Доктор Крюк 4

Глава 19

Работа на верфи у Жака кипела вовсю, уходила уйма золота, и приходилось мне там чуть ли не дневать и ночевать. За каждым шпангоутом, за каждым стрингером, за каждой доской обшивки нужен был глаз да глаз, и тут уж я вовсю полагался на Вежу — нужные схемы и расчеты сами собой всплывали в голове точно в нужный момент. Только вот даже самый грозный корабль — просто деревянный ящик без команды, а главное для моего замысла — без целой эскадры в придачу. Чтобы взять штурмом Портобелло, одного судна, пусть и диковинного, мало. Нужна была флотилия. А собрать ее можно было лишь одним манером — сколотив воедино тех, кто привык ходить сам по себе или связываться лишь для короткого дела да в сомнительных союзах. Мне требовались капитаны Тортуги. Здешние флибустьерские воротилы.

Тортуга бурлила, как котел на огне. После недавних моих удач да щедрого дележа добычи слава моя гремела по всему острову. Доктор Крюк — тот, что ушел из-под носа англичан на Барбадосе, что вернул губернатору дочку, владелец несметных богатств, да еще и строит на верфи какое-то чудище, а не корабль! Слухи бежали впереди меня, обрастая самыми дикими небылицами. Это было мне на руку, создавало ореол везунчика, человека с особыми, чуть ли не колдовскими возможностями. Добавьте к этому звон монет, которыми я не скупился платить за работу и услуги, да тихое покровительство де Лонвийе — после спасения Изабеллы его расположение ко мне уже ни для кого на Тортуге не было секретом, от портовых кабаков до губернаторского дома. Но и этого всего было недостаточно. Капитаны-флибустьеры — народ гордый, себе на уме, недоверчивый до крайности. Каждый на своем корабле — царь и бог. Заманить таких в общее предприятие, да еще заставить плясать под одну дудку — задачка почище иного штурма.

Я затеял тонкую, запутанную игру, где любой неверный шаг мог обернуться провалом или ножом под ребра. Вежа стала моим незримым советчиком, исправно сливала сведения о возможных союзниках. Не просто имена да названия кораблей, а всю подноготную: кто кому должен, у кого какие мечты, старые счеты, тайные слабости, нужные связи. Эти сведения, вдобавок к тому, что я видел сам да что вызнавал для меня Морган, позволяли подобрать ключик к каждому.

Генри Морган, свежеиспеченный капитан «Принцессы Карибов», оказался тут просто находкой. Заполучив под свою руку прекрасный быстроходный фрегат, он сразу набрал вес среди пиратского братства. Теперь он был не просто удачливым квартирмейстером при загадочном капитане Крюке. Нет, он вошел в их круг на равных. И своим новым положением пользовался вовсю. Таверны, где обычно терлись капитаны со своей ближней командой, стали для него вторым домом. Он слушал, трепал языком, подливал рому, прощупывал настроения, закидывал словечко. Его природное обаяние, да слава храбреца, да недавняя щедрая доля добычи — все это открывало многие двери и развязывало языки.

— Говорил с Лораном, кэп, — доложил Морган как-то вечером, когда мы собрались у меня во временной каюте на «Принцессе», пока мой флагман еще стоял на стапелях. — Жан Лоран, «Морской Дьявол». Француз, хитрый лис. Народ у него тертый, головорезы отборные. Корабль — старый «испанец», галеон, переделанный, пушек три десятка несет. Не быстроходен, зато для поддержки огнем — то что надо. Проявил интерес. Особенно когда я намекнул, что дело не просто в очередном караване, а в… постоянной базе. Своем порте. У него давний зуб на испанцев — те утопили корабль его брата.

— Лоран нам подойдет, — согласился я, зарубив себе на носу. Вежа шепнула, что Лоран метит выше простого пиратства. Мысль о своей гавани должна была прийтись ему по сердцу. — А что Рок Бразилец?

Морган поморщился.

