Что за чертовщину я сейчас прочёл

Глава 18: Маркони снова эгоистично лезет в центр внимания

Эми вернулась в джип, взглянула на наши лица и спросила:

— Что?

— Я не знаю, как объяснить помягче, — начал я, — но пока ты любовалась крошкой Мэгги, всё это время перед тобой была гигантская плотоядная личинка, медленно пожирающая собственную мать.

— Думаю, спрашивать, метафора это или нет, не имеет особого смысла, — ответила Эми. — Итак, после вашего наркозабега вы теперь снова видите это? И что теперь?

— И теперь, Эми, нам надо уничтожить это.

— Вы собираетесь убить ребёнка на глазах матери? Тогда вам придётся убить и Лоретту тоже.

— Нет. Думаю, нам надо увести её подальше отсюда…

— Похитить её, ага. Именно это сразу же пришло вам в голову. Сами себя слышите, а?

— Эми, это личинка. И это значит, что она вырастет во что-то, понимаешь? Мы не можем упустить монстра и позволить ему шастать по городу. Снова.

— Окей, тогда я спрошу кое-что. Вы видите одно, я и Лоретта вижу другое. И кто прав?

— Это ты меня решила по методу Сократа тут прошерстить? Мы уже знаем, что перед нами — чудовище. Слушай, ты видела девочку, которая на самом деле — тварь.

— Но я общалась с ней.

— И что?

— Она могла думать, она могла выражать чувства. Страх, любовь, всё. Почему она не может быть защищена так же, как и человек, который может испытывать всё то же самое?

— Ты не видела то, что видели мы, — сказал Джон. — Эта штука убивает Лоретту. По кусочку. То есть, в прямом смысле — жрёт её заживо. Я понятия не имею, как она всё ещё может ходить.

— А по мне, так с ней всё в порядке. Она выглядит усталой, но с её плеч будто упал груз.

— Хорошо, — сказал я, — с тобой происходит именно то, чего ты боялась. Теперь нам нужно вбить в тебя здравый смысл, правильно? Чтобы ты была в курсе — сейчас я буду медленно шлёпать тебя по жопке.

— Если я не права, то скажите мне, где именно. Я вас выслушаю. Потому что Лоретта видит перед собой свою дочь. Вы видели её лицо? Оно было полно неподдельной любви. Если вы убьёте Мэгги, она будет чувствовать такую же неподдельную потерю. Как если бы вы убили её настоящего ребёнка.

— Возможно, — сказал я, — если мы убьём Мэгги, то проклятие рассеется, как это случилось с Мики. Давайте-ка решим дело голосованием.

— Я голосую за то, — сказала Эми, — что я помешаю вам убить Мэгги несмотря на то, как проголосуете вы.

— Слушай, так демократия не работа…

На телефон Джона пришло электронное письмо.

— О, ха, да это же Маркони. Он говорит, получил образец и хочет с нами потолковать о нём. Спрашивает, можем ли мы ему по скайпу позвонить.

— Что ещё за образец?

Джон пожал плечами.

— Думаю, мы ему что-то отправили? Ну, во время нашего соусного трипа.

— Странно, что мы вообще это сделали. То есть, уж больно хорошая идея.

— Вот и разумное решение, — сказала Эми. — Мы поедем за моим ноутбуком и поговорим с доктором Маркони вместо того, чтобы убивать ребёнка.

— Но это не окончательное решение, — сказал я. — Если Мэгги вылупится и начнёт жрать младенцев, ответственность на тебе.

Они были в нескольких кварталах от дома Лоретты Нолл, когда Эми поняла, что желудок вновь начинает её подводить.

От переживаний к ней вернулись флэшбеки.

После автокатастрофы, которая убила её родителей и покалечила её руку, Эми жила с дядей Биллом и тётей Бетти в течение трёх долгих кошмарных лет. Их брак трещал по швам, и Эми чувствовала напряжение, искрящееся в воздухе каждый раз, заходя в дом. Они ненавидели друг друга. Каждый момент их жизни был посвящён изобретению причин для возмущения, каждый из них жаждал стать оскорблённой стороной с таким пылом, будто у них над кроватью висело соревновательное табло. И было ещё кое-что, ставшее своеобразной палкой для удара по осиному гнезду. Мать Эми была кровной родственницей тёти Бетти — её сестрой, и этот факт втянул Эми в семейные разборки. Тётя Бетти ежедневно намекала на то, что дядя Билл имеет некие сексуальные поползновения к их четырнадцатилетней сожительнице. Бетти прекрасно знала, что это неправда, но она не смогла придумать ничего более омерзительного, чтобы его задеть. Вот так это и работало.

