Два в одном: Близнецы и древняя вражда

Глава 23

Доспех Ярости Будды, я нашла достойного!

Мне всегда было интересно: каково это — читать чужие воспоминания. В кино или в книжках это всегда очень просто: телепат задумался, сосредоточился и увидел… что-то, что творится в голове у… ну пусть будет пациента. Или напрягся изо всех сил и внушил ему что-то полезное для себя. В реальности все оказалось не так. Я уже понял, что для того, чтобы считать нужный отрезок памяти человека — нужно вызвать у него сильную эмоцию, заставить ее вспомнить, пережить яркое событие еще раз. Тогда получится. Именно поэтому почти невозможно прочитать мысли спящего человека, или найти Какое-то малозначительное событие, если поблизости нет яркого впечатления или сильной эмоции. Я хорошо помнил технику, дающую возможность прочитать мысль или короткое воспоминание, о котором объект приложения думает или переживает в момент.

А вот обратный процесс… один из конструктов Тенебриса способен наоборот делиться воспоминанием, словно «архивировать и выгружать» в голову реципиента. Мне довелось наблюдать его действие в момент выгрузки Малиссой в голову Исао части моих воспоминаний напрямую. Тогда, к слову, казалось что он оценит нашу предусмотрительность, похвалит за такое ценное приобретение, как высокопоставленный инсайдер в стане Синдиката, но Исао тогда на нас разозлился не на шутку.

Но я отклонился от темы. Итак, чтение и передача воспоминаний. После того, как я попробовал оба варианта — смело могу утверждать, не так это и легко, как рассказывают в книжках и кино. Сначала нужно вызвать у объекта нужное эмоциональное состояние, или наоборот, словно размягчить его, сделать податливым к внешнему вторжению и развертыванию передаваемого образа. И наконец перед тем, как брать или вкладывать нужный образ — весь его опыт и эмоцию придется пережить самому. Это как пытаться взять из огня раскаленный прут и обжечь ближнего. Получиться — получится, но испытаешь все прелести раскаленного железа в руке.

Малисса особо не мешкала. В моей голове словно всплыло старое, давно забытое событие. Словно полустертая кинолента из далекого детства. В левой руке затанцевал очередной магический символ, наливался красками, разгорался, светился ярче.

Вспышка! В лицо ударил холодный ветер, на коже остались каплями мелкие снежинки, задуваемые потоком воздуха из ущелья впереди. Горный перевал. Скалистая тропа шириной в семь-восемь шагов. Слева — каменная стена, покрытая мхом. Справа — бездонная пропасть, в которой клубится туман низко опустившихся облаков. Мне холодно и тяжело, ноги почти не слушаются, а руки закоченели. За руку меня держит бритоголовый плотно сбитый жилистый мужчина, уверенными шагами продвигаясь вперед, к заветному спуску в ущелье, за которым нас уже не смогут настигнуть. В полузамёрзшей нише, нише образовалась своего рода естественная каменная чаша, и я делаю несколько шагов чтобы наполнить фляги прозрачной горной водой. В поле зрения попадается мое лицо… Женское! Красивая молодая девушка с глазами цвета зимнего неба и развевающимися волосами цвета воронова крыла. Тонкие руки и пальцы, кожа чистая и белая ни единой мозоли или морщины…

Но вот тропу с противоположной стороны преграждают трое бритоголовых монахов в шафрановых робах.

— Ли Вей! — подает голос самый старший, с кустистыми бровями и лицом, похожим на старую заветренную коровью лепешку. — Твой путь заканчивается здесь, предатель! Дальше вам не пройти. Отдай девчонку. Пади ниц и прими искупление. Возможно, Милосердный смилостивится над твоей предательской душой.

— Предатель? — дерзко возразил держащий меня за руку мужчина. — Искупление? И кого же я предал? За какую провинность мне отдавать жизнь? За то, что не позволил вам заточить невиновную в темницу под предлогом «очищения кармы»? За то, что отбросил предрассудки и суеверия, увидел в ней человека, помогающего нуждающимся, и не позволил вам совершить страшную ошибку? Я считал тебя учителем, Сюн. Верил в твою непогрешимость и добродетельность. Шел за тобой без оглядки и выполнял все, что ты приказывал. Но я прозрел, мои глаза открыты. Сюн, выкормленный змеем преисподней. Теперь говорю так: отступитесь! Дайте дорогу, и останетесь живы!

— Невиновную⁈ — не выдержал молодой монах и перехватил посох поудобнее. — Она — дочь Змеиного Клана! Их род отравлен алчностью и коварством! Ее присутствие — несет скверну для окружающих! Ты глуп и ослеплен похотью, Ли Вей! И к тому же — осквернён близостью с этой змеей! По ее наущению ты похитил реликвии храма Каменной Обители, и пытаешься бежать! Отступник! Но Милосердный очистит твое тело и успокоит душу, тебе нужно только сдаться и преклонить…

— Я никогда не паду ниц ни перед вашим лживы настоятелем, ни перед фальшивым божеством. Это вы — отступники. Я не хочу марать о вас рук, и пятнать свою карму убийством. Поэтому последний раз говорю: прочь с дороги. Или отправитесь прямиком в преисподнюю трех казней, в обитель вашего обожаемого…

Старший монах засмеялся и смех его был похож на звук камнепада, осыпающийся яму гравий.

