Брутфорс 3

Глава 11

— Подожди-подожди, и он даже не попытался затащить нас в этот движ? — удивился Баклан после того, как я в красках расписал предстоящий День Мандрагоры. Вернее, воображаемый, потому что с чужих слов.

— Неа. Ему кто-то умный объяснил, что если кого-то куда-то на аркане тащить, он туда не пойдет. В идеале еще надо было максимально скрыть от нас это мероприятие, чтобы мы туда начали рваться сами. Я вот точно такой: если меня куда-нибудь не пускают, я начинаю туда немедленно хотеть.

— Хм. И что, будем рваться?

— Ну не знаю. Смысла особого я не увидел, хотя в целом звучит прикольно. Выступать ни с какими театральными номерами я точно не буду, оставлю это Больешу. Он вроде бы участвует. И презентовать наработки тоже никакие не буду. Во-первых, у меня ничего не готово, во-вторых, без разрешения инкубатора я все равно ничего не могу.

— А как же те элементные штуки, которые вы уже переделали? Ты говорил же… Или это секрет, я ничего не путаю? — уточнил Макс.

— Это не только не секрет, но и уже в работе. Разложено по библиотекам с рекомендацией к использованию. Значит, в презентации они не нуждаются, кому надо, тот уже знает. На День Мандрагоры выходят с концептами, которым нужно финансирование и продвижение. Для срочного привлечения внимания. Когда понятно, что сейчас такая идея еще кому-нибудь в голову придет, и ты пролетишь. В принципе, его надо было бы назвать День Опоссума.

— Почему? — удивился Макс.

— Бежит — орет, — пояснил Дима. — А мандрагора просто орет.

— А!

— На игру давайте зарегистрируемся, мне нравится, да и в следующую субботу я ничего не делаю, — деловито предложил Баклан, прокручивая форму.

— Давай, — согласился я. — Отказаться-то всегда можно. Наверное.

Но до Дня Мандрагоры было еще больше недели, можно сказать, в следующей жизни.

Скалодром, инкубатор, поиск жилья на каникулы, предстоящие экзамены — эта активность хоть и пыталась занять всё мое время, но никак не могла отвлечь меня от мыслей, куда делись мои родители вместе с бабушкой. За деда я не волновался, его, пока он не захочет, никто не найдет, это его нормальное состояние.

Проделав очевидные упражнения по напоминанию семье о себе и не получив никакой реакции, я призадумался. С одной стороны, если они взяли и исчезли, значит, у них есть на это причины, а, с другой, мне нужно знать хоть что-то. Я сел на кровати, взял планшет и уставился в него.

Мама мне в свое время говорила, что, когда становишься взрослым, всё, что нужно знать о родителях, что у них всё нормально. И тогда можно не беспокоиться. Больше ничего знать не надо. И, похоже, это правда.

А вдруг их уже нет? Холод дохнул мне в спину. Я вздрогнул и обернулся: ничего удивительного, окно слетело с фиксатора и распахнулось. Наверное, кто-то небрежно зацепил его вчера. Еще и окно со мной разговаривает, совсем плохой стал. Окно я прикрыл, но теплее мне от этого не стало.

Что если я остался совсем один? Я некоторое время потоптался вокруг этой мысли, пока не натоптал целую проплешину на воображаемой поляне. Нет, мне надо узнать, что с ними. Куда они делись? А вдруг я все же что-то могу сделать? Предположим, что с ними всё в порядке, я просто не подумал об очевидных вариантах.

Я вышел в коридор, зашел в тренировочную комнату и лег звездой на пол. Что я не учел? Где я не поискал? Что я забыл? Память блистала прохладной пустотой, как холодильник после разморозки, зато пальцы внезапно загорелись огнем, как будто я сунул их в кипяток. И меня тут же подкинуло на месте. Ну конечно! Ведь мама много лет состояла в сообществе любителей восточной музыки. Вернее, восточных струнных инструментов. Как же оно называлось-то? Тар и рубаб? Рубаб и тар? Точно! Дома у нас было штук пять этих странных фиговин, в детстве я время от времени пробовал мучить самый маленький из этих инструментов, но быстро терял интерес. Не верю, чтобы мама за это время не зашла туда ни разу. Значит, всё, что мне нужно — посмотреть, была ли она там. И всё.

