Чужак. Черный титул

Глава 18

Глава 18. Игра

Мертвец остановился. Из его рта вырвался глубокий хрип, в уголке рта возникла кровавая струйка густой темной крови.

— Не могу, — прошипел он.

— Что ты сказал? — нахмурился Морганте.

Мертвец закашлял и повторил:

— Не могу.

— Рубеж, — понимающе произнес карлик.

— За этой чертой заканчивается мир живых.

— И начинается мир мертвых? — догадался я.

— Там нет начала. Только тьма, — ответил мертвец.

Карлик приблизился к стражу и пристально вгляделся в непроницаемую пустоту. Затем он вытянул руку — пальцы медленно погрузились в чернильную поверхность, словно в глубину. Прислушался к своим ощущениям и извлек руку из пустоты. Внимательно изучил ладонь и её тыльную сторону.

— Святые угодники! Немыслимо, — прошептал Морганте.

Я нахмурился:

— Может быть, объяснишь?

— В учениях святого Франциска Ассизского упоминается некая субстанция, которая является частью подземного мира. По его мнению, когда падшие ангелы, решат выбраться на поверхность, мир начнет пожирать тьма, которая подобна воде, заполонит собой всю поверхность, обратив сушу в адские болота. И не будет спасения любому, кто изопьет из того источника. Жизнь тогда станет смертью, а мертвые прозреют заполнив собой мрак.

— Довольно зловеще, — ответил я и покосился на мертвеца.

Страж безучастно стоял перед смоляной поверхностью и слегка покачивался.

В руках карлика возник небольшой огарок черной свечи. Немного помедлив, он ударил кресалом. Синее пламя осторожно выросло, прогнав темноту. Странные существа, что прятались в разломах и щелях зашипели, поспешив убраться подальше от опасного света. Но карлика они не интересовали. Он взял свечу в руку и поднес её к непроницаемому занавесу. Пламя заволновалось, извиваясь змеей. Внезапный сквозняк уменьшил его, едва не задув свечу. Прикрыв огонь рукой, Морганте погрузил черную свечу в глубину. Цвет пламени изменился — стал бледным, истощенным словно вуаль, и я заметил огромные дыры. Но удивительным было не только эта метаморфоза: рука монаха тоже изменилась став похожей на копыто.

Резко одернув руку, карлик посмотрел на потухшую свечу. От огарка остался крохотный кусок без фитиля.

— Самые худшие опасения подтвердились, нам не пройти дальше, — уверенно заявил Морганте. — Остается только молиться, чтобы мрак отступил, дав нам возможность выбраться из подвалов Вольтерры на поверхность.

— А что ты там говорил святой Франциска насчет мертвецов? — спросил я, приблизившись к стражнику.

— Прозреют, — растерянно повторил карлик.

Вопрос был риторическим. Так что, не дожидаясь ответа, я толкнул мертвеца в спину. Подавшись вперед, без всякого сопротивления, он оказался на глубине мрака. Карлик хотел выругаться, но я прислонил указательный палец к губам, заставив его воздержаться от сквернословия.

Наступила тишина.

Мы молчали, жадно прислушиваясь в тишине. И вскоре, из пустоты послышался едва различимый голос стража.

— Я вижу. Я снова вижу!

Это было безумием, но мой топорный план, кажется, сработал. Мертвец прозрел, не утратив памяти, которая позволяла нам общаться.

— Ты можешь вернуться? — уточнил ошарашенный карлик.

Но вместо внятного ответа последовал очередной полный радости возглас:

— Я вижу!

— Что ты видишь?

— Я вижу.

Морганте наградил меня недовольным взглядом, но я лишь развел руками. Впрочем, в следующую минуту, оказалось, что ситуация не так плачевна, как могло показаться на первый взгляд.

— Зажги свечу, — попросил я карлика.

Тот снял верхний слой прямо пальцами. Огарок сделался совсем крохотным. Ударил кресалом. Огонь вспыхнул с неохотой, но разгорелся быстро.

