В руках Теда был дробовик, ствол смотрел вниз, на хлюпающий тротуар. Джон не издал и звука.
— Я видел, как ты мчал по улице как охуевший, я шёл в другую сторону и увидел твой ёбнутый джип. Я повернулся и припустил за тобой что есть мочи… — Тед взглянул на обломки. — Это оно? Нимф там?
Джон словно язык проглотил.
— Эй, мужик, ты ранен? А ну, поговори со мной.
Тед сделал шаг навстречу.
Он заметил кровь.
Он посмотрел на багажник, затем взглянул на Джона. Сложил кусочки паззла воедино.
— Не смотри туда, мужик. Не надо.
— Что? Это… это же…
Тед подошёл к машине, а его ствол по-прежнему смотрел под ноги.
— Мужик, лучше отойди.
Тед обернулся и встретился с Джоном взглядом. Просто пялился, а его лицо выглядело как плотина, сдерживающая бурлящий поток презрения. Уверенными движениями Тед медленно открыл багажник и замер, пытаясь осмыслить зрелище внутри.
Джон наблюдал за лицом Теда. Весь процесс обдумывания не занял у него и минуты. Мужчина смотрел в багажник, пытаясь осмыслить реальность происходящего, затем зажмурился, а его челюсть заходила ходуном.
Затем он осторожно закрыл багажник и, не оборачиваясь, мягко произнёс:
— Мне казалось, что я попросил тебя позвонить мне. Если ты выйдешь на Нимфа. Я сказал позвонить мне, а не пытаться разобраться самому.
— Слушай, не было времени, я...
— Ты знаешь, зачем я попросил тебя сделать это? Ну, позвонить мне?
— Если бы я смог...
— Потому что, — голос Теда звучал так, словно он прикладывает нечеловеческие усилия, чтобы сдерживать себя, — мне неважно, кто пришлёпнет ублюдка первым. Всё, что мне было нужно — вернуть мою дочь живой. Мою дочь. Не твою. И, в отличие от тебя, я этому обучен.
— Я не виноват. Нимф дал по съёбам, я думал, что прослежу за местом, где он держит твою...
— Чему ты обучен? Ты вообще хоть что-нибудь умеешь? Ты вообще хоть раз в жизни работал по-настоящему? Нет, ты сидишь дома, играешь в игрульки, ширяешься, но когда случается какое-нибудь дерьмо, то ты проёбываешься, и люди умирают. Потому что у тебя не хватает умений, потому что практиковать их — скука смертная.
— Слушай, парень, который сделал это, всё ещё...
— Завали ебальник.
Тед поднял дробовик. Направил его прямо в лицо Джона. Лицо отца мёртвой девочки обнажилось оскалом, гневом и отчаянием, что теперь полностью соответствовало обстановке.
Джон поднял руки.
— Эй! Слушай, полегче. Ты должен злиться не на меня...
— Раньше у нас, морпехов, ходила такая поговорка. «Десять, десять, восемьдесят». Десять процентов людей — герои, десять процентов — ублюдки, и восемьдесят — пустое место. Шарики, летящие по воздуху. Пиявки. Стадо баранов. Теперь понятно? Мир такой хуёвый не потому, что здесь есть такие, как Нимф. Мир хуёвый из-за таких, как ты.
— Тебя куда-то понесло! Ты это — эй! А, ну-ка, назови пароль!
— Назвать пароль, говоришь? Вот тебе пароль: сурукуку. А это — за Мэгги.
Тед выстрелил. Джон прижался к земле, не поняв, прошла ли пуля мимо или же смерть решила немножко задержаться. Так и не разобравшись, Джон бросился вперед к дробовику. У него не было плана, он просто хотел, чтобы дуло перестало смотреть на него.
Он схватил дробовик и поднял ствол вверх, целясь в небо. В конце концов конечности Джона и Теда спутались, и они повалились на землю, принявшись возиться в придорожной грязи. Тед подмял Джона под себя, пот лил рекой с его лица, а глаза бешено вращались. Их разделяло горячее дуло, прижимавшееся к подбородку Джона.
Джон зарычал и стиснул зубы, попытавшись сбросить с себя агрессивного мужика…
ПИФ-ПАФ.
Лицо Теда Нолла растворилось в брызгах горячей крови.
Я подождал, покуда шторм уляжется, а затем направился к церкви у Шахтного Ока, продираясь через поваленные деревья и сломанные ветки. Похоже, что церквушную вывеску с остроумными слоганами раздавило упавшим стволом. И крыша тоже была разрушена, дождь свободно лил внутрь; было ли это виной шторма и очередной выходки Джона (его методы не отличались деликатностью), оставалось для меня загадкой. С другой стороны, вокруг не было и следа присутствия Джона или его тачки. Он уже был тут и успел уехать? Может, он куда-то заныкался, чтобы спрятаться от дождя? Но потом я заметил следы от шин — глубокие колеи и брызги грязи, оставшиеся от авто, пытающегося продраться вперёд по ёбаной жиже. Я видел, что следы соединялись у изогнутого выезда на шоссе возле шахты. Все это, блять, напоминало погоню. Я снова проверил телефон и снова «нет связи».
