Даггер: Инициация

Глава 6

Когда речь полковника подошла к концу, всех участников проекта отправили в жилую зону, предупредив, что будут вызывать по нескольку человек для собеседования у психолога-псионика, а после этого мы пройдем медицинскую проверку. Мы вернулись на свои места, но уже спустя несколько минут из громкоговорителя прозвучало несколько имен. Моего в нем не было.

Я же вернулся к своим бывшим «коллегам» по тюрьме, которые уже успели занять уголок в зале отдыха, как называлось довольно просторное помещение рядом с жилой зоной. Из четверых бывших обитателей Платоса здесь присутствовали только Олуш и Коннор, однако к ним присоединился и еще один человек — темнокожий, высокий, жилистый и весь покрытый выцветшими татуировками мужик лет сорока пяти. Костяшки пальцев на его широких кулаках были заменены металлическими шипами-имплантами, а зрачки имели неестественный желтый оттенок, что так отчетливо выделялось на его темном лице, и что тоже говорило о каком-то улучшении глаз.

— О, а вот и легенда Платоса. Познакомься, Фарт, это Палач, — заулыбался Лис, как только приметил, что я направляюсь к ним.

— Здорово, неудачники, — кивнул я и перевел взгляд на нового знакомца. Тот, сложа руки у груди, смотрел на меня как на дерьмо.

Я подошел ближе и, как ни в чем не бывало, протянул ладонь в дружелюбном жесте.

Фарт продолжал стоять без движения и смотрел на меня не моргая. Я же знал, что по тюремным правилам если ты не пожмешь протянутую руку в течение пяти секунд, то этот жест приравнивается к посылке оппонента к чертям собачьим, за что, как известно, можно в дальнейшем схлопотать проблем. Сейчас мы, конечно, находились не в тюрьме, да и Фарт мог не знать этих правил, но опыт мне подсказывал, что он все прекрасно понимал.

— Минуэр Полснер. Для друзей — Фарт, — сухо сказал он и все же пожал мне руку на исходе четвертой секунды. Хватка у него оказалась крепкой, стальной, руку словно прессом с двух сторон сжало.

— Фарт в Платосе тоже срок мотал. Восемь лет назад откинулся. Может, ты его еще застал, Палач? Он Носорога и Падре тоже помнит, — произнес Лис.

Я снова поглядел на чернокожего бывшего заключенного и покачал головой:

— Нет. Не застал. Я бы эти глазки запомнил, — сказал я, не отрывая взгляда от лица Фарта.

— А ты статус, похоже, своими шуточками заслужил? Слишком мало… для легенды, — усмехнулся Минуэр и, наконец, отпустил мою руку.

— Палач у нас во многом выделился. Его вся охрана слушалась, — сказал Коннор.

— Угу, кроме последнего дня пребывания в тюрьме, — добавил Олуш и осклабился.

— Где Линк и Ханжа? — спросил я, повернувшись к Лису.

— Пятнистый спелся с какими-то отмороженными любителями киберимплантов, а говорящую задницу я не видел с тех пор, как нас ангелок разбудил.

— Этот рыжий хрен, кстати, за ней уплелся, как пес за сучкой, — снова добавил Олуш, ткнув пальцем в плечо Коннора с такой силой, что тот аж пошатнулся. — Я ему говорю, мол, как прижмешь ее в каком-нибудь углу, то зови меня сразу. На двоих расчехлим мадам.

— Иди ладонь полируй, верзила, — ухмыльнулся в ответ Лис. — А этот ангелок ко мне сама припорхнет, вот увидишь.

— Если вы не знали, то в каждой ИЖС есть выход в вирт. Только доступ к экстранету там ограничен, но на порталы к проституткам зайти можно. Контора их услуги оптом оплатила.

— Неужели? — искренне удивился Олуш. — Я еще в своей жилой секции ничего толком не изучил. Нужно будет заценить.

— Не люблю я вирт, это все для слабаков. Ничто не утолит мужской голод лучше, чем настоящая живая женщина, — сказал Лис и развязно улыбнулся. Снова поглядел на меня: — А ты как считаешь, Палач?

— Как ни считай, но женщин от этого в твоей жизни больше не станет, — сказал я. Перед глазами всплыло фантомное лицо Клариссы. Удивительно, но за последние сутки я не вспоминал о ней ни разу. Тему о женщинах я решил задавить еще в зародыше, поэтому тут же поменял ее на другую: — Что по поводу проекта скажете? Не пожалели, что влезли в это дерьмо?

— Все лучше, чем гнить в Платосе, — брезгливо поморщившись, ответил Олуш.

