Одним могучим ударом, едва не выбив из меня дух, Ангелина вышвырнула меня в бреющий полет из окна.
— Йахууу! — проорал я, пролетая над офигевшими врагами, как Мюнхгаузен, оседлавший пушечное ядро.
И с размаху приземлился метров через пятьдесят ровно на крышу командирской башенки вышедшего на позицию обстрела бронепанцера. Зубы лязгнули, колени чуть не выскочили из суставов. Меч, зацепленный за доспех на плече долбанул плоскостью клинка по пятке.
Инерция чуть не сбросила меня вниз, свалился на бок и еле успел уцепиться за пилотский люк. Вот блин!
Летишь как ангел, падаешь как чёрт…
Но я десантировался там, где нужно, и я ещё живой. Я выплюнул кусок ремня, кабы не он, без зубов бы остался. Злобная Ангелина поддала мне как следует, чуть спину не сломала!
Погнали!
Я свесился на одной руке с башенки, уцепившись пальцами за край пилотского люка, упершись ногами в броню корпуса. Зубасто улыбнулся, помахал другой рукой сквозь бронированное стекло пилоту внутри прямо в его вытаращенные глаза. Перебросил со спины на грудь тёткин обрез её противоматериальной винтовки и, выдув в ствол огненного элементаля, прижал обрез к стеклу обзорной щели пилотской кабины.
Ободряюще усмехнувшись позеленевшему от ужаса пилоту внутри, я нажал на спуск.
Взвизгнув раненым вепрем, винтовка пробила дыру в защитном стекле, превратив его в матовое от миллиона возникших в нем трещин. Но всё равно было видно, как заметалось внутри облако огненных искр, каждое температурой в тысячу градусов, отчего мгновенно закоптилось стекло изнутри.
Бронепанцер замер. А потом его повело как пьяного по широкой дуге, прямо по собственной пехоте, пилот, изрешеченный насмерть высокоградусными искрами внутри бронепанцера, им уже не управлял.
Бронепанцер врезался в следующую справа от него машину, как раз выходившую на позицию после перезарядки, и пока они качались в обнимку, я перескочил на новую жертву.
Тётка прикрывала меня стреляя со скоростью пулемета из окна кухни, а Ангелина подавала ей перезаряжаемые ружья. Тёкины пули выбивали то одного, то другого гвардейца под ногами у бронепанциров, что только пытались в меня прицелиться.
Я видел, что пилот в бронепанцере подо мной замахал руками соседу справа от него, взывая о помощи. Сосед неуверенно навел на него свою пулеметную турель, видимо, надеясь как-то сбить меня с корпуса ураганной пулеметной очередью и как-то при этом не изрешетить товарища внутри. Судя по тому, как пилот в бронепанцере подо мной схватился за голову, он тоже не поверил, что этот смертельный номер получится провернуть удачно.
Я спрыгнул вниз за секунду до того, как неуверенный сосед окатил бронепанцер позади меня роем из десятка бронебойных пуль. Изрешетил товарища на славу, я бы так никогда не смог.
Пробитый пулями двигатель покинутого мной автоматона закашлялся и заглох, обесточив все системы, отчего бронепанцирь замер в странно наклоненной позе, а потом под тяжестью брони, накренился, поворачиваясь на месте, закрутил винтом нижние конечности и начал падать.
А я бросился к машине неуверенного стрелка. Тот навел на меня свой пулемет, но патронов в нём уже не было, он попытался повернуть на меня пулемет другой руки, но не успел и я в прыжке зацепился за направленную на меня руку. Подтянулся и забрался на вытянутую конечность. Пилот попытался стряхнуть меня, но не успел, я уже перебежал по манипулятору на башню бронепанцера, намереваясь уже с ним учинить что-нибудь неприятное. Пило-неудачник это, видимо, тоже ясно понял. Люк на башенке внезапно откинулся, оттуда высунулась рука с автоматическим пистолетом и пилот пальнул в меня в упор, раз, второй, я еле уклонился.
От отчаяния пилот попытался вылезти, чтобы сойтись со мной в рукопашную. Я пнул по руке с пистолетом и третий выстрел ушел в небо. Я прижал ботинком его руку к ободу люка, перебросил на грудь обрез теткиной винтовки, направил ствол в люк и пальнул прямо в распахнутый от вопля рот пилота.
Обломками его башки и тела разорванных вколчья крупнокалиберной пулей забросало всю кабину, я убрал ногу с руки, и тело повисшее на ней, свалилось вниз на пилотское место.
Четверо готовы, остался один.
Я захлопнул люк и огляделся. И сразу увидел последний автоматон, широко шагающий в мою сторону с обоими пулеметам направленными на меня.
Похоже, сейчас меня начнут убивать.
Не дожидаясь неизбежного я сиганул с бронепанцера вниз.
Как только я соскочил на землю, бронепанцер с грохотом, подняв фонтан вырванной земли, рухнул у меня за спиной.
Первому пехотинцу, вставшему у меня на пути, тётка прострелила голову. И второму. С полусотни метров она клала пули без промаха. Третий пехотинец уловил закономерность и залёг за деревьями.