Тем не менее, это означало, что теперь Эми не могла находиться в стороне от их грязной ругани, будучи её частью. И она, кажется, была единственной, кто не получал удовольствия от грызни. Напряжение её изматывало. Физически. И это было из ряда вон. Её родители были лучшими друзьями, её отец — невероятный мужчина с улыбающимися глазами, однажды провёл пять часов, возя Эми от магазина к магазину в попытках найти копию Последней Фантазии II для Супер Нинтендо. Он был готов на всё ради своей маленькой принцессы.

Но в доме Билла и Бетти мир наступал только тогда, когда Эми тратила всю свою энергию для того, чтобы поддерживать его, хватаясь за каждую возможность. Она видела признаки грядущей ругани ещё на горизонте — например, Бетти купила не тот хлеб — Чудо Хлеб вместо Заячьего, любимого хлеба Билла, и все сто процентов сглаживания конфликта падали на плечи Эми. Эта холодная хлебная война однажды закончилась тем, что Билл разбил тарелку и располосовал себе руку осколком. Эми вспомнила, как однажды она набросила пальто и пошла в магазин в пяти кварталах, чтобы купить булку Заячьего Хлеба, и разрыдалась прямо в магазине, когда увидела, что на прилавке не осталось и крошки. На следующее утро она стояла на кухне, чувствуя, как желудочная кислота подступает к её горлу и наблюдала, как дядя Билл стал делать тосты. Он издал саркастичное замечание, увидев марку… и, как ни в чем не бывало, продолжил готовить себе завтрак.

В любой другой день он бы начал орать, бить стену кулаком, произнося непотребные ругательства и рассказывая Эми о том, что за такую выходку он однажды прокрался в ванную ночью и спустил в косметику для лица своей жены. Непостоянство всплесков делало её жизнь ещё более ужасающей — если бы реакция была постоянной, то Эми бы научилась морально готовиться и ругань стала бы для неё рутиной. Вместо этого периоды затишья длились ровно столько, чтобы всплеск злобы вновь ударял её со всей силой.

До сих пор она чувствует, как холодок пробегает по спине, когда она проходит мимо хлебного отдела. До. Сих. Пор.

У Эми весь день сосало под ложечкой от странного чувства, будто ей вот-вот придётся быть судьёй в уличной драке. Но даже это чувство было не до конца правильным — у судьи, по крайней мере, есть преимущество в выборе правил. Скорее, это походило на попытки предотвратить столкновение двух несущихся на полной скорости друг на друга грузовиков, надеясь, что твоё тело достаточно сильно для этого. Про таких людей не делают игр или фильмов, верно? Про нервное, дрожащее существо, которому поручено убедить рыцаря и дракона в том, что есть множество других путей, чтобы доказать своё мужество?

Она протиснулась между двумя передними сидениями и сжала ладонь Дэвида.

Академик, священнослужитель, писатель, путешественник и ведущий шоу доктор Альберт Маркони упоминал меня в своей последней книге несколько раз, и каждый раз я выглядел полным полудурком. Что ж, он узнал меня довольно хорошо. Он снимал передачи для Дискавери о странных явлениях, и его съемочная группа приезжала в Неназванный десятки раз. Но лично Маркони явился к нам только один раз, обычно он отвечал на телефонные звонки только тогда, когда ситуация достигала пика, о котором он мог рассказать в своей очередной книге. Как доктор, который назначает приём, только когда симптомы твоей болезни звучат как чудовищная и доселе неведанная лихорадка, которую он может назвать в честь себя.

Мы вернулись в наш фасоле-сосисочный форт, и Эми принялась маяться хернёй со скайпом (если вы из будущего и скайп уже позабыт — это такая программа для видео-звонков, которую раньше использовали люди. Или сейчас используют. Какая разница).

— Ты отправил сикарашку по почте? — спросил я у Джона. — Ты не думал, что она могла промыть мозги каждому почтовому работнику в радиусе ста метров, а до Маркони, блядь, путь не близкий.