— Я думаю, что мы еще толком ничего не знаем, чтобы делать выводы, — проговорил Лис. — Но меня смущают импланты, про которые говорил тот ученый, доктор или профессор — не помню, кто он там.

— Профессор Шой Рогинев, — напомнил я.

— Точно, — кивнул Коннор. — Именно он собрался внедрять нам какие-то сверхсовременные импланты. Не люблю я всю эту инородщину, но Линк сказал, что вещь должна быть стоящая. Вот и проверим.

— Ты слишком доверяешь этому молокососу. Как по мне, то от него лучше держаться подальше, — посерьезнев, сказал Олуш.

— Мы все: я, ты, Палач, Линк, даже говорящая задница — с Платоса. Теперь к нам присоединился и Фарт. Мы должны доверять друг другу, как одна семья, — с ухмылкой проговорил Коннор, хотя по его хитрому взгляду было понятно, что он ничуть не верит в свои же слова и сольется при любом неудобном случае.

— Внимание! — раздался гендерно нейтральный голос из динамиков. — На собеседование приглашаются Михель Донски, Орландо Кринг, Бикмучиносиус Дисрей Олушарий, Эдриа Мэй и Алекс Хоксвелл. Просьба пройти в кабинет номер шесть.

— Вот и мой жребий выпал, — проговорил я, хлопнув по плечу Лиса. — Я пошел к мозгоправам, а вы, платосцы, держитесь вместе.

— Все мы там будем, — подмигнул мне Коннор.

Я двинулся к коридору, который вел к кабинету психолога-псионика.

— Постой, Палач, я с тобой, — внезапно окликнул меня Олуш.

— Да? — удивился я. — Твое имя вроде бы не называли.

— Называли, — здоровяк явно погрустнел. — Бикмучиносиус Дисрей Олушарий.

— Понятно. Я даже не знал, как оно полностью звучит.

— Никто не знает. Все — и друзья, и враги — зовут меня Олушем.

— Оно и понятно, почему. Никому не хочется язык ломать. И за что тебя таким именем наградили?

— Это особенность культуры, где я родился. Я с Фарго, с провинции Вольных городов, — Олуш поморщился, добавив: — Дурацкое название.

— Почему же?

— Потому что никакие там города не вольные. Подчиняемся всем тем же законам, что работают по всей планете и Федерации.

— Но название-то откуда-то взялось?

— Угу, взялось. Его еще при колонизации дали триста лет назад. Когда все только начиналось, правители нескольких городов отделились от Федерации, решив стать независимыми. Вот же придурки!.. Как можно стать полностью независимыми, живя на одной планете с остальными альрийскими провинциями? Тогда у Федерации не было сильной власти, и они не стали с ними ругаться. Только поржали, наверное, в рукав и помахали им ручкой. Те отделились. Построили собственный космопорт и начали вести дела. Но через несколько лет сами вернулись в состав Федерации, потому что вся их экономика, основанная на добыче меди, спустилась в унитаз.

— Почему?

— Федерация поступила хитро и нагло — запретила крупным предприятиям покупать медь у Вольных городов. Вот те и сдулись.

— Для заключенного ты неплохо знаешь историю своей планеты, — усмехнулся я.

— А что тут такого?.. — пожал плечами Олуш. — Поначалу я был примерным гражданином Фарго и Федерации. Потом началась война и… все пошло в задницу.

— Фарго… Фарго… — задумался я. — Постой, Фарго ведь тоже локсы бомбили, верно?

— Верно, — вздохнул Олуш. — Уже ближе к концу войны.

Мы замолчали. Каждый, видимо, вспоминал о своем мире. Пейзажи Лямории снова поплыли перед моим мысленным взором. В реальности же там теперь взглянуть не на что. Насколько я помнил из новостных сводок того времени, от массированных орбитальных атак пострадало более половины поверхности планеты, из-за чего по предположительным данным было уничтожено около восьмидесяти процентов населения. Но имперцы посчитали, что этого недостаточно, поэтому выпустили в атмосферу Лямории ПАГ, который добил оставшихся. Для меня до сих пор осталось загадкой, почему они так жестоко поступили с планетой, на которой никогда не располагалось ни крупных заводов, ни космопортов, ни каких-либо военных объектов. Единственный ее недостаток — это относительно близкое расположение к границам Империи. Но ведь многие другие планеты локсы не тронули. Надо было мне задать вопрос тем локсийским ублюдкам, прежде чем выпускать в них очередь из автомата.

