Миротворец. Дипломатия Кланов

Глава 7

— Я — Виктор Добрынин — подданный Российской Империи! — заговорил я на русском, пока меня заковывали в наручники и обшаривали карманы. — Со мной княжна Иллирии — София Зринская, дочь князя Адриана Зринского! — резко подняли с земли и повели вперёд, подхватив под локти. Испуганную, растерянную княжну — следом. — Княжна София Зринская запрашивает политического убежища у Российской Империи!

Я повторял это из раза в раз. А когда мне на голову натянули мешок — продолжал ещё громче. Хотя рядом точно были те, кто прекрасно понял и Софию. Но проговорить все эти слова было обязательной частью процедуры, которая, правда, пошла совсем не по процессуальной норме.

Нас должны были завести внутрь. Изолировать. Забрать наши вещи. Затем допросить, установить личности, сверить наши показания и уже потом допустить до общения с лицом, которое будет принимать решение.

И нет, не конечное решение, а временное — что с нами будет здесь и сейчас.

Главное решение такого уровня, как политическое убежище для княжны, будет принимать Москва. В этом мире она тоже была столицей, как и в моём прошлом.

У меня изъяли все вещи, которые были с собой — это гербовый знак, мобильник, мой диктофон и перстень. Вот им весело будет послушать переговоры с двумя иллирийскими графами. Я беззвучно усмехнулся этим мыслям под мешком, пока меня вели в здание.

Главное, чтобы София не растерялась. За неё я… тревожился? Она и так через многое прошла сегодня, а такие незапланированные приключения — это очередной удар по её психике.

В моём изначальном плане мы должны были цивилизованно подъехать к посольству, проговорить все необходимые слова и относительно быстро пройти важнейшие процедуры: осмотр, установление личностей, пара разговоров и встреча с послом или его заместителем.

Но начальные планы, как обычно, идут наперекосяк.

Впрочем, всё было под контролем. Ни одного процедурного нарушения не было, главные риски мы прошли, теперь оставалось дать службе безопасности посольства сделать свою работу.

Вскоре за моей спиной захлопнулась дверь. Меня повели по ступеням, затем ещё через одну дверь и там обыскали ещё раз. Удостоверившись, что у меня нет никакого оружия, с меня сняли мешок.

Светло. Чисто. Тут была кушетка, два табурета и стол с парой полулитровых бутылок воды. Там же я сел и в присутствии двоих работников службы безопасности дождался первого собеседника.

В зал вошёл крепкий мужчина, с квадратной челюстью и прямым взглядом. В чёрной летней униформе, на плечах которой красовались двуглавые имперские орлы.

Начальник службы безопасности.

— Имя, фамилия? — сходу потребовал он на русском.

— Виктор Добрынин, благородного рода, — преспокойно ответил я.

— Подданство, гражданство? — он говорил без эмоций, сухо, как автоматизированная программа.

— Российская Империя.

— Наличие Дара?

— Дар отсутствует, — я дёрнул правым плечом. — На правой руке магическая печать.

Он скосил на неё взгляд.

— Предназначение печати?

— Моё убийство, — ответил я без эмоций.

А вот он нахмурился.

— Поясните.

— Княжна София поставила, чтобы избежать предательства с моей стороны или стороны российского посольства. Она допускает, что я работаю на вас и привёл её сюда, чтобы сделать марионеткой.

Начальник службы безопасности нахмурился ещё сильнее.

— Печать несёт в себе возможность боевого применения вовне?

— Понятия не имею. Лично я её использовать не могу.

— Кто та девушка, приехавшая с Вами?

— Княжна София Зринская, дочь князя Адриана — правителя Иллирии.

— С какой целью Вы с ней ворвались на территорию посольства?

— Спасаясь от преследования. В стране происходит переворот, судьба князя неизвестна. На княжну было совершено два покушения. Исходя из её интересов и безопасности, единственный способ спастись для неё — это запрос на политическое убежище в имперском посольстве. Что и доказала ситуация, когда нас чуть не убили по пути сюда.

