— Видишь?
Я прищурился, пытаясь разглядеть магическим зрением изменения эфира. Таня нетерпеливо фыркнула и указала пальцем.
— Вот они, ну! Как будто масло разбрызгалось.
С большим трудом, на грани восприятия мне удалось увидеть блёклые эфирные структуры. Да, действительно, очень похоже на брызги, будто неаккуратная хозяйка что-то жарила на сковородке и заляпала всё кругом. Кстати, очень удачное сравнение: когда Талант создаёт заклинание, часть силы тратится впустую, распыляясь вокруг. Чем опытней маг, тем меньше у него бесполезных потерь. Судя по следам, витрины бил какой-то недоучка, расплескавший половину эфира.
— Смотри, он расколотил стекло, постоял немного и пошёл вон туда.
Таня, как гончая, взявшая след, двинулась по следам вандала. Увы, но я ничего разглядеть уже не мог и доверился ей.
— За мной, — я махнул рукой мертвецам, — не отставать.
Мы пересекли библиотеку и через небольшую дверку выбрались в боковой коридор. Поворот, ещё поворот, лестница вниз, галерея со стрельчатыми окнами, переход с гулким полукруглым сводом, и мы оказались на улице возле входа в университет для уборщиков, сторожей и прочей прислуги. Похоже, воры отлично ориентировались в здании или их провёл кто-то из своих.
Почти минуту Таня стояла молча, внимательно оглядываясь и морща нос.
— Туда, — кивнула она на переулок справа, — точно туда.
Далеко идти не пришлось. Следы привели нас к небольшой гостинице с почерневшей деревянной вывеской «Папаша Клаус».
— Маг вошёл сюда, но отметки очень слабые. Дальше я, наверное, не смогу ничего найти.
— Не страшно, так их отыщем.
Я закрыл глаза и подхватил эфирную нить, выпущенную Анубисом. «Ловчая сеть» сплелась легко и через минуту накрыла собой небольшую гостиницу. Да уж, совсем не боярские хоромы — в щелях гнездились тараканы, полы были липкие от грязи, а на кухне пованивало тухлым мясом. Нет, не то, слишком мелкий масштаб взял. Ну-ка, что у нас на втором этаже, где сдаются комнаты?
Так-так, постояльцев всего трое. Какой-то купчишка, цверг-приказчик, не проспавшийся с вечера, и небогатая семейная пара, судя по всему, приехавшая из Пруссии. Нет, это не воры, могу гарантировать. А что у нас в пустых номерах?
Пришлось повозиться, прежде чем я обнаружил улики. В одной из комнат кто-то жил ещё вчера. Горничная, если она была в этом клоповнике, ещё не убиралась там, так что моей добычей стала обгорелая бумажка с грубым планом университета и мелкие осколки стекла на полу. Доказательства косвенные, но я и не собирался устраивать официальное расследование.
— Константин Платонович, может, я схожу и попробую разузнать у хозяина?
— Попробуй, — кивнул я, — только вежливо, не надо устраивать допрос с пристрастием.
— Как получится, — Киж усмехнулся. — Посмотрю по обстоятельствам.
Пока он ходил в гостиницу и беседовал с хозяином, я с Таней и Диего устроился в трактире чуть дальше по улице. Ещё не распущенной «ловчей сетью» я проверил кухню и рискнул заказать простую яичницу. Таня ограничилась чаем, а Диего приказала принести бутылку какого-то пойла. Впрочем, этим она не удивила — на примере Кижа я уже знал, что поднятым покойникам алкоголь не вредит, а служит жидким «топливом» для функционирования тела. Есть они ничего не могут, а вот спирт участвует в загадочном мёртвом обмене веществ.
— Почти ничего, — хмуро бросил вернувшийся Киж и приложился к бутылке испанки. — Жили четверо, пруссаки-цверги, уехали сегодня утром, заплатили до копейки. Примет хозяин не помнит.
— На чём уехали?
— Карета вроде бы, но не точно. Куда поехали — неизвестно.
Ниточка оборвалась, так и не размотавшись. В молчании мы закончили со вторым завтраком и вышли на улицу.
— Куда теперь, Константин Платонович? Поедем дальше? Всё равно книги найти не сможем.
— Погоди.
Я зацепился взглядом за мальчишку, который подметал мостовую перед гостиницей.
