Чужак. Черный титул

Глава 4

Глава 4. Ночь

Белый голубь с черным пятном на голове, напоминающим шляпку, курлыкал, примостившись на одном из каменных выступов. Морганте приблизился к птице, осторожно снял у нее с лапки прикрепленное послание, прочитал его и, смяв, порвал на мелкие кусочки.

Я все это время сидел на камне и пытался переварить видение, что продемонстрировал нам Крысиный король. Уверен, наука может объяснить многое, может быть, даже все. Только как заставить разум поверить в реальность этих самых объяснений, когда разум отказывается это делать? Например, что не существует ни зеленой травы, ни голубого неба, ни белой или темной кожи, а наш мир в реальности серый: есть только бесцветные объекты, которые освещены в разной степени. Или что Вселенная не имеет границ. Наверное, в этот ряд удивительных открытий можно поставить и странных существ, которые обитают в здешнем времени, а заодно и заклятия с колдовством. Но как заставить самого себя в это поверить? Видимо, есть только один вариант: принять как данность и не копаться в природе вещей в поисках обмана.

— Куда двинем дальше? — спросил я у карлика.

Тот задумчиво посмотрел в мою сторону и вместо ответа поинтересовался:

— Скажи, пришелец, готов ли ты умереть во имя благородной цели?

Я улыбнулся:

— Принести себя в жертву человечеству? Нет уж, увольте.

— Тогда на этом месте наши пути расходятся.

— Так просто? — удивился я.

Морганте вздохнул и, примостившись на край каменного бордюра, сказал:

— Вольтерру сейчас поглотил Мор. Причина тому — зло, что выпустили из подвалов башни Приората двое незнакомцев. Я выбрал свой путь и приложу максимум усилий, чтобы остановить скверну, что распространяется в городе Первой ведьмы. Но просить тебя о том же я не имею никакого права. Господь учит нас откровению, а лукавство и обман не приведут меня к праведности. Поэтому я не стану никуда тащить тебя на аркане или запугивать неминуемой расплатой за отказ идти со мной.

— И все-таки кому-то очень нужно, чтобы я был при тебе? — уточнил я.

Морганте ответил достаточно откровенно:

— Голуби с темной отметиной принадлежат кардиналу Верона. На протяжении всего пути он настаивал, чтобы ты находился рядом. До недавнего времени я не смел его ослушаться, но после увиденного в Отравленном хранилище пересмотрел свои взгляды. Я не хочу, чтобы ты разделил мою незавидную участь, будь ты хоть трижды проклятый грешник.

Удивительная история. В своей реальности я пытался уничтожить высокородные семьи. Так сказать, искоренить зло одним ударом. Тщеславные, ненасытные и беспринципные твари — именно их циничные поступки повергли некогда великую империю в руины. Впрочем, они наверняка думали иначе. Многочисленные жертвы никогда не интересуют тех, кто находится у власти. Ведь существует лишь конечная цель. А способ ее достижения — путь, который необходимо пройти. При этом оправдать смерти ни в чем не повинных людей очень просто: достаточно наделить цель ложным благородством.

Я приблизился к колодцу, опустил голову и внимательно посмотрел на свое отражение в глубине.

Кривое зеркало, разделяющее два времени. Тогда и сейчас. Сотни лет, за которые мало что изменилось в человеческой природе. Разве что способы уничтожения себе подобных стали куда изощреннее. Так что отражение не меняло ровным счетом ничего. Кривая гладь выпрямилась и стала зеркальной. Только вот внутри колодца и вокруг меня царила непроглядная тьма.

Мне безумно не хотелось ввязываться в эту историю. Но иного выхода не было. Либо я его просто не видел. Странное дело… я так сильно жаждал уйти на покой, а когда, наконец, мне представилась такая возможность, осознал, что просто не смогу этого сделать. И вместо того, чтобы мирно жить на окраине какого-нибудь крохотного поселения, я теперь стремился совсем к другому. Хотелось разобраться в хитросплетении интриг сильных мира сего. Я будто бы смотрел на поплавок очевидных мне вещей, но их суть скрывалась там, под водой, куда необходимо было нырнуть с головой, чтобы отыскать истину.

Немного помедлив, я подошел к Морганте и повторил свой вопрос еще раз:

— Так куда двинем дальше?

Нахмурившись, карлик посмотрел на меня недоверчивым взглядом.

— Решил заслужить себе полноценную индульгенцию?

— Даже если так, разве ты будешь против⁈

— Нет, не буду. Но смею надеяться, что ты осознаешь, сколь опасный путь выбрал.

