Чернокнижник из детдома

Глава 13 Армейские рации

Зима неумолимо вступала в свои права.

Снега выпало совсем немного, но ночные заморозки порой уходили в приличный минус. На следующей неделе так вообще под минус тридцати синоптики обещают.

Со слов парней я знал, что самые свирепые морозы придут к нам в январе и феврале. Там и сорокоградусные морозы — вполне обычное дело.

Вот так быстро закончился сезон нашего ландшафтного бизнеса, даже толком не начавшись. Всего-то три заказа успели отработать, заработав в общей сложности двенадцать с половиной тысяч рублей. Маловато, но с учётом имеющегося запаса я парней сумел приодеть. Пусть пуховики и шапки у них не из дорогих бутиков, а с китайского рынка, но вещи вполне добротные. По виду и качеству куда лучше их обычной одежды, выдаваемой в детдоме. По крайней мере теперь они ничем не отличаются от доброй половины обычных школьников, из семей, и никто пренебрежительно не тычет пальцем в их сторону.

Признаться, мы всерьёз задумались о заработках.

Тем неожиданней для всех стала тема армейских раций, ради которой один почти что знакомый мужик вызвал меня в кабинет директора.

— Соколов, я что к тебе приехал…

— Александр, — поправил я мужика, и наткнувшись на непонимающий взгляд, пояснил, — Соколов — это чересчур официально. Если хотите попросить о чём-то, то лучше по имени ко мне обращайтесь. Не буду чувствовать себя солдатом — новобранцем. Это там, знаете, по фамилии принято — боец Соколов, упал и сто раз отжался.

— Хм, уел. И действительно — попросить. Вы там, в своём радиоклассе в транзисторах и лампах хоть немного разбираетесь?

— Они разные бывают, как и устройства на них. Лучше прямо скажите, о чём речь?

— Армейские рации. Старые. С консервации.

— И что с ними не так?

— Так не работают, — сокрушённо развёл мужик руками.

— Как мне к вам лучше обращаться?

— Всеволод Степанович, — наконец-то представился мужчина.

— Всеволод Степанович, десяток раций сможете привезти? Желательно, не самых убитых.

— А что, одной не хватит?

— Из двух или трёх раций одну почти наверняка можно будет попробовать собрать. Чисто отремонтировать — нет, не выйдет. У нас и деталей нужных нет, и наверняка то, что мы из старых приёмников или телевизоров выпаяем, для армейских изделий не пойдёт. Ни по размерам, ни по параметрам. А можно вопрос?

— Ну, задавай.

— А что, у вас своих мастеров нет?

— Знаешь Соко… Александр, как-то перевелись те мастера, что умели с транзисторами и лампами работать. В крупных городах ещё остались, а у нас нет. Была пара пенсионеров, с дипломами, но кто-то хитрей и быстрей нас оказался. Сманили их. Ещё год назад. То ли в Хабаровск, то ли во Владивосток. Короче, когда я начальнику связи рассказал, что парни из детдома сами осциллограф отремонтировали, он мне не поверил. Говорит, у них не та техника теперь. Она или сама ошибку выдаёт, или тестер специальный её показывает, а дальше они сразу всё целым блоком меняют. Посмеялся даже, вспомнив, как его радисты обычный паяльник, что помощней, минут пятнадцать искали. Привыкли к своим, миниатюрным, а тут им провод потолще попался.

— Много обещать не буду. Но что-то можно будет попробовать восстановить. Первый раз — бесплатно. Мне самому интересно.

— Бесплатно для каждой партии? — осторожно поинтересовался собеседник.

— В смысле?

— Так на хранении несколько разных типов радиостанций находятся.

— Не-не, речь про какую-то одну серию шла. Вы уж там выберите, что вам нужней всего, а мы попробуем сколько-то экземпляров восстановить из того десятка, что вы привезёте, — открестился я от массового ремонта армейского старья.