Встав с колен, Морганте вновь вытянул руку — в мутной пелене водной глади проступили мрачные очертания стража.

Выглядел он просто ужасно: кожа сошла с лица, открыв гнилые мышцы и кости, нос окончательно провалился, но главное — на месте пустых глазниц появились два огромных глаза без век, словно два круглых мячика с крохотными зрачкам.

— Я вижу! — повторил мертвец.

— Ты сможешь нас провести внутрь города? — поинтересовался я.

Он замер, ничего не ответив, а через некоторое время кивнул.

— Ну что идем в ад? — обратился я к Морганте.

Рука карлика потянулась к голове — по всей видимости, он собирался креститься, но отчего-то не стал этого делать. Достав, словно фокусники, из рукава четки, Морганте положил их на холодный камень и уверенно произнес:

— Идем.

— Не боишься?

Карлик задумчиво вгляделся во мрак. Там, за чертой, находился неведомый нам мир, которым так часто пугают взрослых, обещая им бесконечные страдания за совершенные ими земные грехи.

— Меня больше пугает мысль, что мы не успеем. И зло распространится на земле.

— Тогда бессмысленно тянуть, — сказал я и сделал решительный шаг вперед.

Не уверен, что могу описать свои чувства, но в какой-то мере я представлял происходящее со мной, как игру с собственным разумом. Реальность, в которой я сейчас находился, представляла некую иллюзию. Если не ошибаюсь — это эффект Далдермана. В общем и целом, вся оценка восприятия сводилась к тому, что мозг сам реагирует на события и дополнял информационные пробелы. Что ж, в демонов и прочую нечисть, я поверил, а что на счет остального? Посмотрим.

Мрак, напоминающий воду, по ощущениям напоминал нити паутины, которая была неприятной, липкой и вызывающей неприятные ощущения.

— Следуйте за мной! — произнес мертвец.

Подняв руку, он указал куда-то вперед, в самую глубь.

Свеча продолжала гореть, вырывая из темноты странные, гротескные образы. Я видел пауков с человеческими лицами и коконы, из которых выглядывали морды неведомых животных, пауки и мерзкие черви клацали жвалами изрыгая ужасные проклятия в наш адрес. А еще мне виделись кошмарные образы ледяной смерти, будто ты стоишь на пороге собственной гибели. Но страх не останавливал, а наоборот — подталкивал идти вперед. Я прекрасно понимал, лабиринт позволит нам выбраться, если мы пройдем этот путь. А если решим повернуть назад, то окончательно заплутаем.

Глубина, сотканная из мрака, казалась живой. Она дышала, изрыгая наружу сотни тысячи страданий. Голоса медленно, будто вирус проникали внутрь, наполняя меня чувством обреченности.

— Вперед, — пыхтел мертвец, медленно продвигаясь вперед.

Свеча дрожала, опаляя нити паутины, по которым ползли отвратительные существа с человеческими лицами. Я машинально отряхивал спину, ощущая, что кто-то пытается пробраться по коже под мою одежду. Очень неприятное чувство. Особенно, когда ощущаешь странный зуд от укуса, которого возможно и не было.

— Шевелись! — подгонял я мертвеца. Но не реагировал на мои реплики.

А через пару шагов страж и вовсе остановился и стал медленно крутиться на месте.

Неужели заблудился? — возникла в моей голове тревожная мысль.

Но не успел я подумать, как мертвец вновь уверенно двинулся вперед, слегка смещаясь вправо.

— У этого лабиринта нет конца, — недовольно пробурчал я.

— Главное, чтобы у него имелось начало, — ответил Морганте, приподняв свечу выше над головой.

Карлик остановился — хотя мертвец продолжил двигаться вперед. Паутина, окружавшая нас, вздрогнула, словно от легкого мановения ветерка и я резко подался вперед, чтобы накрыть собой Морганте. Воздух разрезало нечто продолговатое, похожее на древко. Досчитав до пяти, я перевернулся и посмотрел по сторонам — лабиринт вновь погрузился в склизкую тишину.