— Понимали ли Вы, что делаете, когда врывались на территорию посольства?

— Полностью. С осознанием всех возможных последствий за это, однозначно, неправомерное действие. А также того, что я имел полное право спасти свою жизнь на территории посольства Родины.

Говорить о политических перспективах я не стал. Потому что задачей начальника службы безопасности было не разобраться в ситуации досконально, а лишь понять, какую угрозу я мог нести посольству.

Это стандартная процедура. Параллельно с ней, в службе безопасности должны были проверить все наши документы, а также вещи, изъятые у нас с Софией и из машины. А, заодно, сам автомобиль на наличие установленной в нём бомбы.

Остальная часть допроса прошла быстро. Собеседник задал мне ещё ряд дежурных вопросов: есть ли при себе оружие, спрятали ли бомбу или бактериологическое оружие, имеются ли сообщники, кто нас преследовал и так далее.

Допрос не сильно отличался от того, как подобные проводили в моём прошлом мире. Так что я легко сориентировался. Тем более, что лгать смысла не было. Я быстро и предельно чётко ответил на каждый вопрос.

После чего он ушёл, а ко мне впустили ещё одного сотрудника безопасности. И такого, с какими я ещё не работал.

Это был ответственный за магическую безопасность. Это я понял, как только увидел у него с собой целый чемоданчик, в котором было несколько магических артефактов: линза, пирамидка из зелёного камня, длинная серебряная игла с рукоятью и коробка с порошком жёлто-коричневого цвета.

Первым делом он разрезал мой бинт, чтобы взглянуть на печать. Ради этого меня даже перезаковали руками вперёд. Безопасник протёр мою руку спиртовой салфеткой, стирая кровь, затем взглянул на печать через линзу.

Так. Начальник службы безопасности спрашивал про применение боевой магии вовне. Значит, конкретно этот сотрудник — магический безопасник — скорее всего использует линзу просмотра магических структур. Благодаря такой можно было понять, как проявляется магия в артефактах или магических печатях.

Если вовне — то магические структуры выходили бы из моей руки наружу. Через линзу это бы выглядело как цветок из светящейся энергии, который растёт из печати.

Кое-что я в магии этого мира понимал. Недаром прошерстил сотни книг, статей и лекций, когда искал хоть что-то о собственной силе.

После линзы он поставил на стол пирамидку и велел провести над ней рукой. Эту штуковину я тоже знал — пирамида выявления проклятий. Если в печати проклятие — она потемнеет, если нет — не отреагирует.

Я медленно провёл рукой над пирамидкой и она осталась, какой была.

Затем была самая неприятная часть — игла. Она должна была распознать тип печати. И чтобы это сделать, безопасник проткнул мою кожу, находящуюся внутри круга магической печати.

Неприятно. Но я боль ждал, так что даже не поморщился. В ответ на что безопасник подозрительно прищурился.

Не ожидал, да?

Ох, чую, теперь меня ещё и на наркотики и обезбол после этого проверят. Но это ладно.

Последняя вещь в его «арсенале» была мне непонятна. Коробка с порошком. А порошков много и все они настолько бывают похожи друг на друга, что определить предназначение без справочника невозможно.

Безопасник сыпанул порошком мне на руку. И, разумеется, субстанция начала жечь. Тут уже можно было поморщиться, но я избавил сотрудников службы безопасности от такого удовольствия и только оскалился, показывая зубы.

Магический безопасник едва слышно хмыкнул и стал собирать свой чемоданчик. Он вышел. А через несколько минут с меня сняли наручники и запустили внутрь медика. Что говорило о том, что все проверки я прошёл.

Но сотрудники службы безопасности никуда не ушли. Продолжали истуканами стоять рядом.

Медик был мужчиной невысокого роста, с улыбчивыми глазами и остроконечной седой бородкой.

— Ну-с, — он с деловым видом подошёл ко мне, разложил на столе аптечку и принялся изучать мою руку. — Значит, балуетесь магией крови? — ехидно спросил он.

