Чернокнижник из детдома

Глава 16 Талант, однако…

— Отчего армейцы так уцепились за старые рации? Неужели трудно для современных какую-то защиту придумать? — однажды вечером озадачил я своих стариков — радиоинженеров вроде бы наивным вопросом.

Они переглянулись, довольно хмыкнули и быстренько прочитали мне получасовую лекцию, порой перебивая или дополняя друг друга.

Если коротко, то вот что я вынес из их рассказа:

По данным, приведённым в справочниках, диапазон напряжений пробоя для кремниевых высокочастотных транзисторов, используемых в армейском оборудовании связи, как правило лежит в диапазоне тридцать — шестьдесят пять вольт. У радиоламп он ещё выше. Зато микросхемы порой ограничены всего лишь семи вольтами, а процессоры, так и вовсе теоретическими пятью. А по факту — зачастую тремя вольтами.

Кроме того, в старых армейских рациях каждый блок экранирован оцинкованным металлическим кожухом и всё это упаковано в литой алюминиевый корпус — а это ещё два уровня защиты, и весьма действенных.

Про высоковольтные выбросы разных частот и принципы их действия я не особо понял, но с теорией стоячих волн вроде бы разобрался.

Пару раз Петрович упомянул, что влияние Пробоев на радиоаппаратуру чем-то сродни воздействию электромагнитного оружия. И даже попытался объяснить мне, что это такое. Всё не понял, но определённое сходство отметил.

Для чего мне нужен был весь этот ликбез? Так тут всё просто.

Мне, как чернокнижнику, кое-что показалось знакомым.

Например, современные рации на микросхемах отчего-то вдруг живо напомнили дешёвенькие охранные артефакты, которые более-менее опытные воры легко уничтожали даже небольшим разрядом Молнии.

Нет, Молния не сжигала артефакт. Она разрушала внутренние связи рунных цепей, превращая его в бесполезный хлам. Защита от взлома? Конечно она существовала, и далеко не сложная. Самый простой вариант — пара дополнительных рунных цепочек. Артефакт при этом становился чуть дороже и слегка прожорливей в плане потребления энергии, зато на небольшие Молнии ему было плевать. А кто сильно радел за сохранность охранных артефактов от ударов электричеством, тем предлагалась защита артефактов в четыре и восемь цепочек.

Но это не предел. Не хочу хвастаться, но в прошлом мире у меня даже на стенах было тридцать две рунных цепочки, которые защищали мою систему охраны от Молний. На саму Башню и вовсе планировал все шестьдесят четыре поставить, но руки так и не дошли. Сначала года на два все работы растянул, а потом охладел и бросил на половине дороги, найдя для себя более интересные темы. А зря.

Думаю, теперь мой интерес легко понятен.

Защитить электронную технику рунами!

Пусть не рации. С ними всё сложно, так как там та же антенна — это открытая дверь для проникновения разрушающих импульсов. Зато тепловизор или ночной прицел, которого так не хватает воякам в болотном мареве и темноте пещер… А может, ещё что из нужного им стоит защитить — так запросто! Как говорится — любой каприз за ваши деньги.

Что мне мешает? Всего лишь отсутствие нормального накопителя. Этакого магического аккумулятора.

Нет, я буквально на коленке могу забацать (о, уже по детдомовски говорю, на одном с ними языке) разовую «батарейку». И «батарейкой» она будет называться лишь оттого, что её некому будет зарядить. Так-то — это многоразовый аккумулятор, и перезаряжать его можно до тех пор, пока кристалл в его основе не растрескается.

И, казалось бы, с чего бы я так возбудился, выслушав лекцию от стариков.

Хотел уже было по привычке сказать: — «Так тут всё просто», а вот не фига не просто!

Во-первых, я почти доподлинно узнал, что в создании Пробоев участвуют высокочастотные радиоволны. Мелочь? Для кого как. Я, чернокнижник, не один год эти Пробои изучал, чтобы найти возможность обратной дороги, а оказывается, моему миру просто не хватало технологического опыта и научных знаний, чтобы правильно выявить все параметры этого явления.

Есть и во-вторых, над чем стоит всерьёз задуматься.

Энергия. Если перевести местное электричество в тот магический фон, которым был так богат мой прошлый мир, то полагаю, что наша энерговооружённость окажется примерно в паритете.

Вот только магический фон у нас был рассеян по всей планете, а здесь…

И если разобраться, то у местной электроэнергии всего лишь одна беда — люди её не умеют хранить. Их аккумуляторы громоздки, тяжелы и до смешного маломощны.

