Чернокнижник из детдома

Глава 2 Больница

С памятью реципиента всё получилось, но не вдруг.

Когда меня перевели в другую палату, на восемь мест, то жизнь в какой-то степени наладилась. Здесь никто ни за кем не следил, и если ты мог передвигаться, то и внимания особого на тебя не обращали. Главное ­– быть на месте во время утреннего и вечернего врачебного обхода, и не забывать расписание столовой.

Терапевтов моё состояние радовало, оттого мне ничего из лекарств не назначали, кроме витаминов. Три раза в день я получал пару жёлтых кисло-сладких шариков, и на этом всё лечение заканчивалось. Впрочем, ясность по этому вопросу мне быстро внесли:

— Через два дня Соколова нужно выписать. Срок его страховки заканчивается, а наша железнодорожная больница не резиновая, — услышал я как-то раз мнение врача, завершающего вечерний обход.

Хм, как я понимаю, срок моей адаптации подходит к концу, а я ещё ни на шаг не продвинулся к возвращению памяти реципиента. Мне срочно нужен Источник Силы!

Сказать, что магический фон этого мира изрядно беден — это ничего не сказать! Крохи… Вот как можно правильно назвать моё естественное пополнение резерва. Впрочем, тут два в одном, и оба мне в минус. Во-первых, я даже во время медитации пополняю резерв очень слабо, а во-вторых, магический фон здесь и в самом деле — величина невеликая.

Мысль о скорой выписке заставила меня действовать решительно. Ожидать, что воспоминания реципиента всплывут сами собой, было наивно и опасно. Мне нужен был прорыв, а для него — Сила. Мизерного естественного притока было катастрофически мало. Тех крох, что я сумел собрать за сутки, едва хватило, чтобы подстегнуть Регенерацию.

Врачи радовались моему «выздоровлению», но их радость была радостью садовника, наблюдающего за сорняком: скоро его выдернут, и дело с концом. У меня оставалось всего два дня.

Вечером, притворившись спящим, я начал экспериментировать. Я сосредоточился не на пассивном поглощении ничтожного фона, а на поиске его источника. Магия не возникает из ниоткуда. Даже в этом выхолощенном мире она должна где-то концентрироваться, а то и вовсе — откуда-то браться.

Я закрыл глаза, отбросил назойливый гул ночной больницы — скрип тележек, приглушенные разговоры медсестер, храп соседа по палате — и погрузился в глубочайшую медитацию. Я искал не яркий всполох, а хотя бы тусклую, едва теплящуюся искру — это тот максимум поиска, на который я могу рассчитывать, исходя из своих нынешних возможностей.

И я её нашёл.

Накинув на плечи больничный халат, и нацепив на ноги потрёпанные шлёпанцы, я отправился на поиск. Моя искра светила издалека. И это точно не больничный корпус. Я мысленно начал перебирать варианты — через парадный вход не пройти, закрыт. Служебный? Там охрана и персонал, не выпустят. Окно туалета на первом этаже? Что-то мне подсказывает, что оно намертво заколочено на гвозди, а форточка… Нет, не для меня. Крупноват буду. Пожарный выход. На торцах здания есть лестницы, которые облюбовали пациенты — курильщики. А что у них внизу?

Внизу оказались двери и их состояние удручало. Замок, как несомненная дверная принадлежность, отсутствовал напрочь, о чём свидетельствовала дыра на месте замочной скважины, а сама дверь была заперта с помощью швабры, просунутой в обе ручки двери. Негодовать на столь вопиющее нарушение я не стал, более того, поблагодарил местную администрацию, и их завхоза в частности, за понимание. Минута, и я на свободе!

Моя искра — звёздочка путеводная, светит уже ярче, и я к ней бегу! Ну, насколько позволяют шлёпки…

Хм… Добежал. Заросшее травой и крапивой кирпичное здание в углу больничного парка.

Без окон, но на лицевой стороне три железные двери, с загадочными надписями: на двух написано: ТП-61 10КВ, а на третьей: ТП-61 0,4 КВ. Кроме этого, имеются рисунки жёлтых треугольников с черепом, расколотым молнией. И от этого места просто прёт Силой!

Что обозначает абракадабра из букв и цифр я не знаю, а сейчас, и знать не хочу — мне всего лишь нужно срочно пополнить свой резерв, и это, как минимум.

