С моих штанин буквально можно было выжать по ведру воды, когда я добрался до своего Сатурна. Сквозь струи дождя, бившие в лобовое стекло, я наблюдал за Тедом, понуро бредшим к крыльцу собственного дома, осознающим в полной мере, что внутри его ждёт только обвинительный упрёк тишины, воцарившейся в опустевшем доме.
Ну, точно я сказать не мог, но чувство у меня было, что это всё хорошо не закончится. Может потому, что практически никогда ничего подобного хорошо не заканчивается.
Я тронулся с места, приняв решение заскочить по дороге в Ваффл Хаус. Мне гораздо плодотворней думается и делается, если до этого плотно, дёшево и сердито перекусить, но вместо того, чтоб свернуть на нужную улицу, отправился к подержанной книжной лавке. У них в подвале целая библиотека странных, оккультных, цензурированных и просто запрещённых к печати фолиантов. Конечно, наврядли касательно именно нашего «инцидента» там что-то найдётся, но приближался день рождения Эми, а примерно полгода назад, во время нашего последнего визита туда, она цепко положила глаз на экземпляр Дугласа Адамса «Путеводитель Автостопщика по Галактике» с автографом автора.
Слушайте, имею право на личную жизнь, окей?
Я вытащил телефон и начал дозвон, как только свернул на Браун-стрит. У дворника с водительской стороны имелась трещина в резиновой прокладке, из-за чего водяные потоки толком не убирались, лишний раз размазываясь по лобовому стеклу — поломка категории «выбеси Дэйва до раскалённой задницы».
Эми сняла трубку:
— Привет! Ты сегодня ранняя пташка.
— Только что звонил Джон, ребёнок пропал, полагает, что дело серьёзное. Можешь приехать домой?
— Пропавший ребёнок? А ну рассказывай.
— Да только что сказал, что мог, у нас почти нет зацепок. Девочка исчезла, как в кроличью нору провалилась. Единственная улика — и та несущественная, с места мы не сдвинулись. Не думаю вообще, что тут можно что-то сделать, и сильно не уверен, что нам за такое заплатят.
— У вас дело пахнет керосином, Дэйв, ребёнок пропал, а ты насчёт возвратных условий аванса волнуешься? Могла бы — залепила бы тебе прямо по телефону, а ты знаешь, насколько сложно мне кого-то ударить. Кексы нашёл?
— Уже съел. Ты не сказала, можешь добраться до дома или нет?
— Шон подвезёт. Я тут поразмышляла на досуге насчёт вчерашней ссоры, и после того, как поспала, решила, что ты ещё больше неправ, чем я думала.
— В таком случае тебе необходимо поспать ещё.
Мы спорили о том, должен ли Нео после событий фильма оставить всех непричастных в ячейках Матрицы, или же разбудить их; очевидно жизнь у них была гораздо лучше, чем у тех, кто проснулся и осознал себя в мире машин. Я говорил «нет», она говорила «да», и должен подметить, что Эми смотрела Матрицу по меньшей мере раз тридцать. Когда я подарил ей блю-рей версию под Рождество, она расстроилась из-за новой версии цветокорра, из-за которой всё в фильме теперь было лёгкого огуречного оттенка. Чтоб вы понимали — ей не лень было скачать программу для обработки видео и удалить этот эффект покадрово вручную.
— А ещё, — добавил я, — просто хочу, чтоб ты знала; у меня совершенно вылетело из памяти всё, что касается твоего дня рождения на следующей неделе, потому что я мужик, и не собираюсь заботиться о каких-то там твоих чувствах.
— Ага, спасибо, что предупредил заранее.
Я притормозил у книжного магазина. Внутри не горел свет. С опозданием до меня дошло, что он ещё как минимум двадцать минут не откроется — обычно мне не доводится вставать настолько рано. Взял заляпанный смартфон, который довелось подобрать на ледяной фабрике, включил; экран заблокирован, для входа в систему необходим четырехзначный пароль.
— Слушай, случайно не знаешь, как телефоны взламывать? Обойти муру с требованием пасскода. Курсы, может быть, проходила?
— Чей телефон? Есть его номер соцстраховки? Зачастую именно последние четыре цифры паролем и являются.
— Пока искали ту пропавшую девочку, нашли телефон. Я сильно удивлюсь, если у этого фрика есть вообще что-то подобное.
— Погоди, смартфон принадлежит этому парню или это очередная невнятная закись с монстрами?
— Без понятия. Это Айфон, если поможет. Если думать логически — какой пароль использовал бы беспощадный и беспринципный маньячина в ночи для того, чтоб защитить свои секреты?
