Брутфорс 3

Глава 8

Астахов смотрел на главную вестницу тяжелым взглядом. Смотрел, смотрел и смотрел, как будто проникся театральным советом «никогда не бери паузу, а если взял, то тяни сколько сможешь». Вестнице постепенно становилось неуютно. Что-то определенно изменилось в этом мире, если министр себе такое позволяет. Ну или у него сегодня просто тяжелый день, попыталась она убедить себя. За ее спиной переминались с ноги на ногу двое младших коллег.

Паузу прервал секретарь Астахова, появившись в дверях с очередным кофейником.

— Разрешите…

— А, вы просто кофе пьете? Я тогда пойду, — признала поражение вестница и гордо удалилась.

Вокруг стола пронеслось сдавленное фыркание. Никто не был чужд офисных развлечений. Отгрызешь, бывает, хвост тигру, и день прошел не зря.

— Кофейник оставляйте, но мы уже заканчиваем, — распорядился Астахов.

Чин с удовольствием налил себе третью чашку. И ничего, что кофе скоро польется у него из глаз, этим утром не до ЗОЖ.

Секретарь осторожно прикрыл за собой дверь.

— Ну что же, господа, зафиксируем наши договоренности и будем работать дальше. Все чудеса, которые будут происходить в руках у ваших разработчиков, давайте складывать в стопку, нам нужно всё.

Участники встречи с готовностью закивали. Ничто так не помогает людям, как внезапное чудо.

Подвели итоги и разошлись.

Гелий вышел из здания министерства и решил не вызывать университетский мобиль, который привез его сюда, а добраться своим ходом. День был отличный: неожиданно солнечный, сухой и прохладный, совершенно не ноябрьский. Встреча, которую он продолжал считать бесполезной, хотя бы не обернулась катастрофой, и это был успех.

Он не торопясь дошел до подземной станции и дождался поезда в сторону кампуса. Поезд приехал расписной и нарядный, как матрешка, рекламировалась новогодняя акция с полетами внутри воздушных труб. Вот ведь удивительно, пока одно расползается, другое замечательно растет. Он, конечно, староват, чтобы на таком кататься, но с удовольствием съездит посмотреть, как летают над городом люди в окружении искрящегося снега. Снег, надо понимать, в таком случае должен был быть искусственным, не будут же они настоящий туда закидывать.

Гелий посмотрел на публику в вагоне. В основном это были студенты, и примерно половина из них доделывала домашки на планшетах. Есть вещи, которые не меняются, мысленно усмехнулся он: никто не делает ничего заранее. И их можно понять, вдруг задание отменят? На их отделении такого никогда не происходило, но ничто не мешает студенту надеяться.

Я прошел в аудиторию для сдачи тестов, где еще ни разу не был. Предстояло сдавать контрольную по структурам систем. Выглядело всё гораздо строже, чем на пересдаче школьных экзаменов: перед входом мы сдали в шкафчики комбраслеты с планшетами и закрыли их на биометрию. Потом нас просветили в рамке для встроенных устройств, что было явным перебором, из всего своего окружения я знал только одного человека, у которого такое было. И это был Гелий, который в страшном сне не стал бы здесь ничего сдавать. Ну или подготовились на будущее. Тех, кто всё отдал, запускали внутрь.

Аудитория по размеру была примерно такая же, как большая лекционная, только плоская, без амфитеатра. Каждому полагалась отдельная кабинка. Я с удивлением заметил, что мы опять тут все: и пятилетники, и трехлетники. За мной стоял уже знакомый мне Каравай с пятилетней программы, и я спросил его:

— А мы что же, сдаем одно и то же?

— Неа, — мотнул головой Каравай. — Вернее, предмет один, но мы сдаем примерно четверть от вашего объема. Зато с большим количеством деталей.

Тут он со значением посмотрел на меня, намекая, что у них-то нормальная программа, а у нас черт знает что, слепленное на коленке. Я только фыркнул, будут тут всякие доминировать. Просто мы можем освоить всё, что нужно, за три года, а некоторым и пяти будет не хватит.