— Воспоминания до сих пор размытые, но я помню, что Соус помог мне придумать меры предосторожности. Я до сих пор не знаю, что я в точности сделал, но припоминаю, как бросал горстку серы на дно ёмкости, которая была зеркальной изнутри. А затем я запихнул туда сикарашку, обёрнутую десятками слоёв алюминиевой фольги. Я ещё положил туда парочку печенек Орео, но я не знаю, входило ли это в меры защиты или я просто захотел, чтобы у неё было что пожрать во время дороги.

На экране ноутбука Эми возникло лицо Маркони. Мужчина лет шестидесяти с опрятной белой бородкой, одетый в костюм кремового цвета. Он сидел за столом, и мне каждый раз казалось, что он надел только верх костюма, чтобы выглядеть солидно перед камерой. Создавалось впечатление, что он сидит в тесном кабинете, а позади него на стене сгрудились разнообразные сертификаты в рамках. Я поразмышлял о том, сколько времени у него занял выбор подходящей позы в кадре. Или он был из тех самых парней, которые всегда могли представить тебе парочку наград за своей спиной, если на них навести камеру.

— Джентльмены, — сказал он. — И леди. Я рад снова видеть вас. — Ох, ну зачем же так пиздеть. — Я говорю с вами из трейлера, мы в пути. Образец надёжно спрятан в фольге и заперт в сейфе, секретный код к которому знаю только я. Сдерживать это создание было той ещё авантюрой, мягко говоря. Одна из помощниц решила, что мы заперли в сейфе её кота, поэтому её срочно привели в состояние спокойствия. Что ж, его камуфляж действительно впечатляет, вот что я скажу.

— Вы сказали, что едете, значит ли это, что вы везёте с собой съемочную команду? — Я знал, что агенту Таскер это не понравится.

Вместо ответа он произнёс:

— Расскажите мне по порядку о том, как вы впервые столкнулись с образцом.

Мы быстро пересказали ему суть истории, которую вы уже слышали, за исключением части про мою депрессию и невероятные похождения члена Джона. Маркони выслушал наши россказни и произнёс:

— Завораживающе.

— Чейстити, — сказал Джон, — ну, вторая мамаша, с которой мы имели дело, сказала, что есть паразиты, заставляющие насекомых принимать их за фрукты. Они в буквальном сами вызываются быть сожранными. Она считает, что эта штуковина похожа на них.

Маркони покивал.

— Пожалуй, более подходящим примером в данном случае послужит некий вид плодовой мухи, самки которых эволюционировали, чтобы выглядеть как личинки муравьёв-солдат. Она приземляется посреди кучи муравьиных личинок, и другие муравьи её кормят, холят и лелеют как собственное чадо. Мне бы не хотелось проводить слишком близкие параллели — все-таки, эти существа из совершенно иного мира — но наше общество очень похоже на улей, где множество организмов работают слаженно, но при этом у каждого из них своя особая задача.

— Ясно, — сказал я. — Так что, там, в шахте — их королева? — на самом деле я просто терпеливо ждал, когда Маркони продемонстрирует нам волшебное средство, которое уничтожит чудищ, но Маркони слишком любил всё объяснять.

— Давайте ненадолго предположим, что образец, который вы мне прислали — это так называемый рабочий. Давайте проведём цепочку размышлений дальше и решим, что внутри шахты находится их королева. Итак, королева достигает пика своего жизненного цикла, когда откладывает личинки. Допустим, что каждой личинки для выживания необходим человек — например, для пропитания, но это пока что лишь предположение. Итак, предназначение рабочих — завладеть людскими носителями любыми доступными методами. В связи с этим могу предположить, что рабочие приходят в наш мир именно для того, чтобы заставить людей любить личинок как своих собственных детей.

— С помощью имитации человеческих детёнышей.

— С помощью имитации человеческих детёнышей, которых необходимо спасти. Заметьте, насколько далеко они зашли, чтобы поместить ребёнка во внушающую ужас ситуацию.

— Так что, — сказал я, — Мэгги пропала, а затем…

— Мэгги не пропадала. И не было никакой Мэгги. Королева поместила личинку возле пруда, а рабочий смог завладеть сознанием людей, убедив их, что необходимо её спасти. Мэгги никогда не существовало до того самого момента — вся история, включая сам факт похищения, были внедрены в людское сознание.

Я потёр виски.

— Понятно. Окей. Итак, «Мэгги» была найдена возле Шахтного Ока, но «Мики» каким-то образом появился в моей квартире.

— После того как ты побывал на шахте.

— Ага.

— Скорее всего, ты, сам того не ведая, захватил его с собой.

— Как? Типа, как камень в ботинке или что? Эти хреновины огроменные.