— Я приболела, когда на курсах это проходили.
Я бездумно настучал код, который сам использовал для своего телефона — 6669.
Смартфон разблокирован.
Какого-то хуя я знал, что это сработает.
— Думаю, получилось взломать.
Главное меню выглядело абсолютно нормальным. Я не был уверен, чего ожидал на самом деле. Ткнул на иконку галереи фото/видео, ментально готовясь к худшему.
На первом же фото был запечатлен чей-то завтрак. Тост с ветчиной и яйцами.
Перелистнуть.
Тут у меня спёрло дыхание, и Эми явно это услышала.
— Что? Что там такое?
На втором фото была маленькая светловолосая девочка, связанная, истекающая кровью, рот грубо перемотан скотчем. Дайте-ка угадать, назову все буквы в слове сразу — это Маргарет «Мэгги» Нолл.
— Не уверен.
Следующее фото. Рыжий шотландский кот, тянущийся языком к объективу камеры. Следующее фото.
Снова маленькая девочка.
Вместо рук и ног — красно-костяное крошево.
Она была связана, заткнута, и… всмятку раздавлена. Будто великан положил её в задний карман брюк, забыл, что она там лежит, и основательно поелозил задницей по стулу.
Я закрыл глаза.
…Всего восемь лет. Могла ли она знать? Предугадать, какой мир её ждёт после рождения? Была ли у неё мечта, хоть какая-то надежда на то, что с ней станется — вырастет Диснеевской принцессой, выйдет замуж за принца, обеспечит наследие в лице детей и внуков? Или, может, закончит вот так — игрушкой в руках чудовища, одна, без надежды на спасение из темноты?
Надеялась ли она до последнего, что папочка придёт, чтобы забрать её домой? Или что этот сумасшедший раскается, смягчится от её искренних слёз?
В последний момент агонии, думалось ли ей, насколько Вселенной насрать на её мимолётные страдания? Осознавала ли она, что человеческая жизнь есть прогулка вслепую по тонкому канату над океаном всеобъемлющих страданий?
Надеюсь, что нет.
— Полное говно, Эми.
— Что?
— Думаю, у нас тут фотографии жертвы. Всё очень плохо.
— Насколько?
— Очень. Тебе не нужно знать. Мы опоздали — всё, что могу сказать точно.
— О. О, Боже.
Я продолжил перелистывать фотографии. Следующее фото изображало Джона, направлявшегося в место, очень похожее на церковь, державшего футбольную пушку наперевес. Бровь невольно задралась; он же всё ещё в суде, или?
Стоит помнить, что Нимф хотел, чтоб ты увидел то, что было увидено. Часть игры.
Перелистнуть.
Опять Джон.
Мертвый.
Глаза открыты. Подсохший ручеёк блевотины на дермантине дивана. Принадлежности для долбежа наркоты хаотично разбросаны по кофейному столику.
— Дэвид?
«Нет» — подумал я.
Я не ушёл в глухое отрицание происходящего. Элементарная математика: даже если бы Джон пропустил слушание по делу, всё равно у него не осталось бы времени на то, чтоб добраться домой, переодеться (на фото он не в костюме), достать все необходимые приблуды, и обдолбаться насмерть. Всё это — чётко спланированная хуйня. Всё, что я увидел только что. Очередная интрига.
— Да, я… это подделка. Все эти фото, да, на них мы, но, они типа как ненастоящие.
— Жутко звучит.
— Жутко, но вместе с тем хорошо. Значит, что девочка может быть в порядке. Он с нами заигрывает.
Перелистнуть.
На следующем фото были Джон и Эми. Эми плакала, Джон старался её утешить. В моей квартире.
Игнорировать. Это пустышка.
Снова перелистываю.
Эми заходится в крике, тщетно пытаясь уползти от бледно-размытой фигуры, пожирающей её с ног.
Серьёзно, на кой хер я продолжаю разглядывать это?
— На фотографиях есть я?
— Нет. Мне пора идти. Скоро увидимся.
— Слушай, жми на газ! Не надо меня оставлять одну с этим всем!
— Тебе нужно отдохнуть, серьёзно, ты проработала ночь напролёт.
— У вас ребёнок пропал!! Дэвид!
— Люблю тебя.
Я повесил трубку и снова перелистнул фото в галерее. Следующим на очереди было видео.
Внутренне собравшись с духом, я нажал на кнопку старта.
Это была любительская съёмка, от лица пассажира машины. Машины, в которой я находился прямо сейчас. Видео снято только что. Человек за камерой наблюдал за мной в реальном времени.
