Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 5

Глава 6

Я чудом успел замедлить падение этого барахла и поставить звуковой щит. Однако это не спасло от прилетов по башке швабрами, тазами да ведрами. Вскоре мы оказались завалены по самые уши и какое-то время беспомощно барахтались, погребенные под этим добром.

Я собрался и с помощью магии нетерпеливо расшвырял все предметы обратно по полочкам. Прислушался, не идет ли кто, не просочились ли звуки через щит. Все было тихо, спокойно. Пронесло.

— Медведь сиволапый! — буркнул я в сторону Фила, тот насупился, но промолчал.

Нужную нам стену перегораживали полки. Я раздвинул их содержимое по сторонам. Задумался. Материализовать меч, и столь же нагло прорезал здоровенную дыру в стене, как в прошлый раз, я все же не решился, опасаясь, что дыра будет уж очень заметна обитательницам бани по ту сторону. Здесь, как это зачастую с женщинами и бывает, требовался более деликатный подход, дабы прекрасные дамы не увидели соглядателей и не подняли по этому поводу шум.

— Можно ли сделать часть стены прозрачной с помощью магии? — прямо спросил я у Томаша.

Томаш, покраснев до кончиков волос, пробормотал, что они в академии проходили такие заклинания, и он может попробовать. Своей реакцией Томаш опять себя выдал с головой. Легко было догадаться, что он уже не раз это заклинание опробовал, как обычный селянский мальчишка, подглядывая за девчонками. Я удержал рвущуюся насмешку, а то этот остолоп еще разволнуется и ничего не наколдует.

Томаш прикрыл глаза, наморщил лоб и даже руки вперед выставил, шевеля пальцами в такт губам. Со лба сбежала испарина и покатилась по щеке, будто непрошенная слеза. Я, переминаясь с ноги на ногу, уж думал, что ничего не выйдет, когда стена стала стекленеть и получился хороший такой пятачок, как в окне, затянутом морозными узорами.

Вид нам открылся, прямо скажем, умопомрачительный. Женская баня оказалась гораздо просторней мужской. В легких парах грациозно порхали обнаженные девичьи тела. Прелестниц было десятка три не меньше, их фигуры казались настолько гармоничными, что я слегка ошалел от вида стройных ножек, упругих попок и пышных округлостей, лишь слегка прикрытыми кое-где распущенными по плечам шелковистыми волосами.

По нежной медной коже ласково скользили капельки воды, повторяя все изгибы женских тел, дразнясь прячась в ложбинках между грудей и дальше продолжая свой путь по животу ниже-ниже, пока не исчезали в коротких кудряшках на лобке.

Вместе с тем, из всех этих красавец взгляд не останавливался ни на одной, они все были одинаково идеальны, как второстепенные принцессы в диснеевских мультах, отчего ощущения смазывались, теряли остроту.

Я усилием воли взял себя в руки, замедлил пульс, успокоил дыхание и стал трезво оценивать ситуации. Женщины о чем-то наперебой болтали, но разобрать слова не получалось.

— А звук можно включить? — слегка подсевшим голосом спросил я.

— К-хм, да, — пробормотал Томаш, прикрывая глаза и наколдовывая озвучку.

На нас со всех сторон обрушился звук. Казалось, женщины трещат все разом, и из этой какофонии просто невозможно понять смысла.

Я обратил внимание, что девицы разбиты по стайкам. Сосредоточил свое внимание на двоих самых ближних к нам.

Одна хвастала кольцом, которое ей когда-то подарил султан, другая делала вид, что ей по барабану, при этом с завистью глядя на это кольцо.

Сообразив, что здесь я ничего полезного не почерпну, я стал сканировать дальше. Больше всего девушек сосредоточилось вокруг двух наложниц, которые сидели на лавке и о чем-то весело, наперебой рассказывали столпившимся вокруг них слушательница.

Я опознал в них тех самых прелестниц, что танцевали для нас у Рамира-Латифа, тех самых, что дали свои бусины Филу и Томашу.