Последний бронеход попытался уклониться от столкновения со мной, он высадил в мою сторону весь боезаряд с одной из рук подняв фонтаны вырванной пулями земли, так ни разу меня и не задев, и когда я проскочил поднятое им облако пыли, просто развернулся и побежал!
— Эй! — заорал я, перебрасывая Ублюдка со спины на руки. — Стой!
Я гнался за ним следом, отставая метров на десять. И выстрелив на бегу трижды, попал лишь один раз.
Бах! Бах! Бдыжь!
Последняя пуля разнесла показавшийся на мгновении под защитной пластиной сустав правой ноги автоматона.
Пуля разворотила точный механизм, и бронепанцер в полный рост кувыркнулся через голову на заклинившей ноге.
Я бросил разряженного Ублюдка под ноги, перебросил через плечо за рукоять свое оружие последнего шанса, Меч Бури.
Меч завыл ураганом наполняясь энергией своего элементаля, разгоняя меня на бегу.
Я схватил его по штыковому за рукоять и рикассо и со всей дури с разгону ткнул в наблюдательную прорезь поверженного бронепанцера.
Разогнанный элементалем меч как простое стекло пробил защиту бронекабины, лезвие ушло в прорезь как в масло, по самые кабаньи клыки, насадив пилота на клинок, как бабочку на шпильку.
Выдернув меч обратно, я увидел, что он покрыт кровью до середины.
Достал последнего!
Так! Ну кто у нас тут ещё остался⁈
Пехота, следовавшая за своим автоматоном, дрогнула, когда я развернулся к ним и сделал первый шаг в их сторону.
А я захохотав, как обожравшийся мухоморов берсерк, взмахнул Мечом Бури и бросившись вперед врубился в несчастную пехоту.
Давно! Как давно я не чувствовал себя так свободно! С тех пор, пожалуй, как меня убивали толпой в последний раз, еще в прошлой жизни.
Так что я в каждый удар вкладывал душу! И каждым ударом душу отбирал.
И так я и веселился пока не явился реальный похититель душ.
Толпа вражеской пехоты вдруг резво разбежалась в стороны, и сквозь дым битвы ко мне неспешно шагнул он, огромный, ужасный и непобедимый. Палач алхимиков, Экзекутор, Вешатель, Бог Боли.
Клеткоголовый.
Почуял, падла, элементальную активность вне дома и явился по мою душу, погань мосластая.
Потому я, покинув дом, и не пил ничего из фиалов. Я знал, что он где-то тут рядом, ждёт, что я сделаю это, ошибусь и он вырвет с мясом мою магию у меня из горла.
Не дождался, здоровяк?
Кажется, не дождался, и теперь решил покарать меня просто чистой массой.
Давно не виделись, здоровенная скотина. Ну давай, гризли плюшевый, покажи мне, как ты пляшешь.
Он протянул ко мне свою мозолистую ладонь размером с лопату.
— Что? — процедил я сквозь зубы. — Не выходит ничего, птичка в клетке?
А потом Меч Бури едва не вырвало у меня из руки. Меч дернуло в сторону моего врага.
Клетколовый нашел себе элементаля.
Я ухватился за рукоять меча обеими руками уперся в землю, но нас вместе потащило к Клеткоголовому.
— Ах вот как, сука…- прошипел я.
Меч затрясло у меня в руках, меня всего затрясло вслед за мечом, но я упирался и не давал вырвать оружие у меня из рук
И потому он просто выдрал элементаля из моего меча.
Меня отпустило, я едва не свалился на землю, чуть не выронил сам меч.
А Клеткоголовый, сладострастно урча, всосал в свою клетку вырванного из меча элементаля.
И было с чего урчать. Он победил. Меч Бури осиротел.
Ну, или это как посмотреть. Я зубасто оскалился своему врагу от всей широты души. Потому что в клетке Клеткоголового началась совершенно непредвиденная им активность.
Там, за прутьями решетки вдруг погас один из похищенных элементалей. А потом ещё один.
Клеткоголовый замер. Сюрприз тебе, гнида!
Элементаль, вырванный им из Меча Бури подплыл к ещё одному плавающему во тьме клетки огоньку и поглотил его.
Затем ещё один.
Клеткоголовый заметно дернулся.
— Что, башка в клетку, что-то пошло не так? — усмехнулся я, почувствовав, как элементаль из моего меча слился с элементалем когда-то извлеченным Клеткоголовым из чучела Югопольского льва. Элементаль из Меча Бури стал огромным, пылающим как шаровая молния. Его свет пробивался между прутьями клетки как свет звезды.
— А вот теперь ты сдохнешь, гнида, — проговорил я, когда свет разгорающегося элементаля в клетке начал резать глаза.
Мой элементаль, элементаль Меча Бури, откормленный множеством других, крысиный волк для элементалей, теперь успешно пожирал остальных в голове Клеткоголового.
Потому что пошла цепная реакция трансэлементального слияние. Термоядерный синтез мира алкохимии.
Клеткоголовый заметался, хватаясь за прутья решетки на плечах. А вот. Все.
— Что? — усмехнулся я. — Не нравится?
