Дракула

ГЛАВА XXVI

Дневник доктора Сьюарда

29 октября

Пишу в поезде, по дороге из Варны в Галац. Вчера вечером, незадолго до захода солнца, мы вновь собрались все вместе. Каждый из нас постарался выполнить свое поручение как можно лучше, и мы были готовы к путешествию и к нашей миссии в Галаце. Как обычно, Ван Хелсинг начал сеанс гипноза с миссис Гаркер. На этот раз ему потребовалось больше времени и усилий, чем обычно, чтобы погрузить ее в транс. Миссис Гаркер всегда отвечала на вопросы мгновенно, теперь же профессору пришлось несколько раз четко формулировать их, прежде чем удалось что-то узнать. Наконец она ответила:

— Ничего не вижу, стоим на месте, шума волн нет, лишь мягкое журчание воды, рассекаемой тросом. Слышу близкие и далекие голоса людей, скрипят весла в уключинах. Где-то выстрелили из ружья, далеко отозвалось эхо. Над головой — топот ног; похоже, волокут какие-то канаты и цепи. Что это? Слабый свет. Чувствую дуновение ветерка…

Тут Мина замолчала. Резко вскочив с дивана, на котором лежала, она подняла руки ладонями вверх, как будто поддерживая какую-то тяжесть. Мы с Ван Хелсингом обменялись понимающими взглядами. Куинси, слегка приподняв брови, внимательно смотрел на нее. Гаркер инстинктивно сжал рукоятку гуркхского кинжала. Наступило продолжительное молчание. Мы поняли, что больше она ничего не скажет, да и бессмысленно было что-либо добавлять. Вдруг миссис Гаркер села, открыв глаза, мило и просто сказала:

— Вы все, наверное, так устали! Не хотите ли чаю?

Мы были готовы на все, чтобы сделать ей приятное, и, конечно же, согласились. Она быстро вышла из комнаты, чтобы распорядиться насчет чая. А Ван Хелсинг сказал:

— Поняли, друзья мои? Граф собирается на берег. Свой ящик он покинул. Но ему не так-то просто перебраться на сушу. Ночью он еще может где-нибудь спрятаться, но ему удастся покинуть борт, только если его перенесут на берег или корабль причалит. Впрочем, вампир способен — но только ночью — изменить облик и перелететь или выпрыгнуть на берег, как он сделал это в Уитби. Но если день наступит прежде, чем судно пришвартуется, то он останется на борту. Днем же, когда ящик будут выносить, таможенные чиновники могут обнаружить его содержимое. Короче говоря, если граф не выберется на берег сегодня ночью, по крайней мере до рассвета, весь завтрашний день для него пропадет. Тогда у нас есть шанс успеть захватить его в ящике, ведь, опасаясь, что его могут опознать, вампир едва ли решится разгуливать по судну днем.

Ничего не оставалось, как терпеливо ждать рассвета в надежде на то, что миссис Гаркер расскажет что-нибудь еще.

Рано утром мы вновь, затаив дыхание, следили за сеансом гипноза. На этот раз внушение не действовало еще дольше; когда же транс наступил, времени до восхода оставалось так мало, что мы были уже на грани отчаяния. Ван Хелсинг старался как мог; наконец, повинуясь его воле, миссис Гаркер заговорила:

— Всюду мрак. Слышу плеск воды на одном уровне со мной и звук трения дерева о дерево.

Она замолчала. На горизонте стремительно взошло красное солнце. Придется ждать вечера.

И вот мы на пути в Галац, сгораем от нетерпения. Согласно расписанию, мы должны быть на месте между двумя и тремя часами утра, но уже в Бухарест поезд пришел с трехчасовым опозданием, так что, скорее всего, в Галаце будем лишь после восхода солнца. Таким образом, удастся провести еще два сеанса гипноза с миссис Гаркер, и каждый из них или оба смогут пролить хоть какой-то свет на то, что происходит.

Позднее

Солнце зашло. К счастью, в это время нас ничего не отвлекало; будь мы на станции, нам не удалось бы обеспечить необходимые для сеанса уединение и спокойствие. Миссис Гаркер еще труднее, чем на рассвете, поддалась гипнозу. Боюсь, ее способность передавать ощущения графа исчезнет как раз тогда, когда мы более всего будем в этом нуждаться. До сих пор в состоянии транса она ограничивалась лишь констатацией самых простых наблюдений, а теперь, мне кажется, начинает работать ее собственная фантазия. Если я прав, это может ввести нас в заблуждение. Конечно, хорошо, что граф утрачивает над нею власть, но в равной мере и она теряет способность следить за тем, что происходит с ним. Хотя у меня нет уверенности. Когда она наконец заговорила, слова ее показались загадочными:

— Что-то появилось. Прошло мимо меня, как холодный ветер. Слышу вдали какие-то беспорядочные звуки — кажется, люди говорят на непонятных языках; сильный шум падающей воды, вой волков…

Миссис Гаркер замолчала, по ее телу вдруг пробежала дрожь, которая усиливалась до тех пор, пока бедную женщину не стало трясти, как в приступе падучей. Несмотря на все старания профессора, больше она на вопросы не отвечала. Очнулась измученной, усталой, апатичной, ничего не помнила, но ее живо интересовало, что́ она говорила. Когда ей пересказали, она погрузилась в глубокое раздумье.