Скажете, самонадеянно? Маг — чернокнижник, и ремонт радиоаппаратуры…

Ну, на самом деле не всё так плохо. Это Всеволод не смог ремонтников найти, оттого, что не знал, где их искать, а вот на «блошином рынке», где старики старьём торгуют, порой такие дискуссии разворачиваются, что куда бежать. Там оппоненты, чуть ли не за грудки друг друга хватают, споря о достоинствах и недостатках тех или иных транзисторов и радиоламп, а то и на вовсе загадочные темы гетеродинов и частотной модуляции. Сам пару раз был свидетелем. Вот этих-то «горячих парней» я и привлеку на первое время, в качестве консультантов. Сдаётся мне, им даже платить почти не придётся, дай только покопаться в той армейской технике, что в их времена считалась секретной. Этак, лет сорок — пятьдесят назад.

Сдаётся мне — этот Всеволод, офицер из спецорганов. В немалом, но и не слишком в высоком звании. Что-то вроде капитана или майора, в последнем я сомневаюсь. Скорей, всё-таки капитан. Нет у него ещё той вальяжности и попыток покровительственного взгляда.

За каким чёртом его нас проверку в детдом принесло — остаётся гадать. Но сейчас он нам пригодится. К примеру, хотя бы для того, чтобы у учительницы физики целый класс отжать. Физику она уже давно в школе по соседству преподаёт, а пустая классная комната простаивает. Непорядок. В нашей каморке мы все не уместимся. Опять же столы там хорошие, и на каждом универсальный источник питания стоит, и вольтметр с амперметром. Простенькие правда, ученические.

Заручившись поддержкой гостя и директрисы, я оставил их утрясать организационные и правовые вопросы.

По закону, директор детдома может выступать, как мой полномочный представитель, заменяя мне родителей. Так что, подмигнув Эльвире, я их покинул. Она меня поняла, пусть и не сразу, но когда поняла… Иметь в шефах ВЕДОМСТВО… Да ей любое Гороно после этого ни по чём! И с городской администрации она всё до копеечки теперь стрясёт деньгами, а не теми безальтернативными вариантами, которые остаются после "распила"денежек, тем же федеральным и городским бюджетом на сирот отпущенных.

Уже на следующий день в наше распоряжение был предоставлен не просто кабинет, а целая учебная лаборатория, пылившаяся без дела. Пару дней мы потратили на генеральную уборку и расстановку столов.

Всеволод Степанович оказался человеком слова: к концу недели к подъезду подогнали «буханку», из которой двое крепких парней в штатском внесли пару тяжелых, обитых зеленым железом ящиков с потрескавшимися от времени сургучными печатями и свинцовыми пломбами на замках.

— Вот, — Всеволод хлопнул ладонью по крышке первого ящика. — Радиостанция «Р-147». Легенда. В свое время лучшая портативная УКВ-станция. Десяток штук, как просил. А во втором… Ну, с ними вы вряд ли разберётесь, так, на всякий случай привезли, — хмыкнул он, и вояки убыли восвояси, оставив все заботы на меня.

Я отщелкнул ржавые замки и поднял крышку. Внутри, утопленные в гнезда из желтого поролона, лежали сами рации, блоки питания и наушники. От них пахло машинным маслом, старым припоем и пылью. Это был не просто хлам. Это была история. И для меня — новая магия.

Мои «горячие парни» с блошиного рынка, два пенсионера по имени Анатолий Семенович и Анатолий Петрович, по моему вызову пришли, как на праздник. Увидев первую партию раций, они ахнули, словно перед ними была священная реликвия.

— Смотри-ка, Семёныч, цельнолитой алюминиевый корпус! — восторженно провел рукой Анатолий. — Ни одной пластмассы, кроме ручек! Электромагнитный импульс такому, как слону дробина!

— Антенна-телескоп! — вторил ему Петрович, с любовью вкручивая штырь антенны. — А не эти ваши гибкие проволочки! Чувствуешь, какая здесь механика заложена? А там, сбоку глянь. Сдаётся мне, тут даже ЗИП имеется.

Их энтузиазм был заразителен. Для меня эти рации были пока лишь набором непонятных деталей. Но для них — это была симфония, где каждый транзистор и лампа, каждый конденсатор играл свою партию. Они не просто видели железки — они видели схему, логику, душу устройства и понимали предназначение каждого блока.