— Ну, Рок — он и есть Рок. Горький пьяница, драчун, но в бою — сущий дьявол. Команда его и боится до дрожи, и в огонь за ним пойдет. Флейт у него добротный, народу много. Только вот говорить с ним… все равно что с бочкой пороха рядом прикуривать. Никогда не знаешь, что у него на уме. Вчера готов был меня на руках качать за бочонок доброго ямайского рома, а сегодня запросто может пырнуть ножом за косой взгляд. Но силу чует. И на золото падок, как никто другой. Как заикнулся я про Портобелло — аж глаза заблестели. Но тут же заломил двойную долю.

— Шиш ему, а не двойную долю, — отрезал я. — Делить будем по-честному. По заслугам — кто сколько вложил, кораблями да людьми. Ты пока просто мути воду. Пусть поварится в этом.

Замысел мой был не в том, чтобы загрести всех под одну гребенку. Мне нужны были самые весомые, самые отчаянные капитаны. Те, кто мог привести за собой не только свой корабль, но и имел вес среди прочих, помельче. Костяк будущей эскадры. Им я сулил нечто новое. Не просто очередной набег, где каждый гребет под себя, а после — кто в лес, кто по дрова. Я сулил долю. Долю не только в золоте Портобелло, но и в самом городе. Долю в будущей вольной гавани, где они станут не просто пиратами, а полноправными хозяевами, столпами новой пиратской республики, если угодно. Это был уже совсем другой коленкор. От простого грабежа — к строительству. От погони за золотом — к погоне за властью.

Первые встречи были осторожными. Я виделся с капитанами с глазу на глаз или малыми группами, выбирал места поукромнее — тихие углы таверн, отдельные комнаты в игорных притонах, порой даже поднимался к ним на палубу, показывая доверие. Говорил о слабости испанцев, о несметных богатствах Портобелло, о шансе нанести такой удар, что войдет в историю. Рассказывал о своем корабле-гиганте, что строится на верфи, — без подробностей, но давая понять, что равных ему не будет. Намекал на поддержку губернатора. А главное — расписывал им радужные перспективы: Портобелло — вольная гавань под управлением совета капитанов, где у каждого будет и голос, и своя доля.

Слушали по-разному. Кто с откровенным недоверием на лице, кто — с алчным блеском в глазах. Многие сыпали каверзными вопросами, старались подловить меня на слове, вытянуть побольше сведений, прикинуть, где выигрыш, а где можно и прогореть. Флибустьеры — те же купцы, только товар у них особый: чужая жизнь да своя удача. Считать свою выгоду они умели, да и шансы взвешивать тоже.

Морган тем временем делал свое дело: укреплял едва наметившиеся связи, сглаживал острые углы, распалял любопытство к моему предложению в кабацкой болтовне. Рассказывал о нашей вылазке на Барбадос, о дерзости всего предприятия, о моей способности проворачивать немыслимые дела. Его собственный азарт и явная вера в успех действовали заразительно.

Так, шажок за шажком, я начал плести паутину союза. Однако сплести воедино пиратские души оказалось делом куда более муторным, нежели строить корабль из дуба да железа. С деревом-то все понятно — оно слушалось расчетов и инструментов, а вот люди — те жили своими страстями, подозрениями да застарелыми обидами. Каждый капитан, с которым я или Морган заводили разговор, был сам по себе, целый мир со своими законами и черными дырами.

Первым камнем преткновения стал Пьер Пикар, или «Большой Пьер», как его прозвали за глаза за недюжинный рост да громовой голос. Француз, как и Лоран, только совсем другого покроя. Не хитрый лис, а упрямый, как бык, и прямой, как палка. Его бриг «Жалящий» числился одним из самых быстроходных на Тортуге, а команду Пикар держал в ежовых рукавицах, что среди флибустьеров — редкость. Ценил он порядок и зря рисковать не любил. Мой замысел насчет Портобелло выслушал молча, скрестив свои ручищи на груди, и на лице его не дрогнул ни один мускул, только глубокое сомнение читалось во взгляде.

