Дядя самых честных правил 9

Глава 38 Серафим

На следующее утро мне принесли письмо от Тараканова. Князь многословно, в цветистых выражениях со множеством комплиментов мне такому красивому извинялся за вчерашний конфуз. Мол, он совершенно не то имел в виду, и, вообще, он ничего против орков никогда не имел. А Елизавета наговорила глупостей из-за жениха, того самого Барберини — девочка смотрит ему в рот и всё за ним повторяет. Сразу было видно, что Тараканов в своё время подвизался при дворе: он рассыпал в тексте столько сахара, что с бумаги едва не капал сироп. В конце же Тараканов просил не говорить о досадном недоразумении Марье Алексевне, чтобы не омрачать старую дружбу. К письму князь приложил плоскую коробочку, обтянутую бархатом, с драгоценным колье для Тани.

Извинения я принял — глупцы остаются глупцами даже с княжеским титулом. Их убеждения изменить невозможно, пусть живут как хотят. Таня тоже согласилась простить их, но только чтобы не расстраивать Марью Алексевну. Правда, колье она носить отказалась, пообещав вытащить из него камни для опытов с магией.

Что же касается Елизаветы, то её брак с местным дворянином станет лучшим выбором. Ни на какой престол она претендовать уже не сможет, и Екатерина даже не узнает о её существовании.

— Ваша светлость, как я рад вас видеть!

Серафим Волконский появился на вилле минута в минуту, будто боялся опоздать к обеду, на который был приглашён. С нашей последней встречи он повзрослел, превратившись из наивного юноши в серьёзного молодого человека. Загорелое лицо стало мужественным, в глазах светилась уверенность, а плечи раздались вширь.

— Брось, Серафим, какие титулы между друзьями? Будем на «ты», как старые боевые товарищи.

Титулами мы практически равны, вместе воевали, так что никакого урона для чести в таком обращении не было. Серафим кивнул и непринуждённо стал называть меня по имени.

Вот за что молодой Волконский мне симпатичен как человек, так это за его лёгкость и незлобивый характер. После той выволочки, что я устроил ему при первом знакомстве, другой бы затаил обиду и попытался свести счёты. Серафим же признал свою неправоту и позже немало помог мне стать своим среди офицеров.

— Разреши представить тебе мою ученицу Татьяну Алексеевну Ларину.

Волконский поцеловал девушке руку, наговорил кучу комплиментов, но остался в рамках положенных приличий. Я пригласил его к столу и во время обеда спросил:

— Какими судьбами во Флоренции?

Вздохнув, Серафим рассказал, что последний год был помощником у российского посланника в Риме.

— Ты его, скорее всего, знаешь, Головин Никита Фёдорович.

— Имя вроде слышал, но не знаком. Дельный человек?

Серафим вздохнул ещё раз и неопределённо покачал головой.

— Как тебе сказать. Вроде бы не дурак, но слабохарактерный и подкаблучник. Всеми делами, по сути, занимается его жена Анастасия Николаевна.

Я еле сдержался, чтобы не хлопнуть ладонью себя по лбу. Точно! Вспомнил! Головин — это же жених Ягужинской, которого она упоминала в нашу последнюю встречу. И тогда же она говорила, что собирается с ним в Рим.

— Если нужно будет решить какой-то вопрос, то проще всего действовать через неё, — Серафим усмехнулся. — Задобрить её подарком, какой-нибудь дорогой безделушкой — и дело в шляпе.

— Спасибо, учту на будущее. Это она тебя отправила во Флоренцию?

— Она «отправила» меня обратно в Петербург, — Серафим отвёл взгляд и поджал губы. — Моя помощь посланнику больше не требуется.

Кажется, я догадываюсь, что там у них произошло. Неужели, Ягужинской стало мало мужа и она позарилась на Волконского?

— Впрочем, это и к лучшему, — Серафим встряхнулся и снова расплылся в улыбке. — Головин рад был от меня избавиться, но написал хороший отзыв о моей работе. Полагаю, я могу получить новый чин и уже сам стать посланником.

Мы ещё поболтали о пустяках, о Риме и порядках в Вечном городе. Серафим развлёк нас байками о Ватикане, рассказывая их в лицах. Но я видел, что у Волконского есть ко мне дело, которое он хотел бы обсудить наедине.

Я предоставил ему такую возможность. После обеда Таня нас оставила, а мы вышли прогуляться в сад. Но Серафим не торопился переходить к своей проблеме, кусал губы, будто не мог решиться завести разговор.

