Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 5

Глава 21

Нетрудно было распознать, чем заняты на раскаленной площади великого Уруса люди. Одни люди продавали других людей.

Худые плечи девочки-подростка в дранной одежде меленько подрагивали. Босые ноги были сбиты и покрыты струпьями. Костистое лицо резко контрастировало с шапкой тяжелых локонов. На нём остались только глаза, голодные испуганные и обиженные.

На руках, ногах и шее девчонки висели цепи, словно у пса. Запястье и щиколотки под металлическими кольцами были стерты в мясо. Она всё время облизывала шершавым языком пересохшие губы.

Но, несмотря на своё незавидное положение, рабыня ухитрялась кусать всякого купца, который подходил на смотрины и хотел проверить её зубы.

За что нещадно бил её хозяин — тощий прыщавый мужичок с поникшими усами.

— Неблагодарная тварюжка! — бранился он. — Сдохла бы, кабы не я!

— Да лучше б сдохла, чем невольницей быть! — огрызнулась девчонка.

— Ты поговори мне ещё! Коли не продам тебя сегодня, отдам свиньям на прикорм! — пригрозил мужичок.

— Не посмеешь! — яростно топнула ногой девчонка.

Цепи зазвенели, словно браслеты, мужичонка невольно поёжился.

— Ещё как посмею! Никто о тебе и не вспомнит. Все родные-то твои померли. Ты одна и некому за тебя слова сказать! А кабы не я и тебя бы пожгли! Пригрел змею на своей шее!

Нечего было девчонке на это ответить. Она и вправду осталась совсем одна. Не так давно были у неё и мама, и папа, и два старших брата, а теперь — одна.

Их семья считалась зажиточной. Они держали духан на окраине великого Уруса. Однажды к ним в духан пришли необычные постояльцы. Они не были похожи на мротов. Светлокожие, широкие, иначе одеты, иначе говорили. Уплатили на несколько недель вперёд и ушли на следующий день.

В духане остался только один их приятель, который оказался тяжело болен. Он умер через три дня. А ещё через три дня заболела мать девочки, затем слегли отец и братья. Болезнь съела всех, кроме девчонки.

Люди, чтобы не пошла дальше зараза, духан сожгли. Чудом не заболевшую девочку тайком утащил к себе в дом слуга. Он месяц держал её под полом, изолировано от всех, боясь, что она может быть заразна.

Когда «спаситель» убедился, что девочка здорова, он попробовал было её заставить помогать по хозяйству. Но у девчонки проявился строптивый характер, который трусоватому мужичку оказался не по зубам.

Тогда он решил продать неблагодарную девчонку, но и это оказалось не так просто, как хотелось бы. Вот уже какой день, дрожа от страха, что его увидит кто-то из знакомых и обо всем догадается, он приходил на рынок со своим товаром. Но такой зубастый товар покупать никто не спешил.

На рынке поднялся переполох. Волной прошел шепоток: «сам паша со своей семьёй едет». Забрякали цепи. Спешно посторонились, уступая дорогу, продавцы.

По дороге неспеша двигалась богатая процессия. Впереди верхом на конях ехали двое делибашей. За ними четверо делибашей несли открытый палантин, где сидели женщина с мужчиной и парень лет шестнадцати. Сбоку на коне ехал точно такой же парень, что и сидел в палантине.

Парни были схожи, как две капли воды. Однако я сразу распознал, что в палантине сидит молодой Латиф, а на коне едет его брат-близнец Рамир. Процессию замыкали ещё четверо делибашей на конях.

Женщина в палантине брезгливо отворачивалась, прикрывая нос платком.

— Когда запретят эти рынки? — брезгливо морщилась она.

— Султан уже подготовил распоряжение о запрете, — откликнулся мужчина. — Он хочет ввести лицензию на покупку и продажу людей, чтобы можно было отследить незаконное порабощение.

— Уж поскорей бы! Это так некрасиво, — вздохнула женщина. — Прям посредине города.

Латиф украдкой прикладывал к губам маленькую дудочку и пулялся в людей подсохшими ягодками. Рамир, заметив проделки брата, влепил ему подзатыльник.

Латиф тут же плаксиво нажаловался матери. Женщина возмутилась поведением Рамира, сделав ему внушение. Рамир почтительно склонил голову и попросил у матери прощение за своё поведение, а Латифу украдкой ткнул кулаком в бок.

На этот раз Латиф жаловаться никому не стал, лишь недобро сверкнув на брата глазами, что красноречиво обещало тому в ближайшее время какую-то мелкую пакость.

Рамир скользнул равнодушным взглядом по толпе и выхватил из неё девочку-подростка. И хоть вид у рабыни был жалким, его поразило, как она стоит, гордо выпрямив спину и вскинув голову вверх, как смотрит прямо и без боязни. Сломанная, но не сломленная.