А дальше… Хм, я же говорил, что мы, чернокнижники, умеем работать с заёмной энергией, влёт конвертируя её под свои нужды. Осталось всего-то разобраться, что за Источник я разыскал…

Железные двери я открывать не стал, мне это без надобности. Зато за зданием нашлись деревянные поддоны и ящики, из которых я соорудил подобие эстакады, и смог взобраться на крышу. Она была покрыта чёрной смолой и слоем пыли. Пыль я сдул Ветром, на это остатка маны хватило, а потом улёгся спиной на тёплую крышу, изображая из себя морскую звезду под мерное гудение, исходящее снизу. Кайф!

По сравнению с моим Источником под Башней этот выглядел так себе, но мне пока и такого хватит за глаза.

Телу, в которое я попал, ещё расти и расти, и не только в магическом плане. Его физическое развитие я способен поднимать магией, но не без усилий с его стороны. Говоря попросту — у нас почти равные вложения в тело выйдут, что со стороны магии, что от реальных тренировок. И тут снова вопрос возникает — не слишком ли вызывающе я буду выглядеть, если моё телосложение и морда лица дойдут до идеала? Не перестараться бы, становясь красавчиком… Мне и в прошлом мире почитательниц хватало, но там меня оберегал статус Властелина Башни, а тут как выйдет?

Если что — вопрос вовсе не прост. Я попал в тело подростка, причём, со всеми сопутствующими заморочками. И это я пока не только про тягу к другому полу и не про фертильность. Мне уже много кто нравится, из девушек-пациенток и тех же медсестёр, а вот когда я память пацана врублю и ей проникнусь, то кандидаток ещё добавится. Подростковое тело, как бы я его ни сдерживал, потребует своего. Подвигов на пятую точку, большого количества разных девушек, а ещё еду и сон. Обычные потребности юношеского организма вполне предсказуемы, и им плевать, что я по уши в непонятках и проблемах.

Лежу, успешно пополняя резерв маны, а мозг старательно перебирает варианты поведения и ищет решения, которые помогут врасти в этот мир, не вызывая конфликтов и отторжений.

Мне требуется решить несколько проблем. Первое — разобраться с памятью реципиента. Хоть у меня и был изначально соблазн — косить на амнезию, но это палка о двух концах. Я не хочу потерять все его знания и заново изучать весь тот образовательный минимум, уже им освоенный. Печать умственно отсталого вовсе не то, с чем бы я хотел войти в новую жизнь. Слушая и анализируя разговоры других больных я понял, что образованию здесь придаётся большое значение. Настолько, что даже водителем транспортного средства, со штампом умственно неполноценного в документах, и то не станешь. К слову сказать, местные повозки мне понравились. Полдня просидел у окна, которое выходит на служебный вход, наблюдая, как туда подъезжают эти штуки, и бригада медиков вытаскивает из них носилки с пациентами.

Второе — нужно определиться, где я буду жить и на какие средства. Как я понял, вся семья парня погибла во время катастрофы. Кстати, парень тоже умер, но я чудом успел вмешаться, и буквально в последний момент вытащил его с того света.

Третье — определиться с магией. Точней говоря — с тем, как я буду пополнять свой резерв Силы. От этого многое зависит. Для прокачки магического конструкта этого тела мне потребуется много энергии, но вряд ли мне разрешат построить себе жильё на такой вот гудящей постройке.

Мысли скакали от темы к теме, оценивая всё и сразу. Привычка, сформированная ещё в прошлой жизни. Развитая способность, благодаря которой я многого добился.

Почти все могут последовательно думать о каждой проблеме, а я способен вот такими фрагментами собирать картину в целом, как мозаику.

Пролежал больше часа. Сначала заполнял резерв Силой, затем поработал с каналами, которые пока настолько невелики и не развиты, что их даже каналами не назвать. Жалкие ниточки, многие из которых не вдруг и заметишь, пока не присмотришься.

Каналы восстанавливались и расширялись успешно, но очень медленно. Пустота резерва тоже крайне неторопливо заполнялась энергией. Ощущаю себя растением, перенёсшим засуху, но пациент скорей жив, чем мёртв. И это радует!

В обратный путь я засобирался, когда начало светать. Я бы и подольше задержался, но скоро в больнице начнётся движение и мне уже не так просто будет незаметно проникнуть в палату. А ещё мне нужно успеть разблокировать память парня, в чьё тело я попал. Самое время.

