Попросил парней присмотреться к барышне, чей браслет я нашёл. Я напрасно волновался, что в связи со школой у них возникнут трудности. Вовсе нет. Госпожа Светлова ранними пробуждениями не страдала, а из дома так вообще раньше, чем пообедает, не выходила.
Через три дня я знал, что она записалась на маникюр на завтра, на четыре часа. Серёге удалось подслушать. Салон находился в здании торгового центра и, скорей всего, считался одним из самых престижных в городе.
Со слов парней я знал, что обычно с этой дамочкой таскался охранник, он же водитель её автомобиля, но по торговому центру она предпочитала бродить одна, справедливо полагая, что при таком скоплении народа она в безопасности.
— Людмила Викторовна Светлова, — насилу дождался я интересующую меня особу, на которую мне кивком головы указал Сергей.
— Я вас не знаю, — смерила она меня высокомерным взглядом, не думая останавливаться.
— Я нашёл ваш браслетик и хотел бы получить вознаграждение и премию за молчание, — подстроился я под её шаг, но особо близко подходить не стал, приотстав от неё на пару метров.
— Врёшь!
— Ну зачем вы так. Браслет — вот он, — достал я украшение из кармана, показывая его, — Вот только потеряли вы его не в парке, а на довольно интересной полянке, куда обычно мужики уличных шлюх привозят, — воспользовался я тем, что дама резко и предусмотрительно свернула в один из проёмов меж магазинами, где никого не было.
— Что ты хочешь? — прошипела Светлова, враз посерев лицом.
— Сто двадцать тысяч. Восемьдесят за браслет и сорок за молчание. Точней, за враньё о том, что я его в парке нашёл. Знаете ли — жутко не люблю врать. Особенно — за бесплатно.
— У меня нет таких денег! — выдавила она, и как мне показалось, вполне искренне, — Тысяч двадцать я бы ещё смогла собрать. Скажем, дня за три. А остальное…
— А как вы собирались награду выплачивать?
— Деньги есть у мужа. Это он предложил. Браслет нам дорог, как память о помолвке.
— Тогда завтра здесь же, в торговом центре, я жду вашего мужа с деньгами, а через три дня вас, там же, с двадцатью тысячами.
— Почему я должна тебе верить?
— Пока что я вам верю. Вы же можете и не придти через три дня.
— И что тогда будет?
— Ваш муж узнает правду. Последствия вы сами можете себе представить. Лично мне кажется, что бандиты Раздрая будут в восторге, когда познакомятся с вами максимально близко, если муж вас к ним на перевоспитание отправит. Допускаете такую возможность? — вижу, допускает, — Я жду вас с мужем завтра. Фудкорт на третьем этаже, в шестнадцать ноль-ноль.
Шантаж? Грязно?
Даже отрицать не стану, всё так и есть.
Но если мне ещё раз придётся выбирать между страданиями шлюховатой дамочки, потерявшей немного денег, и элементарной жратвой для детдомовцев, я ещё раз не стану сомневаться. А моральные ценности… Оставим их для сытых и богатых.
Мысленно, я уже двадцатку от Светловой поделил на питание и одежду для парней.
Одежда для них важна. Видели бы вы, как в той же школе другие ученики нос морщат, едва заметив «инкубаторских», как там называют детдомовцев, одетых одинаково, и бедно. Недаром Гришка так радовался обычным берцам.
А восемьдесят тысяч — это моя честная награда, не отягощённая ни одним из неправомерных действий. С чего-то же мне нужно начинать?
Пройдёт чуть больше полугода, и детский приют меня пинком выставит за ворота, прямо во взрослую жизнь, снабдив лишь паспортом и свидетельством о начальном образовании.
Чем же я должен обзавестись к тому времени?
Хотя бы начальной базой. Каким-то жильём, снаряжением и простеньким транспортом. К сожалению, транспортом пока лишь двух или трёх колёсным. Мотоцикл. Мотоцикл с люлькой. Как вариант — квадроцикл, но далеко не самый мощный. Вот только стоит он…
Впрочем, с транспортом мне ещё предстоит разбираться, и тут мне бы грамотный советчик не помешал. С учётом моего пространственного кармана мне вполне может хватить питбайка, заточенного на бездорожье, но в условиях грязи и снега, четыре колеса выглядят предпочтительней.
Да, я собираюсь «бомбить» аномалии.
Ближайшие Пробои находятся в ста с лишним километрах от города. Всё, что ближе, выбивает армия, хоть это и даётся им не так просто.