30 октября, 7 часов утра

Подъезжаем к Галацу; боюсь, потом будет не до записей. Мы с нетерпением ждали восхода солнца. Поскольку с каждым разом миссис Гаркер все труднее поддается гипнозу, Ван Хелсинг начал сеанс раньше обычного, но ничего не получалось. Ему удалось добиться результата лишь за минуту до восхода солнца. Не теряя времени, он стал быстро задавать ей вопросы, и она так же быстро отвечала:

— Всё темно. Слышу шум воды совсем близко, на одном со мной уровне, и звук трения дерева по дереву. Где-то вдалеке мычат коровы. Еще какой-то звук, очень странный, будто… — Она замолчала и побледнела, а потом стала просто белой.

— Дальше, продолжайте! Продолжайте, приказываю вам! — взволнованно твердил Ван Хелсинг, хотя глаза его выражали отчаяние: солнце уже взошло и его лучи окрасили даже бледное лицо миссис Гаркер.

И тут она открыла глаза, и мы невольно вздрогнули, услышав ее совершенно беззаботный, нежный голос:

— О профессор, почему вы просите меня о том, что превосходит мои возможности? Я ничего не помню. — Увидев удивление на наших лицах, она не на шутку встревожилась и обвела нас взглядом: — Что́ я сказала? Что́ я сделала? Ничего не помню, кроме того, что лежала тут в полусне, а вы, профессор, мне говорили: «Дальше! Продолжайте, приказываю вам!» Так забавно было слышать, как вы строго говорите со мной, будто я непослушное дитя!

— О мадам Мина, — сказал печально Ван Хелсинг, — это лишь еще одно доказательство, если оно вообще нужно, моей любви и уважения к вам; в сложившейся ситуации любое слово, сказанное ради вашего же блага более строгим тоном, действительно может показаться странным: получается, будто я отдаю приказание той, которой был бы рад повиноваться сам!

Слышны свистки: приближаемся к Галацу — и просто сгораем от нетерпения, тревоги и желания действовать.

Дневник Мины Гаркер

30 октября

В гостиницу, где по телеграфу мы зарезервировали номера, меня отвез мистер Моррис — он пока не у дел, поскольку не знает ни одного иностранного языка. Обязанности распределили так же, как в Варне, только к вице-консулу отправился лорд Годалминг: его титул может послужить гарантом более эффективной поддержки со стороны официального британского представителя, ведь времени у нас в обрез. Джонатан, профессор и доктор пошли к судовому агенту — выяснить подробности прибытия «Царицы Екатерины».

Позднее

Вернулся лорд Годалминг. Консул в отъезде, вице-консул болен, делами занимается секретарь, который был очень любезен и обещал сделать все, что в его власти.

Дневник Джонатана Гаркера

30 октября

В девять часов мы с профессором Ван Хелсингом и доктором Сьюардом посетили компанию «Маккензи и Стейнкофф», представителей лондонской фирмы «Хэпгуд». В ответ на телеграфный запрос лорда Годалминга в конторе получили телеграмму из Лондона с просьбой оказать нам всемерную поддержку; служащие были чрезвычайно любезны и немедленно доставили нас на борт «Царицы Екатерины», бросившей якорь в речном порту. Мы встретились с ее капитаном — мистером Донелсоном, по словам которого, у него в жизни не было такого удачного рейса.

— Ну, чего тут говорить-то, — сказал он, — мы аж забоялись: слишком все складно, такое даром не проходит, как бы чего не стряслось, лишь бы уж теперь все путем было. Эка невидаль — проскочить из Лондона в Черное море при попутном ветре, когда, кажись, у самого дьявола свой интерес наполнить паруса. И ни черта видно. А стоило приблизиться к какому-нибудь кораблю, порту или мысу, тут сразу туман; а как рассеется — глядь: вокруг никого и ничего. Промчались через Гибралтар — даже сигнал не успели дать. И так никого до самых Дарданелл, а там уж пришлось ждать разрешения на проход. Поначалу-то я все хотел спустить паруса и переждать туман, но потом скумекал: коли дьявол хочет, чтоб мы скорее попали в Черное море, так тому и быть, никуда не денешься. Ни владельцам, ни нам от этого никакого убытка, а старина дьявол будет нам только благодарен за то, что мы ему палки в колеса не вставляли.