— Но невидимые, если захотят быть таковыми. И эта была уничтожена, вы говорите?

Мы переглянулись.

— Ох… Похоже на то? — сказал Джон. — Когда мы в последний раз наблюдали эту штуку, там были те ребята, что стреляли из своих стрелялок. Так что ей было несдобровать, верно?

— Они стреляли в личинку, — спросил Маркони, — или в рой солдат, что её сопровождал?

Мы не ответили. Маркони прочитал всё по нашим лицам.

— Давайте просто предположим, что образец всё ещё свободно разгуливает по миру. Но будем честными — организмы, существующие по принципу улья, размножаются в больших количествах. И именно это единственная причина их успеха. В таком случае, королеве всё ещё нужно заманивать людей в шахту. Итак, ещё десять «детей» пропали, по мнению горожан. Нужно ли нам угадывать, куда их заведут поиски?

— Твою же мать, как же они хитро размножаются, — сказал я.

— А вы размышляли над человеческим процессом размножения, мистер Вонг? Вот вам подсказка — автомобиль, который вы водите, был практически наверняка разработан с мыслями о размножении.

Ну, это был не мой автомобиль, но я понял намёк.

— Что ж, нам нужно держать всех подальше от шахты, — сказала Эми.

— Чёрт, да там, скорее всего, уже целая толпа, — сказал я. — Все в курсе, где нашли Мэгги, это было в газетах. Туда пригнали байкеры, копы тоже приедут, чтобы понаблюдать за шоу.

— Опа, — выпалил Джон, — прежде, чем мы приступим к делам, нужно срочно обозвать королеву в шахте. Эми, твоя очередь. Я помню твое Существо С Тысячью Жоп, ну, так назовём?

— Она не согласится, — сказал я, — и это слишком долго проговаривать.

— Многожоп, — сказала Эми.

— Сделано, — сообщил Джон. — И, кстати, какое место в этой цепочке занимает Нимф?

Маркони пожал плечами.

— Вряд ли его можно окрестить личностью или существом. Скорее, это мыслевоплощение роя.

— Но почему? — спросил я.

Эми сказала это прежде, чем Маркони открыл рот.

— Чтобы дать нам вескую причину для спасения детей. Каждый из нас видел злодея, которого хотел одолеть.

В высказывании Эми была особая тоска, которую я так и не смог полностью понять.

— Итак, — выпалил Джон, — мы идём на шахту и кладём на лопатки главного босса. И чего нам там ожидать?

— И, прежде чем вы скажете нам ожидать неожиданное, — сказал я, — давайте, все-таки, рассмотрим несколько догадок.

Маркони кивнул.

— Что ж, среди нас нет непосвящённых, не так ли? За завесой этого мира находится нечто за пределами физического. Бессмертные сущности, не имеющие формы и размера, но измеряющиеся в способности проявлять свою волю. У меня есть причины полагать, что потомство, с которым мы сталкиваемся, это один из способов перенаправлять их из своего мира в наш.

— Понятненько, — сказал я, — это некая злая бестелесная сущность или что-то в этом духе. Вы подразумеваете, сжечь её будет проблематично?

— Спросите себя, как эти сущности будут сражаться друг с другом? Вопрос далеко не в академических измышлениях — мы верим, что окажемся в подобном сражении сразу же после смерти. Воля против воли. Представьте бренное тело в виде яйца. То, что возникнет, когда яйцо расколется, может стать парящей птицей или же яйцом всмятку.

— А я-то думал, что эта тварина просто хочет полакомиться нами.

— В каком-то смысле так и есть. Подобное создание будет расти и крепнуть, подчиняя чужую волю своей собственной. В нашей мифологии демоны всегда желают искусить и совратить — упиться человеческой волей, покуда не останется только послушная кукла. Сами решайте, что в этом случае — символизм, а что — реальность.

Джон покивал со знанием дела.

— В десяточку. Прямо как те одержимые куклы в твоей комнате с хламом, Дейв.

— Но это ещё не всё, — сказал Маркони. — Стараясь намекнуть вам о сложности задачи, перед которой вы оказались, я избегал произношения истинного имени этой сущности. Но она страстно желает, чтобы оно было произнесено. Я бы предложил вам поступить так же, если вы собираетесь рассказывать эту историю другим.

Я окончательно запутался.

— Но как мы сможем убить то, что мы даже не…

Меня резко прервали звуки разбивающегося стекла.