Погрузившись в воспоминания, я и не заметил, как мы оказались напротив кабинета номер шесть. Остальные трое из списка уже были здесь. Двух мужиков — понурого седого доходягу с глазным имплантом и широкоплечего коротышку с металлической серой шапкой вместо волос я уже встречал, хотя и знаком с ними не был. А вот смуглую невысокую женщину с короткой стрижкой и мелкими черными глазами, которые, казалось, посылали тебя к черту даже тогда, когда ты в них не смотрел, я видел впервые.

— Михель Донски, Орландо Кринг и Бикмучиносиус Дисрей Олушарий, пройдите, пожалуйста, в сектора шесть-один, шесть-два и шесть-три соответственно, — снова раздался гендерно нейтральный голос из громкоговорителя.

Дверь перед нами, глухо прошипев, поднялась. Открылся проход в широкий коридор. Кабинет, как оказалось, делился на несколько секторов.

— Ну я пошел, — сказал Олуш. — Надеюсь, мозги они мне сильно не свернут.

— Было бы что сворачивать, — ухмыльнулся я.

Здоровяк натянуто улыбнулся и вместе с Михелем и Орландо скрылся в недрах кабинета номер шесть. Я перевел взгляд на женщину с черными глазами.

— Чего уставился? — буркнула она, злобно глядя на меня исподлобья.

— Да вот думаю, почему их вызвали, а нас с тобой — нет.

Дверь снова поднялась, и из кабинета вышло три человека — две высокие женщины лет по тридцать с небольшим и чуть согбенный мужчина со старинным трехпалым протезом вместо правой руки. Лица у всех троих были какие-то потерянные. Так обычно выглядят люди, которых несколько минут назад ошарашили какой-то сенсационной новостью.

Эдриа проводила вышедших взглядом и поморщилась. Снова поглядела на меня, как бы говоря глазами: понял теперь? Я понял. В двух секторах, предназначенных для меня, пока еще находились другие участники.

— Ты откуда? — спросил я.

— Из задницы верблюда, — выплюнула она и отвернулась.

Общаться с ней дальше не было никакого желания, но ностальгические мысли о погибшей родине все еще не выветрились из головы, поэтому я продолжил ее донимать:

— Значит, с Земли.

— Почему это? — нахмурилась женщина.

— Ну если ты из задницы верблюда, а верблюды живут только на Земле, то все очевидно, — развел руками я.

— Ну и придурок ты! — фыркнула Эдриа.

— Зато хотя бы не родился в заднице.

Черноглазка говорить ничего не стала. Сложив руки у груди, оно что-то раздраженно пробубнила и сморщила свое не очень уж привлекательное лицо. Я откровенно и почти театрально рассмеялся. Продолжал пялиться на нее.

— Слушай, придурок, тебе что, делать нечего? — вперила она в меня свои острые глаза. Я прямо ощутил исходящую от нее злобу. Странная девка.

— Совершенно нечего, — кивнул я.

— Тогда иди поиграйся со своим малышом в штанах, — бросила она.

— Эдриа Мэй и Алекс Хоксвелл, пройдите, пожалуйста, в сектора шесть-четыре и шесть-пять, — снова раздался голос из динамиков, и дверь поднялась.

Я шагнул в коридор. Черноглазка рванула вперед, чуть оттолкнув меня. Мелкая злая сучка!

Навстречу к нам шли еще двое участников. Взгляд, как и у предыдущих троих, отстраненный, потерянный. И что с ними эти мозгоправы сделали? Скоро узнаю.

Я вошел в проход, над которым были выведены черные цифры «6–5», и оказался в небольшом квадратном помещении. Стены здесь представляли собой зеркала от пола до потолка, посередине стоял прямоугольный стол, за которым сидела женщина в строгом темно-сером костюме с эмблемой Альрийской Федерации на левой стороне груди. Лет ей было под сорок, темные волосы аккуратно уложены в простую, но аккуратную прическу, на левом виске притаился мелкий имплант телесного цвета. Перед ней лежал голопланшет, в котором она совершала какие-то манипуляции пальцами.

— Алекс Хоксвелл, верно? — спросила женщина, глядя как бы поверх меня. Хотя, возможно, мне это только казалось.

— Если мою личность не стерли и не подменили другой, пока я лежал в регенерационной камере, то верно.

— Присаживайтесь, — она указала на стул, стоящий у стола напротив нее.

Я сел.

Женщина ткнула пальцем в голопланшет, и из него выскочило небольшое изображение мужчины в полный рост, в котором я узнал себя. Рядом с полупрозрачной трехмерной картинкой расположился мелкий текст. Похоже, она в данный момент изучала мое досье. Женщина снова ткнула пальцем в устройство, а потом коснулась импланта на виске. Изображение на голопланшете исчезло. Чуть откинулась на спинку стула. Поглядела на меня, но снова как-то поверх, словно только касаясь взглядом.