— О, этот блондинчик такой застенчивый оказался, — делилась своими впечатлениями о прошедшей ночи одна из наложниц, намыливая себе ногу. — Я его едва расшевелила, но как только мужское начало взяло своё… задал он мне жару.

— Да он же, как глыба льда, — выразила сомнения одна из наложниц. — У него даже глаза холодные!

— Обижаешь, Ханде! — надулась наложница. — Я знаю, о чем говорю. Я так умаялась, как никогда в жизни!

— Но султану нашему этот блондинчик все равно не чета, — снова вставила Ханде.

— А ты почем знаешь чета не чета, султан тебя отродясь к себе не приглашал! — подбоченилась наложница.

— Ну и тебя не баловал вниманием! — парировала Ханде.

Бабы еще поругались дошли до черты, когда или глаза нужно друг другу выцарапывать или плюнуть и размазать. Обе выбрали второе и на какое-то время все затихло.

— А рыжий, как он, Асель? — с любопытством стали допытываться у другой.

Асель выдержала драматическую паузу, споласкивая свои длинные волосы от мыла.

— Просто зверь, — восхищенно закатив глаза, вздохнула Асель. — Такое ощущение, что он женщин сто лет не знал.

— А может у них у обоих впервой, видели же какими они жадными глазами на нас смотрели!

— Ага, прям ели глазами! Только главный их глядел безразлично, даже с холодком, словно султан оценивал!

— Да, уж больно смазлив, видимо, от девок отбою нет, вот и пресытился до срока.

— Да те двое тоже вроде не уроды, а от прелестей наших слюной чуть не изошли.

Девицы опять прыснули.

Я поглядел на благовоспитанные рожи своих товарищей, оба были так мрачны, что мне пришлось зажимать рот рукой, чтобы не расхохотаться.

— Любите кататься, любите и саночки возить, — тихонько заметил я своим хмурым товарищам, но они мою присказку не поняли, так как не знали, что такое зима и снег.

Я вздохнул, осознав, что тоскую по снегу, горкам, свежему морозу, когда сам воздух становится вольным легким. Но в этом мире, существовали только или пустыня или вечное лето.

Наложницы продолжали между тем премило обсуждать достоинства и недостатки своих случайных любовников.

— Бесстыжие, — возмутилась одна из женщин, она была заметно постарше остальных и держала себя иначе, гордо, степенно. — Вы растеряли остатки достоинства! В былые времена никто не смел даже глядеть на наложниц султана! А теперь мало того, что вы отдаетесь каким-то проходимцам, так еще такие речи ведете, что от вашего позора во дворце портится воздух. Языки бы вам отрезать за такие дерзости!

— Ну хватит уже, Медина! — перебила женщину Асель. — Сейчас времена другие. Султана нет и защиты нам ждать не от кого…

— Это вовсе не значит, что нужно срамиться! — вздернула голову Медина.

— Тебе хорошо говорить! — возразила Ханде. — Ты у госпожи на хорошем счету! Госпожа Закира не будет тебя…

Однако договорить она не успела. Звуки оборвались, словно кто-то вывернул громкость на ноль. Повисла звенящая тишина. Я ткнул локтем Томаша, попросив срочно продлить заклинание, иначе мы рисковали не услышать самого важного. Однако он помотал головой, объяснив, что заклинание продолжает работать, просто они все почему-то перестали говорить.

Действительно, до нас донесся шлепающий звук шагов по мокрому полу. В поле зрения появилась девушка. Тонкая, сломленная фигурка, старательно смотрящая в пол и обнимающая себя худыми руками-спичками. Ось позвоночника колюче выпирала из спины, к позвоночнику цеплялись жесткие ребра. Кожа туга обтягивала каждую кость.

Девушка подняла голову и дрожащей рукой взяла мыло. Глаза ее были подернуты белесой пленкой, под глазами залегли тени, на исхудалом лице только подрагивающие губы сохранили почти детскую пухлость.