Начнём с того, что при переходе в Пробой вся чувствительная электроника выгорает.
Недаром тот проверяющий, что среди ревизоров затесался, на меня охотничью стойку сделал, когда узнал, что мы с Саньком со старой техникой на «ты», в его понимании.
Я специально узнавал. Микросхемы при переходе в Пробой накрываются медным тазом. Транзисторы, при хорошей экранировке, ещё выживают. Зато ламповая аппаратура с присвистом плюёт на все электроразряды и магнитные флуктуации, сопровождающие переходы в Пробой.
Выходит так. Армия в Пробои заходит с современным оружием, а вся тонкая электроника на микросхемах говорит «гав».
И вроде — пулемёт в руках, или штурмовая винтовка с подствольником, а выходишь на болото, с видимостью в тумане метров пятнадцать — двадцать. А то и вовсе в пещеры. Пробои — они же такие разные. А у тебя тепловизор не работает, связи нет, и даже светодиодный фонарь начинает подыхать, деградируя на глазах.
И вот тут я начал понимать. Армейские рейды в Пробои — это героизм, безусловно. Но героизм, основанный на грубой силе и огромных ресурсах. Вояки заваливают аномалии телами и техникой, если техника пролазит. А я… я могу подойти к этому иначе.
Мой внутренний резерв, та самая «мана», как я её мысленно называю, в Пробоях вела себя иначе. Она не гасла, а наоборот, шевелилась, откликалась на искажённую реальность этих мест. Пусть электроника умирает, но моё восприятие, может запросто стать тем самым «тепловизором» и «радаром», которых так не хватает солдатам.
Я представлял себя на их месте. Без связи, без приборов, в тумане, где из грязи может подняться тварь из кошмаров. Их отчаяние было понятно. Но для меня, чернокнижника, проведшего годы в изучении Теневых Троп и Бездн, это была… почти родная стихия. Грязная, смертельно опасная, но знакомая.
Вот только одной магии мало. Мне нужен был лом — прочный, надёжный, чтобы не подвёл в ближнем бою. Нужна была простая, «аналоговая» винтовка со штыком, вроде старой доброй Мосинки, которая не боится ни грязи, ни электромагнитных импульсов. Нужен был фонарь, мощный аккумуляторный, но с лампой накаливания — древней, как мир, и оттого нечувствительной к перепадам Пробоя.
И самое главное — нужна была карта. Не электронная, а бумажная, с нанесёнными на неё слухами и маршрутами «бомбил», таких же отчаянных, как я, но без моих козырей.
Восемьдесят тысяч от Светловой… Это был старт. На эти деньги можно было собрать базовый комплект «бомбилы». И не просто для выживания. Пока лишь — для исследований.
Потому что я почти знаю: Пробои — это не просто дыры в реальности, из которых лезут чудовища. Это места, где законы любого мира истончаются. А где истончаются одни законы, там могут проступать другие. Те самые, что управляли магией и в моём мире.
Возможно, именно в Пробоях я найду не только деньги для детдомовцев и себя, но и настоящий, мощный Источник Силы. Или, по крайней мере, узнаю, почему этот мир так безнадёжно пустоват для магии, и как их Пробои с этим явлением связаны.
Охота началась. Пусть всего лишь с подготовки к ней. И на кону стоит было куда больше, чем просто моё выживание.
На фудкорт я прибыл за час до назначенного мной времени. Поэтому для меня вовсе не стало секретом и неожиданностью, что господин Светлов озаботился охраной. Они припозднились, и за стол усаживались, злобно зыркая в мою сторону, вполне очевидно понимая, что сюрприза не выйдет.
— Жена с тобой о встрече договаривалась? — спросил очевидное крепкий плотный мужик в возрасте, не обращая внимания на жестикуляцию жены.
— Деньги принесли? — спросил я, вместо ответа.
— А браслет?
— Он у меня. Но сначала я бы хотел увидеть деньги, — заметил я равнодушно.
— Можешь на них полюбоваться, — выложил на стол мужик надорванную банковскую пачку тысячных купюр, поглядев на меня с усмешкой.
— Разрешите, — положил я поверх них раскрытую ладонь, сканируя содержимое.
Вроде, сходится. Что внутри, я не чувствую, купюры тоже пересчитать не могу, но всё содержимое однородно и по объёму вполне соответствует.
— Устраивает. Проверяйте — вы этот браслет искали? — выложил я его на стол, не убирая руку с пачки денег.