— Эй, малец! Ты, ты. Подойди-ка сюда.
Мальчик лет десяти на вид, полукровка-цверг настороженно приблизился к нашей компании.
— Ты у Папаши Клауса работаешь?
— Ну.
— Рубль заработать хочешь?
Он посмотрел на меня с подозрением, но согласно кивнул.
— Утром уехали четыре постояльца. Видел их?
— Ну!
— Как они выглядели?
Мальчишка пожал плечами.
— Да обычно. Один дворянин такой, всё время голову задрав ходил и кривился, ничего ему не нравилось. Ещё дядька был, лицо такое суровое, будто стукнуть хочет. Со шрамом на щеке, вот таким, — он показал на себе, прочертив пальцем от виска до уголка рта, — ну и двое ещё, только я их не разглядел.
— На какой карете они уехали? Герб, может, заметил?
— Да не было там герба. Карета старая, дядька со шрамом ворчал, что выбросить её давно пора. На ней даже надпись гвоздём кто-то нацарапал, только я прочитать не смог, что написано.
— У тебя отличная память, — я бросил ему серебряный рубль, — молодец.
— Может, ты ещё знаешь, куда они поехали? — спросил Киж.
— Знаю, — пацан улыбнулся, продемонстрировав дырку от выпавшего зуба. — Дворянин говорил, что надо к вечеру до Данцига добраться, их там ждать кто-то будет. А дядька со шрамом ответил, что лошади у них плохие и только завтра приедут.
— Держи, заслужил, — я бросил ему ещё один рубль. — Возвращаемся в гостиницу. Дмитрий Иванович, останешься с Таней, а мы с Диего попробуем их догнать.
Киж недовольно поджал губы, но возражать не стал. Знал, что я не доверяю полностью испанке и не хочу выпускать её из поля зрения.
— Ты не веришь мне, Констан, — бросила Диего, едва мы выехали на тракт.
— Доверяй, но проверяй. Ты пока не показала свою верность.
Она пожала плечами.
— Можешь не верить, но я не предам тебя. И девицу твою буду защищать, если потребуется. Я поклялась тебе и… — она нервно дёрнула щекой, — и Ей.
— Кто знает. Вдруг отцы-инквизиторы сумеют тебя уговорить?
Диего хрипло рассмеялась.
— Ты шутишь, Констан? Никто не будет говорить со мной. Оживших покойников стараются сжечь сразу же — святые отцы считают, что они не обладают разумом, а вместо них вещают демоны. А укус мертвеца превращает живого в такого же раба дьявола. Contra vim mortis non est medicamen in hortis![4]
— Letum non omnia finit[5], — я улыбнулся, вспомнив уроки латыни. — Надеюсь, ты это уже поняла.
Губы испанки скривились.
— Это подобие жизни, Констан, без радости и удовольствия. Но я благодарна за неё.
— Насчёт удовольствий спроси Дмитрия Ивановича. Он тебя научит, как брать от смерти всё.
— La mierda del toro[6], — буркнула Диего и отвернулась, не желая продолжать разговор.
Я не стал настаивать — ей только предстоит научиться жить в новой ипостаси. Уверен, она ещё найдёт положительные стороны в деятельном посмертии, как тот же Киж. В крайнем случае, я просто верну её после нашей миссии за грань и отпущу в посмертие.
Верхом на хороших механических лошадях мы могли примчаться в Данциг ещё до сумерек. Но этого и не потребовалось: нужная карета обнаружилась неподалёку от Эльбинга. Она стояла на обочине дороги со сломанной задней осью, а рядом суетились двое слуг, бестолково пытаясь починить её своими силами. Дядька со шрамом тоже был на месте — стоял рядом, сложив руки на груди, и покрикивал на нерадивых работничков. На двери кареты красовалась надпись на немецком с просьбой помыть несчастный экипаж.
Мы с Диего переглянулись, обменялись кивками и остановили лошадей.
— Судари! — я изобразил приветливое выражение лица. — Вам требуется помощь?
Дядька со шрамом обернулся, окинул меня цепким взглядом, а Диего удостоил лишь кратким мазком. Глаза у него были злые, а тонкие губы сжаты в ниточку. Судя по выправке и тому, как он сразу же опустил руку на эфес шпаги, в прошлом он немало послужил.