— А почему на летней пересдаче таких аудиторий не было? — спросил Питон, который тоже стоял рядом, хищно оглядывая зал в поисках лучшей кабинки.

— Потому что условия для тех экзаменов должны быть одинаковые по всей стране, и они принимались в общетерриториальном формате, — пояснила пробегавшая мимо Катапульта, наш препод по этой великой дисциплине. — А здесь всё так, как считает нужным университет.

Мы кивнули. Понятно. Я заметил, что и наши андроиды тоже здесь: Софья с Мимигой. Видимо, с этой аппаратурой у них полная совместимость. Они-то наверняка сдадут лучше меня, с тем, чтоб выучить всё от и до, у них проблем нет.

В зале было прохладно, предполагалось, наверное, что в холоде лучше думается. Я выбрал себе кабинку и забурился внутрь.

Передо мной висел большой экран и стационарная клавиатура перед ним. Давненько я такого не видел. У меня самого клавиатура выводилась либо на самом планшете, либо я выводил виртуальную вокруг комбраслета. Я понажимал на кнопки: а приятно. Чистая механика на пружинках. Завести себе что ли такую? Но куда я ее дену, у меня и места нормального рабочего нет. Я высунул голову из кабинки и заглянул в соседнюю, где заземлился Питон. Ого! Эти клавиатуры еще и цвета разного. Мне досталась зеленая, а Питону розовая. Милота!

Постепенно зал заполнился, не в том смысле, что не осталось мест, а в том, что все пришли. Ага! Никто не хочет пересдавать тест в гордом одиночестве. Хотя списать нельзя, коллективный забег помогает морально. Как я успел узнать, этот тест давал допуск к экзамену в зимнюю сессию, да и вообще обеспечивал половину успеха.

Перед нами стояли Катапульта, наш препод, и Эксцельса, препод пятилетников. Катапульта быстро нам объяснила, что нам всем предстоит тест в формате множественного выбора. Когда мы приложим карточку студента к считывающему устройству, на экране появится нужный вариант. Поскольку они у нас с пятилетниками разные. На всё про всё было выделена целая пара.

Действительно, сбоку на столе притаилось считывающее устройство. Приложил карту, и на экране появился первый вопрос.

1. Вы создаете автономную систему навигации для исследователей Северо-Восточной части Северных территорий. Сколько времени вы должны заложить на ее нормальное функционирование в автономном режиме до принудительной подачи сигнала SOS?

Варианты ответа:

— 24 часа

— 2 недели

— 6 месяцев

— зависит от статуса экспедиции

Я подумал и выбрал последний вариант. В нашем деле, если есть вариант, который начинается со слов «зависит», то, скорее всего, он и правильный. Мы же прикладники. И еще одно — вдруг это школьники что-то исследуют? Тогда их надо спасать до наступления темноты, потом понятно, что будет. Придет медведь, и будет у него закуска.

Машина мигнула, приняла мой ответ и выкинула следующий вопрос. Ага, итоги в конце. Ладно. Тут вопрос занимал аж полстраницы, и я углубился в чтение.

Гелий еще вчера сообщил, что утром едет в Министерство, и свалил посетителя на Марго с Рудником. На их крики, что они понятия не имеют, что надо делать с писателями, ответил, что и он тоже, так что им и карты в руки.

Писатель был прислан Минкультом на лицензирование — новая идея, посетившая руководство культурой состояла в том, что писатель должен понимать, о чем он пишет, и достоверно передавать материал.

— А что, если он пишет о драконах? — спросил Рудник. — Этот материал куда сдавать?

— Вот его и спросите, — велел Гелий. — Мне тоже интересно.

Пока ждали писателя, запросили Минкульт на предмет того, как должна выглядеть лицензия. Выяснилось, что лицензию выдаст сам Минкульт (гениально!) на основании доказательств университета.