— Портобелло? — прогудел он, когда я умолк. — Вы, капитан Крюк, либо умалишенный, либо вам чертовски везет. А удача — девка ветреная. Эта крепость — лев испанский. Вы же предлагаете нам сунуть голову ему прямо в пасть ради басен про свою гавань. А ну как лев окажется не спящим, а очень даже злым да голодным? Кто тогда наши головы из его пасти тащить будет? Вы? С вашим-то чудом-юдом на стапелях?

Он сверлил меня взглядом своих маленьких глазок, пытаясь разглядеть, что там за показной уверенностью. Я чувствовал его недоверие. Не больно-то он верил в легкую победу, да и в прочность союзов между пиратами — тоже. И ведь прав был, чертяка, в своих сомнениях.

— Риск большой, не спорю, капитан Пикар, — ответил я спокойно, глядя ему прямо в глаза. — Но и куш такой, что с обычной добычей не сравнить. Речь не о мешках пиастров, а о том, чтобы взять под контроль главный перевалочный узел испанского серебра. О базе, которая сделает нас неуязвимыми. А что до льва… любой лев дряхлеет. Испанская корона далеко, рука у нее уже не та. Гарнизоны там распустились, уверены в своих неприступных стенах. Я сам это видел. А корабль мой, — я позволил себе легкую ухмылку, — сойдет на воду раньше, чем вы думаете. И уж он-то сможет не только кусаться, но и клыки обломать.

Говорил я уверенно, но видел — Пикар все еще мнется. Одних слов тут было мало. Нужен был довод посильнее. И тут Вежа мне подсобила. Не напрямик, конечно, а через сведения, которые я купил о каждом своем собеседнике.

— К тому же, капитан, — добавил я, понизив голос, — участие в этом деле поможет вам разрешить одну старую болячку. Дошло до меня, что некий дон Диего де Сифуэнтес, комендант форта Сан-Херонимо в Портобелло, приложил руку к гибели вашего торгового судна у берегов Кубы несколько лет назад. Поговаривают, именно он отдал приказ палить без предупреждения, спутав вас с пиратом. А вы ведь шли под торговым флагом… и потеряли тогда не только груз, но и племянника.

Лицо Пикара стало как камень, аж побледнел под своим загаром, а кулаки сжал так, что костяшки побелели. Он явно не ждал, что я в курсе этой истории, которую он старался держать при себе. Это была его заноза, его тайная боль и обида.

— Откуда вам… — начал он хрипло, но я его оборвал.

— Есть источники, капитан. Важно другое: у вас есть шанс не просто захватить город, но и лично свести счеты с доном Диего. Только представьте его рожу, когда он увидит, как вы входите в ворота его форта не как проситель, а как победитель.

Это был удар под дых, но он сработал. Жажда мести, что тлела в душе Пикара, взяла верх над осторожностью. В глазах его вспыхнул нехороший огонь. Долго молчал, уставившись в стол, потом тяжело вздохнул.

— Ладно, Крюк. Я с вами. Но если ваш план провалится, спрошу с вас первого.

С Роком Бразильцем вышла совсем другая песня. Ни доводы разума, ни старые обиды тут были не в счет. Рок жил чутьем, жаждой боя да выпивки. Разговор с ним больше смахивал на укрощение дикого зверя. Он то хохотал, хлопая меня по плечу так, что у меня кости трещали, то вдруг мрачнел и сыпал угрозами, обещая прирезать любого, кто усомнится в его храбрости или попробует надуть. Свою двойную долю он требовал с упорством барана.

— Портобелло — дело нешуточное! — рычал он, колотя кружкой по столу в прокуренной таверне «Веселый Роджер», где воняло ромом и потом. — За такой куш Року Бразильцу положено больше прочих! Мои парни — самые отчаянные рубаки на всем побережье! Без нас вы и до берега не доплывете!

Доводами его было не пронять. Стращать — себе дороже. Оставалось одно — надавить на его гонор да жадность, но с другого бока.