Как непринуждённо.

— Отнюдь, — нейтрально ответил я.

— Имеете склонность к мазохизму или членовредительству?

— Нет, — я нахмурился.

— Ну да-да… — он деловито осмотрел рану, нажав на вырезанную печать пальцами. Больно, зараза! — Режущим предметом так аккруатно не нарисуешь. Очевидно магическое вмешательство. Любители «острых» ощущений действуют далеко не так красиво.

Он начал вертеть мою руку и присматриваться, словно антиквар к старой вещице.

— Что, цените подобные художества? — подколол я его.

— Нет-нет, просто впервые работаю с такой печатью. Болит? — и он специально нажал на неё снова.

— Болит, — ответил я, но не моргнул и глазом.

— Болевые ощущения не блокирует. Пусть Вы и терпите, но по глазам всё видно, — усмехнулся он. — Интересно-с…

— А вот Вы, я смотрю, имеете склонность к садизму.

— Что, так заметно? — наигранно удивился он и засмеялся. — На самом деле, это необходимость. Не подумайте, что мне нравится наблюдать за вашими страданиями. Ну, разве что, совсем чуть чуть.

Паршивец.

— Не лучшая черта для медика.

— А как по мне — наоборот. Если бояться доставить человеку боль, то в медицину лучше не идти, — он принялся обрабатывать рану антисептиком. — В нашем деле нужна некая… м-м…

— Циничность, — подсказал я.

— Хладнокровие, — поправил он и начал перевязывать рану. — Жалуетесь на что-то? Тошнота? Боль в голове? В груди?

— Полный порядок.

— Хронические заболевания есть? Диабет? Сердце?

— Нет.

— Аллергии? Заболевания крови? — медик затянул повязку.

— Здоров как бык.

— Превосходно! Тогда посмотрите на меня, — он включил фонарик и засветил мне в глаза. — Зрачки в норме. Содержание черепной коробки, будем надеяться, тоже, — начал складывать аптечку обратно. — Всего наилучшего, молодой человек. И помните: магия крови — это не игрушка! Даже для взрослых.

И, неприятно хихикнув, пошёл прочь.

Видимо, он в посольстве ещё и шутом подрабатывал. Иначе я не понимал, почему он позволял себе такие вольности в общении с человеком, чей статус для посольства до конца не определён. Да что там, мы виделись впервые в жизни. А он тут разошёлся в своих шутках.

Хоть безопасники вышли с ним и оставили меня наедине с собой. Правда, это не отменяло наличия камер наблюдения, смотревших на меня.

Я сделал вдох и выдох. Раздражение — не лучшее состояние. Сказывались «приключения» дня. И то, что ждало впереди.

Самый важный разговор, который решит всё.

Он состоялся через двадцать минут.

В комнату зашел мужчина в хорошем, но помятом костюме, который он явно носил уже не один час. Усталый взгляд, синяки под серо-зелёными глазами, в волосах седина. Несмотря на слегка «потрёпанный» вид, он был гладко выбрит и производил впечатление серьёзного человека.

В руках он держал папку, которую сразу положил прямо на стол. Сам сел на свободный табурет, рядом со мной, без малейшей опаски, что я могу кинуться на него в любой момент.

Он не боялся и всячески это демонстрировал.

Матёрый.

— Меня зовут Ярослав Серебряков. Я третий секретарь посольства. Если это о чем-то Вам говорит, — он пристально посмотрел мне в глаза. Будто оценивал. Точно оценивал. — Передо мной стоит задача разобраться в вашей ситуации и составить отчет для господина посла. Надеюсь, вы поможете мне в этом. Поэтому я прошу вас отвечать мне кратко, по существу и честно. Я могу на это рассчитывать?

— Разумеется, господин третий секретарь, — ответил я, хотя и прекрасно понимал, кто он такой на самом деле.

И нет, первым секретарём здесь даже не пахло.

