Утром, пока собирался на пробежку и зарядку, всё время пытался вспомнить, что же такого я вчера сказал, что оно зацепилось, как заноза, и теперь меня беспокоит.
И лишь когда пробегал мимо остановки, на краю которой приютился газетный киоск, вспомнил.
Я же, приняв значок кадетов за орден, спросил у парней, нет ли в газетах каких-то упоминаний про потери и находки. Ответ не услышал, меня на другое переключили, но… А чем газеты не источник для информации? Резко свернул к киоску, где пожилая женщина уже начала раскладывать свой товар, готовясь встречать утреннюю волну покупателей.
— Простите, а есть какая-то местная газета, куда подают объявления про потери и находки? — не стал я юлить с вопросом.
— «Коммунар» есть, двадцать рублей. Свежая будет послезавтра, — не отрываясь от работы, нехотя откликнулась продавщица.
— Дайте пожалуйста «Коммунар», — выложил я на блюдце две монетки по десять рублей, с некоторым трудом выговорив непривычное и непонятное мне слово.
Засунув в пространственный карман купленную газету, которая оказалась довольно пухлым и многостраничным изданием, я побежал дальше. В планах у меня сегодня дальнейшая разведка трассы вдоль железной дороги, и может быть, поиск более концентрированного магического фона, чем уже опробованный мной.
ВЛ-220 КВ. Эта загадочная аббревиатура табличками сопровождала сеть стальных опор, уходящих за горизонт.
Поразился этому миру в очередной раз. В моём сталь стоила дорого, а тут… Мало мне шока от существования железной дороги, так вот ещё добавка.
Как бы то ни было, а сдуру едва не сунувшись под самые провода, потрескивающие от переполняющей их энергии, я тут же выскочил обратно. По ощущениям — меня словно ядрёным кипятком чуть было не ошпарило — чудом увернулся. Судя по всему, не моё. Рано мне туда соваться.
Пу-пу-пу, нужно будет разобраться, что это за загадочные аббревиатуры из цифр и букв, а то так и выгореть недолго.
Ладно, не буду жадничать. Час — полтора пробежки или просто пребывания под теми проводами, что идут над железной дорогой и рядом с ней — и мой резерв Силы полон, даже если я буду при этом тратить энергию, а я буду. Те же каналы начну прокачивать по ускоренной методике.
Если её описывать, то вроде, как нет ничего сложного. Всего-то пробку в канале создать, этакую малепусенькую перемычку, а потом подать в этот энергоканал поток Силы и подержать пару минут. И так раз десять подряд, для начала раскачки достаточно. Канал расширится и станет чуть эластичней. В следующий раз перемычка сдвинется чуть дальше, и новый участок канала попадёт под прокачку. В среднем потребуется по пять — шесть пробочек на канал. М-м-м… на каждый канал, если быть точным. Работа адово бесячая. Требует аккуратности, скрупулёзности и нечеловеческого терпения.
Ну, и ряд неприятных побочных явлений будет, куда же без них. Часа два — три после таких тренировок внутри всё чешется. Впечатление такое, будто сороконожки по венам ползают, продираясь и скребя всеми лапками. На руках и ногах оно ещё терпимо, а вот когда дойдёт до тех каналов, что вдоль позвоночника идут и к самому затылку уходят, вот тут выть захочется. Или покусать кого-нибудь. Но это потом. В крайнем случае палку погрызу. Начну-то всё равно с основных каналов на руках.
Вернувшись в приют, я заперся в туалете — единственном месте, где можно было уединиться на несколько минут — и достал газету. «Коммунар» оказался сокровищницей информации, но не той, которую я ожидал. Частные объявления нашлись лишь на последних страницах.
Вместо внятных объявлений о потерянных кольцах и портмоне я наткнулся на разрозненные заметки вроде «Пропала корова Зорька» или «Найдён щенок, похожий на помесь таксы с дворнягой». Ювелирных изделий и часов в столбце «Потери и находки» не значилось. Видимо, такие вещи либо не сдавали, либо их искали другими способами. А может, нужно смотреть другие выпуски этой газеты, более ранние.
