Даггер: Инициация

Глава 1

— Номер одиннадцать-сто четырнадцать, подъем! — прозвучал голос надзирателя Ллойда, которого за глаза все называли Носорогом — за уродливую горбинку чуть ниже основания носа. Да и в остальном он тоже напоминал это древнее животное с планеты Земля — невысокий, грузный, с толстыми неуклюжими ногами.

Потекли пять секунды почти гробовой тишины. В моменты, когда надзиратели выкрикивали чьи-то номера, вся тюрьма внезапно затихала, и заключенные вслушивались в каждый звук. Я любил такие моменты. Была в них какая-то своя магия. Ты словно переносился в иную реальность, каждый миг пребывания в которой стоил очень дорого.

— Номер одиннадцать-сто четырнадцать, сраный ты кусок мяса! Ты что, оглох? — повысил голос Носорог, но повысил несильно. Я знал, что его голосовые связки способны выдавать куда больше октав.

— Алекс, это по твою душу, — донесся с нижней шконки голос Митриса — моего соседа по камере, старого доходяги, который в этой чертовой тюрьме оказался намного раньше меня и давно заучил наизусть все ее гласные и негласные правила.

— Слышу, — бросил я и протяжно зевнул.

— Ну какого хрена тогда лежишь? — задал резонный вопрос Митрис. — Он же просто так не отстанет.

— Номер пятьдесят шесть-сто двенадцать, закрыть пасть! Номер одиннадцать-сто четырнадцать, даю пять секунд на то, чтобы встать, подойти к решетке и протянуть свои лапы в отверстия для наручников. Время пошло.

— Какого черта тебе надо, господин великий надзиратель? — спросил я, приподнимаясь с лежанки. — Ты тратишь мое личное время, предназначенное для отдыха.

— Здесь твое личное — только дерьмо в унитазе. Все остальное, в том числе и твоя сутулая спина, — собственность Альрийской Федерации. Встал и подошел сюда, я сказал!

— Алекс, не тяни. И избавь нас от всего этого дерьма, — удрученно произнес Митрис. Старый заключенный знал, что если раздосадованный надзиратель войдет в камеру, то и ему может перепасть пара несильных, но неприятных ударов увесистой шокер-дубинкой — за то, что он просто существует на этом свете и попался под горячую руку.

Я громко и наигранно вздохнул, выпрямился почти во весь свой немалый рост, задев макушкой потолок над шконкой, расположенной на втором ярусе, и спрыгнул на пол. Сунул босые ноги в тряпичные серые ботинки с полустертой подошвой. Медленно пошаркал к решетке. Просунул руки в отверстия и спросил:

— Так какого хрена тебе от меня нужно?

— Начальник тюрьмы ждет встречи, — ответил надзиратель. Запястья обволок холодный металл магнитных наручников.

— Неужели? — повел бровью я. — Не помню, чтобы я ему на сегодня назначал.

Носорог смерил меня недовольным пристальным взглядом и бросил:

— Ты когда-нибудь дошутишься, юморист.

— Все мы когда-нибудь дошутимся, — сказал я. — Так что ему нужно от меня? Опять хочет, чтобы я ему автограф на заднице поставил? Так там уже места свободного не осталось.

— Тебе врезать? — буднично спросил надзиратель. На наручниках пискнуло, и я ощутил легкую вибрацию на запястьях, которая, впрочем, быстро прошла — мои оковы сжали руки так, что я едва мог пошевелить пальцами.

— Будь я без наручников, ты бы такой вопрос задавать не стал, Ллойд, верно? — подмигнул ему я, ухмыльнувшись.

Носорог снова смерил меня пристальным взглядом, прижал правую ладонь к сенсорной панели справа от решетки, и прутья резко опустились, скрывшись в пазах.

— Заключенный под номером одиннадцать-сто четырнадцать, два шага вперед и замереть. Смотреть только вперед, — произнес он, не сводя с меня взгляда.

Я выполнил приказ, сделав два ленивых шага. В голове промелькнуло: и что начальнику тюрьмы от меня вдруг понадобилось? Неужели снова попросит, чтобы я не подшучивал над надзирателями? В последний раз он именно для этого меня и вызывал. Сказал, что устал выслушивать жалобы своих подопечных. Обвинил меня в том, что я пользуюсь своим особым положением слишком нагло, и если я не умерю пыл, то скоро он развяжет руки своим церберам. Заключенные должны уважать надзирателей — так он и сказал. Я ничего обещать ему, разумеется, не стал, но ответил, что постараюсь быть с его нежными мальчиками помягче. С тех пор прошло несколько месяцев, и я, наверное, все же где-то ляпнул что-то лишнее. Вот он и решил, видимо, снова вывести меня на разговор.