— Серафим, — я решил облегчить ему задачу, — тебя что-то гложет. Не держи в себе, выкладывай как есть.

— Такое дело, Константин, — он поморщился. — Мне крайне неудобно просить об одолжении. Но ты единственный знакомый, к кому я могу обратиться.

— У тебя проблемы с деньгами? Отец лишил наследства?

— Да, то есть нет. Там всё так запутано! Отец меня содержания всё-таки лишил, но я бы и так брать не стал. Мне тётка оставила небольшое имение под Тверью, так что деньги вроде бы есть. Только они там, в России. Мне их должны были прислать с оказией на будущий год. А тут Головин отправляет меня обратно, а в кармане пусто, как весной в амбаре. Ты не подумай, я вовсе не из-за этого к тебе приехал!

— Глупости, — махнул я рукой, — друзья для этого и нужны, чтобы выручать в трудных ситуациях. Сколько тебе надо?

— Рублей пятьдесят, — он аж покраснел, — только чтобы до Петербурга добраться.

На краю сада маячил Васька так, чтобы не слышать наши разговоры, но в случае необходимости быть под рукой. Я подозвал его жестом и велел принести тысячу рублей из нашей походной казны.

— Костя, я не возьму! Это слишком много!

— Отказ не принимается, — я улыбнулся. — Друзья должны помогать друг другу. Ещё не хватало, чтобы ты ночевал в дешёвых гостиницах!

— Как только приеду в Петербург, сразу же отправлю тебе всю сумму.

— Брось! Я не ростовщик, в конце концов. Считай это подарком от меня, и всё.

— Ты меня извини, но я так не могу. Я всегда отдаю долги, всегда. Тем более что деньги у меня есть.

— Вот ей-ей, обижусь!

— Нет, даже не уговаривай. Деньги это деньги, не надо ими дружбу портить.

— Если тебе так принципиально, давай я попрошу об одной небольшой услуге, и будем квиты.

Серафим вопросительно поднял бровь.

— Кроме тебя никто не сможет помочь.

— О чём речь?

— Требуется устроить небольшой маскарад. Возьмёшь мой дормез, изобразишь, будто ты — это я, и поедешь в Россию.

— И всё? Тебя кто-то преследует?

— На меня косо смотрит папская инквизиция. Некроманты, знаешь ли, им как кость в горле. А у меня есть некоторые дела в Риме, которые можно решить только лично.

— Ой, ерунда какая! Я уж думал, тебе убить кого-то надо. Сделаю, без проблем! Тогда мне и деньги не особо нужны: я-то думал, лошадей нанимать придётся, а на дормезе я домчусь со всеми удобствами. Так ещё лучше будет!

Мы обговорили с ним детали, и Серафим отправился готовиться к «маскараду». Хоть он и отказывался, но деньги я ему всё-таки вручил. Сумма для меня небольшая, а Серафиму в дороге пригодится.

Кардинал Вильгельм Баскервильский появился во Флоренции с опозданием на три дня. Инквизитор был хмурый и недовольный, но договорённости выполнил полностью.

— Папская булла, — выложил он передо мной документ с массивной печатью на верёвочке. — Два дня назад разослана по европейским епархиям.

Мне не пришлось звать Хозяйку. Она явилась сама и моими глазами прочитала буллу до последней запятой.

— Это ваша книга, как и просили. А это вещи погибших некромантов. — Инквизитор указал на ящик, принесённый двумя слугами. — Здесь всё, включая деньги и бумаги.

Хозяйка не стала верить на слово и устроила ревизию моими руками.

— Не хватает медальона, — бросил я кардиналу, — золотого, с изображением льва, на стальной цепочке.

— Его нет в описи изъятого имущества, — инквизитор напрягся. — Я лично проверил по списку.

— Значит, ваши исполнители его украли. Наша сделка отменяется.

— Давайте не будем рубить сплеча. — Щека инквизитора дёрнулась. — В договор вложено столько сил, что будет преступлением разорвать его из-за мелочи.

Хозяйке доставляло удовольствие измываться над инквизитором. Она почти час придиралась к нему, наблюдая за нервной реакцией. Но под конец тот начал чувствовать, что над ним издеваются, сделал каменное лицо и перестал реагировать. Хозяйка тут же потеряла к нему интерес и удалилась, оставив за мной последнее слово.

— Будем считать, что вы выполнили свою часть, монсеньор, — я добродушно улыбнулся инквизитору. — Мой коллега, фон Джурьефф, вы его наверняка знаете, отправится с инспекцией обозначенных земель в ближайшее время.