— То есть мы должны взять на себя ответственность, что там у него в голове сварилось? — возмутился Рудник. И настрочил в Минкульт гневное письмо.

Минкульт моментально сдал назад и заявил, что базового понимания достаточно, проверить его можно в личном разговоре, написанную книгу читать необязательно.

— Какой-то бред, — возмутился Рудник.

— Да ладно, — отмахнулась от него Марго. — Все равно с утра у нас ни пар, ни заседаний, давай поиграем в писателя.

На этом и остановились.

Писателем оказался маленький лохматый человечек, похожий на енота. Сходство с непоседливым животным усиливал мягкий серый костюм и маленькие енотские руки, которые сейчас отбивали подлокотниках кресла нечто похожее на вступление к «Пещере горного короля». Писателю было очень неловко: он переживал больше Марго с Рудником. У его ног притаился рюкзак приличного объема, как будто писатель собрался в недельный поход.

— Понимаете, я бы очень хотел писать об органиках. Тем более, когда происходят такие интересные изменения…

— Нон-фикшен? Документальную прозу будете писать? Всё ведь переврете, — скептически осведомился Рудник.

— Нет-нет, к нон-фикшену я потерял интерес. Вымысел на реальном материале. Я бы и так попытался с вами познакомиться, но меня ускорила инициатива Минкульта.

— А что будет, если вы не получите лицензию?

— Никто пока не знает. Ходят слухи, что издаваться не запретят, но на обложке может появиться числовой код вместо имени. Или вместо названия. Или будут ставить гриф «НЕписатель». Это неприятно, читатели не оценят, и продаваться будет хуже… И никакую премию не дадут.

— Готовитесь к славе?

— Ну что вы! Просто не хочу подвести издательство. Хотя слава для писателя — хорошо и полезно.

— Знаете, я не очень верю в то, что о нас можно адекватно написать, — высказалась Марго. — У нас слишком сложные материи, чтобы их можно было упаковать в фантазийную книжку. Ни одной пока не написали. Если только детектив. Когда кого-нибудь убьют в лаборатории. Вы случайно не собираетесь писать детектив?

— Я думал об этой форме, но, скорее всего, нет. Хотя это соблазнительно. Я бы, правда, не говорил о полной реалистичности, поскольку не планирую писать учебник. Обычно задача писателя стоит иначе: чтобы легендирование профессионального занятия казалось бы увлекательным читателям, далеким от этого дела, и льстило бы людям, которые им реально занимаются. Тогда фактура, данная крупными мазками, будет восприниматься достоверной. Это неизбежное зло, ведь все простые вещи в мире давно закончились. Остались только сложные. Вы ведь не думаете, что расследование преступления сводится к вывешиванию на белой доске фотографий с протянутыми между ними веревочками?

— Никогда об этом не думала, — улыбнулась Марго. — А разве нет? Всегда показывают.

— Нет. Доски давно виртуальные, и выглядят они не так зрелищно. Ведь и преступления теперь требуют анализа множества фактов. Но все довольны — и зрители, и причастные. Вот и я ставлю перед собой примерно такую же задачу, учитывая, что читателей в книге всегда в первую очередь интересуют люди.

— О! Я понял. Нам надо побыть хорошим фоном. Годным и качественным, — оживился Рудник.

— Примерно так, если вы простите мне это огрубление.

— Но тогда получается, что вам все равно, из чего ваять фактуру. Верно я поняла?

Писатель опять заволновался и исполнил на подлокотниках марш Щелкунчика.

— В принципе, да. Просто популярные фактуры изнашиваются, читатель начинает хотеть чего-то новенького, а чего не знает. И тут наше дело — предложить.

— Какой авантюризм! Вы прыгаете в новую область, не представляя, что из этого получится?

— Пожалуй, да. А вы разве никогда так не делаете?

— Хм, — отреагировал Рудник. — Не каждый день точно.