План был хорош, и сообщество это я обнаружил практически сразу, но затык возник на входе. Вариант заявиться туда со своей рожей и именем я сразу отмел, значит, нужно было сооружать другую личность. Хотя бы поверхностно, полную имитацию я бы не потянул, но должно было хватить и внешних эффектов. Я надеялся победить вход за пару часов, но вышло иначе. Утра мне не хватило. Имя, морду и даже видео с игрой на рубабе я изготовил быстро, но дальше со мной вступил в длительную дискуссию живой модератор, подробно выясняя, что меня сюда привело и чем я могу быть полезен. Да, ничем, блин, это вы мне нужны, а я сразу уйду, как только решу свой вопрос. И терзать ваши уши не буду.

К счастью, моментально отвечать не требовалось, от людей старшего возраста не ждали быстрых реакций. Я ведь прикинулся семидесятилетней дамой из Уссурийска и должен был вписываться в паттерн. И если ответы на музыкальные вопросы я быстренько выцепил из сети, то личные повергли меня в ужас. Собираюсь ли я приезжать на собрания? Они проходят два раза в год в Дели и в Пекине. Собираюсь ли я выкладывать свои записи? Буду ли я приглашать сообщников в свой город? Есть ли у нас концертная площадка? Есть ли у меня инструменты на продажу?

Понятно было, что если я на все вопросы отвечу «нет», то тут меня и выпнут, потому что чем я буду интересен сообществу? Пожалуй, быстрее всего я мог бы найти инструменты на продажу, но не сочтут ли тогда, что я менеджер магазина и втираюсь в доверие?

На инструментах я остановил нашу переписку и отправился на лекцию, надеясь на обратном пути проконсультироваться с Марго. Идиотизм, конечно. О чем я ее спрошу? Здравствуйте, Марго, что бы вы сделали, если, скажем, заинтересовались балетом?

На лекцию я сходил, но Марго нигде не нашел. В инкубаторе ее не было, дверь в кабинет была закрыта, в расписании никакие ее лекции не значились. Или я плохо искал? Бродил вокруг я так интенсивно, что меня заметил Антон.

— Кого ты ищешь? Гелия? Он у ректора.

— Марго ищу. Нет ее сегодня?

— Нет, она простудилась и сидит дома. Я не сгожусь вместо нее?

Я представил Антона на месте семидесятилетней женщины с рубабом, поперхнулся и мотнул головой.

— Ну как знаешь, — потерял ко мне интерес Антон.

Можно было бы подождать, пока Марго поправится, но мне уже было невмоготу. Я остановился прямо в коридоре, уперся ногой в стену, вытащил виртуальную клавиатуру из браслета и настрогал письмо. Если она плохо себя чувствует, то и не ответит, а так, может, я ее даже развлеку. Ответила она моментально.

Риц: Марго, добрый день, как вы себя чувствуете?

Марго: Приемлемо, но хотелось бы лучше. У вас что-то срочное?

Риц: Да. Но личное. Бесполезное для общества. Можно спросить?

Марго: Все личное полезно для общества. Спрашивайте

Риц: Допустим, вы бы внезапно заинтересовались балетом. Или мультикомпетенцией живых форм, неважно. Что бы вы сделали? Ваш следующий шаг?

Марго: Я бы почитала и посмотрела то, что есть в сети и нашей библиотеке. Если же меня заинтересовало какое-то занятие не с точки зрения зрителя, а с точки зрения участника, то постаралась бы познакомиться с людьми, которые уже занимаются этим делом

Риц: Вот! Как участника. Что потом?

Марго: А нет никакого потом на этом этапе. Оно, может, и будет, но позже. Просто знакомлюсь и говорю, мне интересно, позвольте узнать об этом побольше

Риц: А что вы предлагаете взамен?

Марго: Книгу куплю, если она есть. Лекции. Если в нужном мне направлении ничего подобного нет, люди просто общаются, то я могу предложить только свой интерес. И восхищение

Риц: Огромное спасибо! Выздоравливайте!