— Твоя правда, Рок, — согласился я неожиданно. — Парни у тебя — отчаянные головы. Потому-то я и предлагаю тебе не просто долю в общей добыче. Я предлагаю тебе славу — первым ворваться в город. Первым! Представь: Рок Бразилец во главе своих ребят штурмует стены Портобелло! Твое имя прогремит по всем Карибам! Песни слагать будут! Золото? Золота там — всем хватит за глаза. А вот слава первого — она одна на всех. Тебе.

Рок аж застыл, его пьяные зенки расширились. Слава… Это слово пьянило его похлеще рома. Быть первым, самым отчаянным, героем флибустьерских баллад — вот что ему было по нутру.

— Первым… — прорычал он, и на лице его расплылась зверская ухмылка. — Рок Бразилец завсегда первый! Ладно, Крюк! Я с тобой! Но ежели кто сунется вперед меня — тут же на месте прикончу! И тебя первого, если обманешь!

Он снова грохнул кружкой, расплескав ром, и оглушительно захохотал. Союз с Роком был рискованный, что по канату над бездной пройти, но его буйная сила и люди были ой как нужны для штурма.

Но самая трудная партия ждала меня с капитаном Эммануэлем де Васконселлосом, португальцем по прозвищу «Адмирал». Умный, образованный, бывший флотский офицер, пошедший в пираты после того, как его несправедливо обвинили в измене. Командовал он отменно снаряженным фрегатом «Морской Змей» и держался особняком от прочего сброда Тортуги. В грош не ставил их невежество и хамство, но уважал силу и ум. С ним нельзя было разговаривать на языке портовых кабаков или играть на тщеславии. Де Васконселлос ценил расчет, стратегию и четкие гарантии.

Встретились мы у него на борту. Палуба надраена до блеска, команда вымуштрована, одета с иголочки, в каюте — идеальный порядок. Все говорило о его прошлом. Выслушал он меня внимательно, задавал точные, деловые вопросы о плане операции, о силах испанцев, о согласованности действий флота, о том, как будем снабжать десант.

— Замах у вас серьезный, капитан Крюк, — сказал он наконец, задумчиво покручивая в руке серебряный кубок с вином. — Даже слишком серьезный для… нашего ремесла. На грани безумия. Но как раз такие дела порой и выгорают. Однако меня смущает одно: согласованность действий. Собрать под один флаг таких капитанов, как Лоран, Пикар, или, не к ночи будь помянут, Рок Бразилец… Это все равно что пытаться запрячь в одну упряжку тигра, быка и гиену. Они же глотки друг другу перегрызут раньше, чем врага увидят. Кто ими командовать будет? Вы? Простите за прямоту, но ваш авторитет держится на везении да на слухах. Этого маловато будет, чтобы командовать флотилией независимых капитанов.

Он попал не в бровь, а в глаз. Это и была самая большая загвоздка в моем плане.

— Ваша правда, капитан де Васконселлос, — признал я. — Авторитет, верно, надо заслужить не только удачей, но и делом. И силой. Поэтому я предлагаю не единоличную власть, а союз равных. Совет капитанов, где решения будем принимать сообща. Но во время операции нужно единоначалие. И я готов взвалить на себя эту ношу, полагаясь на поддержку тех, кто мне доверится. И на мощь флагмана, что скоро сойдет на воду.

Я видел, что он все еще колеблется. Ему нужны были доказательства повесомее, что я смогу держать все под контролем. И я решился на отчаянный шаг, прибегнув к возможностям Вежи, но так, чтобы комар носа не подточил.

— Позвольте показать, что я не лыком шит, — сказал я, глядя на карту Портобелло, разложенную на столе. — Вы упомянули согласованность. Одна из проблем — связь меж кораблями во время боя или высадки. Сигналы флагами — дело ненадежное, особенно в дыму или ночью. А что, если бы у нас был способ передавать приказы мгновенно и так, чтобы враг не пронюхал?