— Очень похож, — признал Светлов, — Дорогая — это же он?
— Там царапина должна быть около замка, — жеманно поджала губы Людмила Викторовна, — Ты же помнишь…
— Есть царапина! Это наш браслет!
— Тогда разрешите, — я поднял со стола пачку денег и бросил её в полиэтиленовый пакет, из тех, что предназначены для тех порций, которые посетители хотят забрать с собой, — Претензий ко мне нет? — переспросил я ещё раз, поднимаясь с места.
— Не торопитесь, — попробовал остановить меня Светлов, но я уже сделал пару шагов к перилам, и сбросил пакет вниз.
Там его Серёга поймал и побежал на выход, но даже если его поймают, не страшно. Пакет с настоящими деньгами уже у меня в пространственном кармане, а у Сергея его имитация, которую он скинет Саньку в ближайшем коридоре, а тот выкинет его в урну.
Оп-па — несколько секунд — и мы все чистые.
Каким бы ни был Раздрай великим, но за такие деньги ему беспредел в торговом центре устраивать нет резона.
Обхлопать нас ещё охранники могут, а уже тащить куда-то — нет.
Первым сообразил Светлов.
— Красиво! Мои аплодисменты! И я без претензий. Не хотите со мной дальше поработать? — изобразил Светлов аплодисменты, — Уверяю вас — сегодняшние деньги покажутся вам копейками!
— Телефончик оставьте. Я подумаю, — нашёлся я, выразительно глянув на Людмилу Викторовну, и она поняла меня правильно, — А я вам свой дам.
Вот теперь я почти не сомневаюсь, что двадцать тысяч она мне в зубах принесёт, и ещё будет хвостиком вилять, чтобы я их взял.
Деньги, добытые в операции «Светлова», стали не просто стартовым капиталом, а первым практическим уроком в моей новой жизни. Уроком, который показал, что мои старые навыки — планирование, анализ, манипуляция и хладнокровие — здесь столь же ценны, как и в мире Империи Девяти Звезд.
Но одного урока было мало. Мне предстояла куда более сложная и масштабная учеба.
Первым делом я разделил сумму. Двадцать тысяч, как и обещал, ушли в приют. Мы с парнями устроили небольшой праздник: купили нормальной еды, а парням — те самые берцы, от которых у него загорелись глаза. Остальные восемьдесят я мысленно назвал «Фондом освоения Пробоев», но двадцать из них ещё пока недополучены.
И началась моя академия выживания:
Урок первый: Материальный мир.
Я отправился на городской рынок, царство старого железа и выживших из ума энтузиастов. Моим гидом стал Санчес с Василием, нашедшие общий язык с местными «кулибиными». Здесь я, вместе с ними, постигал азы «ламповой» эстетики.
— Вот этот паяльник, босс, — тыкал пальцем Санько в громадный, похожий на кузнечный молоток прибор. — Он древний, как мамонт, но ему кабель любой толщины по барабану. И транзисторы вот эти, советские. Их в танках ставили. Хоть дубась по ним, не убиваемые.
Я слушал, запоминал термины, ощупывал тяжелые, простые механизмы. Это был антипод изящным магическим артефактам моего мира, но в своей грубой надежности они были прекрасны. Я купил тот паяльник, набор инструментов и ящик старых радиодеталей «на разбор». Мне не нужно было паять схемы, мне нужно было понять их душу, их сопротивление хаосу Пробоя.
Урок второй: Теория Пробоев.
Информация — это оружие. Я стал завсегдатаем городской библиотеки и задворков интернета, где обитали такие же маргиналы от науки, «бомбилы» и конспирологи. Я выискивал любые упоминания о Пробоях, копировал или запоминал заметки из газет, записывал байки.
Из этих обрывков складывалась картина.
Пробои возникают спонтанно, чаще всего в безлюдных местах. Их физика была противоестественной: искажалось пространство, время, законы физики. Армия классифицировала их по типам: «Болота» с туманом и тварями, выпрыгивающими из жидкой грязи, «Пещеры», с кристаллическими образованиями, крысами, пауками, Тварями в инвизе, и звуковыми галлюцинациями, «Пустоши», с выжженной землей и невыносимой жарой, где вся живность, в основном, пряталась под землю.
Я завел толстую тетрадь и начал вести свои записи. Но моя классификация была иной. Я зарисовывал символы, которые, как мне казалось, угадывались в описаниях искажений. Я искал основы, магические узоры в хаосе. Для солдата Пробой — это дыра, из которой лезут монстры. Для меня — это сложный, умирающий или рождающийся заклинательный контур в другой мир.