В разделе «Криминал» обнаружилось кое-что интересное. Небольшая заметка сообщала о «ряде краж с дачных участков в районе садоводства „Восход“. Пропали инструменты, бензогенератор и несколько банок консервов». Упоминался и «инцидент на трассе», где «неизвестные расстреляли из охотничьего оружия легковой автомобиль». Мир вокруг начинал обретать новые контуры, и не все они были приятными.
На следующее утро, едва дождавшись, когда парни уйдут в школу, я отправился к кабинету физики. Василий оказался прав: учительница, Марья Ивановна, оказалась сухощавой женщиной в строгом платье и с добрыми, но уставшими глазами, но доброй. Она с интересом выслушала мою (слегка приукрашенную) историю о том, что я увлекаюсь радиоэлектроникой и хотел бы посмотреть на старую аппаратуру, и в частности, на осциллограф
— Осциллограф? — она задумчиво постучала пальцем по столу. — Да, в кладовке пылится «С1–70». Лет десять как сломался. Ремонтировать его никто не стал, денег на новый нет, да и не нужен он уже. Отжил своё. Так что, его списали. Если хочешь поковыряться — пожалуйста. Только смотри, не разбери совсем на запчасти. Мало ли, пригодится для наглядности.
Угу, за десять лет ни разу не пригодился, а тут вдруг потребуется…
Кладовка оказалась раем для паяльщика. Помимо заветного осциллографа, там валялись ящики с радиодеталями, старые учебные платы, паяльник и даже банка с канифолью и мотком оловянной проволоки. Сердце у меня ёкнуло. Здесь я мог не только «починить» прибор, но и собрать кое-что для себя. Например, простейший резонатор, который помогал бы фокусировать магическую энергию. В этом мире, лишённом привычных мне инструментов, даже такая примитивная электроника могла стать ключом к ускоренному прогрессу.
Я провёл в кладовке всё утро, сортируя и складируя детали и разбирая справочники. Лишь потом осмотрел осциллограф. Он и правда был мёртв. Но для меня это не было проблемой. Я положил на него руки и задействовал заклинание «Понятие сущности». В то, что оно сработает, верилось слабо, но сработало. Пусть и несколько непривычно. В какой-то момент я сравнил себя с врачом, проводящим диагностику пациента магическим методом. Целители, которым судьба предоставила талант диагностирования, зачастую видят цветное изображение, где жёлтым цветом обозначены органы, находящиеся в угнетённом состоянии, а красным — те, что вот-вот откажут, а то и вовсе, отказали.
Вот и внутри корпуса мне удалось различить два красных и два жёлтых пятна. Сняв внешний металлический кожух корпуса, я ещё раз провёл диагностику.
Угу, вот те два вспухших алюминиевых стакана выглядят, как красные, а на двух зелёных деталях почти дочерна выгорела краска. Их тоже надо бы заменить. Не зря мне их работоспособность показана, как ущербная.
Пока я возился с паяльником, дверь в кладовку скрипнула. На пороге стояла Тамара.
— Тебя тут ищут, — тихо сказала она, озираясь по сторонам.
— Кто? — насторожился я, откладывая паяльник.
— Какая-то тётя из опеки. Спрашивает про тебя. Сказала, нужно поговорить о твоём… устройстве.
Внутри у меня всё похолодело. Опека. Значит, вопрос о моём будущем начал решаться. И неизвестно, в какую сторону. Либо меня оставят здесь до совершеннолетия, либо попытаются пристроить в семью, либо… Впрочем, гадать было бесполезно. Нужно было идти и выяснять всё на месте.
