Миротворец. Дипломатия Кланов

Глава 25

Алая сфера, зависшая над Загребом, достигла максимальной яркости. Ее свет был ярким. А жар создавал у меня постоянное чувство нахождения под палящим солнцем. Пришлось остаться в одной рубашке и включить кондиционер на полную.

Связи, исходящие от сферы, выглядели почти материальными. Я уже не видел сквозь них. Только когда они спускались ниже, в город, то понемногу терялись.

Пока я заметил только одну закономерность: чем опаснее и напряженнее становилась обстановка в городе, тем ярче сияла сфера.

Поазди хлопнула дверь. Я обернулся.

— Владислав Цобор вызывает вас, — это был младший штабной сотрудник Непчича. Военный из гарнизона, но по факту — исполняющий роль мальчика на побегушках. Я кивнул и последовал за ним.

В медпункте витал неприятный запах, напоминавший смесь гнили и гари. Анте Зринский лежал на своем месте и смотрел в потолок. Он уже пришёл в себя.

В углу, уставший и осунувшийся, сидел Владислав Цобор. Он даже не поднял на меня взгляда, смотря в пол.

— Мы закончили, — тихо произнес он.

— Сняли проклятие? — спросил я.

— Угу, — ответил Владислав. — Господин Анте здоров. Как бык. Ему бы поспать, — он посмотрел на неподвижного Анте. У самого Цобора под глазами были глубокие тёмные мешки.

— Вам это нужно ещё больше.

Он тяжело вздохнул. С трудом, опираясь на колени, поднялся и пошёл на выход. Но остановился рядом со мной и сказал:

— Кнежевич должен быть осуждён и наказан. Мой ученик потерял много крови и чуть не погиб, из-за людей этого самодура.

— К этому всё идёт, — спокойно ответил я.

Владислав Цобор хмуро кивнул и вышел.

Я взглянул на Анте.

— Здравствуй, Анте. Помнишь что-нибудь?

— Всё, — сипло сказал он, не отрывая взгляда от потолка. — Но что бы ты не говорил — я тебе не поверю. Мне всё известно! — он тут же сел, выпрямляясь. Но ухватился за голову. Видимо, от внезапного головокружения. Ему слишком рано было вот так вот резко действовать.

— Даже не буду спрашивать, что у тебя в голове, — сказал я. — В любом случае, Кнежевич проиграл. Он пытался выкрасть тебя, рискуя и твоей жизнью, и жизнью целителей. Одного из них ранили. Ты сам мог погибнуть. И погиб бы, если бы не мастерство господина Цобора. Он спас тебя несколько раз. Особенно тогда, когда мастерски запечатал твою энергетическую систему и не позволил проклятию выжечь твою жизнь, когда люди твоего дядюшки вырвали тебя прямо во время процедуры избавления от проклятия.

— Можешь говорить что угодно, — упрямо заявил он. — Никакие твои слова не имеют силы для меня. Потому что я знаю, что ты лжёшь. А если не лжёшь, то у тебя лишь одна цель…

— Дай угадаю. Продать Иллирию Российской империи?

— Ты даже этого не скрываешь! — он одарил меня гневным взглядом. — Шпион. Враг моего народа и страны!

Я едва удержался, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лбу.

— Сейчас я хочу спасти вашу столицу от кровопролитной бойни, которую собрался устроить твой дядюшка — граф Кнежевич. Впрочем, ты не идиот, сам всё понимаешь. Но осознаёшь ли ставки? Вот вопрос.

— Бесполезно. Я не поведусь ни на одно из твоих лживых слов.

— Почему лживых? Кнежевич и Непчич готовятся к битве, которая закончится полным провалом клана Кнежевичей. А потому, будет стоить им ВСЕГО. Клан твоей матери, которая покинула этот мир вскоре после твоего рождения, станет историей.

Он резко встал. Покачнулся и сразу же опёрся на стоящую рядом тумбу.

— У тебя нет права говорить о ней!

— В данном случае есть. Когда графа Кнежевича подавят, от его клана не оставят больше ничего. Он будет уничтожен, опозорен, а его наследие растащат. Твой дядя это понимает. Это единственная причина, почему он до сих пор не предпринял последнюю попытку отбить тебя. Силы слишком неравны. И на нашей стороне — Караджичи, гарнизон и стратегическое преимущество. Кнежевичей спасёт только одно: если граф Михаэль прямо сейчас остановится и придёт сюда с повинной, тогда его клан практически не пострадает. Гордыня не позволяет ему сделать это, но вот твои слова… они побудят его. Может, хотя бы в этом случае благоразумие возобладает над его эго. Понимаешь, к чему я?