Де Васконселлос удивленно приподнял бровь.

— Мгновенно и незаметно? Вы все загадками говорите, капитан.

— Не совсем, — я сосредоточился, задействовав одну из способностей Вежи, связанную с местной связью, которую сам еще толком не освоил. — Морган сейчас на «Принцессе», на том конце гавани. Капитан де Васконселлос, скажите любую короткую фразу.

Португалец глянул на меня с недоумением, но пожал плечами.

— Пусть будет… «Удача любит смелых».

Я прикрыл глаза на миг, посылая сообщение Филиппу через Вежу. И да, эта бестия истребовала изрядное количество очков влияния. Не прошло и минуты, как на палубу «Морского Змея» взошел матрос де Васконселлоса.

— Капитан, сигнальщики с «Принцессы Карибов» передали флажным семафором: «Удача любит смелых». Странно, мы не запрашивали связь…

Де Васконселлос медленно повернулся ко мне. Лицо его оставалось непроницаемым, но в глазах я увидел изумление и глубокую задумчивость. Он понял, что стал свидетелем чего-то, что не укладывалось в голове с точки зрения известных ему способов связи. Он не знал, как я это сделал, но смекнул, что я располагаю невиданными возможностями.

— Вы… любопытный человек, капитан Крюк, — произнес он после долгой паузы. — Очень любопытный. Пожалуй, ваш план, при всей его безумности, заслуживает того, чтобы рискнуть. «Морской Змей» присоединится к вашей эскадре.

Это была крупная победа. Заполучить в союзники такого человека, как де Васконселлос, значило сделать серьезный шаг к тому, чтобы остальные признали мое главенство. Переговоры шли своим чередом, каждый день подкидывая новые задачки, приходилось пускать в ход и хитрость, и терпение, а порой и намекнуть на свою силу, мол, со мной шутки плохи. Союз ковался в огне споров и подозрений, но он обретал форму.

Вслед за Пикаром, Роком и де Васконселлосом потянулись и другие. Каждый новый примкнувший капитан заметно облегчал уговоры следующих — сработал, что называется, принцип домино. Видя, что такие матерые волки, как расчетливый португалец или упрямец Большой Пьер, готовы поставить на меня, остальные тоже помаленьку начинали верить в осуществимость затеи. Слухи о гиганте, что строился на верфи и который я окрестил «Морским Вороном», будоражили умы, обрастая небылицами о его размерах и невиданной мощи. Морган, не жалея ни рома, ни красноречия, расписывал радужные перспективы похода и мою «особую удачу».

К Лорану, Пикару, Року и де Васконселлосу примкнул Диего по прозвищу «Эль Мулато». Испанец по крови, он ненавидел корону лютой ненавистью — в юности хлебнул рабства сполна. Шлюп его, «Немезида», был невелик, зато команда подобралась из таких же отчаянных беглых рабов да марранов, готовых скорее умереть, чем вернуться в прежнюю жизнь. Диего был нелюдим, суров, и согласие его стоило мне обещания особой «справедливости» для плантаторов и чинуш Портобелло. Я согласился, понимая, что его слепая ярость может как помочь в бою, так и наломать дров после победы.

Затем явился Барт Робертс, «Черное Сердце». Не тот знаменитый валлиец, что прославится позже, а его однофамилец, англичанин, чья жестокость и падкость на внешние эффекты были хорошо известны на Тортуге. Он командовал барком «Фортуна» и мнил себя непревзойденным тактиком. Переговоры с ним вышли нудными — он то и дело норовил перетянуть одеяло на себя, совал свои «гениальные» поправки к плану, требовал гарантий особого положения. Пришлось мне потратить уйму времени, терпеливо его выслушивая и исподволь направляя его гонор в нужное русло, убеждая, что его таланты оценят по достоинству именно в общем деле. Ключиком к его сердцу послужили лесть да обещание командовать одним из флангов при штурме.