Урок третий: Магия в мире без магии.
Сидеть и медитировать, надеясь на естественный приток силы, было бессмысленно. Мне нужен был усилитель. Антенна. И я создал Резонатор.
Я не пытался «выпить океан», а подносил к нему, образно говоря, чайную ложку. Я садился в углу, вытаскивал «открытку» и сосредотачивался на самом факте подключения — на том самом потоке, что тёк через это устройство.
Я не мог черпать эту силу напрямую. Но я уже научился её трансформировать.
Урок четвертый: Физподготовка.
Тело реципиента было хилым. По моим меркам. Дни в больнице и детдоме не сильно прибавили ему здоровья. Я начал с банального: бег по утрам, отжимания, подтягивания на старом турнике во дворе. Прокачка тела магией. Это было скучно, мучительно, но необходимо. Никакая магия меня не спасёт, если вдруг начнут задыхаться легкие после километровой попытки удрать от того же болотного слизня.
Светлов уже пару раз мне позвонил с новыми «предложениями». Я вежливо отнекивался. Эта история принесла мне стартовый капитал и ценный опыт, но связываться с криминальным авторитетом дальше было самоубийственно. Моей целью были Пробои, а не разборки на районе.
Через три дня Людмила Викторовна, бледная, но улыбчивая, принесла обещанные двадцать тысяч. Я взял деньги и бросил в карман куртки с таким видом, будто это мелочь.
— Передайте мужу, что я пока занят, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Но если ему потребуется помощь в деле… тоньше его текущих, пусть звонит. С криминальным быдлом и пушечным мясом у него и своих возможностей хватает.
Она кивнула, поняв всё превосходно. Я дал ей понять, что нахожусь на ступеньку выше обычного вымогателя. Я был специалистом.
Прошла неделя. Две. Мой «Фонд» таял, превращаясь в стопки книг, схем, инструментов и простенькую, но прочную экипировку. Я еще не был готов к походу в настоящий Пробой. Но я уже перестал быть беспомощным потенциальным пациентом психушки.
Так бы подумал про меня любой, лишь только узнав, что я собираюсь посещать Пробои в одиночку.
А я собираюсь…
— Тамарик, привет! Как дела? — как обычно постучав, и подождав секунд десять, завалился я в девчоночью комнату.
В ближнем левом углу кто-то пискнул, в середине бились на подушках, а справа переодевались, но я туда даже не повернулся, целомудренно уставясь, куда надо.
Хм… Совсем целомудренно не вышло. Две старлетки точно решили меня смутить, иначе ничем другим не объяснить их наряд в ночнушках посреди дня.
К счастью, никакого эротического подтекста я в этом зрелище не увидел. На пляже, и то больше показывают, а тут и посмотреть не на что. Две доски в рубище ниже колен.
Вот уж не знаю, что у них взбрендило, в показе себя в ночнушках, но тайные девичьи мысли — для меня потёмки.
Там порой такие зигзаги выкрутасы выписывают, что умом не понять. Угу, вот так сложно всё, что даже слова запинаются.
— Вы одевайтесь, а я ещё раз зайду, через пару минут, — обломал я надежды начинающих стриптизёрш, — Кстати, я тут тебе халатик прикупил, — бросил я Томе на кровать пакет с одеждой.
И там не только халат. Там ещё двадцать минут моего пунцового лица, когда я покупал для своих девчонок нижнее бельё.
— Ну, рассказывай, — повторил я свой заход через пару минут, с удовольствием отметив, что с размером халата угадал.
Томка, на всём фоне их блеклой комнаты, выглядела ярко. Как тропическая бабочка, залетевшая в солдатскую казарму, лет десять не видевшую ремонта.
— Меня Ирина попросила, чтобы я её с тобой познакомила. Говорит, она согласна, — добросовестно изложила мне Томка, застенчиво трогая отвороты новенького тёплого халата.
— Не понял. На что согласна? — повернулся я к её соседке.
— На всё, что скажешь! — бессовестно заявила она, и залихватски мне подмигнула.
— Упс-с… — вынужденно произнёс я вполне запрещённые звуки.
Обычно, после них в моём мире взрывались лаборатории, менялись династии правителей, а то и острова пропадали.
— И нас забирай! — не утерпев, дуэтом вписались в общий хаос две расхристанные блонды-близняшки, базирующиеся у окна, прекратив свою подушечную битву.
Э-э-э… Не понял…