Я повернулся и…
Тут кто-то есть. Должен быть.
Никого.
Переведя взгляд обратно на, я увидел лишь покоцанную игрушечную модель телефона, едко-розового цвета. Пластиковая. Выцветшая, почти отодранная наклейка на нём отдалённо смахивала формой на изображение одной из Диснеевских принцесс. Всего одна кнопка внизу. Я нажал её, и китайская поделка наиграла мелодию из мультика.
Всё. Это весь функционал.
Глаза непроизвольно зажмурились, из моих лёгких прорвался приглушённый рык. Это будет один из «вот таких» дней. Блядски долгих «вот таких» дней.
О НИЖЕПРИВЕДЕННОМ: То, что случилось, пока меня не было — частично дополнено Джоном — не должно быть воспринято как абсолютная истина. Даже просто, как местами правда.
Это добавлено сюда просто чтоб заполнить пробелы в течении событий, но теперь мне кажется, что это всё лишний раз запутало. Прошу прощения.
После того, как они вернулись с ледяной фабрики, Джон остановился у Ноллов, встретив Дэйва и Тэда. Его рубашка промокла насквозь. Он снял её, расправляя грудь, позволяя каплям дождя фривольно обтекать его накаченный торс.
— Ааакей, — проворчал Дэйв, почёсывая небритую щёку. — У нас есть в запасе чуть меньше, чем полтора суток, чтоб решить проблему. Я поищу в архивах насчёт Чудопарка, а ты — посмотри, сможем ли мы выйти на след этого Нимфа-ублюдка. Но, Джон, если выследишь его — бери засранца живьём.
Джон прикурил.
— Ничего, блядь, не обещаю.
Дэйв протрусил аллюром к своему «Сатурну», припаркованному неподалёку, и вклинился на место водителя. Он жёстко стартанул с места, шины взвизгнули при резком повороте со двора. Джон оседлал свой джип, отпустив на волю все сонмы лошадей, сокрытых ранее в моторном отсеке, дабы устремить колесницу сквозь предрассветную дымку ко зданию суда.
Ну, по крайней мере, хоть в чём-то этим утром им повезло, размышлял Джон; судьёй по его делу о непристойном поведении на публике был назначен Рой Хьюббел. Джон и Дэйв полгода назад очистили его особняк от паранормальной сущности, представлявшейся гигантским пауком, сделанным из костей почившей жены судьи. Кое-что он им двоим задолжал.
Разумеется, судья с прокурором заключили негласную сделку, и Джон был отпущен с испытательным сроком и на честном слове «держать взаперти своего питона — повсюду дети, и не нужно разрушать их мирки слишком реалистичными, но херово стоящими заявлениями.»
По пути Джон наткнулся на Герма Баумэна, детектива, звонившего по делу Мэгги Нолл этим утром ранее. Придержав Баумэна за локоть, Джон озвучил свою просьбу:
— Мы всё ещё работаем по этому инциденту. И уже нашли бы девчонку, если бы мне не пришлось разгребать этот судебный воз с дерьмом, но, из-за неявки скорее всего, меня бы взяли под стражу, и я знаю, как вы, ребята, ненавидите мокнуть под дождём. Мне нужна твоя помощь.
Баумэн стряхнул ладонь Джона прочь:
— Если хочешь сочувствия, то поищи его лучше в словаре, должно быть где-то между «кониной блядской» и «сифилитиком сушёным».
— Тед не хотел, чтоб я опрашивал Лоретту, мать девочки, но я всё равно намереваюсь это сделать. Она живёт в городе? Ты что-нибудь о ней знаешь?
— Её квартира в жёлтом доме, после «Тако Билл».
Он не оговорился. Ресторан действительно так назывался.
— Вместо того, чтоб тратить время зря, пошёл бы ты домой и удолбался бы лучше в труху тем, на чём ты там сидишь на этой неделе.
— Обязательно. — Сказал Джон, повернувшись к двери. — Но сначала доделаю начатое тобой.
Гром звучно раскатился по окрестностям, в то время как Джон выдирался с проклятой парковки судебного здания. Он пролетел мимо закрытого магазинчика выпивки, мимо «Колесо-Да-Корпус Карри» (с его ужасающим талисманом, сделанным из шин, стоящих грозным сторожевым фронтом), и «Тако Билл» — на деле, «Тако Белл», которому высшей судебной инстанцией и одноименным заведением было указано закрыться, но владелец оказался из упрямцев.