Тот здоровенный кирпич, что я купил на базаре, содержит энергии в разы меньше, чем простенький магический накопитель из недорогого кварца, который можно засунуть в кольцо.

И это не просто перспектива, а Перспективища! Если научиться превращать электричество в магическую энергию и обратно, то в этом мире произойдёт электромагическая революция!

Даже на относительно недорогом магическом накопителе, размером с привычный автомобильный аккумулятор, который здесь используют для запуска двигателя и поддержки электрооборудования, такой же по размерам автомобиль сможет неделю ездить, ничем больше не заправляясь. А телефон, для которого я каждый день судорожно ищу зарядку, глядя на мигающий индикатор, так и вовсе полгода можно будет не заряжать, а то и больше.

Но торопиться с этим не стоит. Мне пока такое могучее дело не поднять, а дарить такие идеи кому-то — увольте.

Жизнь внутри детдома понемногу успокаивалась. Кормить и одевать стали лучше. В здании заметно потеплело. Пара новых поварих и уборщиц начали реально работать, а у малышей даже окна сменили на современные, со стеклопакетами. Заходил к Кате, а у них — жара. И это при открытой уголком фрамуге.

А у нас в спальне, если что, всё ещё прохладно, хотя мы все щели в рамах ватой заткнули и заклеили их полосками бумаги на клейстере. Парни говорили, что рецепт проверенный, вот только нам он не сильно помог. Хотя, нет. Помог. С окон хотя бы дуть перестало, но от самих рам прямо веет холодком.

Катюха, когда я к ней пришёл и вручил ей на этот раз какой-то «Сникерс» и футболку из чего-то пушистого и мягкого, поглядев на меня серьёзно, ухватила мою руку и повела вон из их комнаты.

— Ты же наших девчонок тоже примешь под себя? — спросила она меня, как только за нами закрылась дверь.

— М-м-м… Ты о чём? — мягко попытался я съехать с темы.

Вот как бы это не то, о чём мне стоит поговорить с этой крохой.

— Ты наверное слышал, как раньше тут младшаков в кабинете директора «наказывали»?

— Вовсе нет, — открестился я от тех нехороших слухов, что ходили по детдому.

Постыдных, прямо скажу. Так-то, это теперь дело прошлое. Даже тот директор уже уволился.

— Так ты берёшь под себя нашу группу? — Катюха была настойчива, и прямолинейна, как оглобля. — А мне это зачем? — попробовал я её озадачить.

И вроде, вполне удачно.

— Потому что… мы можем быть полезными, — сказала она, подбирая слова с неестественной для её возраста осторожностью. — Мы маленькие, нас не замечают. Мы можем слушать и рассказывать. Мы можем быть твоими глазами и ушами. А ещё… — она потупила взгляд, — Без защиты мы как щенки на улице. Нас либо затопчут, либо растащат по подвалам. А я не хочу в подвал.

Нет, так-то всё здорово, но есть ведь и обратная сторона зависимостей. Они от меня станут зависеть, а я…

— Кать, вам это зачем?

Катя на секунду задумалась, ее брови сдвинулись. Она явно не ожидала такого вопроса.

— Потому что… потому что мы маленькие, — наконец выдавила она, глядя на меня своими огромными, серьезными глазами. — Нас все обижают. Старшие девочки еду отбирают, мальчишки дразнятся, а некоторые, те вообще… фу… В туалете пытаются приставать. А ты… ты сильный. Ты всех защищаешь. Ирина сказала, что теперь тех, кто под тобой, никто не тронет. Иначе кровью умоются.

Ого, какие оказывается слухи-то ходят внутри отдельно взятого детдома…

В ее словах не было детского лепета. Был холодный, расчетливый взгляд на жизнь, который появляется у детей, выросших в таких местах. Она не просила любви или заботы. Она искала для себя крышу. Самую надежную в её маленьком детском мире.

— И что вы готовы за это сделать? — спросил я, опускаясь на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне. Мне было важно увидеть ее реакцию. Посмотреть глаза в глаза.

— Всё, — без колебаний ответила она. — Мы будем делать всё, что ты скажешь. Мы можем прибираться, мыть полы в твоей мастерской, носить еду… Мы научимся. Мы маленькие, но мы быстро учимся. Всё что скажешь!

