Царь нигилистов – 6

Глава 1

Это шестой том цикла «Царь нигилистов».

Первый том здесь: https://author.today/reader/172049

«Каломель — это яд, — отвечал Саша. — Это хлорид ртути. Поэтому возбудителя пневмонии убить в принципе может. Но неизвестно, кого раньше: больного или болезнь. И мало того, что это токсин, это нейротоксин. Может не лучшим образом сказаться на психическом здоровье».

Саша перечитал записку. Не слишком ли жёстко. Дядя Костя души не чаял в своём мелком разбойнике.

Ладно, зато честно. Что есть.

И отправил с лакеем.

Примерно через полчаса явился Кошев.

— Ваше Императорское Высочество! Государь зовёт вас к себе.

То, что приказ передан с камердинером, а не, скажем, с Гогелем, говорило о его срочности: не до церемоний.

Саша спустился в кабинет к отцу.

Царь сидел за письменным столом и держал телефонную трубку одного из первых в империи аппаратов. Перед ним, на краю серебряной пепельницы, лежала сигара: вниз падал пепел, к потолку поднимался дым.

— Саша, тебя Костя! — коротко сказал папа́.

Саша взял трубку.

— Да?

— Я телеграфировал Пирогову! — сквозь помехи прокричал дядя Костя. — Они вылечили мышь от гное…

Конец слова потонул в помехах.

— Гноекровия? — предположил Саша. — Пиемии?

— Да!

— Почему он мне не написал? — удивился Саша.

— Считал, что рано. У них один успешный результат. Хотели убедиться. Но я сказал про Николу, и он признался. Здеккауер говорит, что это невозможно.

— Он ничего, кроме каломели не знает! — проорал в ответ Саша. — Если так — попробовать можно, хотя риски остаются. От воспаления лёгких должно помочь. Мне нужна от Пирогова развернутая консультация. По телеграфу.

— Иди! — прокричал дядя Костя.

— Погоди! Сколько весит твой Никола?

— Сейчас у Санни спрошу… полтора пуда… примерно.

Полтора пуда Николы шкодливейшего!

Царскосельский телеграф располагался в подвале левого флигеля Александровского дворца. Саша явился туда в сопровождении Кошева, с запиской от папа́, дающей право пользоваться телеграфом по своему усмотрению, неограниченно, до вечера.

Написал текст на предоставленном листе бумаги, безбожно экономя на этикете:

«К. рассказал мне про мышь. Какая была доза? Метод фильтрации? Метод введения? Сколько весит мышь? Доза должна быть больше во столько раз, во сколько человек тяжелее? У Н., видимо, пневмония. Односторонняя. Не покидайте телеграф. За мой счёт. На связи».

Вышел в парк под заснеженные деревья, оставив во флигеле камердинера.

Пасмурно. По небу идут тяжёлые зимние тучи. Дорожки в снегу. Пруд под тонкой коркой льда отражает серое небо.

Ответ пришёл примерно через час. Телеграмму вынес Кошев.

Пирогов называл дозу и писал, что мышь весит 4–5 золотников. Рассказывал об изготовлении препарата. Всё чётко, по пунктам. «В сколько раз доза для человека больше неизвестно, — писал он. — Но другого метода подсчёта нет. Возможно, для лечения воспаления лёгких будет достаточно меньшей дозы».

Саша прикинул, что доза для Николы должна быть больше дозы для мыши в 1250 раз. И засомневался, что Петергофской лаборатории, во всех чашках Петри вместе взятых, найдётся столько плесени.

В заключение Пирогов писал, что вводили внутримышечно. Шприцем. Ну, да! Саша сам так советовал, помня о том, как болел воспалением лёгких там, в будущем, в 10 лет, и ему кололи пенициллин.

Он послал Кошева за Митькой, тот вместе с лакеем привёл Гогеля, не пожелавшего манкировать своими обязанностями. Заложили карету и полетели в Петергоф.

В Петергофской лаборатории их встретили Николай Андреев, крестьянский сын Фёдор Заварыкин и купеческий сын, последователь Земмельвейса, Илья Баландин.

— Николай Агапиевич, — начал Саша, — у моего кузена Николы воспаление лёгких и, видимо, дела плохи. Мой дядя Константин Николаевич предлагает нам попробовать лекарство из плесени. Я предупредил о рисках.

Андреев слегка побледнел.

— Николай Иванович смог вылечить от пиемии мышь, — сказал Саша.