Взгляды их встретились и как будто заискрилось между ними что-то, затеплилось. Рамир по инерции ещё проехал вперед, а затем завернул коня к прыщавому мужичку.

Рамир, молча, не торгуясь, кинул ему несколько золотых и перехватил цепь

Девчонка покорно, не сопротивляясь, пошла за конём Рамира, то ли слишком устав сопротивляться, то ли решив, что этот хозяин всяко лучше прыщавого мужичка.

Мужичек, обезумев от прифартившего ему счастья, плюхнулся на колени, плаксиво благодаря щедрость доброго господина.

— Ах, Рамир, ну что опять за причуды, зачем тебе эта оборванка? — поморщилась мать, с неприязнью разглядывая девчонку.

— Буду пугать ей Латифа по ночам, — с серьезным видом заявил Рамир.

Мать закатила глаза и призвала мужа поддержать её негодование своим непререкаемым авторитетом.

Однако мужчина лишь усмехнулся, заговорщецки подмигнув Рамиру.

— Мальчику нужно расти, — ответил он жене. — Оставь, пусть поиграет.

Процессия прибыла в богатый дом.

Девочку передали слугам, велев привести в порядок и покормить. Лишняя головная боль слугам, конечно, к душе не пришлась. Вышла целая морока с длинными, густыми волосами девочки, которые вымыть, распутать и причесать оказалось задачей на много часов. Обрезать волосы не решились, так как побоялись разгневать господ, поэтому всё раздражение за потраченное время досталось девчонке.

Уже к вечеру девчонку таки удалось привести в более или менее божеский вид, хотя она по-прежнему выглядела чучелом. Как раз молодой господин велел её привести к себе в покои.

Рамир сидел на софе с книгой в руке, когда к нему привели девчонку. Они долго, пристально разглядывали друг друга.

— Как тебя зовут? — наконец-то поинтересовался Рамир.

— Меня зовут Закира.

— Ты можешь звать меня просто Рамиром, — любезно разрешил Рамир.

— Зачем ты меня купил? — в лоб спросила Закира.

— Не знаю, — пожал плечами Рамир. — Просто захотелось.

— Тогда может тебе захочется отпустить меня? — с вызовом предложила Закира.

— Нет, ты моя, — жёстко отрезал Рамир, откладывая книгу. — Ты будешь меня развлекать.

— Значит, ты не лучше остальных, — скривилась Закира.

— А с чего ты решила, что я должен быть лучше? — надменно хмыкнул Рамир, не ожидая ответа.

— У тебя вид победителя, — осторожно подбирая слова, заявила Закира, — а победителям незачем быть жестокими к слабым.

— Ты не глупа, — оценил Рамир. — Тогда подумай, если я тебя отпущу, тебя снова поймают, и ты снова окажешься на невольничьем рынке. Со мной же ты будешь в безопасности. Но я тебе дам обещание, что отпущу тебя, если ты этого захочешь, когда ты вырастишь. Идёт?

Закира пристально вгляделась в Рамира и вдруг на её губах расцвела улыбка. Эта улыбка, изменила её лицо до неузнаваемости, озарив его каким-то невероятным обаянием, так что Рамир не смог удержать ответной улыбки.

— Идёт, — согласилась она. — Что ты читаешь?

— А тебе какая разница? Ты же всё равно читать не умеешь.

Вместо ответа Закира взяла у Рамира книгу. И стала читать выразительно читать с листа стихи.

Это объединило их окончательно. Они говорили всю ночь и не могли наговориться. Они как будто были вылеплены из одного теста.

Закиру пристроили помогать на кухне, но так как Рамир постоянно звал её к себе, она практически совсем не работала. Они читали, Рамир учил её фехтовать и играть в шахматы.

Однако интересовали подростков не только эти невинные вещи. Завелись у них и жестокие забавы, например, узнать, что таится у собаки под шкурой, через соломинку надуть лягушку, стравливать меж собой служанок, подставляя то одну, то другую.

Завелись забавы и плотские. Из любопытства они познали друг друга. И оба это познание отбросили, как неприятное.

Только одно омрачало существование Закиры в этом доме. Латиф невзлюбил куклу брата и всячески издевался над ней.Вопреки тому, что брат в отместку нещадно его поколачивал.

Тогда Рамир и Закира вместе придумали, как Латифа проучить, чтобы впредь он зарёкся от своих игр.

Закира нарядилась в белую простыню и пришла под покровом ночи в покои к Латифу. Приведение замогильным голосом объявило, что оно подчиняется ведьме Закире и ему ведено убить Латифа, когда Закира даст ему дозволения. Суеверный Латиф был перепуган до смерти и стал обходить девочку за версту.