— Защитный механизм? — уточнил я у карлика.

— Похоже на то.

Некоторое время я медлили, пытаясь расслышать посторонние звуки, а потом медленно встал на ноги. Морганте поблагодарил меня коротким кивком, и мы двинулись дальше.

Пелена, сотканная из паутины, стала редеть. А впереди нас ждало удивительное зрелище. Подвал внушительных размеров, широкие столбы по краям напоминали рыбьи плавники, а центральная площадка — шахматную доску. Остановившись, Морганте медленно дунул на черную свечу, погасив её.

Шестнадцать человек были облачены в белые одежды, на противоположной стороне тоже количество в черные. Внешне — замученные, исхудавшие узники, с кандалами, сковывающими руки и ноги. Но помимо живых фигур здесь еще имелись два игрока. Старые монахи сидели друг напротив друга за кривым деревянным столом.

— Что за бесовщина? — поинтересовался я у карлика.

— Забава великого инквизитора.

— Кого?

— Его святейшества Торквемады. Слухи, про его еретические шахматы будет навсегда жить в кошмарах его потомков.

— Хочешь сказать это иллюзию? — поразился я.

— Мы переступили границу сущего, а стало быть, можно забыть о привычных законах бытия, — в очередной раз повторил Морганте.

Тем временем один из монахов покинул свое место, взял клюку и медленно двинулся в сторону поля. Подошел к краю, остановился. Облокотившись двумя руками о деревянный изгиб опоры, он задумчиво помял подбородок, а затем указал на одну из клеток.

Из тьмы появились двое мрачных здоровяков в балахонах и остроконечных колпаках. Ухватив молодого парня, что стоял на первой линии обороны, они потянулись его за цепь и переставили на две клетки вперед.

К доске уже приближался второй игрок, и как мне показалось, старый монах имел большие проблемы со зрением. Или по-простому — был слеп как пробка.

Прошло шесть ходов до того момента, когда слон белых не атаковал пешку черных. Человек в остроконечном колпаке оказался рядом с жертвой — невысокая старуха с растрепанными волосами упала на колени и закрыла лицо руками. Она выла от отчаянья, прекрасно понимая, что спасения нет. В руках исполнителя оказался топор. Он занес его над головой и со всего маха обрушил его на шею старухи. Удар был сильный, но не достаточно, чтобы лишить её жизни. Впрочем, как я понял, по задумке игравших, этого и не требовалось. Проигравшая фигура должна мучатся в немыслимых страданиях.

Я дернулся вперед, желая положить конец этим истязаниям, но Моргнате остановил меня.

— Держи себя в руках! Эти несчастные уже давно почили с миром!

— Тогда зачем все это? — рявкнул я в ответ.

— Думаю, скоро узнаем.

С каждой новой потери со стороны белых или черных расправа над «фигурами» становилась только жестче. Вскоре, вся доска была залита кровью и отрубленными частями тел. Сдерживая ненависть, я продолжал смотреть на кровавую расправу. На доске осталось всего четыре фигуры — три темных и одна белая.

Девушка, совсем еще юная, в длинном балахоне, забрызганном кровью, сидела на коленях и дрожала от страха. Её взгляд был направлен в нашу сторону, медленно наполняясь безумием. Черные фигуры сделали ход, еще один. Старик перекрестил еретичку и равнодушно отправился обратно к кривому столу. Партия была закончена.

Палач оказался рядом с последней «фигурой» белых, размахнулся, чтобы поставить точку в этой кровавой игре. Удар! Металл звякнул о камень — жертва вскочила на ноги и устремилась в темноту, на встречу двум сторонним наблюдателям.

— Избавьте меня от этой еретички! — проскрипел старый инквизитор.

Неповоротливый палач устремился следом за беглянкой. Пробежав несколько метров, она исчезла в пустоте, а в следующую секунду вырвалась из темноты и ударилась в меня, упав на землю.

— Ведение? — только и успел я адресовать карлику короткий вопрос.