— Безусловно. А со своей стороны… позволь тоже спросить тебя: осознаешь ли ты, что на этом пути не может быть недоверия между нами?

— Осознаю, — кивнул карлик. На его лице промелькнула мимолетная улыбка.

Немного помедлив, он протянул мне суму, в которой находилась главная реликвия ордена Черной Розы — нерукотворный рубиновый стилет.

Мы пробирались сквозь заросли высоченной пампасной травы. Здесь, на равнине, дули сильные ветра, заставляя огромные шапки растений осыпаться прямо нам на головы. Кашляя, я натянул повыше ткань, которой прикрывал нос и рот, обмотав вокруг шеи шарфом, а карлик посильнее надвинул капюшон. С его ростом ему было легче справиться с этой напастью. Внизу пушинки быстро покрывали землю, а не парили в воздухе.

— Надо торопиться! — предупредил меня Морганте.

Я посмотрел на небо. Долину стремительно накрывали вечерние сумерки.

— Не думал, что монахи боятся темноты.

— Боязнь мрака — это древнейший из человеческих страхов. И в нем нет ничего постыдного, если учесть, что с наступлением ночи на землю из своих нор выбираются твари, о существовании которых ты, судя по всему, и понятия не имеешь.

Спорить я с ним не стал. У человека много фобий. И большинство из них, как правило, иллюзорные. Но ничего не боятся, как всем известно, только глупцы или безумцы.

Выбравшись из зарослей, мы оказались на пригорке, откуда открывался удивительный вид на одиноко стоящее церковное здание. Я бы назвал его обителью, но Морганте внес ясность в мои догадки:

— Это холм La balze, а церковь носит название Сан-Джусто-Нуово и стоит на месте захоронения святых Иустина и Климента.

Я кивнул, не придав особого значения этой информации. Все эти святые, пилигримы, мученики, фанатики и прочие служители огромной армии святого ордена для меня были пустым звуком.

Внимательно приглядевшись к монументальному строению, левая часть которого заканчивалась огромной башней, напоминающей маяк, я заметил глубокие трещины. Прямо по центру стена сильно просела и ушла под землю, по всей видимости, из-за сильных оползней.

— Смотри, там горит свет, — указал я на башню и самое последнее крохотное окошко. — Может быть, все-таки зайдем на огонек?

Масляная лампа или что-то в этом роде источала прерывистое сияние, словно свеча, от которой остался скромный огарок.

— Нет, нам необходимо дождаться рассвета, — упрямо заявил Морганте. — Ночь — не самое лучшее время для посещения святых стен.

— Что за бред⁈

— Ни один священник не пустит на порог гостя с приходом сумерек, а отец Поджи — тем более. Уже долгие годы ночью он ведет особое бдение. Послушание, которое невозможно прекратить до самой смерти. Совершая восхождение по сто одной ступени наверх, епископ закрывается в своей келье и до рассвета читает молитву Упокоения. Это особое служение, которому не смеют мешать никакие обстоятельства. Даже приход ночных гостей.

— Но в чем смысл молиться от заката до рассвета? — не понял я.

— Смысл огромный. Это делается с единственной целью: чтобы мы с тобой и миллионы таких же, как мы, смогли спокойно прожить еще один день на этом свете.

— Хочешь сказать, этим действием епископ оберегает нас от некоего мифического зла?

Морганте вздохнул и, покачав головой, словно дотошный учитель, принялся объяснять:

— Сила молитвы безгранична. Когда-то отец Поджи основал орден Привратников. Но, в отличие от монахов, инквизиторов и экзорцистов, в их арсенал входила не только молитва, но и особые ритуалы, которые сдерживали Гнилые места — порталы, через которые в наш мир проникали демоны различного порядка. Но в данном случае речь идет об особых словах. Они образуют невидимую сеть, которая не выпускает зло, что до сих пор находится в подвалах башни Приората.

— Ты хотел сказать «содержалось», — поправил я карлика.

Тот ничего не ответил, лишь тяжело вздохнул и осенил себя крестным знамением.

Я еще раз посмотрел на свет в окне башни, похожей на маяк, и поинтересовался:

— Скажи, а сколько послушников помогает епископу?

— Раньше приход насчитывал не больше пятидесяти монахов. Но, думаю, сейчас многое изменилось, и их число заметно сократилось.

— И в чем же причина?

Морганте приблизился ко мне, вытянул руку и указал на мрачные очертания города:

— В нем!