— Я не буду требовать от него сложить оружие. Можете убить меня. Но я не поведусь.

Ожидаемая реакция. Я не рассчитывал, что он внемлет сразу. Но времени на долгую обработку не было. Он сейчас на эмоциях, плюс верен своим родным. Это заслуживало уважения.

Но, по факту, он сейчас действовал исключительно своей же родне во вред.

— Ты действительно не понимаешь, что ждёт твоих родных, когда Кнежевич проиграет? — я сложил руки на груди и внимательно посмотрел в глаза Анте. — Понимаешь ли ты, что упрямство двух человек может погубить один из древнейших и знатнейших кланов твоей страны? Клан твоей матери, который во многом стал и твоим тоже. Ведь Кнежевичи — это то, что осталось от твоей семьи. Или ты рассчитываешь, что наказанием отделается лишь граф Михаэль? — он ничего не ответил. А я покачал головой.— Нет, друг мой. Это так не работает. Кланы несут ответственность за ошибки своих лидеров. И Кнежевичи не станут исключением. Знаешь, что с ними произойдёт потом?

Я подошёл ближе. Взял стоящий неподалёку стул. Поставил его спинкой к Анте и сел, оперевшись локтями на спинку.

Он смотрел на меня исподлобья, словно загнанный зверёныш. Но я хранил ледяное спокойствие. А потом задал ему вопрос:

— Тебе объяснить?

— Я. Не. Буду. Предавать. Своего. Дядю, — словом за слово отчеканил Анте.

— А что ты подразумеваешь под предательством?

— Я не буду вступать с вами в сделку! Вы — русские — нам не друзья! — он сжал кулаки, готовый кинуться на меня в любой момент.

— И это предательство? Смешно. Но, допустим. Вот только знаешь что? — я поднял вверх указательный палец. — Этим самым ты предашь всех остальных Кнежевичей. Даже тех, кто ещё не родился. Потому что графа Михаэля не просто казнят. Если его захватят живым, его ждёт ПОЗОРНАЯ казнь, как и любого изменника, что повёл армию против своего господина.

Я выдержал паузу, чтобы сказанное получше улеглось в его голове. А затем продолжил:

— Но это не самое страшное. Потому что в случае бунта казнят, вероятно, и его первых наследников. Глав родов клана лишат всех привилегий. Собственность и владения отнимут. Малолетние члены клана будут отправлены в другие рода как заложники и воспитанники. Графский титул клана Кнежевичей будет упразднён. А самые опасные его члены отправятся на какую-нибудь позорную и опасную работу. Возможно, сам клан расформируют, а отдельные рода либо распределят между другими кланами, либо сошлют в глубинку. Достойно рода Кнежевичей?

Он промолчал. Слушал. Внимал. Значит мои слова попадали ему прямо в сердце. Пусть он и всеми силами удерживал маску неприступности.

Я говорил дальше:

— Как думаешь, с какими словами потомки будут вспоминать графа Михаэля? — спросил я и тут же сам ответил: — Они будут вспоминать его и проклинать. Как того, кто привёл их род к гибели. Они будут стыдиться фамилии Кнежевич. Их будут порицать в высшем свете. И очень не скоро они выйдут из разряда аристократов второго сорта. Если вообще выйдут. Я думаю, ты понимаешь, что это всё значит. И знаешь, что самое глупое в этой ситуации? Что Михаэль это понимает. Но он ещё держится за надежду. И будет держаться, пока ты — Анте — не подведёшь последнюю черту.

— Замолчи! Заткнись! Иначе я убью тебя! — он вскинул руку, готовый применить свой Дар. Но я даже не сдвинулся с места.

— Действуй и подпиши приговор своим родным окончательно. Тебя полностью изолируют, — заговорил я громче, — твой дядя поведёт твоих родственников на штурм, — теперь мой голос стал твёрже. — Против твоей же сестры и жителей твоей же страны…

— ВЫ ВСЕ — ПРЕДАТЕЛИ! — рявкнул он, будто оправдываясь.

Но я не останавливался; продолжал говорить, с той же интонацией и в том же ритме. Монотонно, жестко. Чтобы этот малолетний дурень ощутил контраст между нашими состояниями и мои слова вбились ему в голову как следует.