— Нъет, нъе требуется. — В голосе чувствовалось неприкрытое раздражение.
— Вы уверены? Застрять на ночь глядя далеко от жилья — не слишком приятное занятие.
— Мы обходиться без ваша помощь. Проезжать мимо!
Его прусский акцент напомнил времена войны с Фридрихом. Подозреваю, что мы с этим дядькой могли участвовать в одних и тех же битвах, только с разных сторон.
— Ах, сударь! Христианский долг требует, чтобы мы помогали ближнему.
Дверь кареты распахнулась, и появился ещё один цверг. Молодой, с холёным надменным лицом и активированным Талантом. Он презрительно зыркнул на меня и бросил через губу:
— Сударь, вам ше сказано — езшайте!
Я сделал вид, что не заметил его, повернулся к Диего и озабоченно сказал:
— Видимо, карету перегрузили чем-то тяжёлым, вот ось и сломалась. Надо сначала выгрузить всё лишнее, а потом уже чинить.
— Согласна, — она усмехнулась, подыгрывая мне, — так они до утра возиться будут.
— Я же сказать, — повысил голос дядька со шрамом, — вы должны уехать. Мы не желать вас видеть!
— Сударь, между прочим, это не ваша дорога. Может, мы остановились для отдыха? Так что не надо нам указывать, что делать.
Дядька насупился, а во взгляде появился неприкрытый гнев.
— Я бы на их месте, — продолжил я разговор с Диего, — облегчил карету и поставил ровно для начала. Чинить, когда она так перекошена, — пустая забава.
— Думаешь? — Диего цыкнула языком. — По-моему, проще бросить эту развалюху, чем ремонтировать. Я бы в такой ужасный экипаж никогда не села.
Дядька и молодой цверг о чём-то перешёптывались, кидая на нас сердитые взгляды.
— А вдруг они везут ценный груз? Не на себе же им тащить тяжёлые сундуки.
— Какие сундуки, Констан? Скорее уж книги, золотом там и не пахнет.
Диего поняла, что я их провоцирую, и специально упомянула книги. Но молодой цверг среагировал не на них.
— Это он! Он! — Палец дворянина указал на меня. — Кунерсдорфский мясник! Убийца Фридриха!
Глаза дядьки со шрамом округлились. Он выдернул шпагу из ножен и бросился к нам. А молодой дворянчик сложил руки перед собой, творя огненный всполох.
— Смерть убийце!
Дядька завопил, целясь шпагой мне в грудь. Но не успел пробежать и двух шагов, как грохнул выстрел — Диего спустила курок выхваченного из седельной кобуры «громобоя».
Он зарычал, будто не замечая раны, и прыгнул вперёд. Шпага протянулась ко мне, будто жало, но я не собирался подставляться под удар. Резко развернул лошадь на цверга и ударил пятками. Многопудовый механический конь снёс дядьку и чуть ли не втоптал его в землю.
Походя я отмахнулся от огненного всполоха, брошенного дворянчиком, и поскакал прямо на него. К чести мага, он не стал убегать, а попытался сотворить ещё одно заклятье. Но не успел. Моя шпага плашмя опустилась ему на темечко, заставив потерять сознание и рухнуть в дорожную пыль.
В карете действительно обнаружились двадцать томов энциклопедии, небрежно сваленные в сундук. А дворянчик на допросе, устроенным Диего, заявил, что был обязан её украсть, чтобы вернуть прусскому народу. Мол, война была бесчестной, а книги незаконный трофей. При этом себя он считал героем, а не вором. Идеалист и великовозрастный мальчишка!
Убивать его я не стал, как и сдавать властям. Решил наказать его по собственному методу. Во-первых, я взял с него клятву на Таланте больше никогда не появляться в пределах Российской империи. А во-вторых, обязал получить в Кёльнском университете степень бакалавра деланной магии, каждый месяц отправляя мне письма с докладом об успехах в учёбе. Его аж перекосило, когда он давал слово чести исполнить обещание.
Ничего, пусть выучится и поймёт, что именно он собирался украсть. А то ведь дворянчик считал, что энциклопедия всего лишь «ценный раритет», а не собрание знаний. Заодно пусть узнает, что думают о Талантах студенты факультета деланной магии. Я даже не скрывал улыбку, представляя его среди бесталанных студентов.