— Так, и кто тут у нас? — профессионально улыбаясь, обратился ко мне врач во время утреннего обхода.

— Соколов Александр Сергеевич, — отозвался я вполне бодро.

— Вот как, вспомнил, значит. Так и запишем, память возвращается. Ещё что помнишь?

— Дом помню, где мы жили. Школу. Как мы в поезд садились. Папу с мамой помню, сестрёнку. Доктор, они живы?

— Хм, видишь ли, у нас больница и таких данных мы не предоставляем, — вильнул врач взглядом, — Но ты не переживай. Раз память вернулась, то мы сообщим в органы опеки и их специалисты быстро всё разузнают.

— А вы от кого узнали, что я Соколов?

— Так карточка ученика у тебя во внутреннем кармане нашлась, и судя по ней, своё имя и отчество ты правильно назвал.

На этом мой осмотр врач поспешно закончил, даже не попросив последить глазами за его пальцем, как обычно он делал.

Обещанный специалист из центра опеки — полная пожилая дамочка, со сложной причёской и прилично принаряженная, прибыла после обеда. Для встречи с ней нам выделили небольшую комнату, где из мебели был стол и несколько стульев, потрёпанных жизнью. Критически осмотрев моё одеяние и остриженную «под ноль» голову, она скуксила губы, но вздохнув, достала папку из необъятной сумки и начала задавать вопросы.

Первым делом она уточнила, как звали родителей и где мы жили. Выяснив, что проживали мы в ведомственной квартире, так как отец был военным строителем, а мама детским врачом, она перешла к родственникам. Из родственников в памяти у парня был брат матери, который служит где-то на Урале, и мать отца, живущая в Подольске. Адреса родственников я ей не назвал, сказав, что никогда у них не был и никого лично не знаю.

Оно и не удивительно. Уже лет двадцать прошло, как на Земле появились первые Пробои, из которых полезли самые разнообразные Твари, ранее никем не виданные. Пробои возникали спонтанно, и если им давали разрастись, то они превращались в бедствие, продолжая увеличиваться и выплёскивая в этот мир всё больше и больше разных агрессивных существ. Спасало лишь то, что не все из Тварей могли долго выжить в этом мире. Не всем подходил воздух Земли, пища, климат, да и местные болезни своё дело делали. Это у землян к большинству вирусов выработался иммунитет, а вот иномирцев болезни косили будь здоров.

Но своё дело Пробои сделали. Страна оказалась разорвана на множество автономных районов и даже обычный переезд из города в город был сопряжён с опасностью, что и доказала произошедшая катастрофа с поездом.

— Завтра тебя выписывают. Я за тобой заеду, примерно в это же время, — заявила мне тётка, собирая в папку заполненные формуляры.

— Могу я узнать, что с родителями и что со мной будет? — задал я животрепещущий вопрос, заставив её ещё раз скривить губы.

— Мой дело тебя в спецприёмник сдать, — снизошла она до ответа, — Оттуда тебя в какой-нибудь приют отправят, а мы пока попробуем твою родню найти. Если кто-то из родственников согласится тебя принять, то считай, повезло, а если нет, то ничего страшного. Тебе уже пятнадцать. В шестнадцать получишь паспорт и начнёшь самостоятельную жизнь, — с видимой неохотой изложила она мне невесёлые жизненные перспективы, — А где родители похоронены, можешь сам узнать в Управлении железной дороги. Они захоронениями погибших занимались, — выдала она напоследок и ушла, не попрощавшись. Хорошо ещё, дверью не хлопнула.

— Что загрустил, Александр? — спросил у меня мужик, лежавший на соседней кровати.

Знаю, что Николай его зовут. Он из охотников. Нет, не из тех, что за Тварями охотятся, а из обычных. Но в этот раз не повезло. Нарвался на тварюшку во вполне безопасном месте. Одинокая Тварь хоть и мелкая была, но руку ему знатно погрызть успела, пока он её ножом добивал. Врачи вроде руку его отстояли, не стали ампутировать, но насколько он ей владеть сможет, пока непонятно.

— Да, тётка тут из опеки приходила. Вопросы всякие задавала, а сама даже не знает, где моих родителей похоронили, — машинально ответил ему, стараясь соответствовать выбранной роли.

— Ну, в опеке они все такие. Довелось по молодости лет столкнуться, — покивал он головой, вспоминая о чём-то своём, — Родственники-то есть?