Так шли дни. Дни сливались в недели, недели в месяцы, а месяцы в годы.

Однажды Рамир, вернувшись с долгой охоты, не смог найти дома Закиру. Слуги отмалчивались и тогда он пошел за ответами к матери.

— Ах, к твоему отцу приехал султан и его дочка как будто заинтересовалась девчонкой, — как бы между прочим махнула рукой мать, сидя за вышиванием. — Твой отец подарил её султану.

— Но эта моя рабыня! — возмутился Рамир.

— Рамир, мы с отцом в последнее время обеспокоены, что ты заигрался с этой противной рабыней. И Латиф её не любит. Тебе пора думать о будущем.

— Закира мой друг.

— Вот о том и речь, милый, рабыня не может быть другом! Такова воля твоего отца. Неужто тебе какая-то рабыня дороже его решения?

Рамир не мог перечить своим родителям, не мог пойти против их воли. Однако так просто смириться с этим он тоже не захотел. Он решил добиться расположения султана, сослужить ему какую-нибудь службу и в благодарность попросить Закиру обратно себе.

Закира оказалась в гареме. Её определили туда, не задумываясь, как подарок, который никому на самом деле был не нужен.

Наложницы в гареме встретили девушку, как будто в их чистое озеро, в стайку прекрасных лебедей зачем-то поместили гадкого утёнка.

Закиру сначала как будто не замечали, а затем стали вымещать на ней свою злость, женскую неудовлетворенность. Султан гаремом не пользовался. Он любил свою первую и единственную жену, любил даже вопреки тому, что она родила ему только дочь, а сына родить так и не сумела.

Прекрасным наложницам оставалось только скучать и строить интриги друг против друга. А Закира оказалась удобной мишенью для их нападок.

— Если султан такую уродину увидит, он и вовсе интерес к женщинам потеряет, –шипели они.

— И во что превратили гарем? Раньше сюда только лучших из лучших выбирали, — в унисон подхватывали другие.

Лишь одна женщина вступалась за Закиру. Старшая по гарему, мудрая Медина пыталась пресечь издевательства.

— Помолчите вы, змеюки. Не вам о красоте судить! Не видите, что девочка ещё совсем юная. Она расцветёт, помяните моё слово!

Медине никто возражать не смел, но её слова только подливали масло в огонь, и наложницы продолжали шипеть и щипать, и строить мелкие козни против Закиры.

Закира сносила своё испытание стойко, слёз не показывала, при случае, кусая неприятельниц в ответ. После очередного навета, по которому выходило, что Закира украла у одной из наложниц бусы, Закиру высекли розгами.

Девушка убежала из покоев гарема, забилась в угол какой-то каморки во дворце и там дала волю слезам.

Зрело что-то в неокрепшей душе Закиры, какая-то озлобленность против всего мира. Она всерьёз раздумывала гарем сжечь, как когда-то люди сожгли её родной дом. И пусть и она будет отдана огню, но зато она сумеет им всем отомстить.

В каморке её нашла дочка султана Кармалита.

Кармалита была младше Закиры года на два, но уже сейчас в ней проглядывалось женское очарование и красота.

— Почему ты плачешь? — удивилась Кармалита, в её мире полагалось плакать только куклам, которые были наказаны за дурное поведение.

— Все из-за тебя⁈ — сердито сказала Закира, поднимаясь и сжимая кулаки. — Не заговорила бы ты тогда со мной, я осталась бы в своём дома со своим другом Рамиром. А теперь я должна быть с этими злыми девицами в гареме. О, лучше бы я умерла вместе со своей семьёй от болезни, чем это! Я ненавижу тебя! Ненавижу!

Выкрикнув злые слова Закира разрыдалась.

Кармалита приняла её слова на сердце. Она действительно вспомнила, как полгода назад заговорила с этой девочкой от скуки. И помнила, что разговор был интересным.

— Кармалита? — окликнула с другого конца коридора. — Что ты там делаешь, иди в свои покои.

— Мама!

Кармалита подбежала к красивой женщине. Эта была жена султана. Иногда она приходила в гарем и угощала наложниц сладостями и подарками по случаю какого-либо праздника. При ней все наложницы становились тошнотворно сахарными, заискивая и притворно улыбаясь ей.

Закира прикусила губу, понимая, что сейчас её вновь высекут за дерзость и за то, что она посмела убежать из гарема.

— Мама, а почему девочку, которую любезно мне подарил папин визирь отправили в гарем? — прямодушно спросила Кармалита.

— Какую девочку? — не поняла жена султана с недоумением обводя взглядом пустой коридор.

— Вот эту, — Кармалита подвела мать к каморке, где притаилась Закира. — Мама, её там обижают! Я хочу, чтобы она была со мной! Она мой друг!