Вольтерра выглядела словно монументальный склеп: острые шпили, округлые купола и пояс высоких стен.

— Видишь вон там, левее, огни факелов, — неспешно начал карлик. — Это церковь Сан-Франческо. Как можно заметить, она имеет схожую форму с Санти-Джусто-э-Клементе, которая виднеется по правую руку от города.

— Треугольник, — догадался я.

— Верно, — кивнул карлик. — Треугольник, что защищал и продолжает защищать город с дьявольской отметиной. И это не пустые слова. Здешние жители продолжают поклоняться древним богам этрусков. Теперь остается главный вопрос: что именно вырвалось наружу из нижнего горизонта особой темницы? Но, не узнав имя этого демона, мы не сможем с ним справиться.

— И для этого мы пришли в церковный архив.

— Да, ты мыслишь в правильном направлении. Отец Поджи является архивистом города Вольтерры.

— Теперь понятно. Что ж, тогда будем ждать рассвета, — констатировал я.

Вернувшись к костру, я подготовил себе ложе из сухих стеблей, подложил под голову куртку и перед тем, как провалиться в сон, предложил Морганте сменить его на посту через пару часов.

Карлик кивнул, продолжая внимательно вглядываться в темноту. Его явно что-то беспокоило, но озвучивать свои мысли он пока не собирался. И я не стал приставать к нему с лишними расспросами.

Осторожное прикосновение вырвало меня из короткого тревожного сна. Я открыл глаза, посмотрел на мрачное и осунувшееся лицо Морганте. Он дождался, когда я приду в себя, и спокойно объяснил:

— То, чего я так боялся, свершилось.

Я зевнул, потянулся. Огляделся. Вокруг все так же царила ночь: на небе красовались тусклые звезды, а над горизонтом медленно двигались грозовые тучи.

— Сколько прошло времени? — вопрос мой был скорее риторическим, но ответ заставил меня нахмуриться.

— Достаточно, чтобы наступил долгожданный рассвет. Но его не будет, теперь уже никогда.

— Что это значит?

— Значит лишь одно: Мор проник не только за стены Вольтерры, но и начал распространяться за ее пределы.

— Мор — это некая эпидемия? Болезнь?

— Будут большие землетрясения по местам, и глады, и моры[1], — ответил Морганте, а потом устало покачал головой: — Нет, это не болезнь. Это наказание, которое уготовано нам Сатаной, что придет в Судный час в самое темное место на земле. И, кажется, этим местом Падший выбрал именно Вольтерру.

Приблизившись к арочной деревянной двери, Морганте несколько раз требовательно постучал кольцом в металлическую заплатку. Ответа не последовало. Я перевел взгляд на башню — все тот же мерцающий свет, никакого движения или мелькнувшей тени.

Мы немного подождали, прислушались. Карлик снова взялся за кольцо, при этом слегка надавив на дверь, которая отреагировала на его усилие и тут же уперлась в некое препятствие.

— Она открыта! — поразился Морганте.

Я навалился всем телом на деревянную створку, несколько раз попытался продвинуть ее чуть дальше, но ничего не вышло. Небольшая щель так и не увеличилась. Карлик прильнул к двери и жадно втянул затхлый воздух, вырвавшийся наружу. Пахло травами, причем так отчетливо, что даже я ощутил тяжелый, слегка горьковатый аромат.

— Что это может быть?

Морганте пожал плечами:

— Возможно, полынь. По крайней мере, это многое объясняет.

— Что конкретно?

— Не сейчас. Нам надо срочно попасть внутрь!

Морганте отошел подальше от входа и внимательно осмотрел окна второго этажа. Одно из них оказалось приоткрыто. Возможно, случайно, но лично мне в этом виделся особый умысел. Нам словно специально предлагали именно этот путь, заманивая в ловушку.

— Сможешь забраться туда? — поинтересовался карлик.

— Попробую.

Растерев ладони, я немного разогнал кровь и уже собирался ухватиться за уступ, когда Морганте протянул мне рубиновый стилет.

— Возьми! Это не только реликвия, но и оружие. Особенно против нечисти и других слуг Сатаны.

Я улыбнулся. Сунул кинжал за пояс. Немного попрыгал на месте, а затем ухватился за острую грань выступающего камня, легко подтянул тело и уцепился за расщелину чуть выше, всего двумя пальцами. Этого усилия хватило, чтобы подняться и оказаться напротив открытого окна.

Морганте внимательно следил за мной, задрав голову вверх. А когда я, наконец, добрался до цели, снизу послышалось восторженное: «Брависсимо!».