— Отлично, — произнес Ярослав и открыл папку. — Тогда начнем с самого начала, — его взгляд впился в меня. — Ваше имя — Виктор Добрынин. Вы — потомственный аристократ, сын графа Анатолия Добрынина, который покинул Российскую Империю четырнадцать лет назад. Графский титул Вы наследуете, но без присяги Его Величеству императору Всероссийскому, действенным он не признаётся.

— Всё так, — ответил я. А Серебряков сделал короткую запись-заметку в бумагах.

То, с чего он начал, мне не понравилось.

— Все четырнадцать лет Вы живёте в Иллирии, не выезжая за её границы больше, чем на несколько дней. При этом российское подданство Вы сохраняете и присягать князю Адриану не собирались, согласно известной нам информации, — он чуть наклонился в мою сторону и соединил руки в замок перед собой, не прекращая сверлить меня взглядом.

Я не отклонился, не смутился. Я привык противостоять психологическому давлению давным давно. Поэтому моё выражение осталось абсолютно нейтрально. Так же нейтрально я ему ответил:

— Верно.

— Объясните, господин Добрынин, почему Вы продолжаете жить в Иллирии, сохраняя российское подданство? Вы могли подать заявление на получение подданства Иллирии ещё шесть лет назад. Это бы открыло Вам больше возможностей в получении образования, владения имуществом и возможность заниматься политикой. Да и в целом… — его голос стал тише, — … жизнь тут стала бы проще.

Вот с этого момента началось самое опасное. От моих дальнейших слов зависело, признают ли меня благонадёжным или запишут в список потенциальных «проблем».

— Есть две причины. Первая — я не желаю рвать связи со своей родной страной, в которую ещё планирую вернуться и вступить во всю полноту своих прав. Вторая — возможности и статус, — я улыбнулся. — В Российской Империи я буду графом, если Его Величество примет мою присягу. А здесь, в Иллирии?

— Но Вы продолжаете оставаться здесь, несмотря на озвученные причины вернуться на Родину, — Серебряков ответил моментально. — Почему?

Я вступил на замёрзшее озеро, не зная, насколько тонок его лёд. Но вода под ним определённо холодна. Критически холодна.

Правду ему нельзя знать. Иначе моих родных ждёт участь, которой не позавидует никто и никогда. Пусть некоторые идиоты и считают её за честь.

Близнецы не должны попасть в Россию. По крайней мере — официальным путём. А бросать их здесь я не собирался.

Но на этот случай у меня была заготовлена легенда. Причём, отчасти она была даже правдива.

— Вы знаете, что случилось пять лет назад, господин Серебряков? — спросил я, не отрывая от него взгляда. И до того, как он ответил, сделал это сам. — Конечно знаете. Как и то, что у меня есть брат с сестрой — бастарды моего отца. Вы ведь прослушали аудиозаписи с моего диктофона. Вероятно, уже взломали телефон и с него тоже выгребли всё. Наверняка Вы уже знаете обо мне гораздо больше, чем любой другой живущий человек.

И это похвально, учитывая ЕГО ПРОФЕССИЮ. Но вслух я этого не сказал. Не стоило быть слишком умным, когда твоя судьба подвешена в воздухе.

Я продолжил говорить:

— Так вот, пять лет назад погибли мои родители. При крайне подозрительных обстоятельствах. Судно, на котором они совершали круиз, потонуло. Здесь. В водах Иллирии. Чьи круизные компании считаются эталоном во всей Европе, чьи суда в последний раз испытывали критическую неисправность больше тридцати лет назад. А тут — раз, и взрыв? Посреди открытого моря⁈ Вздор! — я ударил кулаком по столу.

Иногда бывало полезно выпустить эмоции.

Он слушал. Очень внимательно.

А я не останавливался:

— Моя цель здесь — восстановление правосудия. Найти тех, кто стоит за взрывом на круизном лайнере, из-за которого погибло две сотни человек. Включая моих родителей. Я найду ответственных и сделаю всё, чтобы они получили по заслугам. Но сделать это я могу лишь находясь в княжестве, а не дома — в Российской Империи.