В ее голосе звучала не детская покорность, а деловая договоренность. Она предлагала свои услуги в обмен на защиту. Это был чистый, не замутненный сентиментальностями обмен.

Я посмотрел на нее, на эту хрупкую девочку с волосами цвета пшеницы и стальным взглядом, и почувствовал странную смесь жалости и уважения. В моем мире я видел таких — юных пажей, предлагавших свою верность могущественному лорду в обмен на покровительство. Принцип был такой же.

— Хорошо, — сказал я тихо. — Договорились. С сегодняшнего дня ваша группа под моей защитой. Но есть правила.

Ее глаза загорелись надеждой и торжеством.

— Какие?

— Первое: вы слушаетесь меня и моих помощников — Сергея, Гришку. Второе: вы не лезете в драки первыми, но если вас задевают — бьетесь до конца, зная, что за вами стою я. Третье: вы учитесь. В школе и здесь. Не для галочки, а по-настоящему. Поняла?

— Поняла! — она энергично кивнула, и на ее лице впервые появилась настоящая, детская улыбка. — Спасибо, Саш!

— Теперь иди, — я легонько подтолкнул ее к двери. — И передай своим, что с завтрашнего дня начинаем новую жизнь.

Она кивнула еще раз и пулей вылетела из коридора, чтобы сообщить радостную новость своим подружкам.

Я остался один, прислонившись к прохладной стене. Что я только что сделал? Взял под свое крыло группу малышей. Теперь моя ответственность росла в геометрической прогрессии. Но смотреть в эти глаза, полные надежды, и отказывать… я не смог.

Это решение, как ни странно, принесло мне странное успокоение. Пока я в другом мире решал глобальные проблемы с Пробоями и магией, здесь, в стенах этого детдома, уже кипела своя, маленькая жизнь. И лишь сейчас я становился ее неотъемлемой частью. Не захватчиком, не временщиком, а… правителем.

Мысль о том, чтобы превратить это место в свою настоящую цитадель, из призрачной стала обретать вполне конкретные очертания. Мне нужны были верные люди. И они появлялись. Сначала парни, потом девочки-швеи, теперь малыши. Я обрастал «подданными». Они приходили ко мне сами. Это важно.

И это накладывало обязательства. Чтобы защищать их, мне нужны были не только магия и сила, но и ресурсы. Власть. Связи.

Я посмотрел на телефон. Всеволод Степанович до сих пор не перезвонил насчет швейных машинок. Возможно, ему было не до того. Или он проверяет меня на прочность.

Что ж. Если он тянет, я начну действовать сам. У меня есть идеи, которые могут перевернуть этот мир. Или, по крайней мере, сделать мое положение в нем неуязвимым. А пока…

— Света, мой контакт всё ещё не сработал. Вам точно новая машинка нужна? — спросил я у той россомахи, которая не так давно девчонок в бани продавала, а нынче командует ими, но уже в мирных целях.

— Если ещё одну машинку «починишь», то легко справимся, — хмыкнула Светка, но на всякий случай выгнулась и провела рукой так, чтобы обозначить грудь под рабочим халатом.

Завлекает?

Угу, прямо ща кинусь. Возможно, буду у неё всего лишь сто первым. Но это вряд ли. Сто первый у неё год назад был, скорей всего.

Защита электроники рунами… Накопители магической энергии… Это был не просто заработок. Это был ключ к настоящей силе в этом мире, построенном на технологиях, но столь уязвимом для аномалий.

И первым шагом будет создание прототипа. Простого рунического фильтра для того же армейского диодного фонаря. Чисто, чтобы доказать, что этот принцип защиты работает.

А потом… потом я посмотрю в глаза Всеволоду Степановичу и предложу ему сделку, от которой он не сможет отказаться. Не ремонт старых раций, а нечто несоизмеримо большее.

И ради этого стоило жить. И бороться. Ради Катьки, ради Иринки, ради всех этих обездоленных детей, которые видят во мне свою единственную надежду. Давно у меня не было таких понятных и светлых смыслов в жизни.

Я выпрямился и пошел в мастерскую. Время пустых разговоров закончилось. Начиналась работа.

Инженю.

Когда-то давно, Светлова обозвала себя именно так.

Пришло к ней осознание того, что муж, который старше её почти на двадцать лет, вовсе не просто так вывозил её на весьма сомнительные вечеринки, окончания которых она зачастую не помнила, поскольку была слаба на выпивку.

А те, что вспоминала, старалась поскорей забыть.