Он сменил знак над входом (выдрав лишнюю «Л» с парковочной вывески, допилив так, чтоб напоминало «И», и примотав изолентой), и немного сменил меню, дополнив ассортимент блюд Тако Белл, приготовляемых его женой, дополнительной страницей всех сортов выпивки, которая могла бы быть в списке подаваемого спиртного.
Разрешалось курить, после девяти вечера на всех телевизорах внутри включалась лёгкая эротика или софткорное порно.
Кого ни спроси — не просто модифицированный Тако Белл, но лучший кафетерий в городе в принципе.
Дом Лоретты был следующим. Дом начала семидесятых, с грязно-жёлтым сайдингом, не менявшимся, вероятно, со времён правления Картера. Никаких украшений во дворе — скорее всего, жильё съёмное. Джон постучал, и дверь открыла усталая, но всё равно хорошо выглядящая женщина за тридцать, шатенка с грустным взглядом, одетая лишь в халат. Открыла молча.
— Мэм, не буду просить разрешения войти, потому что уже слишком навязываюсь, просто стоя здесь. Мы помогаем расследовать вашему мужу исчезновение Мэгги. У меня буквально пара вопросов, но, если вы не желаете говорить сейчас, я уйду. Просто скажите «да» или «нет». Я не из полиции, но скажу честно, что они в этой ситуации бессильны. И что ещё хуже — если мы не найдём вашу дочь, или человека, который её похитил, полагаю, что копы первым делом обвинят вас с Тедом, как людей, попадающих в ближний круг подозреваемых.
— Тед сказал, что Мэгги просто… испарилась. Как дым по ветру. Он говорил честно со мной? Он ведь… ничего с ней не сделал сам?
— Нет. У нас есть основания предполагать, что это было… что-то иное. Я знаю, знаю, что само по себе это утро для вас — немыслимая ноша, но я здесь исключительно для того, чтоб помочь. Если думаете, что я вооружён и опасен — могу доказать обратное.
Джон снял рубашку, чтоб показать, что ни портупеи, ни кобуры не скрыто под слоями ткани. Его нагой торс грациозно отсверкивал в бриллиантовых каплях дождя.
— Так, ладно. Пара минут у меня для вас найдётся, затем мне нужно собираться на работу. Проходите.
Лоретта выдала Джону полотенце перед тем, как удалиться на кухню за кофе. Типичное холостяцкое жильё, на первый взгляд — первое попавшееся место после того, как они разошлись, снятое в надежде на то, что буря личного фронта надолго не затянется.
Она вернулась с напитком, и Джон задал первый вопрос:
— Тед говорит, что получил предупреждение о том, что подобное случится. Странный человек по имени Нимф приходил к нему неделю назад, и угрожающе намекал. Тед вам про это рассказывал?
— Нет. Но мы не говори…
— Что-нибудь похожее происходило с вами?
— Нет. Тед спросил меня о том же самом, когда звонил. Он рассказал вам о рисунках?
— О чём?
— Он, конечно же, даже не слушал. Вот…
Лоретта проследовала в спальню, Джон прошёл следом. Она вручила ему стопку рисунков на грубой чертёжной бумаге.
Примитивные человечки, домики, цветы, горы. Цвет раскраски грубо и часто выходит за контур рисунка. Не имеет значения, кто смотрит на эти поделки — дойдёт до каждого, что он имеет дело с необработанным, но примитивистски сильным посылом молодого, необузданного творца. И каждый согласится, что из детей на деле художники, как из говна пуля.
— Это всё с прошлой недели. Мэгги на домашнем обучении, и я дала ей задание — нарисовать будущее, как она себе его представляет. Вместо космических кораблей и летающих машин она нарисовала вот это.
Первый же рисунок являл собой грубый набросок дома со шпилем. Крест на фасаде. Ясно, церковь. Следующий — толпа палочных человечков, но на заднем плане всё та же постройка. На третьем была нарисована семья, вокруг головы самого младшего её члена были хаотично процарапаны линии жёлтого цвета. И, конечно же, та же церковь, позади, на небольшом возвышающемся холме. Мэгги даже пририсовала малюсенького ангела, пролетавшего в небе над; беспорядочные каракули выглядели так, будто у него по меньшей мере восемь рук.
— Церковь? Это всё?
— Да, и ещё безголовый человек.
Джон снова перевёл взгляд на рисунок, изображавший семью. Мама, папа, желтоволосая Мэгги собственной персоной… и, совсем рядом с ней, другая примитивная фигурка, без кружка головы над палочной конструкцией тела.
— На рисунке с толпой народа он тоже есть. Он вообще на всех её картинках.