Позади раздался звук сдвигаемых прутьев, после чего в спину последовал толчок. Носорог произнес:

— Давай, номер одиннадцать-сто четырнадцать, шагай. И помни: никаких резких движений.

— Да я помню, что у тебя кишечник слабый, от испуга можешь в штаны наделать.

— Закрой пасть! — буркнул Ллойд.

Дальше шли молча. Проходя по широкому коридору мимо камер, я несколько раз кивнул заключенным, провожавших нас безучастным взглядом.

— Здорова, Палач! Как жизнь? — поприветствовал меня из-за решетки Желудь — невысокий коренастый мужик с белесым левым глазом и косым шрамом на лице. Местный авторитет.

— Все отлично. И каждый день все лучше и лучше, — кивнул я ему в ответ.

— Заткнулись! — рявкнул Носорог.

— Куда тебя ведет этот хмырь? — спросил Желудь, не обратив внимания на требование надзирателя.

— Понятия не имею. Наверное, боится мимо камер один ходить, вот и потащил меня как охрану.

Желудь ухмыльнулся, обнажив на удивление ровные зубы, верхние клыки из которых отливали стальным блеском. Насколько я знал, они были сделаны из какого-то редкого титанового сплава. Заключенный произнес:

— Палач ведет вертухая — вот это байка будет.

— Заткнулись, я сказал! — негромко, но с затаенной злобой процедил Носорог. В следующий миг в спину меня ударил легкий электрический разряд.

— Ну бывай, — попрощался Желудь.

— Увидимся, — бросил я через плечо.

— Не оборачиваться, — рявкнул Ллойд. — Смотреть прямо перед собой.

Мы дошли до конца коридора. Остановились перед дверью. Охранник приложил ладонь к сенсорной панели справа, и дверь с металлическим визгом поднялась.

— Пошел, — толкнул меня в спину Носорог.

Я глянул на парящего у потолка дрона с камерой и шагнул в проем. Одноглазый кругляш окинул меня беспристрастным взглядом и медленно повернул объектив в другую сторону.

В следующем коридоре было куда светлее и приятнее, хотя стены все так же отдавали строгим металлическим блеском. Но здесь их, наверное, протирали чаще или же материал пластин был другим. Да и не царапал их тут никто, как в блоках с заключенными. К тому же лампы с потолка светили чуть ярче.

Мы прошли мимо дверей, ведущих в другие жилые отсеки с заключенными. На каждой из дверей черной краской была выведена латинская буква. Блок, в котором мотал срок я, был гордо именован самой первой буквой алфавита. Когда мы минули дверь с буквой «G», надзиратель окликнул меня:

— Номер одиннадцать-сто четырнадцать, стоять!

Я сделал еще два шага и остановился.

— Что, родной, запыхался? Давно говорю тебе: займись спортом, скинь килограмм двадцать. Пузо сойдет — член свой хоть впервые за двадцать лет увидишь. Ободок унитаза обоссывать перестанешь. Знаешь, как удобно?..

— Заткнись!.. Поворачивай направо.

Мы свернули в широкий коридор и медленно двинулись по нему. Впереди чуть правее находился вход в кабинет начальника тюрьмы. Похоже, Носорог действительно повел меня на встречу к местному повелителю судеб.

Остановились перед дверью. Ллойд коснулся сенсорной панели справа и громко отрапортовал:

— Сэр, это старший надзиратель Ллойд. Ваше указание выполнено. Номер одиннадцать-сто четырнадцать здесь.

Ответа не последовало, однако дверь с тихим шелестом поднялась.

— Вперед, — толкнул меня в спину Носорог.

Я перешагнул порог и оказался в просторном кабинете. Здесь было минимум мебели: стол, стальной шкаф и неудобный стул с узкими подлокотниками.

— Спасибо, Ллойд. Можешь быть свободен, — произнес начальник тюрьмы по имени Джозеф Картер — широкоплечий мужчина лет пятидесяти с проседью в волосах и глубокими морщинами на широком, почти квадратном лбу. Он сидел за массивным стальным столом, расположенном посреди помещения. За его спиной над головой развевалось голографическое панно, изображающее эмблему Альрийской Федерации. На голоэкране перед ним вертелось трехмерное изображение моего лица, а рядом пестрили строки с текстом и какие-то мелкие картинки. Он, похоже, изучал мое личное дело.

Носорог что-то буркнул под нос и вышел из кабинета. Дверь за ним закрылась.