Такая смесь простодушия и хитрости, суеверия и практических соображений произвела впечатление на Ван Хелсинга.

— Мой друг, — сказал он, — этот ваш старина дьявол гораздо умнее, чем кажется, и умеет ценить достойного соперника!

Довольный комплиментом капитан продолжал:

— Прошли мы Босфор — тут люди роптать начали. Некоторые, румыны, пришли ко мне и требовали выбросить за борт здоровенный ящик — его перед самым отходом из Лондона притащил на судно какой-то странный старик. Я еще тогда заметил, как, глядя на него, они выставляли два пальца — от дурного глаза. Ну, не умора ли! Дикари суеверные! Я их быстро послал, куда надо. Но когда нас туман окутал, подумал: может, они и правы, хотя дался им этот ящик! Итак, мы мчались дальше, а туман стоял еще пять дней, и я решил: пусть ветер несет нас — против дьявола не попрешь, все равно сделает, как ему надо. Но и мы не лыком шиты — будем в оба смотреть, чтоб ничего не стряслось. Как бы там ни было, мчали мы славно, никаких мелей. А два дня назад, когда сквозь туман проклюнулось восходящее солнце, под килем уже бурлила речная вода и перед нами возник Галац. Но тут уж румыны совсем спятили и правдами-неправдами давили на меня, чтоб я выбросил ящик в реку. Пришлось им ответить пинками да гандшпугом. И лишь так, когда последний из них убрался с палубы, держась за голову, мне удалось их убедить. Дурной глаз, не дурной, но собственность и доверие тех, кто меня нанял, в моих руках посохраннее, чем на дне Дуная. А ведь они, черт побери, уже выволокли ящик на палубу и едва не ухнули в реку; на его стенке значилось: «В Галац, через Варну». А я решил: пусть лежит на палубе — выгрузим его в порту, тогда и избавимся. Туман не убывал, и всю ночь мы проболтались на якоре. А ни свет ни заря, вроде бы за час до рассвета, явился человек с письменным поручением из Англии, а в нем значится: забрать ящик, адресованный какому-то графу Дракуле. А ящик-то под рукой — вот-те и пожалуйста. Бумаги были в порядке, и я с радостью отделался от этой чертовой штуковины — ох, она мне надоела! Если уж у дьявола и был багаж на судне, так наверняка этот самый ящик!

— Как звали человека, который забрал его? — спросил Ван Хелсинг, едва сдерживая нетерпение.

— Щас, я мигом! — ответил капитан и спустился в каюту. Вернувшись, он предъявил расписку, заверенную Иммануилом Гильдшеймом, в ней был указан его адрес: Бургенштрассе, 16.

Больше капитан ничего не знал. Мы поблагодарили его и ушли.

Гильдшейма мы застали в его конторе. Это был старый еврей с большим горбатым, как у овцы, носом и в ермолке — будто только что со сцены «Аделфи»[110]. За свои сведения он потребовал «золотую монету» — именно так и выразился — и, немного поторговавшись, сообщил нам все, что знал. Сведения его были скудными, но очень важными для нас. Он получил письмо от мистера де Вилля из Лондона с просьбой, если возможно, до рассвета, чтобы не связываться с таможней, забрать ящик с прибывающей в Галац «Царицы Екатерины» и передать его некоему Петру Скинскому, который вел дела со словаками, сплавлявшими грузы по реке. Получив за труды английский кредитный билет, Гильдшейм обменял его на золото в Дунайском международном банке. Когда к нему пришел Скинский, они вместе поехали на судно, забрали ящик, и этот господин его увез. Вот и все, что знал Гильдшейм.

Мы занялись поисками Скинского, но нигде не могли его найти. Один его сосед, видимо не питавший к нему особой любви, сказал, что тот ушел из дому два дня назад, а куда — неизвестно. Это подтвердил и хозяин дома, который вчера вечером, между десятью и одиннадцатью часами, получил через посыльного ключи от квартиры исчезнувшего жильца и положенную плату в английских деньгах. Мы снова оказались в тупике.

Пока мы разговаривали, подбежал какой-то человек и впопыхах сообщил, что на кладбище при церкви Святого Петра нашли тело Скинского: у него так разодрано горло, будто на него напал какой-то дикий зверь. Наши собеседники тут же побежали туда взглянуть на этот кошмар, женщины голосили: «Это дело рук словаков!» Мы же поспешили ретироваться, чтобы не влипнуть в историю и не потерять время.