И протянул телеграму Пирогова.

— Здесь методика очистки препарата и приготовления инъекций.

Андреев пробежал её глазами.

— У нас это есть, — сказал он. — Николай Иванович нам её описывал в письмах. Ну, почти. Здесь добавлены детали.

— Вы пробовали на мышах?

— Да, пойдёмте!

Они прошли в комнату с лабораторными животными.

Андреев показал на клетку с пятью грызунами. Обитатели были вялыми, однако по клетке перемещались и корм поглощали.

— Они заражены гноекровием, — сказал Николай Агапиевич, — мы им вводили препарат. Рано праздновать победу, но они живут уже на пару дней дольше, чем это возможно.

— И я узнаю последним! — возмутился Саша.

— Надо было убедиться окончательно, — сказал Андреев, — бывает, что лекарство даёт временное облегчение, а потом болезнь возвращается с новой силой.

— Хорошо, — кивнул Саша. — К делу! По моим прикидкам Николе надо порядка грамма препарата на одну дозу. Давайте уж пенициллином называть. Пирогов пишет, что доза для лечения пневмонии может оказаться меньше. Полграмма? Но не стоит ли ударную дать, учитывая серьёзность ситуации?

Петергофскую лабораторию Саша уже приучил к метрической системе, так что Андреев не удивился и перевести граммы в золотники не попросил.

— Пожалуй, — согласился он, окая больше обычного.

И побледнел ещё сильнее.

— Я у вас посижу, — сказал Саша. — Не помешаю?

— Нет, — улыбнулся Андреев.

— Сколько вам нужно времени?

— Часа два.

— Надеюсь, что не опоздаем, — сказал Саша.

И опустился на стул.

Рядом сел Гогель, у дверей встали камердинер с лакеем.

Но просидел Саша недолго.

— Вы шприцы прокипятили? — поинтересовался он.

Андреев перевел взгляд на Баландина.

— Сейчас, — сказал тот, — пойдёмте, Ваше Высочество!

Они спустились на кухню, где на плите в медной кастрюле лежали вполне продвинутые стеклянные шприцы с железными иглами.

— Ещё летом сделали такие, — похвастался фанат Земмельвейса. — Теперь только такие и используем.

Налил воды и развёл огонь в печи под плитой.

Митьке тоже нашлась работа: его послали за студентом Покровским и дворянином фон Рейтцем, чтобы те пришли и помогли ускорить процесс.

Работа закипела. Андреев с Заварыкиным при помощи явившихся на зов Покровского с Рейтцем фильтровали продукты жизнедеятельности грибка пеницилла, Баландин кипятил шприцы и следил за работой перегонного куба, производившего дистиллированную воду. И она капала в прокипячённый пузырёк.

В общем-то дистиллят известен примерно со времён царя Гороха и его можно найти в аптеке, но аптечной воде Саша не доверял. Перегоняют-то они перегоняют, конечно. Но вот во что разливают?

«Физиологический раствор» тоже известен, и даже водится в аптеках, но Саша предпочитал, чтобы и его готовили прямо в лаборатории. Ибо даже для Пирогова не очевидно, что его надо использовать для инъекций, причём на дистиллированной воде.

Медицинскую главу своей книги «Мир через 150 лет» Саша послал Николаю Ивановичу ещё весной. Академик ответил сдержанно. Что это всё слишком удивительно, чтобы быть правдой. С другой стороны, асептика работает. Так что может быть не всё результат богатой фантазии великого князя. Хотя, например, в пересадку органов и искусственное сердце поверить трудно.

Однако, было очевидно, что наиболее простые и реалистичные идеи оттуда знаменитый хирург тут же пустил в дело. Стеклянными шприцами он тоже хвастался ещё в июне.

К двум пополудни всё было готово. Саша взял с собой Андреева и Баландина, и они поехали в Мраморный дворец.

Он был построен в Екатерининскую эпоху примерно в одно время с Зубовским флигелем и напоминал его по архитектуре. Классика без излишней пышности.

Лёгкий ветер с замерзающей Невы разогнал тучи, солнечные лучи веером ударили вниз на мраморные пилястры, и окрасили их розовым.

Карета въехала во внутренний двор. Дядя Костя встретил внизу у парадной лестницы с мраморными стенами, высокими окнами и золочёными люстрами.