— … в городе начнётся бой. Твои родные будут умирать и убивать. В ходе боёв пострадают тысячи подданных — обычных гражданских, которые этого никак не заслужили. Они будут гибнуть, страдать, терять РОДНЫХ и БЛИЗКИХ. Отцов и матерей… — на последнем моем слове он вздрогнул. Его глаза широко распахнулись, а взгляд застыл, смотря на меня. Я продолжал: — А всё потому, что один граф не сумел принять реальность и признать поражение. А его племянник — наследник престола — отказался сохранить мир в своей стране.

— Ты… манипулируешь… — он замотал головой. — Замолчи!

— А прямо сейчас ты уходишь от ответственности. Потому что решение, о котором я говорю, принимать только тебе. Только настоящему наследнику клана Зринских. Но ты уходишь. Хотя не тебе ли даровано право предотвратить битву, которая закончится только безграничной болью и потерей ВСЕГО чем ты сейчас дорожишь⁈ — я повысил голос.

А Анте отступил на шаг назад и рухнул задом на кровать, пряча лицо в руках.

Я же смягчил голос и заговорил спокойнее:

— Когда всё закончится, о тебе никто не вспомнит. Тебя просто уберут из истории как наивного юнца, из которого сделали политическую марионетку. Может, сошлют куда-нибудь. Разумеется, право на наследование ты потеряешь окончательно и безвозвратно. Как и фамилию. Хуже позора представить невозможно. Вот только этот вариант — это поражение для всех нас. А я хочу победить. Победа для меня — это мир. И чтобы он состоялся, тебе вовсе не надо никого предавать, представляешь? Даже наоборот.

Его пальцы закопались в густую рыжую шевелюру. Больше он не пошевелился. Только произнёс:

— Думаешь, я не понимаю, что ты хочешь?

— Нет, не понимаешь. Иначе бы не упрямился, а выслушал меня.

— Только этим я и занимаюсь… — подавленно прохрипел он, сжимая пальцы и натягивая свои волосы. — А ты…

— Говорю правду. Жестокую. Беспощадную правду, — отчеканил я. — Но будущее ещё можно сделать гораздо светлее. Для этого тебе нужно лишь поговорить с Михаэлем по телефону. Заявить ему, что ты больше не можешь поддерживать его и отказываешься вести клан своих родных к гибели. В том числе — ради него самого. В этом случае я гарантирую его жизнь.

— Я тебе не верю… — процедил он.

— Не верь. Анализируй, — произнёс я. — Сдавшийся будет помилован. Он пролил не так много крови, чтобы стать абсолютным злом в глазах иллирийской аристократии и народа. К тому же, он ещё считается иллирийским аристократом и героем предыдущей войны. И чем быстрее всё это закончится, тем меньше вероятность, что удастся избежать даже позорного заключения. Сошлют его в какой-нибудь особняк в горах, где он будет писать мемуары и переосмысливать свою жизнь. Как домашний арест. Неужели это хуже, чем смерть? Скажи мне, Анте.

— … — он не ответил.

— Возможно, он назовёт тебя предателем. Но в глубине души сам будет искренне благодарен, потому что именно ты поможешь ему сделать окончательный выбор. Ведь если бы он хотел драться до конца, мы бы с тобой сейчас не разговаривали.

Анте медленно поднял на меня взгляд. Губы были поджаты, а желваки заходили. Его взгляд, обращённый на меня, был полон искренней ненависти.

Но я даже бровью не повёл. Только спокойно смотрел на него в ответ, ожидая, пока он созреет для своего решения.

— Гарантии. Мне нужны гарантии, что ты не нарушишь слово, — выдавил он.

— Это можно устроить, — я активировал «Кольцо Договора» и протянул ему руку. — Кольцо зафиксирует нашу договорённость. И ни один из нас не сможет от неё отказаться. На это ты согласен?

— И чем же ты рискуешь, если нарушишь договор? Честью? У тебя её и так нет! — бросил он, взмахнув рукой.

— Чести? — мой голос налился сталью. — Что ты знаешь о чести, мальчик? Сейчас я спасаю твою страну, пока ты и Кнежевич тянете её в бездну. В этом больше чести, чем в любой бойне за власть. Так что ты ошибаешься. Ошибаешься, потому что юн, и потому что тебе в голову напихали всякого дерьма. Но ты научишься. Просто нужен опыт. Я не считаю тебя бесталанным. Но слепой лести от меня не услышишь. Только то, что вижу.