Женщина оценивающе скользнула взглядом по заплаканному лицу Закиры. Она припомнила, что Медина обмолвилась однажды, что в гареме девушку не приняли.

— Что же, если друг, то пусть будет при тебе, — просто решила она.

С этих пор Закире выделили комнату в покоях Кармалиты. Она стала не просто служанкой юной султанши, Закиру сделали её компаньонкой. Закира могла наравне посещать уроки вместе с Кармалитой. Учиться этикету, танцам, географии, языкам, математике. Ей открыли доступ в большую дворцовую библиотеку. У Закиры оказался ясный, цепкий ум, в учёбе она быстро стала опережать юную принцессу.

Однако Кармалита совсем не умела завидовать. Наоборот, она гордилась умом и успехами подруги и во всем старалась равняться и учиться у неё. Ей нравилось слушать, как Закира рассуждает о книгах и читает стихи.

Вот только. если Кармалита искренне к Закире привязалась, сочувствовала её судьбе и старалась сделать все возможное, чтобы сделать подругу хоть немного счастливей, то Закиру Кармалита скорее раздражала. Доброта и открытость султанши казались ей глупостью, а высокий статус, занимаемый при рождении — несправедливостью. На благодатной почве в Закире пышным цветом расцветала зависть к воздушной принцессе, не знавшей в своей жизни ни горя, ни потерь.

Шло время и Закира из угловатого подростка обратилась в красивую экзотическую птичку. Фигура её налилась женской притягательностью, кожа на лице разгладилась, засияла. Движения стали легкими, грациозными. Её красота была хищной, цепкой, манящей.

Смотрела на своё отражение в зеркале Закира, и сама себе дивилась. И часто вспоминались ей слова наложниц, что султан никогда и не посмотрит в сторону такой безобразной уродки. Ей не терпелось доказать обратное.

А султан — вот же он, рукой подать, то к любимой дочери, то к жене заглянет, Закира же всегда при них.

Закира нашла в библиотеке книгу, как совратить мужчину и изучив, принялась проверять советы на практике.

Как только в покоях дочери появлялся султан, Закира то загадочно улыбнется, то засмеётся мелодичным смехом и сразу же зальётся краской, то робко глазами стрельнёт, то наклониться так, чтобы показать свои красивые формы. Подгадав время прихода султана, начнет танцевать или петь, вдохновенно читать стихи.

Султан всё чаще стал навещать дочь, всё больше вовлекался в эту игру, всё больше увлекался молодой подругой своей дочери.

Он какое-то время противился своим подспудным желаниям. Однако, в конце концов, султан он, али не султан? А раз султан, значит, ему и не зазорно пригласить к себе наложницу.

Лёд тронулся. Закира добилась своего, она была приглашена разделить постель с султаном, став его наложницей. А наложнице султана положено жить не с дочерью, а в гареме.

В гарем Закира вернулась с триумфом. Ей отвели лучшие покои, предоставили лучшие наряды. Все её прошлые мучительницы теперь пресмыкались перед ней, ища её расположения.

Не нравились Закире ночи с султаном, не так он пах, не там ласкал, не то говорил. Деревенело под ним тело, и мысли захолонув, уносились куда-то далеко, и почему-то всё время вспоминала она руки Рамира. Но ей нравилась власть, которую эти ночи давали и с этой властью она уже ни за что не хотела расставаться.

Закира нацелилась стать второй женой султана и родить ему сына. После этого именно она должна была сделаться главной женщиной во дворце. Первую жену султана вместе с Кармалитой она мечтала отослать прочь в какой-нибудь загородный дом, чтобы не мозолили ей глаза.

Однако вышло иначе.

Недолгий век у страсти, она быстро сгорает в своём же огне. Вот и султан быстро охладел к молодой наложнице. Всё больше его тянуло к родным близким берегам жены.

Когда же он, решив наведать жену, узнал, что она от тоски по нём слегла и какой день лежит в бреду, он и вовсе спохватился и не отходил от её постели дни и ночи. С новой силой он осознал свою любовь к жене, винясь за свое невнимание и равнодушие.

Женщина пошла на поправку. Она приняла мужа ласково и даже не подумала упрекнуть, как любящая женщина, она умела понимать своего мужа и не судила его.

Как не старалась Закира, ей не удалось больше перетянуть одеяло на себя.

Однако султан о юной наложнице совсем не забыл, ушла страсть, но он продолжал жалеть эту девочку, тело которой судьба исчертила шрамами. Он по-прежнему дарил ей дорогие подарки, а она, по-прежнему в гареме занимала высшую ступень иерархии.

Как не странно и его жена, и дочь не озлобились против Закиры и продолжала к ней относиться тепло.