Скромные Сашины эскулапы, кажется, немного робели, но он решительно повёл их вверх вслед за Константином Николаевичем. Да, попривык уже. Ну, мрамор, ну, золочёные люстры, ну, наборный паркет.

Комната, где болел Никола, была скромнее, но высокие окна, позолота на потолке и лепнина присутствовали. Саша мысленно похвалил Здеккауера, что больного отселили отдельно.

Поклонник каломели сидел рядом с кроватью.

По другую сторону стояла тётя Санни и комкала в руке платок. Даже причёска утратила обычную идеальность: рыжий локон выбился из неё на свободу и упал на плечо. Александра Иосифовна подняла на Сашу полные слёз глаза.

— Саша! — проговорила она с сильным немецким акцентом.

— Всё будет хорошо, — банально успокоил он.

Никола полусидел на постели, опираясь на подушку и надсадно кашлял.

Профессор Медико-хирургической академии Николай Фёдорович Здеккауер облик имел благообразный: прямой нос, высокий лоб, тёмные внимательные глаза и черную бородку. Был в сюртуке, не мундире. Значит, ещё не лейб-медик. Под модным «хорватом», на алой орденской ленте, висел крест святой Анны — «Анна на шее».

На Сашину медицинскую команду заслуженный профессор глядел с нескрываемым презрением.

— Позвольте, я посмотрю? — спросил Андреев.

И достал стетоскоп. С деревянным колоколом на конце и проводом в одно ухо.

Послушал Николу в перерывах между приступами кашля и выдал резюме:

— Да, воспаление лёгких.

Здеккауер одарил его презрительной усмешкой: «Ты щенок, берёшься проверять диагнозы петербургского профессора?»

Андреев, кажется, почувствовал себя самозванцем и слегка покраснел.

Профессор и Сашу бы облил презрением, но с великим князем номер мог не пройти, и Здеккауер отвел глаза.

— Ваше Императорское Высочество! — обратился профессор к дяде Косте. — Вы уверены? Каломель — старое испытанное средство. А про плесень этих… молодых людей ещё ничего не известно.

— Николай Фёдорович совершенно прав, — сказал Саша. — Старое испытанное средство. Примерно, как телега без рессор по сравнению с паровозом. Пенициллин не совсем проверен, я предупреждал. Но сегодня утром в нашей Петергофской лаборатории я видел живых мышей, заражённых пиемией.

— От неё не сразу умирают, — усмехнулся Здеккауер.

— Пять суток, — сказал Андреев. — Они живут пять суток!

— Не знаю, как вы их заражали! — пожал плечами Николай Фёдорович.

— Обычно, — в тон ему ответил Андреев, — вводили гной шприцем.

— В таком случае это невозможно, — возразил профессор. — Хотя Господь велик. Всякое может быть.

Дискуссию прервал приступ Николиного кашля. Здеккауер помог кузену сесть прямее, и больной смог сплюнуть мокроту в платок.

— Саша! — вмешался Константин Николаевич. — Я тебя не затем позвал, чтобы отправить обратно. Делай то, что планировал.

И Саша кивнул Андрееву.

— Давайте, Николай Агапиевич!

— Ваше Императорское Высочество! — обратился Андреев к Николе. — Не могли бы вы перевернуться на живот?

Саша отвернулся, чтобы не наблюдать Николину задницу. В конце концов, он не врач.

Баландин тем временем готовил препарат и наполнял шприц.

Краем глаза Саша заметил, как Андреев вздохнул и широко перекрестился прежде, чем сделать укол.

Никола ойкнул. Да, иглы толстые, конечно. Скорее всего, хуже совковых. Саше тогда кололи пенициллин чуть не месяц, и потом были некоторые проблемы с сидением на пятой точке.

— Будущий моряк не должен обращать внимание на такие мелочи, — заметил Саша.

Они оставили Николу с Здеккауером и тётей Санни и перешли в гостиную. Константин Николаевич приказал подавать обед.

Дядя Костя был явно не в себе и всё время молчал. Пришла Александра Иосифовна, почти ничего не съела и вернулась к сыну.

После заката Никола, наконец, смог заснуть.

— Вы, наверное, можете ехать, — наконец сказал Константин Николаевич.

— Давай мы у тебя зависнем, если можно, — сказал Саша.

— «Зависнем», — усмехнулся дядя Костя.

— Именно, — кивнул Саша. — Я взял на себя ответственность и хочу посмотреть на результат. Да и мои люди пусть будут на подхвате.