— Она когда-нибудь о нём говорила? Может, он ей снился, или типа того?
— Я её спросила насчёт рисунка нашей семьи около церкви. Задала вопрос — кто этот безголовый парень? Она ответила, что это не парень, это рисунок.
Лоретта подавила смешок.
— В этом вся Мэгги. Я думала, что она так шутила, вставляя его в свои наброски как шуточную отсылку, ведь я заметила и указала на него… а сегодняшнее утро я потратила на поиск любых, даже мельчайших улик, зацепок, повторяла всё, что она говорила мне, вспоминала всё, что она делала. В фильмах обычно крючок-другой всегда найдётся. В реальной жизни всё больше походит на бессмысленный набор вещей.
— То, что я у вас спрошу, может показаться действительно странным, но. Было ли когда-нибудь такое, что Мэгги вела себя, будто говорила с вами или отцом о чём-то важном, взаимодействовала так или иначе, а у вас это совершенно не отложилось в памяти? Ну, вроде как выдумывала диалоги и разговоры, может быть, спутала кого-то с вами? Может, такое случалось с Тэдом?
Лоретта моментально побледнела, будто вся краска сошла с её лица прочь.
Я шёл среди книжных шкафов в подвале книжного магазина, вдыхая этот запах старых переплётов, клея и бумаги, который, вероятно, не будет ни о чём говорить новым поколениям. Эми просто без ума от этого чернильно-бумажного аромата, атмосферы ушедших времён, тонких мертвенных пальцев, касающихся излома страниц… Мне кажется, что ей просто нравится чувствовать себя среди схрона древних знаний, добровольно заблуждаться в том, что прошлое — это действительно нечто сакрально-могущественное, сокрытое и загадочное, а не всего лишь наследие кучки кровожадных тиранических засранцев, поочерёдно топящих и захлёбывающихся в крови других, ведших себя ещё более придурочно и суеверно, чем мы сейчас.
Мне, конечно, пахнет только застарелым потом и пылью, но для Эми это значит куда больше, и это по-настоящему важно. Несмотря на то, что все это совершенно бессмысленно, поскольку она имеет доступ к каждой книге, когда-либо написанной с помощью устройства, которое никогда не выходит за пределы досягаемости.
Это мне кое-что напомнило. Я полез за телефоном, чтобы быстренько погуглить «Чудопарк».
Сиськи. Весь экран телефона сплошняком погряз в сисечном безумстве.
Возможно, вы искали: «Чоу До Парк».
Как оказалось согласно интерпретации, именно так звали одну весьма кореянскую, весьма порно и весьма звезду с весьма внушительными размерами. После сотен (если не тысяч) результатов в формате jpg, являвших собой сиськогранную персону Чоу До со всех сторон и ракурсов, мне удалось набрести на пару ссылок на местность в Акроне, Огайо — обычный парк без аттракционов и сахарной ваты, пара площадок для баскетболла, и на этом всё.
Дальше следовали только ссылки на аккаунты в социальных сетях, преимущественно — девушки с аналогичным именем. Ладно. Пойдём с другого конца.
Я попытался пробить людей, чья фамилия содержала бы в себе хотя бы намёк на буквосочетание «Нимфа» и довольно быстро обнаружил, что действительных результатов нет. Не удивлён, честно говоря.
Всё, я без понятия и без идей, что дальше. Может, Джонова часть плана выстрелит. Ну или он разнесёт половину города, как в старые добрые. Я уже начинал подмерзать, и мечта о том, чтобы снова устроиться в уютной постели. Одежда нагло липла ко всем впуклостям и выпуклостям моего тела. Я вздохнул, и двинулся дальше — к полкам со специализированными изданиями, некоторые из них в особой плексигласовой упаковке, некоторые — без, в зависимости от присутствия автора в смертном мире/на смертном одре.
Я почувствовал, что иду ко всем чертям на дно, когда увидел, почём нынче подписанная, в твёрдом переплёте копия «Страха Нет» Дина Кунца. Сто долларов. Дальше — Нил Гейман, «Песочный человек». Сто двадцать пять.
Подобные расценки у меня всегда вызывают только один вопрос. А чё б не разъебать башку об угол калорифера?
Подобная мысль и без того довольно часто посещала меня. Знаете ли вы, что люди, зарабатывающие меньше тридцати четырёх тысяч в год, имеют на пятьдесят процентов большую склонность заканчивать свою жизнь самоубийством? Я проверял.