Вернувшись в гостиницу, мы подвели итоги: у нас нет ничего определенного, ясно лишь, что ящик в пути, куда-то перемещается по воде, но куда — еще нужно выяснять. С тяжелым сердцем мы побрели к Мине. Еще раньше, когда мы собрались вместе, обсудили, посвящать ли ее снова в наши дела. И решили всё рассказать ей. Поэтому меня освободили от обещания, данного Мине. Положение наше становилось отчаянным, но все-таки какой-то, хотя и небольшой, шанс остается.

Дневник Мины Гаркер

30 октября, вечером

Мужчины вернулись такие усталые, измученные и удрученные, что им просто необходимо было немного отдохнуть. Предложила им прилечь хоть на полчасика, пока я напечатаю записи. Я так благодарна изобретателю дорожной пишущей машинки и мистеру Моррису, доставшему ее для меня. Сама я совершенно отвыкла делать записи ручкой.

Вот все и напечатано. Бедный, милый, дорогой мой Джонатан! Как он, должно быть, страдал и как переживает теперь! Без сил лежит на диване, словно бездыханный, и кажется, что он в полном коллапсе: брови нахмурены, лицо страдальческое. Бедняжка, он так сосредоточенно думает, что все лицо его пошло морщинками. О, если бы я могла хоть чем-то ему помочь!.. Сделаю все, что в моих силах.

Профессор Ван Хелсинг по моей просьбе дал мне бумаги, которые я еще не видела — пока мужчины отдыхают, внимательно все просмотрю и, возможно, приду к какому-нибудь выводу. Постараюсь следовать примеру профессора и обдумаю все факты с «открытым умом», непредвзято.

Верю, что Божье Провидение поможет мне. Надо бы раздобыть карты и просмотреть их.

Твердо убеждена, что моя догадка правильна. Заключение готово, соберу всех и прочитаю. Пусть обсудят, нужна предельная точность, продуманность; дорога́ каждая минута.

Заметки Мины Гаркер (включенные в ее дневник)

Предмет исследования: основная цель графа Дракулы — добраться домой.

А. Кто-то должен доставить его в замок. Это очевидно. Если бы он мог передвигаться сам, то сделал бы это в облике человека, волка или летучей мыши либо в каком-то еще. Видимо, он боится, что его узнают или как-то навредят ему, пока он, беспомощный, от рассвета до заката находится в своем деревянном ящике.

Б. Как его повезут? По дороге, на поезде, по воде?

Ответить на этот вопрос поможет метод исключения.

1. По дороге. Тут слишком много осложнений, особенно при выезде из города.

А. Встречаются люди, а они любопытны и недоверчивы: любой намек, подозрение, сомнение по поводу содержимого ящика может погубить графа.

Б. Возможен контроль со стороны городской таможни и полиции.

В. Могут появиться и преследователи. Эта самая страшная опасность для графа: боясь себя выдать, он даже отказался от своей жертвы — от меня!

2. На поезде. Никто не сопровождает ящик. В дороге возможны задержки, а для графа любое промедление смерти подобно — враги гонятся по пятам. Конечно, он может сбежать ночью, но что ему делать на чужой территории без убежища? Это его не устраивает, а рисковать он не хочет.

3. По воде. Это наиболее верный путь в одном отношении и опасный — в другом. На воде вампир лишен всех своих преимуществ, кроме как ночью, но и тогда он может повелевать лишь туманом, бурей, снегом и волками. А случись кораблекрушение и окажись граф в воде — он, совершенно беспомощный, сразу пойдет ко дну. Конечно, он мог бы направить судно к берегу, но если это враждебная ему территория, по которой он не может передвигаться свободно, то все равно окажется в отчаянной ситуации.

Итак, делаем вывод — он на воде; значит, надо установить, где именно. И прежде всего — точно определить, что ему уже удалось сделать, тогда станет ясна его дальнейшая цель.

Во-первых, нужно разобраться, что он успел предпринять в Лондоне для выполнения своего общего плана, ведь времени у него было в обрез.

Во-вторых — сообразить, исходя из имеющихся у нас данных, что он успел сделать здесь.

Очевидно, что местом назначения сразу был Галац, однако в накладной граф указал Варну, чтобы сбить нас с толку, если мы установим, каким путем он покинул Англию; тогда его непосредственная и единственная цель — бегство. Об этом свидетельствует письмо Иммануилу Гильдшейму с указанием забрать ящик до восхода солнца. Была еще и инструкция Петру Скинскому. Здесь можно лишь строить догадки: видимо, Скинский получил какое-то письменное поручение, поскольку пришел к Гильдшейму.