Я с трудом узнал в ней свою Жасмин. Но еще вчера вечером она приходила ко мне абсолютно здоровой и полной жизни. Без единого намека на анорексию. Как она умудрилась потерять за ночь всю жировую ткань, оставалась загадкой.

Женщины стали домываться и спешно покидать баню, чураясь Жасмин, будто она заболела проказой. Очень скоро моя Жасмин оказалась в бане одна одинешенька. Она провела рукой по голове и вытащила клок черных густых волос. Бросила свое богатство под ноги. Худенькие плечи подрагивали под струями воды, из глаза бежали слезы.

Я заметил, что Томаш с Филом уже давно опустили взгляды в пол, смотреть на страдания этой юной девушки было и впрямь нестерпимо, да и не прибавляло это уже нам ничего.

Я попросил Томаша вернуть стене прежнее состояние, нам пора было возвращаться, пока нас не спохватились делибаши. Мы залезли в дыру и заложили ее обратно кирпичами.

— Эрик, что с ней такое⁈ — с ужасом спросил Фил. — А вдруг это заразно⁈

Фил подергал себя за отросшие рыжие кудри, и затем внимательно стал рассматривать сколько от этого действа у него выпало волос. Волосы все остались на башке.

— Как будто чем-то больна, — подхватил Томаш и тоже стал проверять не выпадают ли у него волосы. — Вот почему ты отказался от нее вчера вечером?

— Нет, вчера вечером она еще была абсолютно здорова, — возразил я. — Хорош уже свои волосы трогать, как девки.

Стушевавшись, Томаш спрятал руки за спину.

— Может, бедняжка так тяжело переживает отказ мужчины? — предположил Фил.

— Мне почему-то кажется, что дело не в тоске по мужской ласке, — задумчиво покачал головой я. — Дело в чем-то другом, — я сжал в кармане бусины. — Неладное что-то происходит в этом гареме.

— Да, — с готовностью закивал Фил. — Женщины, а так друг дружку ненавидят, вы заметили?

— Это-то как раз меня смущает меньше всего. Бабы всегда склочницы, их нельзя в одном месте так концентрировать и лишать мужского общества, — заметил я. — Меня насторожила не их ненависть, а пронизывающий все вокруг страх. Они все чего-то очень бояться.

— Бояться своей госпожи…

В дверь постучали, прервав наши размышления.

— Именем великой госпожи Закиры, просим отозваться и принять водные процедуры быстрей! — встревожено потребовали из-за дверей.

— Мы уже все приняли, можете нас брать тепленькими, — усмехнулся я, выходя из бани.

Делибаши опять завязали нам глаза. Старались мроты зря, я уже и с закрытыми глазами все коридоры их срисовал, а мой обостренный слух помог приблизительно определить где-кухня, где гарем, а где хоромы Закиры.

Мы позавтракали. При этом старательно разыгрывая из себя разбойников, томящихся от безделия и желания поскорее завладеть добычей.

В связи с услышанным в бане я не упустил случая отпустить пару скабрёзных шутеек относительно ночного времяпрепровождения своих товарищей. Томаш дулся, Фил супился. Вскоре тренироваться в остроумии в одни ворота мне наскучило, так как даже развлечь меня перепалкой эти двое были не в состоянии.

Как только мы поели в зале появился даллал со свитком в руках. Нахохлившись, точно петух в курятнике, он вновь стал длинно, нудно, нараспев приглашать нас к великому из великих визирю Рамиру паше, оказавшему нам великую из великих милостей, допустив нас к своему великому из великих обществ, и так далее и тому подобное.

Снова нам завязали глаза и повели по какому-то новому, незнакомому маршруту. Дверь распахнулась. В лицо мне дунул горячий воздух, наполненный запахом крови и пота. Нас вывели за пределы дворца. Сделалось тревожно, вспомнились кресты, я напрягся, готовый в любой момент материализовать меч.

Нам развязали глаза. Мы оказались во внутреннем дворике.