Я шёл по дороге целую вечность, но ничего не обнаружил, и вскоре я заметил пару мест, где погоня могла свернуть в разные стороны. Без особого энтузиазма я дважды повернул налево и, оставшись ни с чем, пошёл обратно в город.
Ну, заебок. Сначала пропала Эми, а через пять минут проебался Джон. Пожалуй, после обеда я буду единственным в Неназванном, кто ещё не провалился сквозь землю.
Могли ли они пропасть вместе? Был ли Джон тем парнем, что зашёл к ней позавтракать? Я был абсолютно потерян, что, пожалуй, было обычным моим состоянием.
Мой телефон тренькнул запоздалым входящим сообщением — кажется, ненадолго вернулась связь — и я прочёл короткое послание от Джона:
девочка мертва
Затем трель раздалась ещё раз, второе сообщение:
нашёл нимфа
И затем, после небольшого перерыва, третье:
прости меня
Я позвонил, трубку не взяли. Я написал ему, стараясь вложить в смс максимальный смысл:
пиздец?
Я вжал тормоза в пол и резко развернулся, еле разминувшись с сигналящей тачкой. Я мчался к дому Джона, единственному месту, откуда я начинал его поиски.
Самая жуткая вещь в моей «работе» (саркастичные кавычки намекают на отсутствие заработка), это далеко не ёбаная хуйня, которая решит запрыгнуть ко мне в окно. Это фанатики — да, не фанаты, не поклонники, а вдохновлённые байками сумасброды, что валят в Неназванный, надеясь на полчища чудищ, рыскающих по улицам. Они приезжают, надеясь взглянуть на нас, или потребовать решить их проблемы, или рассказать охуительную историю. Именно поэтому я никогда не раскрываю название города, потому что пусть монстры и могут попробовать сожрать твою душу, но, по крайней мере, они не будут чувствовать себя так, будто мы им задолжали — так я вижу.
Вот почему я люблю не задерживаться на одном месте. Меняю квартиры, места, за которые не нужно платить, стараюсь не оставлять обратный адрес (не то, чтобы посылки не доходят — почтальоны в курсе, кто я, и стараются избавиться от посылки с хуйнёй внутри как можно быстрее). Джон пошёл иным путём — купил двухэтажную домину и выкрасил её в чёрный цвет с крыши по крыльцо. Он шутковал, что это сделает дом незаметным, но, очевидно, что намерения его были противоположными. Любой поехавший, который захочет вычислить наше местоположение, может с лёгкостью заприметить его за километр.
Я приехал к чёрному дому, джип Джона стоял на подъездной дорожке. Я обошёл дом, осмотрел парковку на заднем дворе, и направился к двери, услышав, как внутри надрывается собачонка. Я уже строил планы о том, как мне выламывать эту дверь, но она была незаперта. Я повернул ручку и приготовился быть испепелённым.
О, и ещё: дом Джона начинён ловушками. Двери, к примеру, окружены четырьмя форсунками, которые, теоретически, должны плеваться огнём, превращая незваного гостя в незваного гостя, объятого адским пламенем. Но не перекинется ли огонь на окружающие предметы? — спросите вы. Ага. Как только незваный гость упадёт в корчах, домик тоже загорится. Как только я поделился своими опасениями с Джоном, то он ответил: «Но это бы стоило того».
Зайдя внутрь, я осознал, что не горю, и позвал Джона. Ответа не последовало. Его йоркширский терьер, которого звали Собак, вертелся у моих ног, оглушительно лая. Я сказал ему заткнуться. Как только я решил нагнуться ко псу, то заметил, что я держу в руках розовый диснеевский телефон. Я схватил его до того, как вышел из машины, и понятия не имел, почему. Я швырнул его в сторону.
На фотографии из телефона Нимфа, Джон развалился на диване, окружённый высохшей блевотой, которую он выблёвывал из своего тела, пока не сдох…
Входить в дом с заднего двора означало, что нужно пройти через кухню, а затем — через наполовину гостиную/наполовину столовую, которую Джон превратил в нечто, что он называл «приёмная». Случайно или по некоему замыслу, но Джон украсил свой дом в стиле, точь-в-точь копирующим интерьер богачей из боевиков восьмидесятых. Мебель из чёрной «кожи», хромированные и стеклянные столы, массивная звуковая система, окружавшая гигантский телевизор, которые он, вдобавок, ещё и использовал. На мой взгляд, это было потрясающе — кокаиновый сон дизайнера, пробивший дыру в бюджете.