— Наивный юнец. Ты даже со мной одним не справишься, не то, что с нами тремя. Преклони колени, Ли Вей. Сила Милосердного — неодолима. Твоя грубая техника — прах перед ней.

Но мужчина, лишь высвобождает руку из моих ладоней и уверенно шагает вперед.

— Когда начнется бой — постарайся проскочить мимо них и беги, вполголоса проговорил он мне. — Жди меня в долине, где мы условились с проводником.

— Я тебя не брошу…

— Делай как я говорю! Не спорь! Я знаю, на что иду. Верь мне…

И он делает шаг вперед, складывает руки перед собой и склоняет голову.

— Видит Будда, я не желаю этой бойни и вам зла. Последний раз говорю: отступите!

Молодой монах поднял шест и бросился на загораживающего меня спиной мужчину. Тот быстро поддался вперед, плавно уклоняясь и сильным ударом в грудь сбил ретивого молодого монаха, отбрасывая назад и отправляя в полет словно куль с тряпьем. Следом же полетел его переломанный пополам посох.

Теперь и остальные двое вступили в бой. Ближайший худой монах с неизвестным именем сложил руки и изверг из ладоней несколько огненных шаров, которые разлетелись как мошкара в разные стороны, зависли в воздухе. Последний — самый старый монах, которого звали Сюн — бросил свой шест вперед, и прямо в полете тот превратился в огромную змеюку. Тварь надулась, поднялась с пола и зависла над землей и раздув капюшон. Висящие в воздухе шары спикировали одновременно на моего защитника — словно рой пылающих ос. Змея и метнулась вперед в то же мгновение, и сердце ёкнуло: сразу все Ли Вей просто не отразит. Руки уже складывались в жесте «Отрицание чуждого», хотя я и понимал… понимала, что это не оградит… Однако, Ли Вей лишь грустно вздохнул и улыбнулся спокойной мудрой улыбкой.

— Праджняпарамита-ваджра-кая! Бодхичитта-джняна! Сарва-дуккха-пратиродхая! — прошептал он и сложил ладони вместе аккурат у своего сердца. И между ними затанцевал золотой свет. Словно солнечный лучик пробился откуда-то издалека, замерцал, заискрился, обираясь в пучок, разрастаясь и разгораясь. От Ли Вея потянуло такой ослепляющей, но такой теплой силой. В груди возник страх и одновременно трепет.

— Твоим именем! — прозвучал его голос торжественно, и мужчина сомкнул ладони. Яркий золотой свет брызнул во все стороны, словно окружил объял и укрыл за собой Ли Вея. Он обтек всю его фигуру, создавая иллюзорные золотые… даже не знаю, как это назвать. Латы? Доспехи? Покров? Но какая разница, как это назвать. Потому что огненные шары, что неслись на него со всех сторон одновременно, и громадная змея, успевшая вырасти до размеров крокодила синхронно в единый миг ударили в мужчину. Шары взрывались, змея с шипением впилась в грудь. Вспышка золотого света и… огонь растворился, а змея просто истаяла серым пеплом.

В руке Ли Вея загорелся все тот же сгусток золотого света, уплотнился, и резко вытянулся, приобретая форму небольшого боевого посоха. Он был полупрозрачным, и мерцал, явно состоя из такого же золотого света.

Ли Вей медленно двинулся на старшего монаха. Тот зарычал, его глаза словно покрылись чешуей, а руки стали двумя змеиными телами, разверзли ужасные пасти, извергая яд, плюясь и шипя. Но сверкающая золотистая броня несминаемой преградой хранила моего защитника.

— Это невозможно! — закричал Сюн. — Облачение Бодхисатвы… Как ты?..

— Доспех ярости Будды, — поправил его тот спокойно. — Это вершина Облачения Бодхисатвы, последняя ступень просветления. И ты, змей из змеев, пригревший Змея в своей душе, понимаешь, что это значит…

Видение замедлилось, подернулось рябью, вспышка и оно словно исказилось, потекло, завертелось воронкой, смерчем… А затем свернулось, словно схлопнувшись одну точку света, яркую искру, которая словно причудливой снежинкой осела на мою ладонь. Именно мою, Яромира Харта, глядящего перед собой на застывшего в позе лотоса Танаку.

И по мановению руки — светящаяся точка с ловкостью причудливого ночного светлячка метнулась вперед и впечаталась Танаке точно в лоб.

— Поздравляю с обретением, ставший на путь просветления… — прошелестела Малисса торжественно, и я почувствовал, как она тихо отступает, скрывается в глубинах моего сознания. — Прими же дар наставника из глубины веков, и храни его… Ты меня слышишь, Ли Вей⁉ — закричала она моим голосом так громко, что Аки и Танака отшатнулись. — Я сдержала слово! Нашла достойного!