За спинами окруживших нас делибашей ничего нельзя было толком рассмотреть. Наконец-то, щелкнули пальцы и те, что стояли впереди растворились, открыв нам вид на Рамира-Латифа восседавшего в открытом паланкине, который тащили на себе четыре делибаша.

Рожа у него была крайне самодовольна. Он надменно глядел на нас свысока, точно мы какие-то насекомые, забравшихся к нему в сад. И все время прикладывал платок к носу и губам, морщась от запахов улицы. Так и подмывало его скинуть оттуда и дать по щам.

Мы вежливо поздоровались. Я едва удержался от замечания, что свою жопу иногда полезно отрывать от стула и ходить пешочком. Рамир-Латиф, словно прочитав мои мысли, усмехнулся и щелкнул пальцами. Из неоткуда появился еще один паланкин на три места, тащили его уже шесть делибашей.

— Завяжите им снова глаза, — приказал Рамир-Латиф делибашам, которые привели нас. — А вы садитесь в паланкин.

Делибаши, тащившие на себе наш паланкин, склонив головы, сели возле нас на колени, чтобы нам было удобней туда взобраться. Нам вновь завязали глаза, и мы втроем с горем пополам уселись в чертов паланкин.

Рамир-Латиф витиевато объяснил нам, что мы отправляемся в конюшни, так как он хочет показать нашу награду, которую мы получим, если действительно сможем добыть для госпожи Закиры пичугу.

Я раздраженно молчал, изнывая от жгучего стыда и желания достать меч и отрубить этому говнюку голову прямо здесь и сейчас. Оказалось, есть вещи куда неприятней тряски в седле. Меня, взрослого здорового мужика, тащили на себе, словно младенца, служивые парнишки. В моей голове не укладывалось, как можно терпеть такое унижение, как армия еще не подняла восстание и не обрушила свой гнев на этих горе-господ.

Я боялся, что дорога займет несколько часов, и моё терпение лопнет, но оказалось всего пути было пятнадцать минут. А своим ходом бы дошли бы за десять. Мы вышли из проклятого паланкина. Нам развязали глаза уже в конюшни.

Рамир-Латиф и в конюшнях не удосужился сползти со своего царского ложа. Делибаши держали его паланкин, точно одеревеневшие, не мускул не дрогнул в их теле, можно было заподозрить даже, что они механические, если бы не пот, бегущий с них ручьями.

Сзади раздалось лошадиное ржание. Я обернулся и обратил внимание, на приготовленные для нас трофеи. Таких коней я никогда прежде не видел, они будто состояли из одних мускул. Поджарые, черные, с желтыми глазами горделивые красавцы, выплавленные, как будто из смолы, тонконогие с короткой ершистой гривкой.

Коньки, однако ж были не просты, магией от них разило так, что дух перехватывало. И так хитро переплетались меж собой эти заклинания, что распутать и понять их мне не удавалось.

Я покосился на Томаша, но этот лучший ученик своей хвалебной академии, точно так же, как и я — неуч, ничегошеньки в этих магических хитросплетениях не соображал. Нам всем очень не хватало всезнающей Венди.

— Нравятся? — самодовольно поинтересовался Рамир-Латиф.

— А то ж, — подтвердил я, по-хозяйски похлопав ближайшую конягу по крупу. Но конь так выщербился на меня, что вся охота впредь трогать это бесовское отродье у меня отпала напрочь.

— Я прежде никогда таких не видел! Что это за порода такая? — дрожащим от волнения голосом, спросил Фил.

— Такие есть только во дворце госпожи Закиры. Это уруская порода, — с удовольствием пояснил Рамир-Латиф. — Они могут долго обходиться без воды, очень быстрые и выносливы. Мы, естественно, дадим вам только жеребцов, которые накануне будут лишены возможности оставить потомства.

Я с сочувствием покосился на коняг. И все же мое Чудо было куда как лучше этих дьявольских созданий. Эх, Чудо, как часто он меня спасал из всяких переделок. Где-то он теперь далеко мой друг, как и все, что дорого мне в этой новой жизни.

— Вы можете подойти к скакунам поближе, — призвал нас Рамир-Латиф. — Обратите внимание на сумки.