— Считайте, нет. Тётка из опеки говорила, что в спецприёмник меня завтра отвезёт, а там в какой-нибудь приют определят, — не стал я ничего скрывать.

— В детдом, значит… — задумчиво протянул Николай, — А помоги-ка мне халат накинуть и пойдём покурим на лестнице.

— Так я же не курю!

— И не кури. Я за нас двоих подымлю, — поднялся охотник с кровати, — А заодно подскажу, как там тебе правильно себя поставить с самого начала. Это важно. Вижу, парень ты неплохой, но городской, домашний, а в детдоме свои законы. Порой жёсткие и жестокие. По крайней мере в моё время так было, но не думаю, что и сейчас что-то изменилось. Особенно у нас, в Уссурийске. Был бы город покрупней, глядишь, и коснулись бы его перемены, но в нашем тихом омуте жизнь последние годы словно замерла, — неловко ссутулился Николай, удерживая раненую загипсованную руку на перевязи и подставляя плечи под халат.

— Я так догадываюсь, что в тюрьме ты тоже ни разу не был? — спросил у меня Николай, когда мы вышли на площадку лестницы запасного выхода.

— Нет, конечно, — старательно помотал я головой, сумев удержать улыбку.

Так-то был, и не раз, а целых четыре. Но не в этом мире. Эх, хорошо мы с приятелями гуляли по молодости. Есть что вспомнить. Но не всегда такие загулы успешно заканчивались. Так что несколько визитов в подвалы городской стражи до сих пор у меня в памяти. Особенно тот, где мне в годы студенчества почти месяц пришлось суда дожидаться, а потом ещё полгода со штрафами расплачиваться. Повезло. Кроме дюжины избитых матросов и разгромленного кабака мне тогда ничего не предъявили. Адвокат, нанятый Академией поспособствовал, замяв самые неприятные моменты. И пусть не я тогда эту драку начал, но раз попался — отвечай. Собственно, урок я тогда понял, признал, сокровенный смысл извлёк и с тех пор больше ни разу не попадался…

— Тогда слушай и запоминай, — откашлявшись после первой затяжки, начал учить меня Николай основам выживания в детдоме.

А что я… Лишь иногда недоверчиво хмыкал, стараясь это делать незаметно, но больше слушал со спокойным выражением лица, стараясь запоминать те моменты, когда реально придётся стоять насмерть.

Если вычленить главное, то одной из первых задач у меня будет выявление лидеров. Особенно тех из них, кто уже имеет связи с местным криминалом.

Со слов Николая, Уссурийск только кажется небольшим и тихим городом. Делить тут есть что, и этот передел собственности и самых доходных видов бизнеса недавно снова начат и до сих пор не закончен.

За тот же «китайский рынок», оптом торгующий контрабандными товарами на весь край, борьба не прекращается уже третий год. После показательного отстрела местного авторитета Банзая месяца не было, чтобы без стрельбы и жертв не обошлось.

«Свято место пусто не бывает» — эта истина работает не только со святынями.

Вовсе не удивительно, что в ряды бандосов попали повзрослевшие выходцы из детских домов. Те из них, кто выжил и оперился, моментом прикинули, как бы им из обычных"торпед" перейти в ранг «бригадиров». А где ещё можно собрать бригаду, члены которой тебе в рот смотреть будут, как не в хорошо знакомом детском доме? Главное, вовремя показать себя крутым, «поднять пацанов» и правильно преподать им «понятия» — воровскую методу, позволяющую весьма свободно трактовать и убеждать, кто и кому должен. А то, что правым в таких разговорах всегда оказывается тот, кто сильней и авторитетней, так это просто стечение обстоятельств.

— Запомни главное! Не верь, не бойся, не проси! — выдал мне под конец своей лекции разошедшийся охотник главный девиз выживания, успев под нашу беседу высмолить полпачки папирос, прикуривая их одна от другой.

Хороший он мужик. Правильный. Но и я не хочу казаться неблагодарным. Вечером, когда все в палате заснули, я скастовал на его руку заклинание Среднего Исцеления. Думаю, завтра к вечеру его можно будет выписывать. С полностью восстановившейся рукой.

Хм, если он думал меня напугать, предлагая вести себя на редкость осторожно, так вовсе нет. Лишь раззадорил. Раз уж я в молодом теле, то отчего бы и не прожить снова юношеской жизнью. Той самой, бесшабашной, дерзкой и не признающей авторитетов!