И теперь оставался вопрос: поверит ли он, что это и есть моя причина?

Не меняясь в лице, он бесстрастно произнёс лишь одно слово:

— Месть.

— Справедливость.

— Допустим, — Серебряков сделал заметку. — Теперь о Вашей деятельности. Официально Вы безработный, однако в разговоре с графами Кнежевичем и Франкопаном упомянули некую аналитическую деятельность под псевдонимом Миротворец. Поясните?

— Всё верно, это — мой способ заработать на жизнь.

— Весьма успешный, — оценил он. — Для человека, у которого нет политологического образования или по специальности международных отношений.

— Корка решает всё? — спросил я с открытой язвительностью.

— Достаточно, — нисколько не смутился он.

— Будь у меня образование, я бы занимался политикой в открытую. Но чтобы получить его, мне пришлось бы вернуться в Империю и потратить несколько лет на учёбу. По причинам, названным ранее, сейчас я это делать не буду. Но это нисколько не отменяет моего интереса к международной политике, который я удовлетворял с помощью интернета последние шесть лет.

— За это время сложно наработать достаточный объём знаний и, тем более, репутацию, которая помогла бы Вам выйти на уровень признанного, пусть и в узких кругах, международного эксперта, — он давил. Спокойно, бесстрастно, но давил, пытаясь загнать меня в угол, раскручивая каждую странность в моей жизни.

И я мог его понять.

Вот только вся моя вторая жизнь состояла из этих странностей.

— Сложно. Для человека, у которого был бы другой отец, — я пожал плечами. — Но не для меня. Вы знаете, что отец включал мне на ночь, вместо сказок? Лекции по политической философии.

А ведь это была правда. Детство у реального Виктора Добрынина было весьма своеобразным, однако, благодаря этому очень многое из политики этого мира осело в его голове, а потом перешло и в мою. В виде его воспоминаний. Это помогло мне быстро сориентироваться, после «второго рождения».

Я добавил:

— Так что я готовился с самого детства. Да, высшего образования у меня нет. Но есть навык искать информацию, анализировать её и строить долгоиграющие прогнозы. А потом оформлять это в понятные доклады. Что и помогло мне за четыре года наработать достаточную репутацию в нужных кругах.

— Похвально. Я бы сказал, у Вас талант, — снова ни одной эмоции, но в этих словах так и читалось: «ну-ну, сказочник, мы ещё выясним, кто ты такой на самом деле». — Однако это не ответ на мой вопрос. Почему Вы занимаетесь именно аналитикой? На хлеб можно зарабатывать другими способами. В том числе более прибыльными. Бизнес, например.

— Не удивлю Вас. Это связано с моей целью — найти виновников в гибели родных. Я уверен, что это было не простое убийство.

— Политическое? — он слишком быстро задал этот вопрос. Слишком. Будто он знал что-то ещё… или хотел узнать? Слишком быстро для равнодушного человека.

— Возможно. Я до сих пор не знаю точно, чем отец занимался. Но сам князь упоминал, что они общались. Вполне допускаю, что мой отец помогал ему. Негласно, разумеется. И кому-то очень влиятельному это не понравилось.

— Уже есть подозреваемые?

— Парочка, — кивнул я.

— Всего двое? Маловато. Значит, Вы уверены, что виноват кто-то из них. А если нет, то странно, что список так короток.

Вот… зараза!

— Я предпочитаю сначала найти инструмент. И только потом заниматься работой. Сначала я планировал обзавестись достаточным влиянием и только потом приступить к активной фазе поисков.

— Для этого Вы так рисковали, сопровождая княжну сюда?

— В том числе.

Серебряков сделал очередную, уже третью, заметку.

— Вы беседовали с князем о мести за отца? Если верить словам графа Франкопана, князь был его другом.

— Нет. Мы говорили о другом.

— О чём же?

— О том, что я мог стать младшим советником его наследника, — я сразу же выдал правду. Здесь она играла мне только на руку.

— Франкопану и Кнежевичу Вы сказали другое.