Как видим, планы графа до сих пор успешно осуществлялись. «Царица Екатерина» столь стремительно совершила свой рейс, что даже у капитана Донелсона возникли подозрения, но его суеверность в сочетании с осмотрительностью сыграли графу на руку: судно с попутным ветром промчалось сквозь туманы и практически вслепую прибыло в Галац. Таким образом, то, что граф все хорошо продумал, можно считать доказанным. Гильдшейм принял ящик, забрал его и передал Скинскому. Тот его получил — и тут след теряется. Мы лишь знаем, что, миновав таможню и полицию, ящик плывет где-то по воде.

Теперь разберемся, что именно граф, вероятно, делал, оказавшись на берегу, в Галаце.

К Скинскому ящик попал до восхода солнца. После восхода граф смог появиться в своем настоящем обличье. Возникает вопрос: зачем вообще был нужен Скинский в этом деле? В дневнике моего мужа говорится, что он водился со словаками, перевозящими грузы по реке; местные женщины считают, что словаки и убили его — это значит, что к ним в этих краях относятся враждебно. А граф хочет, чтобы о нем никто ничего не узнал.

У меня такое предположение: в Лондоне граф решил вернуться в замок водным путем, считая его наиболее безопасным и незаметным. Из замка его вывезли местные цыгане; вероятно, они и доставили груз словакам, которые переправили его в Варну — на корабль, шедший в Лондон. То есть граф уже знает людей, готовых ему помочь. А на днях, когда ящик прибыл на сушу, граф перед восходом солнца или же после заката вышел из него, встретился со Скинским и объяснил, как отправить ящик дальше по реке. После этого, убедившись, что все сделано и идет по плану, уничтожил следы, убив посредника.

Судя по карте, наиболее вероятная в данном случае река, используемая словаками, — Прут или Сирет. Я прочитала, что в состоянии гипноза слышала мычание коров, шум воды на одном со мной уровне и скрип дерева. Видимо, граф в своем ящике плывет по реке в открытой лодке, управляемой веслами или шестами, — берега́ близко, и лодка идет против течения: иди она по течению, не было бы такого шума воды.

Возможно, река не Сирет и не Прут, тут нужно разбираться. Причем из этих двух рек Прут более судоходный, зато в Сирет близ Фунду впадает Бистрица, огибающая ущелье Борго. Делая петлю, она ближе других рек подходит к замку Дракулы.

Дневник Мины Гаркер (продолжение)

Когда я кончила читать, Джонатан обнял меня и поцеловал. Остальные благодарили, пожимая мне руки, а профессор Ван Хелсинг сказал:

— Наша дорогая мадам Мина вновь преподала нам урок, оказавшись зрячей там, где мы были слепы. Мы вновь выходим на след, и на этот раз у нас есть шанс на успех. Сейчас наш враг наиболее уязвим, и, если мы настигнем его днем на реке, наша миссия будет выполнена. Начав свое плавание, граф не в силах его ускорить, ибо, если он выйдет из ящика, гребцы, охваченные суеверным ужасом, могут сбросить его в реку — тогда он погибнет. Зная об этом, он будет вести себя тихо. А теперь, господа, приступим к нашему военному совету; необходимо здесь и сейчас решить, кто что будет делать.

— Я достану паровой катер и пущусь за ним по реке, — сказал лорд Годалминг.

— А я — лошадей, чтобы следовать за ним по берегу на случай, если он высадится, — предложил мистер Моррис.

— Хорошо! — одобрил профессор. — И то и другое очень уместно. Но никому из нас нельзя действовать в одиночку. Против силы нужна сила, а словаки — ребята крепкие, неотесанные, и оружие у них допотопное.

Мужчины заулыбались — у каждого из них был небольшой арсенал.

— Я привез с собою несколько винчестеров, — сказал мистер Моррис, — они помогут справиться с целой толпой, а заодно и с волками, если они появятся. Не забывайте, что и граф принял меры предосторожности, потому-то миссис Гаркер и не смогла правильно истолковать услышанные ею звуки. Мы должны быть готовы ко всему.

— Пожалуй, я поеду с Куинси, — заметил доктор Сьюард. — Мы привыкли вместе охотиться. И вдвоем можем противостоять кому угодно. Но и тебе, Арт, нельзя оставаться одному. Возможно, придется сразиться со словаками, хотя сомневаюсь, что у них есть огнестрельное оружие; тем не менее на этот раз ошибиться нельзя, иначе рухнут все наши планы. А мы не успокоимся, пока не отсечем графу голову и не убедимся в том, что он более не оживет.