— Чем обязан, господин повелитель обители угнетенных? — спросил я. — Давно не виделись. Неужели соскучились?

Начальник тюрьмы поднял на меня тяжелый взгляд, устало моргнул и кивнул на стул, сказав:

— Садись уже, шутник.

Я лениво прошагал до стула и сел.

— На тебя поступает много жалоб, заключенный номер одиннадцать-сто четырнадцать, — произнес начальник тюрьмы. Сам он перевел взгляд на голоэкран и удрученно нахмурился. — Мне кажется, что мы с тобой договорились еще тогда, но ты опять принялся за старое. Ты забыл о нашем уговоре?

— Нет, господин Картер, я не забыл, — вздохнул я.

— Вот и славно, — сказал он и пристально поглядел на меня. — На самом деле я вызвал тебя не для того, чтобы читать нотации.

— Это радует, — чуть улыбнулся я. — Неужели холодного пивка предложите? Или, может, даже стаканчик виски со льдом?

— Хоксвелл, ты у нас, конечно же, на особом положении, но не настолько, чтобы я тебя виски поил, — произнес он. — Ты лучше скажи, как у тебя дела? Не надоело задницей камеру протирать?

Я ухмыльнулся. Невесело, даже скорее удрученно. Он что, издевается?

— Очень даже неплохо, — сказал я, продолжая ухмыляться. — Даже не думал, что на Отарисе есть такие курорты.

— И все же, я думаю… хотя нет, я уверен, что ты предпочел бы оказаться в другом месте.

Ухмылка моя начала таять, как лед в духовке. Картер медленно моргнул и продолжил:

— Ты отсидел восемь лет из своего пятнадцатилетнего срока. Я думаю, все, что ты должен был осознать, ты осознал. Или я не прав?

— Ну допустим, — кивнул я.

— Превосходно. — Начальник тюрьмы откинулся на спинку кресла, заложив руки за голову.

Дает мне время переварить его слова? Какого черта он вообще затеял этот разговор?

— Господин Картер, я не понимаю, к чему вы клоните, — произнес я спустя паузу. — Я отбыл чуть больше половины срока, и у меня нет права на досрочное освобождение.

— Верно, — кивнул он. Облокотился на столешницу и снова пристально уставился на меня. — А что, если я скажу, что у тебя появился шанс все исправить? Человек твоих способностей не должен попусту терять время в застенках. Ты можешь принести куда больше пользы при иных обстоятельствах.

— Что вы от меня хотите — скажите прямо.

Картер снова выждал паузу, словно что-то обдумывая. И заговорил снова:

— Недавно Совет по безопасности Альрийской Федерации инициировал новую секретную структуру. Я не знаю деталей, потому что мой уровень доступа слишком низок, да и не вхож я в те круги, но мне, как начальнику исправительного учреждения провинившихся государственных служащих было выдано особое поручение — предъявить списки более-менее опытных в военном деле заключенных. Вот я и подумал, не замолвить ли словечко за тебя. Тем более они уже сами навели справки о тебе.

— Секретная государственная структура, говорите? Военная? — спросил я, крепко задумавшись. Не нравилось мне все это.

— Деталей я не знаю, но в общем и целом все так, — пожал плечами начальник тюрьмы.

— На кой черт государственному секретному учреждению понадобились уголовники? Мы же уже переступили черту закона, так с чего бы нам не повторить это вновь? Ведь это риски.

— Я думаю, им нужны опытные военные. У тебя, насколько я знаю, было немало регалий и заслуг. Поэтому ты — идеальный кандидат на эту роль. К тому же, ты будешь восстановлен в звании и должности, а твой срок отсидки обнулится.

— Обнулится, — усмехнулся я. — Но никто не вернет мне восемь лет жизни, уже спущенных в унитаз здесь.

— Прошлое тебе не вернет даже сам Господь Бог, — развел руками Картер.

— Значит, вы предлагаете мне вновь поработать на Федерацию?

— Ну… у тебя есть такой шанс, да, — кивнул начальник тюрьмы. — Но воспользуешься ты им или нет — зависит от тебя.

У меня вновь перед глазами всплыла картина того злосчастного дня, когда меня несправедливо осудили на пятнадцать лет. И теперь мне заново предлагают окунуться в это дерьмо.

— Предложение, конечно, очень заманчивое, но во второй раз наступать на грабли, которые совсем недавно отбили мне лоб, я больше не хочу. Да и если честно, несет дерьмом от этого предложения, как от надзирателя Ллойда. Политиканы опять решили разыграть партию в покер, но теперь им нужны свежие карты. Я свое отыграл, спасибо.

