Дайте мне меч, и я переверну мир! Том 5

Глава 16

Я вернулся в кровать и стал искать истоки той неисчерпаемой энергии, о которой говорила Полумна. Это было всё равно, что искать черную кошку в тёмной комнате. Как я не старался, дело не шло, а вот время на месте не стояло. В бесплодных мытарствах прошло около часа. Дальше быть таким расточительным я себе позволить не мог.

Рассудив, что одна голова хорошо, а три лучше я, решил собрать сходку с Филом и Томашем.

Я прислушался к соглядателям. Все спали без задних ног, видимо, зелье Венди уже начало действовать.

Я поднялся с кровати и осторожно вышел в общий зал. Сначалая постучал в двери спальни Фила. И сразу же вошел, не тратя времени на приглашение войти.

Раздался женский визг. Мне навстречу собирая остатки одежды вылетела полуголая наложница. Нос защекотал сладковатый аромат ягодных духов.

Пробегая мимо, она случайно коснулась моей руки кончиками своих длинных волос.

У меня возник эффект дежавю. Точно такой же момент я где-то уже проживал. И проживал совсем недавно. Не далее, как вчера точно такая же сцена развернулась в спальне Томаша.

Похоже, мне все-таки следовало научиться тратить несколько минут на ожидание.

— Эрик, во имя всех ликов Триликого, что тебе здесь сейчас понадобилось⁈ — раздался возмущенный голос Фила.

Он уже был на ногах и спешно натягивал на себя одежку.

— Прости, Фил, — на этот раз искренне извинился я. — Просто решил созвать совет. Венди нашлась.

— Венди⁈ Что с ней⁈ — встрепенулся Фил, всё его недовольство, как рукой сняло. — Она в порядке⁈

— Да, всё хорошо, — я поспешил успокоить его, — подробности расскажу в комнате Томаша.

— Что и Томашу кайф оборвем? — деловито поинтересовался Фил.

— Он же ранен! — возмутился я любвеобильности этого чистокровного засранца.

— Он ранен легко, — хмыкнул Фил. — И, судя по всему, это ему ничуть не мешает.

— Давно вам наложниц привели? — стал прикидывать я.

— Ну где-то полчаса назад, — покраснев до корней волос, промямлил Фил.

— Что ж, на деликатность времени нет, — вздохнул я, представляя, как обрадуется мне Томаш. — Фил, только давай ты…

Так как дело касалось Венди, Фила долго уговаривать не пришлось, он громко потарабанился в спальнюТомаша. И в отличие от меня открывать дверь с пинка не торопился. Вежливо выжидая, когда нас пригласят.

Через пять минут из спальни выскользнула смущенная наложница и Томаш разрешил нам войти.

— Ради всех ликов Триликого, Эрик, ты специально это делаешь⁈ — увидев меня возопил Томаш, тыча в меня своей коряжкой. — Ты просто сумасшедший извращенец.

Хотелось напомнить Томашу, что он совсем недавно упирался всеми руками и ногами, пытаясь сохранить остатки чести для Лейлы, а ещё ему не помешало бы притворяться умирающим от ран, а не козлом прыгать на наложнице. Но для разбора полётов сейчас времени и желания не было.

— Это он, — быстро перевел стрелки на Фила я.

— Да, это я, — не стал отпираться Фил. — У Эрика есть новости о Венди.

— Надеюсь новости стоящие, — проворчал Томаш, скрестив руки на груди. Вмешательство в свою личную жизнь Фила он воспринял гораздо легче.

Я сухо пересказал им всё, что мне стало известно. И честно признался, что не могу найти этот долбанный источник. Поэтому сейчас у нас осталась одна надежда на отличные знания всех предметов Академии магии Томашом.

Томаш на мою неприкрытую лесть не купился, но видимо даже ему стало понятно, что времени на обмен любезностями у нас нет.

— Здесь я действительно могу помочь, — спокойно кивнул он. — Я хорошо помню тему про места силы. Дворец короля в Тринадцатом граде тоже расположен на таких энергетических потоках. Чтобы почувствовать источник энергии тебе нужно создать её дефицит в себе, тогда она сама хлынет в тебя, и ты сможешь почувствовать с ней связь. Вы будете, как два сообщающихся сосуда.

— И как я должен создать этот самый дефицит? — спросил я, садясь в кресло и перекладывая склянку с комарами из рук в руки.

— Тебе нужно измотать себя так, чтобы оказаться на грани жизни и смерти. Так в былые времена проходили посвящения короли и их приближенные, — невозмутимо заявил Томаш.