Потом стало проще. Она подсела на наркотики. А муж… Муж просто указывал, кому она в очередной раз должна уделить внимание.

Лет через пять это закончилось. У него. Но не у неё.

Муж своего положения достиг, а она…

Она за эти годы почти привыкла к необузданному грубому сексу. К состоянию, что её практически насилуют и унижают, как хотят. И когда этого не стало…

Муж по-прежнему пропадал на работе, откуда, завёдя себе пару смазливых секретарш, иногда и вовсе неделями не приезжал домой, а она…

— Ой, я кажется, кошелёк потеряла. А с вами можно как-то иначе расплатиться? — попробовала она как-то раз в такси, и выяснив, что можно, хоть и с извращениями, с тех пор взяла этот метод себе на вооружение.

Главное — таксиста посимпатичней или брутальней подобрать.

С тех пор «кошелёк теряла» она примерно раз в неделю.

Уссурийск городок небольшой. И таксует здесь не так много кто. Слухи о даме, расплачивающейся собой, среди таксёров попёрли, и однажды она оказалась на полянке, сразу с тремя своими, уже почти знакомыми водителями. Каждый из которых произвёл когда-то с ней расчёт, воспользовавшись её «беспомощностью». Отодрали её тогда на славу. Кто во что горазд. И все мужики жёстко обломались, когда она им задала вопрос: — А нельзя ли это послезавтра повторить такое ещё раз? Мне понравилось.

Но сейчас…

Сейчас в её жизнь вмешался муж. Примчался весь встрёпанный, прямо с работы. Он нервничал. И посоветовал быстрей собираться и «сваливать отсюда, как можно скорей и лучше всего к бабушке, в Хабаровск».

Собраться они не успели. За ними приехали. И ладно бы обычные полицейские, с которыми муж точно бы договорился, но нет же. Их ещё и шестеро угрюмых спецназовцев с автоматами сопровождало.

— Если тебя про того детдомовца будут спрашивать, говори, что ничего не знаешь, — улучив минутку, шепнул ей муж на ухо.

Да ладно! Такое у неё просто в голове не укладывалось! Её муж, далеко не последний человек в городе, и его арестовывают из-за какого-то детдомовца? Этот мир точно сошёл с ума…

Про арест Светлова я узнал не сразу. Оттого, ходил сторожась, и нещадно гонял духа, чтобы он выявлял опасности на пути и следил за приютом по ночам.

Время я зря не терял. Записался в мотоклуб и уже успел посетить пару платных занятий, где пожилой дядька вполне доходчиво объяснил нашей группе устройство мотоцикла и самые типовые методы ремонта простейших поломок.

Думаете, я не попытался попробовать свой метод диагностики на этой технике? Конечно же, попробовал. И сработало! Я готов был прыгать от восторга, но удержался. Вряд ли меня бы поняли.

Более того, когда нас допустили к тому, чтобы преподать азы первичного осмотра мотоцикла, я в первом обнаружил жёлтую деталь. Сзади. С умным видом я снял мотоцикл с подножки и попробовал его покачать, и сзади и спереди, и лишь потом, покачав головой, перешёл к соседнему, сделав то же самое. Кстати, у этого жёлтым мне выделило цепь.

— Скажите, а мотоциклы должны быть одинаковы, или они как-то по-разному настроены? — спросил я у преподавателя.

— Маститые спортсмены обязательно под себя свою технику настраивают, а у нас все одинаковы. На любой садись, и разницы не заметишь.

— А я заметил, — пробурчал я вроде негромко, но так, чтобы он меня услышал.

— Да, и что же? — ехидно прищурился он в ответ.

— У первого задние амортизаторы ватные, а вот у этого — упругие. И цепь у них по-разному натянута. Вот только я не знаю, у какого правильно, — состроил я простецкое выражение лица.

Разумеется, мужик мне не поверил. Полез сам всё проверять, а потом вызвал механика и хорошенько его пропесочил. Обе найденные мной неисправности, которые не вдруг, но скоро доставили бы неприятностей, подтвердились. Подтекающая стойка и прослабленная цепь.

— Ты же из детдома? — вспомнил вдруг дядька, так как я у него записывался.

— Угу, — не слишком порадовался я тому, как он меня перед другими парнями тем самым выставил.

— Ваши на механиков иногда идут учиться. Если соберёшься, то только скажи, есть у меня там, кому словечко за тебя замолвить можно будет. Талант у тебя, парень. Ей-богу, талант!