— Так и мы не каждый!

— Что же, если вы нас качественно залегендируете, я думаю, это будет приемлемой платой за искажение нюансов, — внимательно посмотрела на писателя Марго.

— Не подумайте, я готовился, — писатель полез в мешок, который лежал у его ног, и его енотские лапы начали выкладывать книги на стол. — Я прочел вашу книгу и вашу тоже.

На столе материализовались «Основы органики» Марго, «Изменение как основа стабильности» Рудника, «Иллюзия контроля» Гелия, «Основы органических систем» Эксцельсы, «Органическое программирование» Елизарова, «Разрушение как фактор устойчивости» Веркиро, учебник для первого курса «Органика 101», книга в мягкой обложке с нечитаемым названием. Мешок оказался бездонным, стопка книг росла и росла, а глаза у профессоров становились всё больше и больше.

— И конспект!

Поверх стопки легла амбарная тетрадь.

— Не удивлюсь, если рабочие очки у вас тоже есть, — хмыкнул Рудник.

— Есть, — признался писатель. — И направляющие тоже. Не очень-то у меня получилось их применить, но со школьными профориентационными заданиями я справился. Ничего сложнее этого, к сожалению.

— Все бы наши студенты так готовились, — буркнул Рудник.

Писатель смущенно пожал плечами.

— А давайте сделаем так! — предложила Марго. — Экзаменовать вас по полной программе, честное слово, неинтересно.

Писатель стек по креслу как апрельский снеговик.

— Нет, нет, вы так старались, мы не можем вас выгнать ни с чем. Мы замерим вам органический балл, а потом отведем в тестовую аудиторию. Сдадите там тест Рудника. Она как раз открыта, там первый курс сдает основы оргсистем. Да?

Рудник согласно кивнул и постучал по стопке:

— Если вы всё это читали, вы сдадите его без труда. И мы с чистой совестью дадим вам справку, что вы знакомы с основами органики и даже имеете органический балл. Отнесете это добро в Минкульт, там должны это съесть.

Писатель радостно закивал и опять заволновался:

— А если у меня ноль органических баллов? Сколько надо вообще?

— Для поступления к нам более 50. Но у вас не может быть нуля, иначе вы бы не справились даже с простыми заданиями.

Сказано-сделано, и профессора повели писателя с его мешком книг на замер, бесконечно счастливые, что проблема, которую свалило им на голову начальство, начинает рассасываться.

Мне оставалось пять вопросов до конца, когда в аудитории появились Марго с Рудником. Они привели персонажа, похожего на постаревшего Больеша, и поместили его в кабинку слева от меня. Я даже моргнул лишнюю пару раз, чтобы проверить, не Больеш ли это в гриме. Но нет. Персонаж был компактным и укрылся в кабинке с головой и руками. Это еще кто такой? У нас все так плохо, что ищем людей где попало?

Все навострили уши, никто не пропустил появления новичка. Наступила тишина, которой до этого не наблюдалось, даже кнопки не щелкали. Но преподы говорили тихо, и всё, что я услышал, «подключите тест Рудника». Который мы еще не сдавали! А сами говорили, что экстерн отменен! Подозрительно всё это.

Я с трудом взял себя в руки и вернулся к тесту. На экране передо мной висел девяносто шестой вопрос, где предлагалось выбрать приоритетный апгрейд для системы: в сторону точности исполнения функционала или в сторону самонастройки. Ха! Вот это дилемма. В текущей ситуации я бы сказал, самонастройка, однозначно. Если под ней имеется в виду самопочинка, поскольку теперь совершенно неясно, когда что отвалится. Но я две из двенадцати лекций прогулял, а чужой конспект смотреть поленился, и как отвечать? Сто пудов в парадигме прошлого года надо было выбирать точность исполнения. А в этой — самонастройку. А менялись ли тесты с прошлого года? Я покосился на персонажа, укрывшемся в кабинке, судя по звуку клавиатуры, он отчаянно лупил по кнопкам, почти не задумываясь. Я подумал над своим вопросом и выбрал самонастройку, по крайней мере, не буду противоречить сам себе. А то обидно, когда пытаешься подстроиться под не пойми что, да еще делаешь это неправильно.