— Прекрасная идея, Томаш. Лучше ты, конечно, придумать ничего не мог! — иронично заметил я, а вспомнив, добавил. — Ни черта из твоей идеи не выйдет, я сегодня себя до полусмерти уже изматывал, так что пришлось вырубиться и хорошо ещё, что я так быстро восстановился, а то провалялся бы как обычно несколько суток в кровати…

Тут меня осенило. Я прислушался к себе и понял, что опять заряжен на все сто. И резерв мой был восстановлен не временем, а идущей в меня энергией извне, из какого-то неведомого мне источника. Я мысленно прошел по следу и почувствовал бьющую из-под земли мощь, так что воздух колыхался от легких неуловимых вибраций.

Я хлопнул себя по лбу. И как я сразу то не допетрил⁈

— Ты прав, я его нашёл! — объявил я Томашу.

— То-то же, — усмехнулся Томаш, догадавшись обо всем раньше меня.

— Может, ты ещё помнишь, как завладеть чужим сознанием? — с надеждой предположил я, инструкции Полумны показались мне слишком поверхностными.

— Ммм… Теоретически, — покраснев, признался Томаш. — Наша преподавательница мадам Кинч — считала практику слишком опасной. А тему управления чужим сознанием вообще считала ненужной детям. Она считала, что это слишком тёмная материя. Не дай Триликий какой-нибудь зверек или насекомое умрёт от разрыва сердца, когда ученик в него подселится.

— Ну тогда выкладывая хотя бы теорию, — вздохнул я.

Я всё больше укреплялся в том, что обучение в этой чертовой Академии — пустая трата времени.

Томаш стал так путанно и нудно излагать мне научный метод управление сознанием, что у меня мозг стал закипать, а голос Томаша, казалось, обрёл женские металлические нотки преподавательницы мадам Кинч.

По словам Томаша, я должен был сосредоточиться на объекте и через эмпирический метод уловить сущность комара, и эту пойманную сущность наслоить на своё сознание. При этом четко осознав себя не собой, а его не им. Но осознав себя не собой, я должен был осознавать себя комаром.

Итожа, Томаш безапелляционно предостерег, что в случае, если комара прихлопнут или его организм не выдержит боли от внедрения в его тело чужого, намного более развитого сознания, то помрет не только комар, но и я.

Я сто раз пожалел, что спросил. Хорошо ещё, что сообразительная Венди через Полумну объяснила всё просто и доступно и не стала меня запугивать летальными последствиями провала.

— Лучше бы ты и в этот раз всю эту хрень не запоминал, — буркнул я.

Я приподнял склянку с комарами и внимательно вгляделся в копошащихся в ней насекомых.

— Эрик, ты не хочешь сначала мне плечо подлечить? — неуверенно то ли спросил, то ли попросил Томаш. — Я был бы тебе признателен. Я пригожусь тебе сегодня вечером.

Я поглядел на Томаша, прикидывая. Бинты у него опять напитались кровью. Лицо заострилось, лоб поблескивал от пота.

На языке вертелся упрёк, что может стоит воздерживаться от физических нагрузок и тогда всё будет пучком. Однако давать непрошенные советы я поостерегся.

Этой ночью мне действительно необходимо было мобилизовать все ресурсы. А раз у меня теперь есть неограниченный источник энергии, то почему бы его не использовать.

— Ну давай, подлатаю, — как будто делая великое одолжение, согласился я.

Иначе ведь опять не оценит, я ему ногу в прошлый раз спас, а он мне и спасибо не сказал.

Я прикрыл глаза и стараясь не спешить, сосредоточился на ране Томаша, восстанавливая клетки и сращивая ткани. Благо, рана была уже частично мной же подлечена, и оставалось только начать да закончить.

И всё же, ломать не строить, а строить не ломать. Целительство дело непростое. И я свой резерв на процентов тридцать опустошил. Восстанавливался же он всё равно не мгновенно.

— Спасибо, — в этот раз поблагодарил Томаш.

Я кивнул. Развернулся к Томашу с Филом спиной, чтобы они меня больше не отвлекали и вновь сосредоточился на комарах.

Мне приглянулся один особо крепенький, крупный комар. Я стал внимательно наблюдать. Он вяло перебирал лапками, подергивая хоботком, крылья его безвольно повисли лохмотьями на спинке. И лишь иногда он лениво взмахивал ими с противным жужжанием пытаясь взлететь.

Я сфокусировал внимание только на нём, стараясь заглушить все посторонние мысли, все отвлекающие человеческие чувства. В этом здорово помогло дыхание. Вдох я пропускал от низа живота до самой макушки, а выдох — от макушки до живота. Простейшая техника медитации.