При этом доктор Сьюард смотрел на Джонатана, а тот — на меня, и видно было, что мой бедняжка просто-таки разрывается на части. Конечно, он хотел быть со мной, но ему было ясно, что именно у тех, кто будет на катере, наибольший шанс разделаться с… с… вампиром. (Почему мне так трудно писать это слово?) Он сидел молча, и тогда слово взял профессор Ван Хелсинг:

— Друг мой Джонатан, вы должны быть там по двум причинам. Во-первых, вы молоды, отважны и способны сражаться, а схватка может потребовать много сил; и это ваше право — уничтожить того, кто причинил столько горя вам и вашим близким. Не бойтесь за мадам Мину, я сделаю для нее все, что в моих силах. Сам я стар, ноги мои уже не могут бегать быстро. Я не привык долго ездить верхом, вести погоню или сражаться со смертоносным оружием в руках, но все же могу быть полезен. Я могу бороться, хотя и несколько иными способами. Могу и умереть в случае необходимости — как и вы, молодые. А теперь позвольте сказать, чем займусь я, пока вы, лорд Годалминг, и вы, друг мой Джонатан, мчитесь на быстром паровом катере по реке, а Джон и Куинси следят за берегом, — вдруг граф высадится. Мы с мадам Миной направимся в самое сердце вражеского стана. Пока старый лис заперт в своем ящике и поднимается вверх по течению, он не сойдет на берег, не решится выглянуть из своего гроба, опасаясь, что перевозчики-словаки бросят его на погибель. А мы тем временем пойдем по следам Джонатана: из Бистрицы, через ущелье Борго — в замок Дракулы. И благодаря гипнотическим прозрениям мадам Мины разыщем дорогу, иначе неведомую и недоступную нам, а после восхода солнца постараемся добраться до рокового места. Нам предстоит многое сделать, освятить землю и в самом замке, и вокруг, чтобы навсегда уничтожить это змеиное гнездо.

Тут Джонатан резко прервал его:

— Вы хотите сказать, профессор Ван Хелсинг, что повезете Мину в ее ужасном состоянии, зараженную дьявольской болезнью, прямо в логово к этому извергу? Ни за что на свете! Ни за какие блага! — От негодования он на миг даже лишился дара речи, а потом продолжил: — Да знаете ли вы, что это за местность? Разве вы видели это сатанинское логово с мерзкими призраками в лунном свете, где каждая пылинка, взметаемая ветром, таит в себе частицу кошмарного чудовища? А вы когда-нибудь ощущали губы вампира на своем горле?

Джонатан повернулся, взглянул на мой лоб и, протянув ко мне руки, закричал:

— О Господи, чем мы прогневили Тебя и навлекли на себя весь этот ужас?! — и в отчаянии рухнул на диван.

Но тут раздался ясный и уверенный, словно вибрировавший в воздухе, голос профессора, который подействовал на нас успокаивающе:

— О мой друг, конечно же, я уберегу мадам Мину от этого ужасного места. Бог не простит мне, если я возьму ее туда. Там предстоит много работы, ужасной работы, которую она не должна видеть. Кроме вас, Джонатан, все уже видели, что́ нужно делать, чтобы очистить эту оскверненную землю. Но не забывайте, в каком катастрофическом положении мы находимся. Если граф ускользнет от нас — а он силен, ловок, хитер, — то на этот раз сможет проспать хоть целое столетие, и тогда наша дорогая мадам Мина — профессор взял меня за руку — составит ему компанию и станет такою же, как и те, которых вы, Джонатан, видели. Вы рассказывали нам об их алчущих устах, вы слышали их порочный смех, когда они схватили шевелящийся мешок, брошенный им графом. Вы содрогаетесь, а ведь все может быть. Простите меня — я причиняю вам боль, но иначе нельзя. Друг мой, разве нас ведет не жестокая необходимость, не цель, ради которой, возможно, мне суждено пожертвовать жизнью? Ведь если кому-то и придется забраться в то логово и противостоять его обитателям, то, конечно, именно мне.

— Делайте как сочтете нужным, — прошептал Джонатан. И разрыдался. — Все мы в руках Господа!