Тут-то и началась наша настоящая учеба.

Я стал переводчиком между двумя мирами. Миром магии, где я был архимагом, и миром физики, где я был неумелым учеником. Семеныч, тыча пальцем в схему, старательно растолковывал:

— Смотри, Саш, входной каскад. Здесь высокочастотный сигнал усиливается. Понимаешь? Это как… как шепот, который ты делаешь громким криком!

И в моей голове щелкало. «Усилитель… Резонанс… Преобразование частоты…» Это ведь были те же принципы, что и в магических фокусах! Ты берешь слабый поток эфирной энергии, пропускаешь его через кристаллический резонатор — и на выходе получаешь сконцентрированный смертельный луч. Та же логика! Только вместо маны — электричество, вместо заклинательных формул — пайка, детали и настройка.

Я схватывал на лету. Мозг реципиента, подпитываемый памятью и дисциплиной мага, впитывал в себя знания с жадностью голодного зверя. Через три дня я уже мог самостоятельно, под их присмотром, прозванивать платы, находить обрывы и выпаивать убитые конденсаторы.

Да, пришлось подстраиваться. Не объяснишь же старикам, что я «вижу», какие блоки и детали нуждаются в замене и на диагностику неисправностей рации мне требуется не больше пары минут.

Парни тоже помогали. В основном, с разборкой.

Спустя неделю наш «радиокружок» стал легендой. К нам заглядывали учителя, пораженные тем, что детдомовцы, считавшиеся трудными, с таким азартом ковыряются в древней технике. Директриса Эльвира, получившая от Всеволода Степановича негласную «крышу», светилась от счастья и выбивала для детдома всё, и даже больше. Наш детдом понемногу приобретал статус «образцово-показательного».

И через две недели случилось чудо. Мы собрали из десяти неработающих раций четыре исправные. Аккумуляторы пришлось поменять на современные, что пошло лишь на пользу. Когда Семеныч, дрожащими руками, включил питание у первой пары, и из динамика раздалось ровное шипение эфира, а на шкале загорелась тусклая лампа-индикатор, воцарилась тишина. А потом Анатолий, бывший кадровый военный связист, взял микрофон и хрипло произнес:

— Петрович, вызов. Прием.

Из второй рации, которую его напарник держал в руках, донесся тот же голос, искаженный, но четкий. Мы сделали это!

Всеволод Степанович, когда его пригласили на демонстрацию восстановленной техники, медленно выдохнул:

— Черт возьми… Вы действительно можете. Но это простенькие, портативные, а что с теми, из второго ящика?

Он посмотрел на меня не как на подростка, а как на ценного специалиста.

— Работаем. Пару штук из четырёх списанных может и соберём, — не стал я ничего обещать раньше времени.

Так-то, там совсем другое изделие. Если что — весит, как автомобильный аккумулятор. Радиостанция Р-109М. Мои радиогуру, два Анатолия, разве что хоровод вокруг квартета этих раций не водят.

— Александр, есть еще кое-что. Посерьёзней того, что я привёз. Гораздо серьёзней. Но если вы и с ним справитесь… для армии это будет прорыв. И для вас — выгодный контракт.

Я кивнул, глядя на ожившие рации.

Это был не просто ремонт. Это был ключ. К деньгам, к доверию сильных мира сего, к пониманию технологий этого мира. И кто знает, может быть, однажды я смогу собрать устройство, которое не просто будет работать в Пробое, а сможет черпать из него силу.

Но для этого мне предстояло закончить свою самую главную учебу — стать не просто чернокнижником, а возможно, инженером-магом этого странного, нового мира.

С вопросом девчонок я решил разобраться при помощи Ирины, Тамариной соседки. Нужно было внести ясность и понять, что происходит. Отчего не с Томой? Так она девочка домашняя, во многом ещё наивная, а вот Ирка — та, похоже, Крым и Рым прошла. Чересчур смелая и продвинутая в плане отношений, как мне показалось.

Ирку я поймал, когда она возвращалась с ужина в компании уже почти знакомых мне сестёр-блондинок. Вот только я не понял, отчего, когда я Ирину пальцем поманил, те глазки потупили и кислые моськи состроили.