Отложив снятые платы, я вытер руки об тряпку, оставив на ней загадочные узоры из припоя и канифоли, и направился к кабинету директора, на ходу пытаясь составить хоть какой-то план. Моё положение было шатким. Чужой в этом мире, без документов, без прошлого. Сейчас всё могло рухнуть. Но я не собирался сдаваться. В конце концов, я чернокнижник, пусть и временно ограниченный в силах и возможностях. Но уж напакостить я всегда сумею. Например, заставлю все ручки на столе постоянно выскальзывать и падать, закатываясь под шкаф. Или с пуговицами что-то придумаю. К примеру, на лифчике… Мелочь, а психологически выматывает.
В кабинете директора, помимо самой Эльвиры Захаровны, сидела улыбчивая женщина с добрыми глазами и папкой, от которой так и веяло официальщиной. Это и была «тётя из опеки». Какая-то новая. Не та, что меня в спецприёмник сдавала.
— А вот и наш новенький! — голос Эльвиры Захаровны прозвучал неестественно бодро. — Садись, Саша, не стесняйся. Это Мария Сергеевна, специалист из органов опеки. Она хочет с тобой познакомиться.
«Познакомиться»? Ну да, ну да. Сейчас начнётся «а как ты себя чувствуешь?» и «не хочешь ли ты в дружную семью?».
— Здравствуйте, — буркнул я, принимая максимально безобидный вид.
— Здравствуй, Александр, — улыбнулась Мария Сергеевна. — Я хотела бы поговорить с тобой о твоём будущем. Ты ведь понимаешь, что не можешь вечно жить в приюте?
— «Вот и началось», — пронеслось у меня в голове.
Я мысленно перебрал заклинания, которые могли бы помочь. «Внезапная диарея»? Слишком очевидно. «Заклинание всеобщей скуки»? Рискованно, обе могут просто уснуть, а вопрос не отложат.
— Понимаю, — кивнул я, глядя в стол. — Но мне тут… нравится.
— Это замечательно, — Мария Сергеевна сделала пометку в блокноте. — Но у нас есть возможность устроить тебя в приёмную семью. Есть очень хорошие люди, которые хотят взять подростка. Ты бы хотел обрести новых родителей?
Родители? Мне? Великому магу, который когда-то одним взглядом заставлял трепетать целые армии? Мысль была настолько абсурдной, что я чуть не фыркнул. Представил, как меня заставляют мыть посуду и делать уроки, пока я пытаюсь сотворить пространственный портал.
— Я… не уверен, — честно сказал я. — Мы с… э-э-э… с Эльвирой Захаровной ещё не во всём разобрались. И я тут в кружок записался. Радиотехнический. Мы там осциллограф чиним. У меня здесь уже друзья появились.
Завуч одобрительно кивала. Похоже, её очень интересует мнение органов опеки о приюте.
— Да, Мария Сергеевна, мальчик действительно проявляет интерес к технике. И, знаете, он очень… воспитанный. С самого начала установил образцовый порядок в своей группе.
Я чуть не поперхнулся. «Воспитанный» и «образцовый порядок» — это про то, как я всех и буянов из комнаты выгнал или пригрозил отправить самозваную старшачку в туалет с недержанием? Ну, если так можно назвать «установление социального равновесия магическими методами», то да, пожалуй.
Мария Сергеевна смотрела на меня с лёгким недоумением, как будто пыталась совместить образ «воспитанного технаря» с тем, что, вероятно, было написано в моём деле — «обнаружен в бессознательном состоянии, личность не установлена, память нарушена».
— Я понимаю, что тебе нужно время, Александр, — мягко сказала она. — Но подумай над моим предложением. В любом случае, мы пока никуда не торопимся. Необходимо завершить все проверки.
Проверки. Это слово прозвучало зловеще. Они будут копать. И если начнут слишком глубоко…
Впрочем, плевать. Выкручусь.
— Конечно, я подумаю, — пообещал я, изображая задумчивость. — Это очень ответственно. Мне нужно… взвесить все за и против. Составить таблицу своих знаний. Может, даже график дальнейшего обучения обдумать. Дождаться окончания поиска родственников и списаться с ними. А заодно узнать, кто ко мне вдруг интерес проявил? Я в этом городе ни с кем не знаком.