Позднее

О, до чего же приятно было видеть, как действуют эти смелые люди. Как мы, женщины, можем поддержать любимых мужчин, которые столь решительны, столь искренни и отважны! И еще я невольно подумала: какая, однако, великая сила заключена в деньгах! Сколь многого можно добиться, если использовать их на благое дело, но какой же вред они способны нанести, если пустить их на низкие цели. Я так рада, что лорд Годалминг богат и они с мистером Моррисом, у которого тоже много денег, могут так свободно распоряжаться ими. В противном случае наша маленькая экспедиция просто не состоялась бы, по крайней мере в такие сжатые сроки, и не была бы так хорошо оснащена, а ведь мы уже скоро, где-то через час, отправляемся в путь. Не прошло и трех часов после нашего военного совета, когда было решено, что́ делать каждому из нас, а у лорда Годалминга и Джонатана уже есть чудесный катер, готовый отплыть на всех пара́х в любую минуту, и у доктора Сьюарда с мистером Моррисом — полдюжины отличных лошадей в полном снаряжении. И у всех — подробные карты, путеводители, справочники. Мы же с профессором Ван Хелсингом вечерним поездом в 23:40 отправляемся в Верешти, где найдем экипаж и поедем в ущелье Борго. Денег мы берем с собой предостаточно — придется купить повозку и лошадей. Обойдемся без кучера — в нашем случае нельзя доверяться посторонним. Профессор знает много языков, так что как-нибудь справимся. У нас у всех есть оружие, даже у меня — крупнокалиберный револьвер. Джонатан просто места себе не находил, пока и меня не вооружили, как остальных. Увы, духовным оружием я, отмеченная дьявольским рубцом, воспользоваться не могу. Дорогой профессор Ван Хелсинг утешает меня тем, что с такой отметиной на лбу мне не страшны никакие волки. С каждым часом становится холоднее, и время от времени, словно предупреждение, налетают порывы ветра со снегом.

Позднее

Пришлось собрать все силы, чтобы проститься с моим любимым. Может случиться, что мы больше не увидимся. Мужайся, Мина! Ван Хелсинг пристально и предостерегающе смотрит на меня. Не надо слез — пусть они, с Божьего соизволения, прольются в час радости.

Дневник Джонатана Гаркера

30 октября, ночью

Пишу при свете пылающей топки нашего катера, в которую лорд Годалминг подкидывает уголь. Он хорошо управляется, имея большой опыт: у него с давних пор катер на Темзе и еще один на Норфолкских плесах. Сверившись с картами, мы в итоге решили, что догадка Мины верна и граф — если он действительно предпочел водный путь, чтобы сбежать в свой замок, — скорее всего, выбрал Сирет с впадающей в него Бистрицей. Мы рассчитали, что приблизительно на сорок седьмом градусе северной широты ему удобнее всего пересечь местность — между рекой и Карпатами. Ночью мы смело идем на большой скорости: река здесь широкая и полноводная, так что даже в темноте плыть несложно. Лорд Годалминг отпустил меня отдохнуть — пока достаточно одного вахтенного. Однако какой уж тут сон, когда я все время думаю о том, какая опасность грозит моей любимой, отправившейся в этот про́клятый замок?.. Утешаюсь лишь тем, что всё в руках Божьих. Но с этой верой легче умереть, чем жить в водовороте кошмаров.

Мистер Моррис и доктор Сьюард выехали верхом гораздо раньше нас. Они скачут по правому берегу — по возвышенностям, пока довольно далеко от реки, но оттуда хорошо видно русло. Таким образом они сокращают путь, избегая речных изгибов. Чтобы не вызывать любопытства случайных свидетелей, они пригласили двух местных — сопровождать их на первых порах и присматривать за сменными лошадьми. Но вскоре провожатых отпустят и будут справляться сами. Если мы сможем объединиться, лошадей хватит всем, и даже для Мины есть лошадка с регулируемым седлом.

Да, мы затеяли безумное предприятие. Это стало ясно только теперь, когда сгустился сумрак: поднимающаяся от реки промозглая сырость вызывает дрожь, вокруг звучат таинственные голоса ночи.

Наш катер уплывает все дальше — бог знает куда, в неведомый край мрака и ужасов. Годалминг закрывает дверцу топки…

31 октября

Все еще мчимся по реке. Наступило утро. Годалминг спит. Я — на вахте. Очень холодно. Впрочем, на нас теплые меховые куртки, к тому же приятно согревает тепло раскаленной топки. До сих пор мы обогнали лишь несколько открытых лодок, но ни в одной из них не было видно ящика или груза большого объема. Люди в лодках всякий раз, как мы наводили на них большой электрический фонарь, пугались, падали на колени и молились.

1 ноября, вечер

Весь день ничего нового: поиски пока безрезультатны. Уже вошли в Бистрицу, и, если наше предположение ошибочно, все пропало. Обогнали и осмотрели много лодок, больших и маленьких. Сегодня рано утром одна команда приняла нас за правительственный катер и отреагировала соответственно, тем самым подсказав нам, как действовать. В Фунду, где Бистрица впадает в Сирет, мы раздобыли румынский флаг — теперь он развевается над нашим катером. Замысел себя оправдал: теперь на всех лодках, которые мы обгоняем, к нам относятся с необычайным почтением и охотно отвечают на наши вопросы. Уже несколько словаков сказали, что большая лодка с удвоенной командой на борту пронеслась мимо них как на крыльях. Но все они видели ее до своего прихода в Фунду, поэтому не могли сказать, повернула ли она в Бистрицу или пошла прямо по Сирету. В Фунду об этой таинственной лодке ничего не знали; возможно, она прошла ночью. Просто с ног валюсь — так хочется спать; видимо, сказывается холод, да и измученному постоянным бдением организму нужен отдых… Лорд Годалминг настаивает на том, чтобы первым нес вахту он. Да хранит его Господь за всю его доброту к моей бедной Мине и ко мне!