Знаете ли вы, что в башку себе стреляют те семьдесят два процента, не сумевшие найти работу? Я слышал, как парень в ток-шоу на радио вёл дебаты о том, что люди на дотациях и веллфэре живут припеваючи, присосавшись к сиське государства, и это заняло мою голову на весь оставшийся день. Ирония человечества в том, что порой мы готовы разнести черепушку в клочья, лишь бы лишний раз не унижаться на собеседованиях в отделе кадров.
Немного отступая назад во времени — Джон и я сильно напились по поводу нашего юбилея выпуска, уже десять лет как прощай универ, да здравствует воссоединение корешей. Ну, на самом деле, мы не само воссоединение отмечали. Просто начали методично нахуяриваться с момента осознания «ебён батон, кажется, десять лет прошло, а мы всё в той же жопе, что и были».
— Знаешь, на что это похоже? — спросил Джон тогда. — Вознесение. Как в откровении Иоанна, когда всех праведников всосало в Рай прямым транзитом.
Он подразумевал ту самую точку невозврата, минувшую несколько лет назад, когда весь наш выпуск оказался на деле выпуском нищенок в свободную жизнь. Кампусные детишки, те, кто пошёл в сферу обслуги, просто безработные, сидящие дома — все из нас, двадцати-с-лишним-летних, делали одно и то же, ходили тусить в одни и те же места. У нас не было ни черта за душой, но мы были молоды и легки (не я), и никто от нас ничего не ожидал.
Но затем, один за другим, умники, амбициозные, богатенькие мажоры — все они резко начали свой подъём вверх по карьерной лестнице, обзаводясь жильём, семьями, ипотекой. Большинство из них уехало прочь, а те, кто остались — больше не объявлялись на тусовках.
Не как мы. Окомёлки социума.
Безнадёжно отстали от всеобщего темпа, без судьбы, обречены на забвение, сломлены, навсегда в нищете. С момента, когда он это сказал, я не могу перестать возвращаться к этой мысли.
Мы всего лишь вынесены за скобки, в касту грешников в единственно верной трактовке христианского уравнения.
Моё резюме бесполезно. Навыки менеджмента в ныне не существующей сети видеопроката (и это в ваш заслуженный двадцатник), при сомнительной квалификации в делах детективных с оккультными тварями и паранормальными явлениями, ничего не решают. Общество во мне не нуждается — формально, я являюсь тем самым лишним болтиком, оставленным валяться без дела после сборки стола из ИКЕА. Можете отложить его в глубокий ящик, подумывая, как бы успешно его прикрутить, и всё равно вспомните о нём лишь через десять лет, выгребая по плану застарелый хлам.
Значит, я стою, и на данный момент выбираю подарок на день рождения Эми, которая, по факту, является единственным из нас более-менее стабильно зарабатывающим элементом. Использовать наш общий счёт для подобных дел — спокойно признаться в том, что ты тратишь её деньги чтоб купить что-то сомнительное, то, что она, может быть, даже не хочет на самом деле. Какой лимит трат вы бы назначили для этого поворота событий? Потратить слишком много — не щедрый поступок. Это принуждение к переработке, взятию дополнительных смен в следующем месяце, чтоб покрыть расходы. Заниматься этим, конечно же, предстоит ей, а не мне.
«Вот, малыш, на твой бёздник я подготовил тебе замечательный подарок — спиздил у тебя парочку выходных дней из следующего триквестра, которые ты никогда не вернёшь!»
А ещё ей нужно платить за кое-какие свои лекарства из собственного кармана, учитывая неполноценную страховку здоровья в колл-центре. У неё серьёзные проблемы со спиной, и рассчитывает она медикаменты так, чтоб хватило не на предписанные тридцать дней, а на два месяца минимум.
Дополнительный гвоздь в мой гроб: моя неспособность нормально приносить доход приравнивается к добровольному мучению Эми.
Почему бы не вздёрнуться на люстре, болтая ногами в предсмертных судорогах?
Несколько неправильно выразился: у меня есть специфические навыки и таланты, но вот, например, срать перьями канадской гусарки — тоже специфический и редкий талант. Проблема в том, что «редкий» — не равняется «прибыльному». Не то, чтобы наше шоу уродцев совсем не получало отклика — предложения к нам поступали. Но, взимая плату за то, что делаем мы — а мы, в основном, изгоняем злобных духов с жилых помещений — ты автоматически встраиваешься в неровную шеренгу тех самых «мутных ребят». А наёбщики-конкуренты всегда будут успевать быстрее тебя, как только запахнет наживой.
Выигрывают они лишь за счёт того, что говорят клиентам, что те хотят услышать, а не как есть на самом деле. Я плох в подобного рода лжи.