— Франкопан и Кнежевич — не друзья России, а я — патриот. Как ни крути и где не живи, — я хмыкнул. — Им лучше не знать, что князь хотел углубить сотрудничество с Россией. Они могут подозревать. Но знать наверняка? Нет. Вот пусть плавают в неопределённости. Потому что ни один из них не друг Империи.

Он прищурился, но… в его глазах сверкнула маленькая искра одобрения.

— Зачем же наследнику Иллирии русский советник?

— Думаю, Вы знаете, что князь Адриан хотел союза с Российской Империей. Чтобы создать противовес немцам и французам. Но не хотел, чтобы Иллирия с потрохами провалилась в орбиту русского влияния. Поэтому решил сходу дать своему наследнику поработать с русским аристократом, не связанным с имперским правительством. Такого, который дал бы ему понимание многих вещей. Моя работа, полагаю, сыграла здесь ключевую роль. Полагаю, я был бы не единственным и даже не главным советником. Но достаточно значимым, чтобы будущий князь понял, с кем придётся иметь дело.

— Думаете, что ему было важно показать русский менталитет?

— Да. А ещё, он хотел чтобы я научил наследника «думать». Полагаю, он имел в виду образ мышления. Но конкретнее мы не договорились.

— Почему?

— Не успели. Подходило время церемонии назначения наследника. После неё мы договорились обсудить детали. Но произошло непредвиденное…

Я пересказал ему всё, что случилось перед усыпальницей и во дворце. Вплоть до самого отъезда оттуда. Избежал я лишь об упоминании моей силы видения Связей между людьми.

Серебряков внимательно выслушал. Пару раз задавал вопросы. А после моего рассказа сказал:

— Как Вы нашли княжну?

— Очень просто — я её даже не искал. Всего лишь ехал обратно в Сплит, — невозмутимо ответил я.

— Расскажите подробнее, — его взгляд стал колючим. — От. И до.

— После разговора во дворце я отправился домой. Задерживаться в Загребе было не очень безопасно, в любой момент могли начаться столкновения между кланами. Но, думаю, до конца дня у меня было время. В пути я услышал гром. Поднялся дым. Как раз неподалёку от улицы Карла Будора.

Он чуть подался вперёд. Не менялся в лице, но выражение его стало ещё холоднее.

И оно мне не нравилось. Абсолютно.

— Стройно, господин Добрынин. Продолжайте.

— Я выехал на трассу и увидел пожар, устроенный призванной сущностью. Насколько я разбираюсь в их видах, это было инфернальное умертвие. Затем, я ликвидировал его, воспользовавшись шансом ударить из слепой зоны. Чтобы он не разгромил квартал.

— А затем отыскали княжну Софию.

— Именно. Я искал выживших, но как только обнаружил её, сразу же поспешил вывезти её в российское посольство.

Он сжал челюсти. На миг. Но этого хватило, чтобы понять…

— Удивительно. Княжна чуть не гибнет на церемонии назначения наследника. Но в последний момент её спасаете Вы — русский аристократ, у которого нет даже Дара. Хотя даже сильнейшие маги княжества парализованы от воздействия неизвестной силы. Но каким-то образом Вы приходите в себя раньше их.

Он сделал паузу. На пару мгновений, чисто чтобы оценить мою реакцию.

А я слушал. И уже понимал к чему он клонит.

Серебряков продолжил:

— После чего Вы совершенно случайно попадаете в место, где последняя из детей князя Адриана снова находится на волоске от смерти. Ликвидируете источник опасности, с которым не справились двое профессиональных боевых магов. Затем вывозите княжну Софию. На пути встречаете княжеских жандармов и договариваетесь с ними, чтобы они Вам не мешали. А потом пробиваетесь в посольство, несколько раз побывав на волоске от смерти. Потрясающая удачливость.

Плохо…

Плохо!

ПЛОХО!

Он чуть наклонил голову набок и произнёс уже совершенно другим тоном:

— Вот только я не верю в удачу, господин Добрынин. Понимаете, что это для Вас означает?