2 ноября, утро

Уже совсем рассвело. Мой добрый друг не стал будить меня. Говорит, что это было бы просто грешно — так безмятежно я спал, забыв обо всех несчастьях. Конечно, просто свинство с моей стороны — проспать так долго и заставить Артура дежурить всю ночь. Но он прав, сегодня утром я совершенно другой человек. Теперь он спит, а я делаю все необходимое: слежу за двигателем, управляю судном и осматриваю окрестности. Сила и энергия вернулись ко мне.

Где же теперь Мина и Ван Хелсинг? До Верешти они добрались, наверное, в среду к полудню. Некоторое время у них уйдет на покупку повозки и лошадей. Значит, если они отправились вовремя и ехали быстро, то теперь должны быть в ущелье Борго. Да поможет им Господь! Страшно подумать, что может случиться… Если бы мы только могли прибавить ходу! Но это невозможно, слышно, что мотор работает уже на пределе.

Интересно, как дела у доктора Сьюарда и мистера Морриса? Бесчисленные ручьи стекают с гор в реку; правда, в это время года они невелики и потому для всадников не помеха, зимой же наверняка ужасны, а при таянии снегов тут вообще не проедешь. Надеюсь, мы увидим наших друзей где-то перед Страсбой. Если до этого не догоним графа, надо будет посоветоваться, что делать дальше.

Дневник доктора Сьюарда

2 ноября

Три дня в пути. Никаких новостей; впрочем, если бы они и были, нет времени их описывать — дорога́ каждая минута. Останавливаемся только для того, чтобы дать отдохнуть лошадям, сами чувствуем себя прекрасно. Эти напряженные, полные приключений дни благотворно действуют на нас. Нужно спешить; не успокоимся, пока не увидим плывущий по реке катер.

3 ноября

В Фунду узнали, что катер пошел вверх по Бистрице. Холодина страшная — как хочется тепла! Судя по всему, пойдет снег! Сильный снегопад может помешать нам. Тогда придется продолжать путь по-русски — на санях.

4 ноября

Сегодня узнали, что катер что-то задержало у порогов на Бистрице. Словацкие лодки при умелом управлении проходят их благополучно, используя веревки. Кое-кто из словаков несколько часов как оттуда. Впрочем, лорд Годалминг сам механик, и он сумел наладить катер. В конце концов с помощью местных жителей им удалось успешно миновать пороги и возобновить погоню. Боюсь только, что катер все-таки пострадал: крестьяне говорят, что видели, как уже в спокойных водах он несколько раз останавливался, пока не скрылся из виду. Надо спешить изо всех сил, может потребоваться наша помощь.

Дневник Мины Гаркер

31 октября

В полдень приехали в Верешти. Профессор говорит, что сегодня на рассвете ему едва-едва удалось меня загипнотизировать. «Темно и тихо» — вот все, что я сказала. Он пошел покупать повозку и лошадей. И добавил, что позднее еще купит лошадей, чтобы менять их на перегонах. Нам предстоит проехать более семидесяти миль. Местность очень живописная и вызывает неподдельный интерес, при иных обстоятельствах мы бы получили большое удовольствие от пребывания здесь. Какое счастье было бы путешествовать в этих краях вдвоем с Джонатаном, останавливаться, беседовать с людьми, узнавать, как они живут, наслаждаться яркими красками и пейзажами этой дикой чудесной местности и общением с ее необычными жителями! Увы!

Позднее

Вернулся профессор. Он купил повозку и лошадей. Мы пообедаем и через час тронемся. Хозяйка собирает нам корзину провизии — хватило бы на взвод солдат! Ван Хелсинг всячески поощряет ее и нашептывает мне, что, может быть, целую неделю негде будет раздобыть хорошей еды. Он также закупил меховые пальто, одеяла и другие теплые вещи. Уж, по крайней мере, не замерзнем в дороге.

Скоро выезжаем. Боюсь даже думать, что нам грозит. Поистине, мы в руках Божьих. Только Он знает, что нас ждет, и я из глубин своей измученной, но полной смирения души молю Его сохранить моего возлюбленного мужа. Что бы ни случилось, пусть Джонатан знает: я люблю и ценю его так, что словами не выразишь, и моя последняя мысль будет о нем.