Я прошерстил полку, заголовки книг располагались в случайном порядке. Издание Автостопщика осталось там же, упакованное по всем правилам.
Двести семьдесят пять долларов.
Эми не получит её на день рождения.
И она прекрасно это поймёт. Она знает, о чём речь, осознаёт убытки, говорит мне, чтоб я не волновался каждый раз, как представляется возможность. У нас есть крыша над головой, напоминает она мне, у нас есть еда, электричество. Мы есть друг у друга. По средневековым стандартам мы вполне себе зажиточные господа. Не надо впихивать себя в рамки, придуманные какими-то уёбищами в белых воротничках, рёв БМВ которых заставляет нервно икать всех кокаиновых торчков аж за шесть кварталов.
Всё в порядке, говорит мне Эми. Ты делаешь всё, что в твоих силах. Я люблю тебя.
Нажать на курок. Вскрыть вены. Почему бы, блядь, просто не покончить с этим раз и навсегда?
Лоретта припомнила:
— Около двух недель назад, Мэгги бегала по дому с её «мушиной коробочкой». Я подумала, что это у неё игра такая — выслеживать мух, сажать их в плен. Затем, через несколько дней, она приносит мне полную дохлых мух обувную коробку, и спрашивает: «теперь я должна всех их съесть?»
Я спросила её, о чём она вообще говорит, и она ответила, что я сказала ей так поступить. Может, ей приснилось, подумала я. Заставила её их выбросить, а она совершенно не поняла этого поступка. Может… с Мэгги что-то не так? Это она из-за этого? Расстроилась, не поняла меня, и убежала?
— Не думаю, но исключать возможность не хочу.
Джон отпил из чашки. Кофе был неожиданно хорош. Он подробно изучал рисунки девочки:
— Церковь, которую она продолжала рисовать… это то место, куда вы ходили? Религиозный движ для вас много значит?
— До этого момента Мэгги никогда не рисовала ничего подобного. Один раз Тед взял нас в эту церковь байкеров-католиков, у них офис в старом отеле. Ничего похожего на традиционные религиозные построения. В её рисунках там всегда есть этот шпиль и крест — в одном и том же месте.
— В городе есть церковь, похожая на эту, вы знали? Рядом с прудом? Угольная шахта с привидениями неподалёку.
— Нет, не знала.
— Может быть, она ушла туда? С друзьями?
— Возможно. Как вы думаете, что это значит?
— Может быть, ничего. А может быть — всё сразу. Я в любом случае проверю это.
Джон поднялся с места.
— Засим откланяюсь. Вы очень помогли нам, несмотря на то, что всё произошедшее тяжело на вас отразилось.
Она застыла на месте, встретившись с ним взглядом.
— Это… тяжело. Мне здесь так одиноко, Тед с тех пор, как вернулся с войны, только и делает, что нарушает договорённости и разрушает семью, ещё и Мэгги пропала… вы знаете, каково это? Заиметь сквозную дыру в жизни настолько всеобъемлющую, что жизнь невольно становится по форме самой дыры?
— Думаю, с каждым из нас случается такое, время от времени. Тем, кому повезло крупнее — есть, на кого положиться в минуты, как вы сказали, когда жизнь становится по форме дырки от задницы.
— Всё, что мне нужно. На кого-то положиться, пусть даже на мгновение.
Она сбросила халат. Под ним ничего не было.
Джон заинтересованно окинул её взглядом:
— Я в самой середине дела, мисс. Время существенно поджимает. Жизнь вашей дочурки может быть на кону.
Лоретта шагнула навстречу, проведя кончиком пальца по его груди. Туда, вниз.
— Обещаю, надолго я вас не задержу.
— Того же пообещать вам не могу.
Джон позволил своим брюкам свободно пасть к лодыжкам.
— Предупрежу вас заранее. Это не излечит ваши душевные раны. Не скрасит одиночества. Не заменит вам всей любви и верности вашего мужа. Всё, что я могу, это лишь немного вытолкнуть горестные воспоминания о нём из вашей памяти, дав вам кое-что намного более стоящее, чем то, чем он располагал.
— Это просто необходимо сделать.
Она легла на спину, расположившись на кровати.
— Но, может быть, я прошу слишком многого. Видите ли, мой муж… О БЛЯДСКИЙ БОЖЕ!
— Мне… остановиться, мисс Нолл?
— ОСТАНОВИШЬСЯ — ПРИРЕЖУ К ЕБЕНЕ БАБУШКЕ.