Марго: Пожалуйста

Интерес и восхищение! Вот так просто? Не верю! Тем не менее, я тут же сел и набил реплику для модератора, обещая ему свой интерес и восхищение, а больше ничего, потому что ничем пока не располагаю. И бинго! Меня тут же пустили в сообщество! Надо будет разобраться, что это за магическое обещание, но пока мне надо отыскать маму.

Антон два раза прошел мимо застрявшего меня, хмыкнул, но ничего не сказал. Да мне надо писать, стоя на одной ноге. Никуда не пойду.

Собрание, которого не было ни в каком расписании, проходило в кабинете, который был выделен проректору по стабильности с неясными целями, и с такими же целями использовался. Например, честно, но тихо пообщаться небольшим коллективом.

Ректор Седов вышагивал вокруг стола, за которым собрались Бином, Полоз и Гелий. Гости лениво обменивались мнениями о подвижках в апгрейде элементной базы и соглашались, что дело пахнет работой на годы вперед. Или, наоборот, если все навернется моментально, то и делать ничего не будет нужно. Просто засыпем все песком и приляжем сверху.

— А что, как дело продвигается с биокристаллами? — поинтересовался Полоз у Гелия.

— Никак. Мы их даже не распаковывали. У нас руки не доходят. Совсем молодые грызут проблему с базовыми элементами, а те, кто постарше, занимаются текущими проектами.

— А мы с вами заседаем.

— Именно так. Разве не этим должны заниматься убеленные сединами старцы? В зависимости от культуры нам полагается чай с колотым сахаром или же камин с виски.

— Виски, желательно, сразу в камин.

— Да, будет хорошо гореть, но не факт, что в нужном месте.

— Господа, — прервал беседу ректор. — Я сводку с мест уже получил, и хотел бы напомнить, что нам предстоит подать отчет об обучении андроидов. Если ничего с октября не изменилось, и мы по-прежнему используем их в качестве приборов, то нам нечего будет рассказывать после Нового года.

— После Нового года — это когда? — поинтересовался Полоз. — У меня ближайшая встреча в марте.

— Я о ней и говорю.

— Сейчас только декабрь. У нас скоро сессия. Я бы озаботился только тем, как мы их будем аттестовать, тем более, что, насколько я понимаю, они ничего не производят на практикуме. Только пишут в себя материал. Как мне доложили, первокурсники с трехлетней программы приспособили андроидов в качестве тренажера и гоняют на них тесты. И пытаются изъять из тестов те вопросы, на которые андроиды не могут ответить правильно. Мотивируя это тем, что если алгоритм ответа не подвластен андроиду, то это и не алгоритм вовсе.

— И как успехи?

— Успехи имеют место быть. Рудник снял эти вопросы из теста, чтобы включить их в устный экзамен. Поскольку они требуют рассуждений и всесторонней оценки обстоятельств, что плохо укладывается в тест с множественным выбором ответов.

— Итого, с помощью андроидов мы уточняем методики и упрощаем замеры прогресса студентов. Но это не очень похоже на обучение их самих. А они у нас чему-нибудь научились?

— Ловить плюшевые копья?

— Нет-нет, только не про копья. Не говорите мне об этом. Гелий, что скажете?

— Я не очень слежу за этим проектом, но если у нас есть данные, что андроиды стали точнее оценивать состояние студентов и их реальный прогресс, то это величайший успех, и больше можно ничего не делать. Правда.

— А у нас есть такие данные?

— Есть. Ведь изначально они в принципе не использовались для этой цели, и с эффектом низкой базы…

— Я понял. Запишите это, пожалуйста.

— Запишем.

— А что все-таки у нас происходит с элементами?

Ректор выразительно посмотрел на Гелия. Тот ответил.

— Ваяем заплатки. Серьезного продвижения нет, но я бы и не ждал пока. Между прочим, Министерство взяло на себя контроль за лицензированием новых элементов. Самую большую дыру мы совместными усилиями заткнули, но все остальное стоит в очереди, а Министерство сомневается. Между прочим, я никоим образом их не тороплю, но хотелось бы отметить, что мяч на их стороне, не на нашей.