— Очень хорошо, — инквизитор криво ухмыльнулся. — А вы, светлейший князь, собираетесь путешествовать дальше?

— Да, вероятно.

— И куда же, позвольте узнать?

— Ещё не знаю. Мир такой огромный, а я не видел даже малой его части.

— Надеюсь, не нужно напоминать, что ваше появление в Риме крайне нежелательно? — Мне показалось, что в его голосе мелькнули мстительные нотки. — Святой престол просит вас воздержаться от посещения города и его окрестностей.

— Какая жалость! Говорят, красота Рима ни с чем не сравнима.

— Флоренция ничем не хуже, князь. А повара и ювелиры здесь даже лучше.

— В самом деле?

— Дайте мне слово, что не поедете в Рим.

Мы встретились с ним взглядами. Инквизитор смотрел на меня без ненависти, но в глазах читалась неприкрытая угроза.

— Монсеньор, обещаю вам — ни одна живая душа не увидит меня на улицах Рима. Скажу честно: Ватикан и Папа меня не интересуют ни в каком образе. И уж тем более я не собираюсь возобновлять конфликт после такого сложного примирения. Инквизиция может спать спокойно, я не доставлю ей хлопот.

— Надеюсь, — кардинал встал и протянул мне руку, — мы больше с вами не встретимся, светлейший князь.

— И я тоже, монсеньор, и я тоже.

Через два дня, рано утром вся прислуга виллы торжественно провожала нашу компанию. За всё время, что мы жили здесь, они старались лишний раз не попадаться на глаза, но исполняли свои обязанности на пять с плюсом. Я оценил их старание и ещё вечером щедро наградил всех: от управляющего до посудомойки. Кажется, кто-то даже пустил слезу, кланяясь нам вслед. Единственный, кто был недоволен, так это хранитель винного погреба — выпить его за три недели не представлялось возможным, но Киж очень старался.

Дормез прокатился по улицам Флоренции и выехал за город. Следом за ним, на расстоянии в версту, неспешно трусили двое всадников — наблюдатели инквизиции. Хотите убедиться, что я не поеду в Рим? Да пожалуйста! Мы приготовили небольшой спектакль, и все актёры должны уже быть на своих местах.

На одном из поворотов, где дорогу окружали плотные кусты, дормез притормозил. Из зарослей выскочили двое, Серафим и его слуга. Первый нырнул в экипаж, а второй запрыгнул на козлы к Ваське.

— Закрой глаза, — велел я Серафиму, — я наложу на тебя личину. Даже родные не смогут отличить тебя от меня.

Когда колдовство сделало своё дело, он недоверчиво провёл пальцами по лицу и с опаской спросил:

— А как её потом снять?

— Не волнуйся, через три дня спадёт сама. Ты к этому моменту уже будешь достаточно далеко.

Через четверть часа дормез въехал в небольшую рощу, скрывшись от глаз соглядатаев.

— Ни пуха!

Я пожал Серафиму руку, и мы с Таней выскочили из экипажа. Следом на землю спрыгнул Васька, с саквояжем в руке.

— К чёрту!

Дверь захлопнулась, и дормез лже-Урусова покатился прочь.

Нам пришлось подождать минут десять, прежде чем мимо протрусили инквизиторы в дворянских костюмах. А затем не спеша мы прогулялись через рощицу и вышли точно к ожидавшим нас экипажам. Старой, но ещё крепкой карете с двойкой механических лошадей и крытой повозке, запряжённой живой флегматичной клячей.

— Всё в порядке, Константин Платонович? — Из кареты нам навстречу выскочил Киж.

— Как и планировали. Отправляемся через три минуты.

На прощание ушло чуть больше — уж больно тяжело мне было отпускать от себя Таню. Да и она тоже разорвала объятия с неохотой.

— Скоро увидимся, — улыбнулся я ей, — пара недель — и мы догоним вас.

— Смотрите, Константин Платонович, — притворно нахмурилась она, — если не явитесь в срок, я разрешу неапольским кавалерам ухаживать за мной.

— Боюсь, это будет их самая большая ошибка в жизни. От меня они не скроются даже в посмертии.

Я поцеловал девушку ещё раз и махнул рукой, приказывая ехать. Таня, играя роль скучающей вдовы, в сопровождении слуги, Васьки, и чичисбея, Кижа, отправлялась в Неаполь. Ну и Мурзилка поехал с ними, выбрав карету вместо повозки. А мы с Диего, притворяясь художником и его служанкой, должны были выехать на побережье и по Аврелиевой дороге добраться до Рима.