой, и они отлично смотрелись бы вон в том простенке.

— Понимаю, Даниэль, мой визит не ко времени, — я действительно едва не зевал. — Но до меня дошли слухи…

— И теперь ты желаешь выяснить из первых уст — когда и где?

Клаус отмахнулся:

— Узнать несложно, меня интересует другое: у тебя не было возможности отказаться?

— Это было моей инициативой.

— Вот даже как⁈ Тогда ответь и на другой вопрос: почему ты постоянно ищешь свою смерть?

— Я ее не ищу, я от нее не прячусь. Согласись, разные вещи. Не желаешь бренди? Открыл для себя новый сорт, и хочу его порекомендовать.

— Нет. Ты бы только знал, кто будет твоим противником! К тому же это условие!

— Очевидно, тебе известно куда больше меня. Кроме того, хочу заметить: отличная моральная поддержка от человека, которого считаю другом. Кстати, появиться при твоем положении в Клоспентуаре — это серьезно повредить репутации, учитывая, какая там соберется публика.

— Плевать я на нее хотел! И на публику, и на репутацию. Значит, отговорить не получится?

— Возможно, к утру передумаю. На всякий случай не подскажешь, кого можно выставить вместо себя?

— Да иди ты! Где твой хваленный бренди? — он обвел взглядом буфет.

— Верхний ряд, третья бутылка слева. Сам нальешь или позвать слугу?

— Между прочим некий сарр Клименсе числится у меня в помощниках.

— Весомый аргумент! Пододвинь, пожалуйста, буфет ближе: лень подниматься. Да, тебе успели доложить?

— О том, что ты бросаешь Клаундстон на произвол судьбы? Вместо доклада я получил от Стаккера счет на расходы. И только затем узнал подробности. Тебе налить?

— Если соблаговолишь.

— С неимоверным трудом, но так тому и быть. — Клаус задумался. — Даниэль, наша пикировка напомнила мне прежние времена. Когда я был зеленым юнцом, а ты, за право быть лучшим, бился то на дуэли, то в постели очередной фемины. С той поры ты очень изменился. Только не говори, что я остался прежним.

— Нет. Хочешь, я предскажу тебе судьбу?

— Решил снискать себе лавры пифии из Дома Вечности?

— Клаус, в недалеком будущем ты станешь серьезным и жестким политиком. Как только поймешь, что фигуры не желают двигаться, потому что ты прикладываешь к ним недостаточно усилий. Тебе нет равных в шахматах, но даже тебе недоступно переставлять пешки с ферзями силой мысли.

— Но почему жестким?

— Быть политиком — занятие не для мягкотелых.

— Даниэль, ты меня пугаешь! Звучит как жизненный наказ перед сам знаешь чем.

— Надеюсь, что нет. А теперь извини: мне нужно выспаться перед завтрашним днем.

Хотел еще добавить, чтобы, не желая быть узнанным в Клоспентуаре, он не вздумал нацепить длинную седую бороду, но сдержался.