— МЫ СРАЖАЕМСЯ ЗА ИЛЛИРИЮ! А НЕ ОТДАЁМ ЕЁ НА РАСТЕРЗАНИЕ ХИЩНЫМ ИМПЕРИЯМ, ВРОДЕ ТВОЕЙ! МОЙ ДЯДЯ СРАЖАЕТСЯ ЗА ПРАВОЕ ДЕЛО! ЗА НЕЗАВИСИМОСТЬ СВОЕЙ РОДИНЫ!

— Абсолютной независимости в современном мире не существует. Это раз. Для относительно малых стран, вроде Иллирии, тем более. Все зависят от всех, но в разной степени. Как ты зависишь от фермеров, которые выращивают коров, из которых потом повара готовят тебе стейки. От слуг, которые набирают тебе ванну и чистят сапоги. В международных отношениях — то же самое. У Иллирии что-то есть, например — ресурсы, и она даёт их взамен на то, чего у неё нет, например — вооружения. Таковы базовые правила. Это два.

Я чуть наклонил голову набок, добавляя:

— Ещё одна важная черта успешного правителя — холодный ум на переговорах, — бесстрастно отметил я. — Иначе тебя будут эмоционально потрошить. Точно так же, как это сделал я, — его руки сжались в кулаки. — Но я сделал это, чтобы ты понял, чем чревато твоё упрямство. Крах Кнежевичей стал бы куда более болезненным ударом для твоей психики, чем любой задушевный разговор, вроде нашего. Учись. Или раздавят. Это три.

Я посмотрел на часы, затем объяснил замеревшему в поисках ответа Анте:

— Времени у нас мало. Если через час Кнежевич не согласится на наши условия, его бунт подавят силой. Со всеми вытекающими. Когда надумаешь с ответом — скажешь охране. Мне доложат и я организую ваш с Кнежевичем созвон. И помни: настоящим предательством будет твой выбор, если из-за него погибнет граф Михаэль и весь его род. А я предлагаю тебе мир.

После чего я вышел из медпункта, оставляя Анте наедине со своими мыслями. Пусть переварит. Я переборщил с давлением и откровенностью. Вместо того, чтобы всё осознать, он мог наоборот — закрыться в себе и пойти наперекор.

Но, я надеялся, рассудок возобладает. Потому что я дал Анте не только картину отчаяния, но и шанс его избежать, пусть и ценой небольшого подавления собственной гордости.

Справится ли он?

Это уже его дело.

— Щенок не хочет слушаться команды хозяина? — ощерился гигант, ожидавший меня по ту сторону двери. Охранники, стоявшие здесь, с подозрением косились на него. Напряжённые.

— Георгий, — я взглянул ему в глаза. — К Анте допуск только по специальным разрешениям. Сразу говорю: ты не получишь.

— Я не к нему. Поговорить с тобой надо. Пройдёмся, так думается лучше, — и развернулся в сторону. Я пошёл рядом.

— Слушаю.

— Если щенок заупрямится, я избавлю вас от большой проблемы, — он с оскалом-улыбкой провёл большим пальцем по горлу. — Заодно заберу желанный трофей. Но вашим надо будет навести шуму. Договоришься?

— Мы решим ситуацию мирным путём.

— Да ну? — он усмехнулся. — Уверен?

— Такова цель.

— Какие сложные выбираешь ты пути. Убить — проще.

Я ему не ответил.

А он хрустнул костяшками и сказал:

— Я вот врагов убиваю. Иначе зачем они ещё нужны?

— Кнежевич — не враг. Он просто фигура в игре.

— А кто игрок?

— Он же и игрок. На своём уровне. Мы все здесь и фигуры, и игроки. Только масштаб разный.

— Те, кто играют против тебя, и есть твои враги.

— Нет. У меня нет врагов. Только оппоненты.

Георгий усмехнулся и сказал:

— Как не назови, суть та же. Они хотят взять то, что хочешь взять себе ты. Если кто-то победил, то другой — проиграл. Ты в том числе. Зачем ты себе жизнь усложняешь?

— Таков путь. Такова игра.

— А, я понял. Ты играешь по-своему?

— Вроде того, — кивнул я.

— Мне по нраву, — он закивал. — А если бы я сказал, что могу упростить твою игру, ты бы согласился?

— У всего есть цена, — я скосил на него взгляд.

— Ага, есть. Но она невелика. Всего-то помочь мне, а взамен я помогу тебе.

— Мне не нужна помощь.

— А мне — нужна. Тебе тоже, ты просто пока ещё не знаешь где и когда. Но я тебе помогу. Заранее. Прямо сейчас. У меня есть для тебя один Дар.

— Дар? Что ты имеешь в виду?

Он весело прищурился.

— Именно то, что я только что сказал. Буквально.