Первое что я понял, что комар не самец, а самка. И ей движет один инстинкт, одно древнее женское желание — воссоздать в себе новую жизнь. Ради этого она была готова пожертвовать собой. Её жажда крови являлась лишь способом для достижения главной цели — оставить после себя потомство.

Я почувствовал сначала жалость к этому нелепому, всеми ненавидимому существу, но это чувство быстро смазалось, растворившись в желании плодиться и размножаться. Оно росло, ширилось и взорвалось жгучей болью.

Боль нарастала, заглушила собой всё остальное. Свет в глазах померк. Моё сознание, как сломанный телевизор зарябило помехами.

Комар выпал из поля зрения и все внутри съежилось, захолодело.

Я потерял связь с реальностью и способность мыслить ясно. Во мне кружились какие-то ошметки меня, а я сам будто растворился в чьём-то сером вязком сознании.

Хорошо ещё, что у меня был опыт перекидываться в сокола. Иначе с моей головкой случилась бы совсем беда и пришлось бы мне остаток жизни ходить под себя и пускать слюни.

Конечно, обращение в сокола происходило иначе, более естественно, органично. Вместе с тем, при обращении в сокола переплавлялись не только наши с ним сознания и тела, но и души. Один не угнетал и не подавлял другого, а скорее сливался с ним в единое целое, и вместе мы становились чем-то больше себя самих. Сокол и человек — два акта творения настоящего чуда матери природы во всей её полноте, гармонии и мудрости.

Здесь же всё происходило через насильственное подавление одного другим.В ушах раздавался затравленный писк, задавленного съёжившегося сознания комара, которое билось в нечеловеческом ужасе.

Моё сознание слишком широкое, слишком мощное и разумное не могло даже наполовину вместиться в примитивном теле комара. Поэтому я перетёк в него лишь частично, большей частью оставшись в своём теле. Подобное раздвоение было, мягко говоря, дискомфортным, будто одна часть меня зависла где-то между небом и землёй в состоянии свободного падения, а другая вынуждена была за этим всем наблюдать со стороны.

Я не догадался прежде, чем начать экспериментировать, продумать, как комар сможет вылететь из банки. Поэтому то, что я не совсем потерял связь со своим собственным телом, сослужила мне хорошую службу.

С огромным трудом, но я сумел отдать команду своему человеческому телу попросить Томаша с Филом выпустить комара.

Голос прозвучал деревянно, слова приходилось выговаривать по слогам, движения у меня тоже выходили роботизированы, но на безрыбье, как говорится…

— Эрик, с тобой всё нормально? — с небольшим запозданием, как в некачественной озвучке, донёсся до меня голос Фила.

Я с горем пополам кивнул, стараясь подавить раздражение на этих недотёп, которые тратят мои время и силы на глупые вопросы. Когда они уже научатся не обсуждать мои приказы, а просто брать и исполнять их?

Фил с Томашем переглянулись и, взяв банку из моих рук, открыли крышку. Я быстро вылетел на свободу. К счастью, у этих остолопов хватило ума банку тут же закрыть, оставив двоих комаров томиться в неволе.

Я всецело отдался управлению комаром. Получалось, откровенно говоря, плохо. В объективе зрения комара мир проявлялся как-то странно, наплывая с разных углов. Зрение выхватывало разрозненные увеличенные кусочки, которые не хотели собираться в целостную картинку.

Меня подводила координация. Я бестолково взмахивал крыльями, меня бросало из стороны в сторону. Я абсолютно не понимал, как ориентироваться в пространстве и как долететь до покоев Закиры. Именно её я наметил своей первой жертвой.

И этот маленький, но такой большой для комариного тела ужас, загнанного в угол, подавленного какой-то неведомой силой сознания, продолжал тоненько пищать в голове.

Более того, вставала ещё одна проблемка, если я все же смогу каким-то образом справиться с этим тельцем и долететь до покоев Закиры. Не перепутаю ли я её с другим человеком? Фила от Томаша я отличить друг от друга не мог от слова совсем.

Я отмахнулся от тревоги и попробовал перестать наседать и немного ослабил вожжи, отдав контроль за движениями тела комару. Сработало. Стало легче и мне и комару. Комар инстинктивно бросился прочь из комнаты.

Мне же оставалось тихонечко задавать ему направление. Это было похоже на то, как плохо работающим джойстиком от приставки, пытаться перепрыгнуть лаву бегущим за своей принцессой Марио. Непросто, но возможно.

До места мы долетели минут за пятнадцать. Покои Закиры я узнал по запаху крови и по попавшему в объектив зрения комара креслу, на котором сегодня сидел Рамир.