Расширив створку, я без особого труда оказался внутри церкви. Она была неплохо освещена лунным светом, и я стал медленно спускаться вниз по широкой лестнице, которая, по всей видимости, вела в кафедральный зал.

Массивные колонны располагались по обеим сторонам огромного пространства, противоположную часть занимал алтарь, а место у входа было завалено всевозможной утварью и скамьями. Очевидно, что служители церкви пытались от кого-то защититься и в спешке смастерили эти баррикады.

Я спустился чуть ниже и смог осмотреть зал полностью. То, что предстало моему взору, вынудило меня настороженно потянуться к поясу, где находился рубиновый стилет. В самом центре квадратом стояло множество гробов на деревянных подножках. Они были окружены черными свечами, источавшими бледно-голубое свечение. Я сделал шаг, ощутив под ногами неприятный хруст. Оказалось, что каменный пол усыпан мелкой крошкой какой-то сухой травы. Именно она и источала этот дурманящий аромат, вызывающий сильное головокружение.

Приблизившись к одному из деревянных ящиков, я внимательно вгляделся в лицо еще совсем молодого монаха: руки сложены на груди, указательные пальцы прижаты друг к дружке, глаза скрыты узкой белой тканью, губы замазаны чем-то темным.

Удивительное дело, но, скорее всего, монах не был мертв. Я отчетливо ощущал его дыхание. Редкое, но все же дыхание. Да и в целом он не особо сильно походил на покойника: насыщенный цвет лица, внешний вид — не одутловатый и не исхудавший. Тогда почему он находится в гробу? Неужели просто спит?

Опустившись на колени, я взял в руки одну из свечей и, вспомнив, как меня проверял начальник охраны дома Висконти, поднес пламя к собственному предплечью.

Свет коснулся моей кожи. В призрачном отражении проступили глубокие шрамы, стянутые грубой нитью. Я приблизил свечу, затем отстранил. Шрамы никуда не делись. Получается, это не обман: синее пламя действительно показывает нечто скрытое от привычного взора, как это делает, например, ультрафиолет.

— Очень интересно, — произнес я, решив провести еще один эксперимент.

Свеча переместилась чуть правее и зависла над лицом спящего монаха. Дернув рукой, я обхватил огарок сильнее, чтобы не выронить его, и лишь после этого вгляделся в мерцающее бледным цветом лицо мертвеца. Запавшие внутрь глаза, торчащие из приоткрытого рта гнилые зубы, ввалившийся нос и острые, обтянутые потрескавшейся кожей скулы. Истинный облик монаха заставил меня поморщиться. Зрелище было, прямо скажем, не из приятных. Значит, свет черной свечи действует как некий индикатор — ну вот и первое научное подтверждение. Хорошо, возьмем на вооружение. Я отошел от ближайшего гроба. Нужно было проверить остальных.

Но не успел я приблизиться к следующему монаху, как меня остановил хриплый, но требовательный голос:

— Не смей нарушать сон лемуров, мерзкий воришка!

Я резко обернулся. Возле винтовой лестницы, справа от алтаря, стоял старик в белом облачении. Скорее всего, это и был тот самый отец Поджи, который, завершив свои бдения в башне, спустился вниз по внутренней лестнице.

— А ваш крик его разве не потревожит? — уточнил я.

Старик не ответил, лишь недовольно покряхтел и медленно направился в мою сторону. Белые одеяния и широкий красный пояс немного выбивались из общей картины, словно епископ по какой-то причине перепутал элементы одежды. Приблизившись, старик подслеповато уставился на мое лицо, которое в этот момент озарял свет черной свечи.

— Mannarо, забавно, что именно ты явился в нашу обитель.

— Поверьте, у меня не было особого желания. И это вынужденная мера.

— Да-да, все вы так говорите, а потом происходит непоправимое, — посетовал епископ.

— Вы мне верите?

Отец Поджи растянул губы в милой, но немного безумной улыбке.

— Конечно верю. Человек с двойной душой не может солгать. Но будить лемуров я все-таки не позволю. Их тела еще не освободились от духа, а значит, есть опасность, что перерожденные могут проявить излишнюю агрессию.

— Лемуры? Так вы называете этих мертвецов? — уточнил я.

Епископ покачал головой и, хихикнув, указал на дверь:

— Что-то мы с тобой заболтались. Ступай к воротам и впусти недомерка. Это действо неизбежно, и оно должно случиться. А говорить мы будем потом, когда свершится предначертанное.

[1] Лк. 21: 11