Палач был уже рядом. Взмахнув топором, он попытался разрубить девушку напополам, но я отвел его руку в сторону и нанес прямой удар ногой в область живота.

Крякнув, палач пошатнулся, устояв на ногах. Мое преимущество таяло с секундой — эффект неожиданности весьма скоротечен. Прорычав, здоровяк перевел свой взгляд на меня. И тут же получил еще один удар ногой по руке державшей топор. Оружие отлетело в сторону. Боковой рукой в челюсть правой и левой. Палач выдержал и эту атаку. Кинувшись на меня, он с легкостью сбил меня с ног, пытаясь дотянуться до горла.

Борьба вещь примитивная, когда тобой руководят эмоции. Во всех остальных случаях победителем становится более опытный, проворный и немного везучий. Высвободив руку, я перешел на удушающий. Палач зарычал! Казалось, что скрипят не только его суставы, но и зубы. Только я не собирался сдаваться — моя ненависть к этим кровавым ублюдкам сейчас не имела границ. Я готов был разорвать его на части, положив конец его злодеяниям.

— Merda! Bastarda![1] — выдавил из себя палач.

Конечно, он не рассчитал силы. Здесь привыкли оценивать внешние габариты, не беря в расчет истинные умения бойца. Впрочем, дело еще было в тех мышечных усилителях, что я имел в своем арсенале.

Мой противник предпринял последнюю попытку освободиться от смертельного захвата. Бесполезно. Даже если бы я истекал кровью, то не ослабил бы хватку. Можно сколько угодно говорить про самообладание и сдержанность — но когда ты оказываешься в ситуации, когда тобой руководят эмоции все остальное отходит на второй план.

— Сдохни, сука! — прорычал я в ответ.

Вряд ли он смог разобрать мои слова, потому что произнес я их на чистом русском. Уж не знаю, с чем это было связано, но в период излишней нагрузки любая система способна дать сбой.

Выгнув спину, я заставил мышцы вздыбиться от напряжения. Раздавить эту гниду оказалось не так-то просто. Скользкие пальцы соскользнули с моего предплечья, я потянул здоровяка на себя, выкрутив спину. Он завопил что есть мочи, я тоже. Уж не знаю, сколько это длилось — пару секунд или целую вечность, но настал момент, когда палач затих.

Я не стал проверять свои догадки, а просто ослабил хватку и откатился в сторону, пытаясь отдышаться. Ледяной пол казался мне раскаленной сковородкой.

Наружу вырвался оглушительный вопль, а затем смех. Впервые в жизни я убил человека голыми руками. И в первые жизни ни капельник не жалел об этом.

Справившись с эмоциями, я приподнялся и уставился на карлика, который склонившись над палачом, читал по нему отходную молитву. Наверное, в этом было что-то правильное. Ритуал, как неотъемлемое приложение к самой смерти.

Девушка находилась неподалеку, сжавшись в комок, она закрылась волосами и тихо вздрагивала. Тихо позвякивали цепи. И все — никаких всхлипываний или других звуков. Мне стало не по себе. Я приблизился к пленнице, приобнял её. Естественная реакция человека, который в силах разделить чужие страхи и боль.

Еретичка перестала дрожать, обняла меня в ответ и медленно подняла голову. Наши взгляды встретились. Я посмотрел на заплаканное лицо, знакомые черты лица — и растерянно отпрянул назад.

Эсмеральда смотрела на меня пустым взглядом, словно не замечая никого и ничего вокруг. Но самым ужасным было то, что её внешний вид менялся на глазах: нос уменьшился, ввалившись, словно у прокаженного, глаза стали сухими, безжизненными, а скулы приобрели остроту, за счет исхудавших щек. От живой плоти не осталось и следа.

Из темноты выступил еще один палач, державший на вытянутой руке отрубленную голову Эсмеральды.

Правильно говорил карлика: ' Это все марево — мираж создаваемый дымом подземных лабиринтов самого Ада!'

[1] Итальянское ругательство: сукин сын!