Мы с Джоном не говорим о деньгах, как не говорим о куче других вещей. Каждый из нас знает, что другой может сказать в ответ, поэтому мы стараемся не заводить разговоров об этом. Я уже говорил ранее, что не собираюсь наживаться на аспекте нашей жизни, которую можно определить выражением «блядский цирк», но Джона это не останавливает. Джон никогда не был приверженцем офисной работенки, и мне доводилось слышать, что он творил кучу хуйни — от «консультаций» жертв преследователей по электронной почте, до продажи футболок. Иногда он спрашивает, хочу ли я вписаться в очередное дело, но я отвечаю отказом, и Джону кажется, что я отказываюсь от денег. Но я просто не хочу, чтобы Джон вовсе вписывался в эти дела…
Гостиная была прямо по курсу, диван стоял за частью стены, вне поля зрения. Я не двигался. Я понял, что застрял. Меня это не волновало.
На фотографии весь кофейный столик был усыпан всеми возможными сортами наркоты, а буфет ломился от…
Я позвал Джона во второй раз, и снова никто не откликнулся. Я и не ожидал ничего другого.
Там, где у иного человека находился обеденный стол, у Джона расположился стол для бильярда. На зелёной поверхности были намалёваны слова: ЗДЕСЬ? РАЗГРОМНОЕ ПОРАЖЕНИЕ. Я пробежался рукой по войлоку, осмотревшись вокруг. Одна сторона стола была расположена близко к стене, что было частью гениальной стратегии Джона — держать ваши шары подальше от лунок. На белой стене виднелись отметки от задней стороны киев, каждая из них представляла одну провальную попытку удара. В углу виднелись следы от краски на ковре — именно там Кристал и Никки два часа кряду разрисовывали туловище Джона (это был Хэллоуин, ясно вам?). На потолке можно было разглядеть небольшой след от чили, напоминавший о Кино-Ночи Постыдных Удовольствий (Эми выбрала «Сумерки», выбор Джона пал на «Где Моя Тачка, Чувак?», и «Ох уж эта наука!» от меня). Ох уж эти воспоминания. Кажется, я простоял здесь целую вечность, предаваясь ностальгии, вместо того, чтобы пройти в гостиную и удостовериться, что там всё в порядке. Но я думал о том, что если ты не видишь чего-то, то это никогда не станет реальным, и эти мысли зазвучали у меня в голове голосом Джона.
Заглянув в гостиную, я немедленно заметил две бензопилы, которые Джон установил на каминной полке, скрестив их тридцати шести дюймовые лезвия. Собак всё ещё лаял неподалеку, подпрыгивая на своих крошечных лапках с каждым «гав». И это просто блядь сводило меня с ума.
Я заставил себя идти дальше.
Диван медленно оказался в поле моего зрения, и я увидел одну из подошв джоновых конверсов, неподвижно свешивающуюся с подлокотника под неестественным углом. Я учуял запах тела, которое опорожнило свой кишечник перед лицом неизбежной катастрофы.
Я обошёл диван, и там лежал он, и здесь было полно блевоты, и на столике лежала лампочка с пластиковой соломинкой, торчащей из неё — самодельная трубка. Часть лампы была обгоревшей, словно к ней прикладывались — снова и снова. А ещё там лежал пузырёк таблеток, и шприц с непонятной хуйнёй внутри. Это не выглядело как быстренькая попытка взбодриться после полудня. Было похоже на то, что кто-то специально сварганил эту ядерную смесь, высчитав достаточно верную дозу, чтобы его сердце остановилось раз и навсегда. Я знаю, о чём говорю, потому что я не раз пытался провернуть то же самое с собой.
Я проверил пульс. Какой к чёрту смысл — Джон был ледышкой.
Половина моей вселенной погрузилась во тьму.
Я рухнул в чёрное кресло напротив дивана. Пёс, видимо, наконец-то учуял мой настрой и закрыл пасть.
прости меня
Его последними словами оказалась ёбаная смска.
Я должен сказать Эми. Я попытался представить наш разговор. Мне пришлось бы отследить отца Джона в каком-нибудь захолустном городишке, в котором сейчас гастролирует его рок-группа. Я должен выйти на его брата, если он ещё в здравии и своём уме. Я должен помочь с похоронами, должен разобрать вещи Джона. Или я просто пошлю всё нахуй. Потому что он бросил меня, и я ему ничего не должен. После того, как он вытаскивал меня из дерьма бесчётное количество раз, то же самое дерьмо стало причиной. Это его последнее сообщение: «Оказывается, ты был прав. Отсюда нет другого выхода».
Почему ты просто блядь не…
Со стороны спален послышался шум.
Шаги.