Я прислушался. Персонаж продолжал фигачить. Глупо было на него ориентироваться, но я заразился его энтузиазмом и закончил тест в его темпе. Нажал кнопку «сдать», результат тут же появился на экране.

«Поздравляю! Вы набрали 82% и допущены к экзамену»

Класс! Это было гораздо больше, чем я рассчитывал. Я отправил подробные результаты себе на почту, но не удержался и глянул, правильно ли я ответил на 96-й вопрос. Правильно! На все вопросы с 96 по 100 я ответил правильно, все ошибки были сделаны между 40 и 60 вопросом. Ладно, потом посмотрю, где накосячил.

Я встал, поймал взгляд преподавателей, кивнул им, обозначая, что сдал, и выбрался наружу. Надо было забрать имущество из шкафчика и переместиться на занятие с Рудником, потому что сегодня мы с Питоном должны были выступать с нашим докладом. Я точно не опаздывал, потому что сам Рудник еще был здесь, но торопиться не хотелось, и я все равно направился туда.

Наш с Питоном доклад пришлось слегка отложить, потому что все хотели знать, что за человек сдавал с нами экзамен.

— А это писатель, — объяснил нам Рудник. — Он хочет писать книгу про органиков, а теперь нельзя просто так писать о чем хочешь, надо сдать экзамен по обзорной дисциплине. Он сам готовился, и мы выдали ему тест по нашему предмету, который вам предстоит сдавать на следующей неделе. И когда он сдаст, он придет послушать ваши выступления, а потом я попрошу вас проводить его на практикум. Пусть тоже посмотрит.

— А какой у него органический балл? — выкрикнул с места Форк. — Мерили?

— Померили, — кивнул Рудник. — 53. Не очень большой, но мы могли бы его принять, если бы результат остальных экзаменов позволял.

Народ зашушукался.

В этот момент писатель просунул голову в дверь.

— Можно?

— Конечно, — улыбнулся Рудник. — Как ваши успехи?

— Прошел! — весело ответил писатель. — 72 балла.

— Это на «четверку». Замечательно! Проходите, пожалуйста, на любое место. Вот, господа, смотрите, какого результата можно достичь с помощью самостоятельной работы!

Писатель запрыгнул веселым мячиком на верхний ряд и притаился там.

Мне стало нехорошо. Теперь будет стыдно сдать основной экзамен меньше, чем на «четверку», я-то в отличие от него на лекции ходил. И вообще неприятно. Это я тут главное дарование, а не какой-то старый Больеш.

Доклад на фоне этих переживаний прошел незаметно, я только один раз оговорился, сказав «мяучный» вместо «научный», чем вызвал легкий смех в зале. С выкладками нашими Рудник согласился, поставил пятерки и вызвал Олич с Хмарь. Им предстояло вещать о постепенном усложнении элементов. Ничего нового там не должно было быть, но я на всякий случай решил послушать повнимательней.

А в столовой я обнаружил за одним столом Баклана и Шанкса, что было удивительно, потому что на обед мы почти никогда не попадали.

Рожи у них были такие, как будто кое-кто только что закусил свежей клюквой.

— Что такое? — весело спросил я. — Невкусно?

— Да всё вкусно, — вздохнул Баклан. — Разве что кусок в рот не лезет. Скажи ему, Шанкс, чего уж там.

— Ребят, я дико извиняюсь, но я не смог отстоять вам общежитие на каникулы. Наш корпус закроют. Какие-то там доделки…

— Ффух, — рухнул на стул я. — То есть нам больше месяца негде будет жить?

— Меньше. Закроют 28-го декабря и откроют 25-го января.

— Это, конечно, утешает. Что меньше месяца.