Марина Сергеевна улыбнулась, явно польщённая таким «взрослым» подходом.
— Прекрасно. Я навещу тебя через пару недель, и мы снова поговорим. А врача, который тебя лечил, ты и так прекрасно знаешь. Он тобой сильно заинтересовался. Поверь мне — это очень редкое и интересное предложение — попасть в такую замечательную семью! С нашей стороны подобное усыновление не встретит никаких препятствий.
— «Вот же… » — не хватило мне матерных слов на местном языке.
Воистину, не делай добра, и проживёшь спокойно. Наверняка это счастье с усыновлением мне за того мужика прилетело, которому я руку спас, вылечив магией. Ладно бы он сам мне усыновление предложил. Вроде, мужик-то он классный, этакий неунывайка, а врач… Не-е… на фиг на фиг. Целительство — не моя стезя.
Когда дверь кабинета закрылась за ней, я выдохнул. Отсрочка получена. Пара недель — это целая вечность. За такое время я могу и каналы прокачать, и осциллограф «починить», и, главное, найти способ стать настолько неудобным для передачи в семью, что меня предпочтут оставить в покое. Например, начать коллекционировать жуков. Или цитировать к месту и не к месту вслух философов, своих и чужих. Или, на худой конец, «случайно» поджечь пару табуретов на уроке труда.
Вернувшись в кладовку, я с новым энтузиазмом взялся за «пациента». Диагностика показала, что два конденсатора (Во, какие слова я теперь знаю! Справочники рулят!) выглядели так, будто пережили маленький апокалипсис, а пара резисторов (!!) почернела от усердия и перегрева.
— «Ну, ничего, друзья, — мысленно обратился я к платам осциллографа, — Сейчас доктор вас подлатает. Главное — дальше не хворать».
Замену конденсатором я нашёл, порывшись в ящиках с хламом, где нашёл точно такие же, а вот с резисторами пришлось мудрить. Цифры на них выгорели, но я и тут вывернулся, замерив мультиметром их сопротивление.
Через пару часов, заменив детали и аккуратно всё прикрутив обратно, я с замиранием сердца щёлкнул тумблером включения. Осциллограф издал довольное гудение, и на его экране загорелась зелёная линия развёртки.
— Во даю! — не удержался я от возгласа.
Что с ним дальше делать, я, естественно, не знал. Я и так выше собственного роста прыгнул, воспользовавшись пару раз заклинаниями Быстрой Памяти, когда штудировал спецлитературу по радиоделу. Больше всех помогла «Энциклопедия радиотехники», изданная лет этак двадцать назад. А что касается осциллографа, то мне бы не помешала пара практических уроков, чтобы разобраться, что он их себя представляет и насколько мне может оказаться полезен.
В этот момент дверь снова скрипнула. На пороге стоял Василий.
— Ты что, оживил этого железного зомби? — спросил он, с недоверием глядя на светящийся экран.
— Ещё как, — с гордостью ответил я. — Теперь он будет служить верой и правдой. Или хотя бы создавать видимость бурной деятельности, пока мы тут с тобой будем творить… э-э-э… научные открытия. Но мы пока молчим. Лишь на следующей неделе признаемся, что починили, понял?
Василий молча кивнул, но в его глазах я увидел интерес. Похоже, вскоре у меня появится не только доступ к оборудованию, но и первый потенциальный ученик. А с учётом того, что опека начала проявлять активность, это было как нельзя кстати. Ведь лучший способ избежать нежелательного внимания — это окружить себя нужными людьми и стать настолько полезным, чтобы тебя попросту не захотели отпускать. Ну, или настолько странным и непредсказуемым, чтобы боялись трогать. В идеале — и то, и другое одновременно.
Всё когда-то проходит. Прошли и мои «каникулы». Не знаю, кто больше извернулся — завуч или кладовщик, но в понедельник, перед обедом, мне под роспись выдали полный перечень всего необходимого для учёбы. Вот ведь гады…
Во вторник, сократив утреннюю тренировку и насладившись скудным завтраком, поплёлся вместе со всеми в школу. Ходьбы до неё — пять минут.