Комар, почувствовав тепло человеческого тела, подлетел к кровати Закиры. Зрение выхватило её змеевидные локоны и приблизило мерно ходившую на шее сонную артерию. Закира спала.

Комар сделал несколько жужжащих кругов и без всякой подсказки опустился на шею Закиры. Комар вонзил в её чувственную артерию хоботок и стал жадно насыщать себя кровью.

Однако, неожиданно при кормлении, сознание комара испытало ещё один болевой шок. Ощущение были такими, как если бы человек хряпнул стакан уксуса натощак.

Я едва сумел удержать комариную сущность в сведенном судорогой теле.

Я заглушил боль. Задавив её, как обезболивающие блокаторы.

Комар словно пьяный медленно вынул хоботок из шеи Закиры.

Каким-то чудом его зрение сумело уловить движение руки Закиры. И в последний момент оторвать своё набрякшее от крови брюшко от её тела, так что оглушительный шлепок не размазал нас в лепешку.

Мы покинули негостеприимную обитель. Я, стараясь не подгонять и без того полумертвое тело, спокойно направлял его обратно в наши апартаменты.

Мне приходилось тратить все свои силы, чтобы поддерживать угасающую жизнь комара.

Я успел добраться до общей залы. Шмякнулся на стол, чувствуя предсмертную агонию, я вовремя вытек из тела комара.

Я вернулся в себя. Резкое переключение мировосприятия оглушило. Насколько полнее и богаче этот мир в глазах человека, насколько он несопоставимо прекрасней. Всё-таки, точка зрения имеет ключевое значение.

Несмотря на своё состояние — нестояние, я соскочил, чтобы поскорее узнать, что там с комаром. Однако, запутавшись в своих же ногах упал обратно.

Ко мне тут же подорвались Фил с Томашем с обеспокоенными рожами.

— Эрик, ты чего? — спросил Фил. — Не получилось?

— В зале поищите комара, — отрывисто попросил я. — И воды мне, пожалуйста…

Фил с Томашем закивали как болванчики и побежали исполнять поручение. Хоть в этот раз догадались обойтись без разглагольствований.

Через пару минут они вернулись. Томаш протянул мне кувшин. Я его тут же жадно осушил. Подошел встревоженный Фил.

— Эрик, — смущенно пробормотал он, разжимая кулак, в котором лежал мертвый комар. — Ты уверен, что укусил Закиру?

— Да, уверен, эту даму трудно спутать с кем-то ещё, — пожал я плечами. — А что?

— Приглядись, — предложил Фил.

Мы все трое уставились на раскрытую ладонь Фила. На ней лежал большой комар с раздутым от крови брюшком.Только брюшко было не красного, а ярко голубого фосфоресцирующего цвета.

— Я точно кусал человека. Может, кровь такой стала, потому что комар едва не подох или это такой комар, что у него аллергия на кровь Закиры, — задумчиво потирая подбородок предположил я, во всяком случае стало ясно почему комару так поплохело.

— Сомневаюсь, — вставил свои пять копеек Томаш.

— Ладно, — устало вздохнул я, — времени гадать нет. Будем надеяться, что это погрешности магии и всё будет норм. Мне нужно лететь за кровью Рамира.

— Эрик, ты себя видел? Ты же на ногах не держишься, — неуверено возразил Фил.

— Это ничего, Фил. Мне мои ноги пока и не нужны, — усмехнулся я.

Я проверил резерв, мои траты не успевали за доходами. Сил во мне осталось процентов сорок, но этого должно было хватить с запасом.

В этот раз всё произошло проще. Я понял механизм и действовать стало легче.

Никуда не делась, захлестнувшая оба сознания боль, возникшая при сопротивлении и насильственном подчинении, но этот путь я уже знал, знал, где ступить, а где отступить. Поэтому сил для управления этой пищащей тварью понадобилось раза в два меньше.

Рамир не спал. Он сидел в кресле в облаке дыма от кальяна. В руках он крутил свои жуткие четки и глядя в одну точку, лишь изредка смаргивая. Губы его беззвучно кривились в такт каким-то неприятным мыслям.

По мере того, как я узнавал Рамира, сходство с Латифом казалось всё более надуманным, невозможным.

Я осторожненько присел ему на ногу. Все получалось как-то слишком просто, от чего мне становилось тревожно. Я дал комару опустить хоботок в ляжку. Хоботок тюкнулся будто о каменную глыбу и не выдержал. Сломался.

По тельцу комара прошла судорога боли. Сознание пронзили тысячи острых игл. Агония всколыхнула в его головке пищащую жизнь и погасла. Я упал замертво на пол.