К седлу и вправду с двух сторон были пристегнуты сумки, доверху наполненные чистым золотом. Я, выпендриваясь, проверил одну из монеток на зуб.

— А, хороши монетки, — хохотнул я.

— Еще бы, — хмыкнул Рамир-Латиф, — чистое мротское золото, не для торговых дел с тринадцатью герцогствами, а для внутреннего пользования.

От золота тоже фонило магией. Ничего доброго от этой магии я не ждал. Предчувствую, что этот путь к отступлению для нас закрыт.

Фальшиво на восторгавшись над предлагаемой наградой, мы даже разыграли с Томашем дележку шкуры не убитого медведя. Рамир-Латиф с удовлетворением наблюдал за нашей перепалкой. Дойдя до края, мы с деланной неохотой замирились, давая понять, что перемирие временно и при удобном случае один из нас воткнет другому в спину кинжал.

Каждый отыграл свои роли. Пора было возвращаться во дворец. Рамир-Латиф пресек мои попытки отговориться от паланкина, объяснив, что такова традиция — господа и их гости не должны топтать ногами песок. Пришлось смириться и лезть опять в эту дрянь.

По прибытию во дворец Рамир-Латиф пригласил нас с ним отобедать. Естественно, все понимали, что это такое предложение, от которого невозможно отказаться.

Через час, мы уселись на гору цветастых подушек. Нукеры принесли нам угощения и свалили. Все было точно так же, как и вчера, только в этот раз обошлись без кальяна и наложниц.

Я лопал, не переставая нахваливать коней, навьюченных мешками с золотом. Томаш с Филом мне поддакивали. Рамир-Латиф снисходительно слушал, порой позевывал в кулак.

В комнату незаметно просочился даллал и, упав на колени мордой в пол, протянул Рамиру свиток. Рамир взял свиток, отослал даллала и прям при нас стал его внимательно изучать.

У меня между делом возникла идейка. Я быстро вынул бусинку из кармана и воспользовавшись магией бросил её Рамиру в кубок. Бусинка булькнула, бултыхнув вином, но к счастью из бокала ничего не выплеснулось. Бусинка исчезла на дне.

Я с тревогой покосился на Рамира, но тот продолжал внимательно читать свиток.

— А че там? — бесцеремонно поинтересовался я.

— Не суйте нос, не в свое дело! — грубо отбрил Рамир, и взял со стола кубок, задумчиво покрутил его в руках и отставил, вновь вчитываясь в строчки. Стало реально любопытно, что его так взволновало.

Я невольно заерзал на подушках, старательно изображая увлеченность жрачкой, которой благодаря моим усилием практически не осталось.

— Как скажешь, мы своё дело сделаем и бывай как знаешь.

— Вот именно, — процедил Рамир.

Он вновь взял кубок, и в этот разрешительно опрокинул содержимое в себя. Верблюжий кадык его заходил ходуном. Глоток, второй…

«Пей до дна! Пей до дна!» — приговаривал я про себя.

Однако до дна не хватило нескольких глотков. Рамир поперхнулся и закашлялся, бокал выпал у него из рук. Остатки вина кровавым сиропом растеклись по полу.

Рамира же продолжал душить кашель, так что его бледное лицо стало пурпурным. Еще немного и гад, вполне возможно, задохнулся бы.

Цели убивать его сейчас у меня не было. Я понимал, что, если он сейчас подохнет, Закира сорвется с цепи. Виноватыми же сделают нас в любом случае. С этим уродом можно было хотя бы договариваться, с Закирой же, как со всякой женщиной, дорвавшейся до власти, нет.

Я нехотя встал, и от души треснул Рамира по спине. Из его горла выкатилась моя бусина.

Рамир схватил её и долго ошарашенно смотрел на бусину в своей ладони, словно не в силах поверить в её существование. Лицо его корежилось, как у поехавшего шизика.

— Какая тварь посмела это сделать⁈ — наконец-то сумел он выдавить из себя.