Последним, седьмым, пристал к нам капитан Томас Тью, «Хромой Том». Старый, битый жизнью флибустьер с Ямайки. Ногу он потерял в стычке с испанцами лет двадцать тому, но ни хватки, ни авторитета от того не растерял. Командовал он потрепанным, но все еще крепким галеоном «Золотая Лань» и пользовался уважением за здравый смысл и отличное знание здешних вод. Тью не гнался ни за славой, ни за местью. Ему важнее были покой и какая-никакая стабильность, насколько это вообще возможно в пиратской жизни. Мысль о своей, надежно защищенной базе, где можно было бы без опаски чинить корабли, сбывать добычу без грабительских поборов тортугских барышников да спокойно встретить старость, пришлась ему по душе. Он задавал много толковых вопросов о снабжении, о том, как делить власть после захвата, как оборонять гавань от неминуемых ответных ударов испанцев и англичан. Его прагматизм хорошо уравновешивал безумную отвагу Рока и холодный расчет де Васконселлоса.

Итак, семеро. Семеро капитанов, не считая Моргана с его «Принцессой» и меня с будущим «Морским Вороном». Жан Лоран, Пьер Пикар, Рок Бразилец, Эммануэль де Васконселлос, Диего «Эль Мулато», Барт Робертс, Томас Тью. Разные люди, разные корабли, разные побуждения. Французы, португалец, испанец, англичанин, ямаец. Еще вчерашние соперники, а то и враги, теперь были связаны одним, пусть и ненадежным, союзом. Их общая сила была такова, что с ней пришлось бы считаться любой европейской державе в этих водах. Девять кораблей, включая мой строящийся флагман и «Принцессу» Моргана, больше двух тысяч глоток команды — все битые, закаленные в сражениях пираты. Это была армада, способная бросить вызов Портобелло.

Во мне они видели вожака. Человека, который не побоялся замахнуться на неслыханное. Человека, у которого были и деньги, и поддержка губернатора, и какие-то непонятные способности (слухи о «мгновенной связи» с Морганом уже расползлись по Тортуге), а главное — строился корабль-легенда. Они видели шанс круто изменить свою жизнь, вырваться из вечного круга грабежа и бегства. Шанс на власть, богатство и свободу, каких не сулил ни один пиратский набег.

Чтобы скрепить наш альянс не только словом, но и чем-то посущественнее, я предложил им собраться и учредить нечто вроде управляющего совета.

— Мы теперь не просто шайка флибустьеров, идущая на грабеж, господа, — сказал я на первой сходке, которую устроили в большом зале лучшей таверны Тортуги, предварительно выставив оттуда всех посторонних силами Моргана и Стива. — Мы — сила, которая намерена отвоевать и удержать важнейший порт. Нам нужен порядок. Нам нужен совет.

Мысль о «Совете Капитанов» была встречена на ура. Каждый из семерых, да и Морган тоже, уже видел себя членом этого нового правления. Это щекотало их самолюбие и давало чувство причастности к чему-то важному. Мы расселись за огромным круглым столом, заставленным кувшинами с вином и ромом, посреди разложенных карт Карибского моря и Портобелло. Воздух был густым от напряжения, но настроены все были по-деловому. Спорили о долях будущей добычи, о том, кто будет командовать во время похода, о положении каждого капитана в Совете.

Морган, как мой ближайший соратник и капитан второго по силе корабля, сел по правую руку. Де Васконселлос, с его опытом и стратегическим умом, негласно стал главным спорщиком и знатоком морских дел. Пикар и Тью выступали голосами разума и осторожности, Рок и Диего — воплощением ярости и натиска, Лоран и Робертс — хитрости и честолюбия. Тот еще коктейль, но пока мне удавалось не дать ему взорваться, направляя споры в нужное русло.