Он перевёл взгляд на «своих людей».

— Николай Агапиевич? Илья Федосеевич? Готовы остаться на ночь в этом скромном жилище?

Андреев улыбнулся и сказал: «Конечно». Баландин кивнул.

И Саша перевёл взгляд на Константина Николаевича.

— Поставь нам три раскладушки, где не жалко.

«Где не жалко» оказалось большой комнатой с мраморной отделкой стен, золочёным потолком и наборным паркетом. Сашу к его радости поселили одного, а эскулапов вдвоём в соседней комнате.

Кровать была широкой и мягкой, а никакой не раскладушкой. Но Саша почти не спал. Встал на рассвете, оделся и вышел в гостиную. Там по-прежнему сидел дядя Костя и обнимал тётю Санни.

За окнами вставало туманное зимнее солнце.

— Есть новости? — спросил Саша.

Константин Николаевич покачал головой.

— Нет.

— Здеккауер что говорит?

— Мы отпустили его спать. С Николой камердинер. Приказать завтрак подавать?

— Давай! Кофе покрепче.

Позавтракать они не успели, ибо за дверью послышались шаги босых ног.

Никола вошёл в гостиную, держась за стеночку. Он был бледен и двигался не очень уверенно.

— Мама́! — слабым голосом проговорил он. — Прикажи подать жаркое! Я есть хочу!

Дядя Костя вскочил на ноги и посмотрел на Сашу, как на святого. Тётя Санни отняла от глаз платок.

— Никола, какого чёрта! — воскликнул Саша. — Назад, быстро! Я тебя буду по второму разу лечить!

И Никола закашлялся. Кажется, меньше, чем накануне.

— Одной дозы мало, — сказал Саша Константину Николаевичу. — Курс две недели. Минимум! Особенно с учётом пристрастия твоего ненаглядного с босым зимним прогулкам.

Николу уложили в постель, разбудив прикорнувшего рядом камердинера.

— Ему можно жаркое? — спросил дядя Костя.

— Думаю, да, — сказал Саша. — Но лучше у Здеккауера спросить. Хотя нет! Давай я Андреева разбужу.

Николай Агапиевич продрал глаза, просиял от новостей, одобрил жаркое. Но оговорился, что лучше что-нибудь полегче, если последние дни дитё плохо кушало. Прослушал Николины лёгкие и выдал вердикт:

— Лучше!

— У нас на ещё одну дозу есть? — спросил Саша.

— Наскребём, — не слишком уверенно пообещал Андреев. — А сколько всего надо?

— Двенадцать-четырнадцать доз, — предположил Саша. — Но посмотрим по динамике.

Николай Агипиевич только покачал головой.

— Я Склифосовскому телеграфирую, — сказал Саша. — Из Москвы выпишем.

И со спокойной душой сел пить кофе.

Дядя Костя всегда был демократичен, так что кофе с булочками за великокняжеским столом достался и мещанскому сыну Андрееву, и купеческому — Баландину. Константин Николаевич и на радостях и камердинера бы посадил за стол.

Саша подумал, что недолго им оставаться мещанином и купцом. Интересно «Анна на шее» даёт дворянство?

Здерауер проснулся, когда Никола доедал жаркое. Профессор посмотрел на это с некоторым недоумением. Прослушал стетоскопом облизывающееся дитё и выводы Андреева подтвердил.

— Воспаление ещё есть, — сказал он. — Но лучше.

Дядя Костя проводил Сашу с его врачами до кареты и подождал, пока они тронутся. Сначала доехали до Петергофской лаборатории. Там остались Андреев с Баландиным готовить пенициллин.

— Справитесь без меня? — спросил Саша.

— Справимся, Ваше Высочество, — улыбнулся Андреев.

И погнали в Царское село. Саша приказал сразу ехать в Александровский дворец: надо было отправить телеграммы.

Первую: Склифосовскому. Вторую: Пирогову с полным отчётом.

Он поднимался по лестнице на первый этаж, когда наткнулся на Гогеля.

— Александр Александрович, мне сказали, что вы здесь.

— Я приношу извинения, что прогулял уроки, — сказал Саша. — Наверстаю.

— Пустое! — сказал Григорий Фёдорович. — Я знаю, почему. Не в этом дело. Государь требует вас к себе!

Саше хотелось верить, что орден, а не гауптвахта, но гувернёр выглядел скорее обеспокоенным, чем радостным.