Скоро останется только один.
И Клеткоголовый завыл, когда это все-таки случилось, замахал руками, как огромное пугало. И вспыхнул, мгновенно сгорев синим пламенем. От пяток до плеч, полностью, без остатка.
Огромная пустая клетка, оставшаяся от непобедимого чудовища, бича алкомагов, с лязгом грохнулась наземь.
Да. Тисифона была права. Он носил в себе ключ к своей собственной гибели.
Я приблизился к клетке, пнул ее ногой. Пуста. Элементаль-пожиратель сделал свое дело и ушел обратно на свою сторону мира.
— Сгорел на работе, — пробормотал я.
До тла.
Даже не знаю, почему всё немедленно тут и не закончилось. Но оно не закончилось. Ровно после этого гвардия собрала все свои силы и пошла в решительную атаку.
На меня одного.
Я нащупал в перевязи плоскую бутылочку с эликсиром Воздуха, сщелкнул пальцем крышечку и выпил до дна одним глотком даже не почувствовав вкуса или токсического ожога. Не до того было.
Я выдул в эфес Меча Бури нового синего элементаля. Будь достоин того, что был тут до тебя.
А потом, глядя на приближающихся сквозь дым между деревьев линию врагов замахнул еще один фиал, третий за сегодня. Чего уж там. Пить так пить, сказал котенок когда несли его топить! Если подохну, то не зря!
И поднял противопульный щит, что тут же весьма мне пригодилось, когда они начали все разом палить в меня почем зря из всего, что у них там было.
И когда я был уже уверен, что и это не поможет, и я лягу в эту изрытую ногами бронепанцеров землю, перемешанную с кровью, гантрак «Анилопа-Гну» вырвался из нашего подвального гаража и понесся по саду, поливая разбегающуюся вражескую пехоту из всех стволов.
Обваренный железом со всех сторон, защищенный как броневик, вооруженный пулеметной спаркой, наш последний козырь, брошенный на поле битвы.
За рулем машины сидела тётушка Марго, за пулеметами лютовала Ангелина, а Тисифона подавала ей снаряженные пулеметные ленты.
Спелись-таки взбалмошные девки.
Они косили ряды вражеской пехоты, как Джаггернаут, машина смерти, отмечая цепочкой трупов дорогу своей ярости.
В окне на втором этаже Фламберга встал во весь рост Кристобаль с пулеметом в руках и поливал очередями бегущих пехотинцев сквозь изрубленные пулями до расщепленных пеньков парковые деревья. Терминатор хренов.
А я с хохотом встретил ударами двуручного меча наступающих среди поверженных чадно дымящих бронепанцеров.
Много их полегло в эту изрытую спряжением землю. Но они не сдавались перли вперед, огрызаясь огнем, не давая нам передышки.
Весы снова заколебались, и снова стало неясно чья берет.
И когда я увидел как брошенными гранатами гвардейцы остановил наш гантрак, как завязли его колеса со спущенными шинами и враг окружил машину, я понял что пришло время сделать то, что нужно было сделать уже давно.
Я замахал мечом в сторону Фламберга, надеясь, что Кристобаль меня услышит.
Из-за Роскона сдвинулось немножко. Глава (пожалуй, самая кульминационная в романе!) завтра утром.
Флаг! Поднимите мой флаг!
А сам с мечом наперевес помчался спасать своих женщин.
Я рубился около гантрака, убивая каждого, кто осмеливался приблизиться, сам не понимая, придет ли к нам помощь или уже все…
Ангелина короткими очередями над моей головой, рассеивала набегающих врагов.
Ну же Кристобаль, думал я отмахиваясь из последних сил неужели ты ничего не заметил, пропустил, не услышал…
Я был уже на грани. Я еле двигал мечом. Противопульный щит моргнул и пропал. Меня начало пожирать оцепенение токсичного отката цена трех выпитых за короткое время эликсиров.
Кристобаль услышал.
С башни вылетел сноп фаерболлов, положивших часть нападавших. А через пять минут после того, как мой флаг поднялся на обзорной башней Фламберга, Рустам и его бойцы ударили атакующим силам противника в тыл.
Стреляя из автоматов, выдвигая вперед пулеметы и занимая ключевые позиции, заводское ополчение смело тылы гвардейцев и погнало их навстречу нашим пулеметам.
Под кинжальным огнем гвардейцы падали, как скошенная трава. Пленных не брали. Да никто и не сдавался.
Это был полный разгром.
А я же упал перед защищённым мною Фламбергом, навзничь, на спину. Надо мной не было ничего уже, кроме неба, высокого неба с тихо ползущими по нему серыми элементалями-исполинами. Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как мы сражались, подумалось мне. Не так, как я только что отстреливал черепушки бронепанцерным пилотами и разрубал пополам двуручным мечом пехотинцев, не так, как бежали и корчились раненые гвардейцы, которых мы добивали пулемётом и фаерболлами — совсем не так ползут воздушные исполины по этому высокому бесконечному небу Южной Новой Аттики.
Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! Всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме него. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава богу!
А Новая Гвардия на этом континенте очень скоро перестала существовать.