— Я тута, — ни секунды не раздумывая, подскочила ко мне Томина соседка, призывно заглядывая в глаза.

— Пошли на лестницу, поговорить надо, — кивнул я в сторону пожарного выхода.

— Там неудобно. Я получше место знаю. Показать?

— Мне действительно только поговорить! — чуть было не вспылил я от её игр.

— А-а… ну, пойдём, — разочарованно пожала она плечами.

— Давай, рассказывай. Что за цирк вы устроили? — спросил я, когда мы поднялись на половину пролёта к окну.

— Какой цирк? Я за свои слова отвечаю. Хочешь, так хоть прямо сейчас и здесь, — легко вспрыгнув, уселась Ирка на подоконник.

— Так, тормози. Мне от тебя ничего не нужно. Всего лишь хочу понять, что вы там себе придумали, когда я к Тамаре приходил?

— Так я и эти две блонды под твою руку пошли. Мы теперь твои.

— И что дальше?

— А хрен теперь старшачкам, а не командовать! Теперь пусть к тебе идут и договариваются, — торжествующе выставила она средний палец, — Но ты же нас в бани не пошлёшь? — вдруг поменялась Ирка в лице.

— Чего-о-о…

— А то ты не знаешь, как девки из детдома деньги зарабатывают?

— Представь себе, не знаю.

— Говорят, раньше они на улице стояли, а потом армянин с азербайджанцем две бани недалеко от нас открыли. Теперь старшачки туда частенько по вечерам бегают, некоторые, так как на работу. Им иногда молодняк заказывают, а я не хочу. Но попробуй с ними поспорь. Ты же видел ту кобылу здоровую. Отлупцует так, что мало не покажется. Зато теперь пусть она к тебе идёт. Мы под тобой ходим. Пальцем нас не тронет, сучка оборзевшая, без твоего ведома! И Катьку ты вовремя под себя принял. Слышала, собирались её старшачки кому-то в бане продать. Выбирали, кто из клиентов за неё больше даст. Теперь обломаются.

Знаете, отчего у крокодила глаза красные? Это, чтоб ему было проще в помидорах прятаться.

Так вот сейчас я — крокодил! Насчёт зелёной кожи не уверен, а то, что глаза кровью налились, так прямо чувствую.

— Пошли, — довольно резко сдёрнул я Ирину с подоконника, удержав в последний момент от падения, — Покажешь мне их.

— Не, я не пойду. Давай ты сам, — побледнела Ирка с лица, — Ты к ним сразу в правую комнату заходи, не ошибёшься. В левой так себе девчата живут. Ходят по случаю, или когда денег в край надо, и они нас не трогают, а в правой — пробы не на ком ставить. Те на всё готовы, ради денег. Вон, меня с Томкой одна хотела на день рождения азербайджанцам продать. А их там двенадцать оказалось! Спасибо, ты вмешался.

— Интересно, откуда ты про такие подробности знаешь?

— Хи-хи. Так там заказ щедрый был, на первый взгляд. Вот старшачки и решили сами его отработать. Потом два дня встать не могли. А нам повезло. Если уж этим тяжело пришлось, нас бы с Томкой там попросту порвали, — этак бесстрастно донесла мне Ирина некоторые подробности детдомовской жизни, порой скрытые от посторонних глаз, — А девки потом вино три дня пили, ну и разболтали подробности, как это водится у нас, девочек.

Слова Ирины обрушились на меня, как удар магического молота. Всё встало на свои места. Их готовность «пойти под мою руку» была не прихотью и не глупостью. Это была отчаянная попытка найти защиту. Создать себе «крышу» в лице того, кто смог поставить на место местных авторитетов.

Я оставил перепуганную Ирину у дверей и пошел по коридору. Воздух вокруг меня сгустился, заряженный холодной яростью. Во мне проснулся не маг, не инженер, а некто более древний. Защитник своей цитадели. А этот детдом, со всеми его обитателями, против их воли стал моей цитаделью.

Я дошел до той самой комнаты. Дверь была приоткрыта, из-за нее доносился смех и запах дешевого табака. Я не постучал. Я просто вошел.