— Они хотят прорыва.

— Все хотят прорыва. Мы тоже хотим. А что, кстати, наши коммерческие коллеги? Чем там гордится коллектив?

— Технотрек сделал аналог вашего бумеранга, но он не прошел лицензирование.

— Я видел эту поделку, — скривился Гелий. — В лучших традициях наших бывших студентов. Он в половине случаев делает, что должен, а в другой половине рассыпается на части и замусоривает окрестности. Ничего особенно страшного, но крайне неаккуратная работа. Не могу поверить, что они у нас учились.

Помолчали. Несмотря на то, что Старому университету было до смерти интересно, что происходит на параллельных забегах, возможностей что-то об этом узнать у них было немного. Конкуренты ненадолго высовывали голову над поверхностью и тут же прятались.

Голова появлялась обычно с двумя целями: сообщить, какую замечательную вещь она сделала, и попросить увеличить финансирование. Желательно раз в десять. Самое ценное же — гипотезы, сомнения, ложные пути, — оставались за кадром. Возможно, это было к лучшему, поскольку вал подобной информации нужно было адекватно обрабатывать, чтобы извлечь из него пользу, а людей, которых можно было бы поставить на этот поток, у них не было.

Попытка привлечь к анализу Технотрековского продукта андроидов ни к чему не привела. Созданный в недрах Технотрека альтернативный бумеранг был скормлен Софье и Мимиге-5 на анализ, но они смогли только выдать вердикт, что элемент имеет огрехи структуры на базовом уровне. В переводе на человеческий — сделан кривыми руками.

Про руки, которые его делали, в Старом университете знали достаточно. И Марш, и Фантом, которые поучаствовали в обвале Приемной комиссии не далее, как в этом августе, успели проучиться здесь несколько семестров и поклонников на этом кампусе не приобрели. Параметр «кривые руки» хотя сам по себе был весьма расплывчат, но ситуацию описывал корректно. Базовый органический элемент, сделанный кривыми руками, имел неоднородную плотность и рисковал развалиться в самый неподходящий момент. Подобные дефекты должна была уметь отслеживать сама лаборатория, но Технотрек завел ее себе пять минут назад и нужного опыта не имел. Перевести двух незадачливых злоумышленников из затвора к себе в работники они смогли, а контролировать их работу — нет.

Эту ситуацию Гелию даже комментировать не хотелось. В конце концов, есть же служба лицензирования, пусть работают. Сумели отсечь некачественный продукт — отлично. А Технотреку удачи в перевоспитании идиотов. Минсвязности поделилось по секрету, что эти двое даже не знали, на кого работают, когда взяли деньги за обвал Приемной комиссии. Поэтому расследование заняло столько времени. Наверное, приятно быть настолько незамутненным.

Ректор выразительно вздохнул. Коллеги покосились на него, ожидая, когда же он расскажет, зачем они здесь собрались. В том, что обсуждалось до сих пор, не было никакого секрета и никакой срочности. Здесь явно было что-то другое.

— Позавчера со мной связался Астахов. По просьбе Пиреса. Он сообщил, что тот демарш, который предприняла их ведущая лаборатория на прошлой неделе, он… обусловлен…

— Когда они заявили, что не будут обмениваться данными о работе с базовыми элементами? Я решил, что это их типичная истерика. Они закатывают ее пару раз в год, потом возвращаются к норме. Очень горячие люди, — пожал плечами Гелий.

— Да, я об этом. К слову, хорошо, что мы работаем совершенно отдельно, и у нас свой план и прогресс. Потому что истерика у них теперь может продлиться дольше, чем обычно. У них убили ведущего разработчика. В прошлый понедельник.

— Что?

— Как убили???

Маму в сообществе я нашел быстро. Она была там под своим именем, со своими записями, очень удобно. Люблю, когда людей легко найти. Последняя запись была сделана еще зимой, ее новых комментариев я тоже никаких не нашел, зато ее статус совершенно недвусмысленно гласил: «Была 2 часа назад».

Я выдохнул. Значит, всё в порядке.

И тут у меня ожил комбраслет.

Муром: А вот не надо лазить туда, куда тебя никто не просил