Порешили на главном: в Совете голоса равны при решении общих вопросов, но в бою командую я один; основную добычу делим по справедливости — по числу людей и кораблей, но особо отличившимся в бою — премии. Самые жаркие споры разгорелись о том, как управлять Портобелло, если захват удастся. Тут мнения разошлись. Кто-то хотел просто разграбить город и уйти восвояси, другие видели его как постоянную базу. Я стоял на втором, убеждая, что только контроль над портом даст нам настоящую силу и независимость.

Совет Капитанов начал свою работу. Альянс, еще недавно казавшийся несбыточной мечтой, обретал плоть и кровь. Семь самых опасных волков Карибского моря согласились бежать в одной стае под моим началом. И хотя я прекрасно понимал, что эта стая в любой момент может порвать и меня, и друг друга, первый, самый трудный шаг был сделан. Флот для штурма Портобелло был собран. Оставалось достроить флагман да продумать план атаки до последней мелочи.

Совет Капитанов, при всей его видимой солидности, оставался сворой хищников, что временно согласились охотиться вместе. Устные договоренности, скрепленные ромом да клятвами на ржавых саблях, ломаного гроша не стоили, когда дело доходило до дележа шкуры неубитого медведя, а уж тем паче — до власти над будущим логовом. Ясно было как день: чтобы этот хлипкий союз не треснул по швам при первом же серьезном испытании или после первой же бочки захваченного золота, нужны были скрепы понадежнее. Нужны были правила, черным по белому, пусть и на бумаге, пропитанной порохом да соленой водой.

На очередном сходе, который мы устроили в снятом по случаю пакгаузе на окраине порта — подальше от лишних ушей да глаз, — я выложил им свою новую затею. В воздухе хоть топор вешай — густо от табачного дыма да невысказанного напряжения. Карты Портобелло и Карибского моря были раскинуты на сколоченном на скорую руку столе из бочек и досок, но сейчас все взгляды уперлись в меня.

— Господа капитаны, — начал я, обводя их напряженные лица. — Мы уговорились насчет похода, насчет дележа добычи, насчет единоначалия в бою. Но что дальше? Что будет, когда возьмем Портобелло? Разбежимся с золотишком, бросив город на растерзание испанцам, которые вернутся злые, как черти, и вдвое сильнее? Или попробуем удержать его? А ежели хотим удержать, нужен нам порядок. Устройство. Что-то посерьезнее, чем просто временная сходка пиратских кораблей.

Я видел, как загорелись глаза у Моргана и де Васконселлоса — эти смекнули, к чему я клоню. Пикар и Тью слушали настороженно, прикидывая что к чему. Рок и Диего откровенно скучали — им бы бой да грабеж, а не бумажки да правила. А вот Лоран и Робертс, наоборот, подались вперед, почуяв поживу — возможность поинтриговать да возвыситься в новой расстановке сил.

— Предлагаю наш союз оформить как положено, — продолжил я. — Создать что-то вроде… компании. На манер тех же голландских или английских Ост-Индских, что миллионами ворочают да целыми землями правят. Только это будет наша компания. С нашими правилами, нашими целями. Назовем ее… «Карибская Вольная Компания». Или, если хотите позвучнее, — «Республика Берегового Братства».

Последнее название вызвало шепоток. «Республика»! Слаще музыки для ушей этих людей, всю жизнь бегавших от королей да губернаторов.

— Компания? Устав? — проворчал Рок Бразилец. — Крюк, мы пираты, а не крючкотворы! Наш устав — вострая сабля да верная пушка!

— Твоя правда, Рок, — кивнул я. — Только и у самой вострой сабли должен быть хозяин да голова на плечах, куда рубить. Иначе она начнет кромсать без разбору, и своих в том числе. Наш устав — это не кандалы для нас. Это правила игры, чтобы действовать сообща, не перегрызть друг дружке глотки из-за добычи или власти, и главное — удержать то, что завоюем. Он четко распишет, кто в Совете главный, какие доли кому положены не только с нынешней добычи, но и с будущих доходов нашей базы — портовых сборов, торговли. Установит обязанности каждого капитана и как решать споры. Это наша грамота о вольности и силе.