Картер не сводил с меня пристального взгляда, и тут я внезапно понял: он не просто решил сделать мне заманчивое предложение. Его заставили.

— Ты, похоже, кое-чего не понимаешь, Хоксвелл. Неужели восемь лет в застенках выветрили из твоей головы последние остатки здравых мыслей? У тебя есть шанс изменить свою жизнь, понимаешь? С тебя снимут кандалы, обнулят все обвинения, вернут звание и почет. Ты будешь получать ежемесячное жалование, как и полагается военному. Ты задумывался о том, что ждет тебя после тюрьмы? Хоть раз думал об этом?

— Думал. И не раз, — сухо ответил я.

— Замечательно. И какие у тебя перспективы, как ты считаешь?

Я молчал. Картер давил на больные точки. Давил сильно, но я все смогу стерпеть.

— Максимум, на что ты можешь рассчитывать — это третьесортное наемничество. Сам знаешь, какие там риски и какой заработок. Ну, возможно, еще пойдешь по криминалу, но там вероятность успешного исхода еще меньше. Ты станешь разменной монетой, Хоксвелл. Биомусором.

— Именно таковым меня и сделало ваше правительство. А вы предлагаете вновь упасть к нему в ноги и вымаливать подачку. Не будет этого. Я спокойно отсижу оставшиеся семь лет и пойду своей дорогой. Ни с армией, ни с какими бы то ни было государственными службами я связываться больше не намерен. Они не ценят простых солдат, так почему же простые солдаты должны ценить их?

Начальник тюрьмы моргнул, наверное, впервые с начала разговора. Потом он откинулся на спинку кресла и глубоко вздохнул, и во вздохе этом отразилась вселенская печаль. Похоже, мое согласие на эту сомнительную работу ему было жизненно необходимо выбить из меня. Помолчав с четверть минуты, он заговорил снова, но теперь его голос звучал тихо и почти безжизненно:

— Беннер будет участвовать в этом проекте. Он уже подписал контракт.

— Бен? Ваш брат? — спросил я, искренне удивившись.

Джозеф Картер кивнул, став мрачнее грозовой тучи.

Мои губы непроизвольно растянулись в улыбке. Теперь мне все стало ясно.

— С этого и надо было начинать, господин Картер, — произнес я. — Ваш брат, как всегда, полез в пекло, и вам теперь нужен кто-нибудь, кто смог бы присмотреть за ним.

Начальник тюрьмы болезненно сморщился и снова тяжело вздохнул.

— При всем уважении к нему… но я не нянька-андроид, чтобы подтирать ему зад. Однажды я спас ему жизнь, потому что должен был. Бен — славный парень, но ему не достает хватки. Неужели за то время, что я пробыл на курорте, он так ничему и не научился? Он ведь всего на четыре года младше меня, если я не ошибаюсь.

— Научился. И многому, — кивнул начальник тюрьмы, подался вперед, положив локти на стол и уставившись в меня неморгающим взглядом, в глубине которого прослеживалась немая мольба. — Но… понимаешь, Хоксвелл, я за него беспокоюсь. Чуть больше чем через месяц, как тебя отправили к нам, уже в самом конце войны, он получил легкое ранение. Его перевели в тыл. Хотели вообще списать со службы, но он отказался. Через несколько лет его повысили в звании, а недавно он получил старшего лейтенанта. Сидел бы себе и дальше, но нет, зуд в заднице не дает ему покоя. Сожалеет, что не успел, как он любит выражаться «внести свой вклад в победу». А когда правительство инициировало этот проект, он сразу же загорелся желанием поучаствовать.

— Победу, — хмыкнул я. — Неужели он это так называет? Просто у обеих сторон кончились ресурсы, вот они и решили завершить войну.

— Формально победившая сторона — Альрийская Федерация. Да и какое это имеет значение в нашем разговоре?

— Никакого, — покачал головой я.

Повисло молчание.

— Ну так что? — спросил Картер.

— Что? — повел бровью я.

— Не строй из себя идиота, Хоксвелл. Не заставляй тебя умолять.

— А что… было бы забавно. Зайдет внезапно Носорог или другой вертухай, а вы на коленях передо мной стоите, а слезы из глаз так и льют, так и льют. Зрелище запоминающееся.