— Итак, Алекс Хоксвелл. Разрешите представиться, я — доктор Амалия Кински. Я психолог, и сейчас мы немного поговорим о вас.

— Я польщен, — хмыкнул я. — Еще никто вот так с ходу не горел желанием говорить обо мне.

— Скажите, Алекс, почему вы решили участвовать в проекте «Даггер»? — спросила она, проигнорировав мою реплику.

— Все лучше, чем гнить в Платосе, — повторил я недавний ответ Олуша.

— Из своего пятнадцатилетнего срока заключения вы отбыли восемь лет, что больше половины. Неужели вы решили, что подвергнуть себя новым опасностям — лучшая альтернатива семи годам спокойствия?

— Семи годам спокойствия, — повторил я и усмехнулся. — Забавно вы назвали годы заключения в тюрьме.

— И все же?

— И все же: все лучше, чем гнить в Платосе.

Доктор Кински, наконец, позволила себе легкую улыбку. Сказала:

— Не волнуйтесь, Алекс, все, что вы скажите, останется между нам. Вы можете быть откровенны со мной.

— Разумеется, я вам верю, — сделав наивное выражение лица, произнес я. — Только вы не уточнили, что в промежутке между мной и вами есть один ма-а-аленький зазорчик, в который, тем не менее, удивительным образом поместится еще с десяток других людей.

Доктор Кински теперь уже откровенно рассмеялась, чуть прикрыв рот ладонью. Откинулась на спинку стула еще вольготнее, и ее образ строгого психолога начал рушиться.

— Хорошо, Алекс, я вас поняла. И, знаете, вы правы, что никому не доверяете, — кивнула она.

Я говорить ничего не стал.

— Но есть один интересный момент, который я очень хочу для себя выяснить. «Даггер», как вы знаете, правительственный проект, а вы, насколько мне известно, не очень жалуете это самое правительство. Отсюда напрашивается простой вопрос: зачем вам лезть во все это? Не лучше ли все-таки отсидеться на привычном месте?

Я вздохнул. Отвел взгляд, задумался.

— Еще раз хочу напомнить, что если вы назовете истинную причину, по которой вы решили участвовать в проекте, то никто о ней не узнает. Если вы того пожелаете, разумеется.

— Тем более вы все равно все узнаете и без моего желания, верно? — Я снова поглядел на Амалию Кински. — Вы псионик, доктор, а значит, способны проникать в мозги других людей, как крысы в сточные канавы. Зачем весь этот цирк?

— Не буду скрывать, что я способна на подобное, но мне бы хотелось, чтобы вы рассказали все сами. Я знаю, Алекс, что вы пережили много тяжелых событий. Гибель родной планеты, война, трибунал и тюрьма — все это оставило глубокие шрамы на вашем сердце. Но я должна быть уверена, что, став полноценным участником проекта «Даггер», вы… — она сделала паузу.

— … не повторю своей ошибки… Вы это хотели сказать? — закончил я.

— Как вам будет угодно, — пожала плечами она. — Вы сказали «ошибка». До этого вы считали, что вас осудили напрасно. Теперь ваше мнение поменялось?

— Вы не поймаете меня, доктор, — покачал головой я. — Да, я нарушил приказ командования. Но по-прежнему не виню себя за это. Если вы считаете, что я могу совершить что-то подобное еще раз — дело ваше. Но раскаяния о своих прошлых поступках вы от меня не дождетесь. Даже фальшивого.

— Поймите, Алекс, почти все участники проекта, в том числе и вы, — это люди, которым судьба дала второй шанс. Вы можете признавать или не признавать своей вины за прошлые ошибки, верить в свою правоту или проклинать себя за содеянное, но сейчас это уже не имеет значения. Главное теперь для вас — идти новым путем дальше. Я лишь хочу понять, насколько этот новый путь для вас примелем.

— Он приемлем, поверьте.

Она снова улыбнулась, но уже по-другому. Она словно что-то поняла. И смотрела теперь уже точно в глаза. И я подумал, что пошло оно все к черту! Зачем пытаться играть в игру, которая уже давно проиграна?..

— Я потерял все, доктор. Родную планету, карьеру, девушку. Ничего не осталось, ради чего следовало бы жить, — сказал я с легкостью, словно сняв с себя трехсоткилограммовый бронекостюм тяжелого пехотинца.

— Вот это я и хотела от вас услышать, — сказала она, и еще я отчетливо услышал у себя в голове, хотя мог поклясться, что вслух она этого не говорила, фразу: — Именно такие люди нам и нужны.

Из кабинета под номером шесть я вышел с очищенным разумом и легким сердцем. И вид у меня был слегка ошарашенный.