Как мне и было сказано Эльвирой Захаровной, направился сразу к кабинету школьного завуча. Часть документов ей уже отправили, а остальные у меня с собой.
Местная начальница припыхтела к своему кабинету минут через двадцать после начала уроков.
Видимо, торопилась, или излишняя полнота ей отдышаться мешает.
— Ты кто? — чуть не в грудь уперла мне палец невысокая полная женщина, с непривычно короткой стрижкой крашенных волос. Давно крашенных, отчего часть из них, по мере роста, уже приобрела тёмный цвет.
— Новенький, из детдома. Вот документы, — показал я ей тоненькую картонную папку, выданную Эльвирой.
— Совсем сдурели? У меня все классы перегружены! Преподаватели увольнением грозятся, а тут ещё вы…
Хм. Мы — это дети из приюта?
— Я могу и сам программу изучить, а потом экзамены сдать, — предложил я с надеждой.
— Экстерном? — задумалась дамочка, — Нет, не получится. Если ты хотя бы год у нас проучился, то ещё может быть. Могли бы порекомендовать. А иначе нельзя. Хотя… Ты точно сам сможешь школьную программу освоить?
— Готов первую пару экзаменов сдать через неделю, — заверил я её.
— На вечернюю школу согласен? — всё-таки ткнула она меня своим пальцем.
— Э-э-э, я не знаю, что это такое, — вынужденно пришлось мне признаться.
— Три-четыре урока, но вечером. Программа сокращённая, а диплом об образовании тот же самый, — коротко обозначила она плюсы и минусы своего предложения.
Хотя, какие минусы… Одни плюсы!
— Согласен! — почти счастливо выдохнул я в ответ.
— Тогда расскажи мне, какие же экзамены ты готов был сдать через неделю? — прищурилась она.
— Думаю, в первую очередь математику, а потом на ваш выбор — историю или географию, — спокойно ответил я, зная, что перелистать и запомнить по два — три учебника я и за день смогу. Да и память реципиента при мне, а учился парень неплохо.
— Математику, говоришь, — этак ехидно протянула тётка, — А ну, зайди, — загремела она ключами, открывая дверь в свой кабинет, — Математику я преподаю. Доставай ручку с тетрадью, сейчас проверим, что ты знаешь. Вот это обычные экзаменационные билеты по алгебре для восьмого класса. Сможешь хотя бы половину правильных ответов дать, договоримся.
Тетрадь с ручкой мне понадобились лишь для того, чтобы через пять минут вручить завучу колонку из десяти цифр с правильными номерами ответов.
Пф-ф-ф… Святая Лишну (богиня образования в моём мире), неужели всё так просто! Дроби, степени и простенькие иксы с игреками. Мой мозг чернокнижника негодует от того примитива, которым я его заставил заниматься.
На проверку завуч потратила больше времени, чем я на решения.
— Ты этот билет знал? — сама она придумала самый простой вариант.
— Лицей при Кораблестроительном институте во Владивостоке. Нас ещё год назад такие примеры научили щёлкать на раз, — обратился я к памяти реципиента, — Если не верите, давайте ещё один билет, или сразу два.
— Верю, — отчего-то поникла женщина плечами, словно я с них только что генеральские погоны снял, — На уроки математики можешь не ходить. Нечего мне дисциплину в классе разлагать.
Сентенцию я не понял, но судя по всему, она знала, о чём говорила.
— А что же всё-таки по поводу досрочных экзаменов?
— Иди пока в вечернюю школу. Через месяц тебя преподаватели проверят, и если ответишь им так же хорошо, как мне сейчас, то запишу тебя после Нового года на аттестационную комиссию при Гороно. Там как раз пара десятков таких торопыг, как ты, к тому времени наберётся. Всё понял? Иди уже, — махнула она рукой, выпроваживая меня из своего кабинета.
Ой, похоже, огорчил я дамочку…
Привыкла красоваться перед учениками, а тут вдруг я…