Де Васконселлос кивнул, задумчиво поглаживая эфес шпаги.

— Мысль дельная, капитан Крюк. Без четких правил наш союз рассыплется так же быстро, как и сложился. Вопрос в том, что в этом уставе прописать. Как власть делить? Как права каждого члена Совета блюсти? Как не допустить, чтобы один всех подмял или чтобы начался полный бардак?

Тут-то и начался базар. Спорили до хрипоты, сколько голосов дать каждому капитану (я стоял за равенство, но кое-кто, вроде Робертса, намекал, что корабли покрупнее заслуживают и веса побольше), как решения принимать, как за исполнением следить, как карать за предательство или нарушение устава (тут все сходились, что карать надо быстро и безжалостно). Я старался рулить разговором, подкидывал формулировки, чтобы и видимость общего правления сохранить, и взаимную ответственность подчеркнуть, но при этом оставить за собой последнее слово в вопросах стратегии и войны — как-никак, я был зачинщиком и фактическим предводителем.

Просидели до глубокой ночи. Воздух стал спертым, кувшины с ромом заметно полегчали, но споры не утихали. Каждый тянул одеяло на себя, норовя выторговать условия повыгоднее в будущей «республике». Я понимал, что с ходу такой устав не принять, но уже то, что они спорили об этом, сплачивало их, заставляло думать о будущем, а не только о том, как набить карманы прямо сейчас.

В самый разгар очередного препирательства о том, как делить портовые сборы, если возьмем Портобелло, Жан Лоран, «хитрый лис», вдруг поднялся. Он был одним из самых горластых, то и дело вставлял едкие словечки да предлагал хитроумные схемы дележа.

— Прошу простить, господа, — сказал он, чуть поклонившись. — Нужда позвала. Я мигом.

Он вышел из душного пакгауза глотнуть ночного воздуха. Никто и ухом не повел — дело житейское при долгих посиделках. Мы продолжили грызться, переключившись на оборону будущей гавани. Прошло минут десять, потом пятнадцать. Спор помаленьку затух, капитаны притомились.

— А где Лоран-то? — спросил вдруг Томас Тью, оглянувшись на дверь. — Засиделся что-то.

Морган тоже нахмурился.

— И то верно. Пойду погляжу.

Он вышел, но почти сразу вернулся. Лицо мрачнее тучи.

— Нет его нигде. Склад пуст, кругом — ни души.

Наступила тишина. Тягучая, звенящая. Все переглядывались. Рок Бразилец грязно выругался. Пикар медленно встал, рука сама легла на рукоять пистолета. Де Васконселлос впился в меня взглядом, глаза его сузились.

Лоран. Хитрый лис. Француз, но уж больно хорошо он был в курсе испанских дел. Вежа как-то подкидывала мне обрывки сведений о его темных делишках в Картахене пару лет назад, да только прямых улик не было. И вот теперь он исчез. Исчез с тайной сходки, где обсуждались не только основы нашего союза, но и проскальзывали подробности будущего нападения на Портобелло.

Подозрение, холодное и гадкое, как змея, зашевелилось в душе. Да какое там подозрение — почти уверенность. Лоран не просто «по нужде» вышел. Он дал деру. И весьма вероятно, что ушел не с пустыми руками, а с вестями, которые могли стоить нам всем головы и похоронить наш дерзкий план еще до начала.

— Предатель… — прошипел Диего «Эль Мулато», глаза его полыхнули ненавистью. — Я так и знал, что этому французишке верить нельзя!

Начался кавардак. Капитаны повскакивали с мест, посыпались обвинения, крики — немедля найти и вздернуть Лорана на рее. Но я-то понимал — скорее всего, искать его уже поздно. Если он предатель, то уже далеко. И весть о нашем готовящемся походе уже мчится к испанцам.

Наш только что созданный Совет Капитанов, наша хрупкая «Республика Берегового Братства», не успев толком родиться, получила первый и, возможно, смертельный удар — изнутри. Нас раскрыли.