Джон и не собирался останавливаться, до тех пор, пока её предоргазменные стоны эхом не отразятся от сводов стен скромного жилья.
Он втолкнул свой нефритовый…
— Джон. — сказал я в динамик телефона. — Это очень, ОЧЕНЬ важно. Важно то, о чём я тебя прошу. Рассказывай мне, как БЫЛО, а не ВЛАЖНУЮ ХУЙНЮ. Достаточно краткой правды, не надо мне втирать про то, какой ты охуенный жеребец. Так что давай назад и отмотай до событий, которые происходили в реальности. Церковь на рисунке оказалась существующей?
— Да, традиционная для религиозных типов постройка, типа как на открытке. Белая, со шпилем, грязные окна.
— Как у Шахтного Ока?
Небольшой прилесок с озерцом, которое раньше прилегало к угольной шахте. В стародавние времена.
— Угу.
— Окей, встречаемся там. Стремноватые детские рисунки, конечно, жуткое клише, но это буквально единственная вещь, которой мы располагаем.
— Кое-что ещё. Без понятия, что с этим делать. У Теда угнали машину. Старая Импала, кое-где подлатанная. Обнаружил это как раз перед тем, как позвонить тебе. Украли из гаража как раз когда он возвращался со льдовой фабрики.
— Ага. Может быть, вся эта затея — один большой план по угону его тачки? А, кстати, я залез в телефон, который мы там обнаружили.
Джон как-то неловко замолчал.
— Телефон? Тот розовый? Игрушечный?
— Я не… он для тебя так выглядел всё это время?
— Ну да, там ещё наклейка с Эльзой, или типа того. Когда ты спросил, можно ли его взломать, я подумал, ты прикалываешься. Так тебе удалось заставить его работать?
— Да. Не исключено, что да.
— Ну и?
— На карте памяти были фото и видео. Ненастоящие. Маленькая девочка, изувеченная, вся в крови, но не думаю, что это всё случилось с ней на самом деле.
— Как ты понял, что нам пиздят?
— Там были и наши фото тоже. Мы на них не очень живые.
— Мгммм.
— А ещё, Джон, у меня назрел вопросец. Кто нам в итоге за это платит?
— Чего?
— Эми недорабатывает в колл-центре, а я недорабатываю по жизни. Чьи деньги?
— Эта тема вообще не поднималась. Не думаю, что у Теда есть лишние.
— Нас вызвали копы, у них разве не должно быть ставки или бюджетного выделения на это?
— Для этого у нас должна быть или лицензия, или разрешение на такого вида работу. Мы уже говорили об этом. Что-нибудь о Чудопарке выяснил?
— Чоу До. Если так — то это порнозвезда. В правильном написании — нет.
— Ага, видел её, — заявил Джон. — Думаешь, сиськи у неё настоящие?
Я сверился со своими записями.
— Выяснял этот вопрос не так давно. Если ей и накачивали — то делали это явно раньше, чем она появилась в медиа. Ей около двадцати семи, самые ранние фотографии — недалече, чем пять-шесть лет, и уже тогда у неё были такие дойки. Выглядят естественно, когда на спине лежит.
— Видел тот видос, где она из бассейна мокрая выходит? О, господи боже.
Я почувствовал, как мы соскользнули с предмета обсуждения.
Затем внезапно вспомнил, что должен был сказать до начала разговора.
— Кодовое слово?
— Чего?
— Эм… пароль, который назначил нам Тед. Чтоб убедиться, что я — я, а ты — ты.
— Ой, точно. Это… погоди-ка, а чё это я должен его произносить? Что, если ты подражатель, и просто пытаешься выцыганить у меня волшебное слово?
— Тогда почему я вообще об этом знаю?
В трубке на мгновение взяли перерыв на подумать.
— Сурукуку.
— Правильно.
— Вспомнил по аналогии со своим погонялом в старшей школе.
— Знаешь, если…
— Меня называли СУРУКУКУ, потому что у меня такой здоровенный суру, и куки тоже огого.
— Если бы ты был подражателем, я бы выкупил это на раз-два. Думаешь, он в точности смог бы отобразить такую зверскую хуйню, как ты несёшь сейчас?
Момент тишины.
— Это… определённо, хороший вопрос.
— Который?
— Если бы оно попыталось сделаться мной или тобой, оно бы знало, что говорить? Как мы вообще разговоры ведём? Сисечная тема, и тому подобное?
— Хотелось бы мне, чтоб мы не знали, как это сказать.
— Вопросец серьёзный.
— Нет… не в этом дело. Я так не думаю. КАК БЫ оно могло?