В комнате было четверо. Та самая «кобыла здоровая», которую я видел у Тамары в спальне, и еще три девушки. Они сидели на кроватях, разглядывая журнал. Одна, с синяком под глазом, курила у окна.

— А тебе чего? — первая подняла на меня глаза «кобыла».

Её звали, кажется, Светка. Взгляд у нее был тяжелый, оценивающий, привыкший смотреть на людей, как на товар.

Я молча осмотрел комнату. Глазами мага, ищущего следы порчи, и глазами солдата, оценивающего угрозы. Нищета, скрытая за кричащими плакатами на стенах. И грязь. Не физическая, а та, что проедает душу.

— Выходи, — тихо сказал я Светке. Так тихо, что в комнате наступила тишина. — Поговорим.

— О чем это мы с тобой будем говорить, пацан? — она усмехнулась, пытаясь скрыть страх, но встала.

Света была выше и шире меня в плечах.

Я вышел в коридор, она последовала за мной, с явной неохотой, но и с любопытством.

— Я теперь здесь главный, — остановившись, начал я, не повышая голоса. — Не только над пацанами. Над всеми.

— Это еще с какой стати? — ее усмешка стала злее, — Не все будут с этим согласны.

— С той стати, что ваша лавочка закрывается. С сегодняшнего дня никто никого никуда не «продает». Ни в бани, ни на дни рождения, ни по случаю. Хорошо поняла?

Она фыркнула: — Ты чего из себя возомнил? Это наш заработок. На косметику, на сладости, на нормальные шмотки, а не на это дерьмо казенное! Ты что ли будешь нам деньги давать?

— Заработаете, — холодно парировал я. — Будете брать заказы на уборку, на мелкий ремонт. Платить буду. Но то, чем вы занимаетесь — закончено.

— А нас не спросишь! — она сделала шаг ко мне, пытаясь подавить меня массой и агрессией. — Кто ты такой, чтобы указывать? Пришел, всех на уши поставил, и думаешь…

Я не дал ей договорить. Я не стал драться. Я просто посмотрел на нее. Вложил в свой взгляд всю ту тьму, все те кошмары Бездн, что видел за свою жизнь. Ту холодную, безличную мощь, что стирает миры. Это был не взгляд подростка. Это был взгляд древнего существа, для которого она — не более чем пыль.

Светка отшатнулась. Ее уверенность испарилась, словно капля воды на раскаленной сковороде. Она побледнела, ее губы задрожали.

— Ты… ты чё такой страшный? — прошептала она.

— Я тот, кто здесь теперь Закон, — произнес я, и каждое моё слово падало, как ледяная глыба. — Передай всем своим «работницам». Если я узнаю, что хоть одну девочку из этого дома, даже самую последнюю дурнушку, вынудили пойти против ее воли… я найду тех, кому вы ее продали. И найду вас. И вам будет не до денег. Вам будет не до ничего. Вам будет казаться, что те двенадцать азербайджанцев — это был детский утренник. Ясно?

Она молча кивнула, не в силах отвести от меня испуганный взгляд.

— Завтра, после уроков, все собираются здесь. Будем решать, как вы будете зарабатывать честно. А сейчас вали с глаз долой.

Она развернулась и почти рысцой побежала в свою комнату, хлопнув напоследок дверью.

Я остался стоять в пустом коридоре, весь дрожа от внутреннего напряжения. Использовать психическую атаку на безоружную девчонку… в моем мире за это могли лишить титула. Но в этом мире, похоже, иных языков такие твари не понимали.

Я посмотрел на закрытую дверь. Это была лишь первая, самая простая битва. Где-то там были бани, эти «армяне с азербайджанцами». И они вряд ли просто так откажутся от своего живого товара.

Что ж. Охота на Пробои может и подождать. Сначала предстоит очистить от скверны собственное логово. И, похоже, мне снова придется пачкать руки. Ради Катьки, ради Ирки с Томой, ради всех тех, у кого до сегодняшнего дня не было защиты.

Мораль? Она для сытых. А я был одиноким голодным волком, готовым вступить в бой за своих.