— Не забывай о субординации, заключенный номер одиннадцать-сто четырнадцать, — чуть похолодевшим голосом произнес начальник и опять моргнул. — Молить, разумеется, я тебя не стану. Пока что только прошу. По-человечески. Все эти годы, что ты провел здесь, я создавал для тебя приемлемые для нормальной жизни условия. Я ничего не просил взамен. Я был благодарен тебе за Беннера. Всегда. Да и он отзывался о тебе только в положительном ключе. Теперь же пришло время платить, Хоксвелл. Тем более, что плата для тебя вполне подъемная. В плюсе останутся все: тебя, как я и сказал, восстановят в звании и должности, а мой брат окажется под твоим надежным прикрытием. Все честно.

— Если бы все всегда было честно, я бы вообще не сидел здесь, — произнес я.

— Вполне возможно, — пожал плечами начальник тюрьмы и уныло усмехнулся. — В таком случае и меня бы здесь не было. Если все честны, то тюрьмы не нужны. Но мы здесь и работаем с тем, что имеем. И… Хоксвелл, прекрати уводить тему разговора.

— Я уважаю вашего брата, господин начальник. Он сильно отличается от вас. Я бы не удивился, если бы узнал, что у вас разные родители. И все равно, я отклоняю ваше предложение. Я больше не собираюсь служить государству, которое вместо того, чтобы наградить, отправило одного из своих преданных и рьяных бойцов гнить в тюрьму. Я больше не солдат.

Джозеф Картер пристально смотрел на меня с четверть минуты, а потом вновь откинулся на спинку кресла, опустошенно вздохнул и прикрыл глаза ладонью. Потер лоб, помолчал еще с пару мгновений и чуть севшим голосом произнес:

— Тогда у меня больше нет к тебе вопросов. Но знай, заключенный одиннадцать-сто четырнадцать, сладкая жизнь в Платосе отныне для тебя закончена. — Потом он коснулся сенсора на столешнице и громко позвал: — Старший надзиратель Ллойд, попрошу вывести заключенного из моего кабинета.

Носорог явился через пять секунд. Многозначительно глянул на Картера и едва заметно кивнул. Затем грубо потянул меня за плечо, толкнул в спину и вывел в коридор. Когда дверь в кабинет начальника тюрьмы закрылась, он еще раз толкнул меня в спину и процедил:

— Ну что, говнюк, прошло твое время. Теперь будешь таким же дерьмом, как и все тут.

— Не волнуйся, до твоего уровня мне еще очень далеко, — парировал я.

Шокер-дубинка взмыла надо мной, а потом в бок пришелся сильный электрический разряд. Я охнул, меня подкосило влево, ноги стали ватными, а по всему телу стремительно пронеслась волна боли.

Надзиратель приблизился ко мне. Вцепился в плечо толстыми пальцами и наклонился. Его рот оказался у моего левого уха:

— Долгие восемь лет я ждал этого момента. Ну давай, скажи еще что-нибудь, оскорби или попытайся воспротивиться. Никто теперь тебя не спасет, — с наигранной тошнотворной нежностью прошептал он мне на ухо.

— Я понимаю, что ты любишь пожестче, и даже одобряю это, но извини, сегодня я не в духе, — сдавленно проговорил я.

— Я не расслышал, заключенный под номером одиннадцать-сто четырнадцать, ты отказываешься идти в камеру? Я правильно тебя понял? — чуть ли не прокричал Носорог.

Вот же ублюдок!

Новый удар шокер-дубинкой оказался сильнее предыдущего. Из моей глотки непроизвольно вырвалось глухое мычание. Я больше не смог держаться на весу и рухнул на холодный пол.

— Встать, заключенный одиннадцать-сто четырнадцать! — проревел надзиратель.

Я попытался пошевелиться, но не смог. Электрический разряд все еще трепал мое тело.

— Ты опять игнорируешь мой приказ? — снова повысил голос Носорог.

— Ур-р-р-од, — сквозь зубы процедил я.

— Что ты сказал? — Ллойд наклонился надо мной, как великан над карликом.

Конечности по-прежнему меня не слушались, но вот лицевые мышцы уже начали нормально функционировать. Я собрал как можно больше слюны во рту и ото всей души харкнул точно в рожу надзирателю.

Ллойд не ожидал подобной выходки. От неожиданности отшатнулся, а его лицо на краткий миг приняло растерянный вид. Но через секунду он все же пришел в себя, и его глаза засверкали злобой.

— Ах ты ж сука! — выплюнул он и снова врезал мне дубинкой, попав на этот раз в лицо.

Прежде чем отключиться, я услышал громогласный возглас начальника тюрьмы, выпрыгнувший из динамика под потолком как джин из лампы: «Отставить!». Боль я не успел почувствовать, потому что почти сразу меня накрыла прохладная тьма забвения.