Из библиотеки меня выперли под самое закрытие, в десять вечера. Сделал это Глеб, у которого мы летом разжились готовыми тестами, с самым садистским удовольствием. Судя по его довольной роже, ничего ему за тот побочный гешефт не было, акция по ловле дистрибьюторов тестов окончилась ничем.
— Что, учиться решил в последний момент? Утром придешь.
— Утром я лучше посплю, — ухмыльнулся я, упихивая планшет с заметками в рюкзак. — И ты тут не скучай.
— Думаешь, я на ночь останусь? Щас. Мне вас, бездельников, осталось выгнать, а дверь охрана запрет. Чо, как дела у тебя? — решил он развлечься разговором, пока конвоировал меня к выходу. — Слышал, вы там совершили великий подвиг во благо Приемной комиссии.
— Совершили, и еще совершим.
Глеб усмехнулся, мне показалось, что слегка завистливо. Тут мы догребли до выхода, и я умчался к себе. Наш с Питоном доклад об эволюции обучения органике был готов, а вот к тесту по структурам систем, который Катапульта перенесла на понедельник, чтобы мы могли посетить испытания, я был готов так себе. Швед сказал, что это не я дебил, а курс слишком спрессован, пятилетникам читают более развернутую версию, и скинул мне их учебник. Да, их книжка была гораздо лучше, но она была и больше. А наша была только в библиотеке и только бумажная. Люблю университетские приколы. Какое-то знание раздается на каждом углу, а какое-то сидит в коробочке под семью замками. С точки зрения логики, именно наш курс должен был лежать в открытом доступе, потому что он короче, но на деле ровно наоборот.
В результате я чего-то себе в голову натолкал, на проходной балл должно было хватить. Теоретически материал был довольно полезен, потому что нам и вправду стоило знать, как работают смежники, да и то, чем я занимался в мастерской, было похоже. Но разве что слегка. Укладывалось то мое занятие в самый край схемы, главные проверенные временем принципы мы радостно нарушали.
В общаге наши позвали меня пить чай на кухню, Дима купил мешок творожных ушек, заявил, что их нельзя хранить вечно, ибо творог, и потому надо немедленно съесть. Ха! Вот уж никогда у нас это не было проблемой. Никакая еда не залеживалась, в холодильнике скучал только любимый соус Обы, который никто не ел, потому что тот был настолько острый, что натурально раздирал рот, пока ему самому не надоедало, и заесть его было нельзя.
Ушки закончились минут через пятнадцать, даже раньше чая.
— На такой результат я и не рассчитывал! — заявил довольный Дима.
— А они вкусные, — объяснил Баклан, дожевывая последнее ушко. — Где взял?
— Да тут недалеко. В двух станциях отсюда. Когда проект ездил закрывать.
— Оооо, — застонал Баклан. — Это далекооо!
— Да, — поддержал я. — Мы в такую глухомань не ходим.
— Ничего себе глухомань! Это гораздо ближе к центру, чем кампус, — обиделся Дима.
— Всё, что не мы, всё глухомань, — заспорил я. — Центр мира находится здесь.
Поржали.
— А, кстати, о глухомани. Ты теперь никогда к своей Кире не поедешь? Вы навсегда поссорились? — осторожно спросил Баклан.
— Да. Она меня заблокировала, а я, когда это обнаружил, заблокировал ее в ответ. Дверь должна быть подперта осиновым колом с двух сторон, для надежности.
— Радикально, — нахмурился Макс. — Почему?
— «Приходя, ты включаешь музыку, откидываешься в кресле, делишься с зеркалом чувствами, которые днём экономил, тебя охватывают мысли на тему „что было бы, если“, и ты совершаешь ошибку, например, набираешь номер»[1].
— О, питерский вайб! Пронзительно. Из эпохи голосовой связи, а все равно — как сейчас написано. А еще такое есть? — заинтересовался Макс.
— Конечно. Для начала там есть начало. Это же финал стихотворения, просто я его целиком не помню. Но ты прав насчет питерского вайба, он характерный. Помню, было мне лет десять, мама привезла меня в Питер на олимпиаду по математике, где я ничего не выиграл, кстати. Зашли в кафе, а там акция: если придумаешь стих, пирожок дадут. Я немедленно накропал чего-то, и дали. Как сейчас помню — с мандариновым вареньем.
— Ну да. Здесь ни за что не дали бы.
— Сейчас нигде не дадут. Простое четверостишие тебе любая неройсеть напишет. А тогда еще надо было самому.
— А наши андроиды пишут стихи? — вскинулся Баклан.
— Ну а почему нет? У них что, нет доступа в сеть?
— А давай спросим.
— А давай!
И мы тут же написали в наш чат с Софьей.
Риц:@Софья, привет, ты умеешь писать стихи?
Софья:@Риц, На своих ресурсах — нет. Но у меня есть внешний инструмент. Про что надо написать стихи?
Риц: Напиши, как ты собираешь грибы
Софья:(печатает)
Риц: Большое стихотворение не надо, напиши маленькое, 4 строки, не больше
Софья: Поняла.
Софья: В лесу, где ветер не спит, Андроид с корзиной крадётся, В траве, где скрыт ноутбук, Гриб от него отвернется.
Баклан: Супер!
Дима: Круто!
Риц:@Софья, спасибо!
Софья: Рада была помочь.
— В этом что-то есть, — задумчиво прокомментировал Макс.
— Что-то…
— Да уж. Хорошо, что нам не надо завтра сдавать никаких стихов. Я чувствую, прогресс в этом направлении несколько преувеличен, — хмыкнул Дима.
— Да ну, зря ты, интересное видение, — заступился за творчество Софьи Баклан.
— Интересное, да, — не стал спорить Дима. — Народ, кажется, мы всё съели.
— И чай выпили.
— По домам?
— Спасибо этому дому, пойдем к другому.
И мы поднялись на этаж.
Баклан плюхнулся на кровать и, разрываясь от конфликта лояльностей, написал в мессенджер.
Баклан: Привет. Ты просила узнать, закончилось ли там все. Ответ — да. Закончилось
Олич: Спсб. Я могила
Баклан: Знаю я твою могильность
Олич: Все во имя добра
Баклан: Надеюсь
Заседание в Министерстве по поводу органических проблем два раза переносилось, пока не приземлилось в девятичасовой слот понедельника. Не самое лучшее время для полета мысли. Однако неудобство времени и места компенсировалось малым коллективом и отсутствием вестников прогресса. Гелий своим глазам не поверил, когда не обнаружил их за столом в переговорной, и передоверил проверку своему зрительному кристаллу и трости. Послушно проверив участников встречи, устройства заверили его, что действительно отдел прогресса отсутствует в полном составе. Был только министр, два его зама, четыре ректора и три главы органических отделений, включая Гелия. От Константиновки был только ректор, поскольку чистой органики у них еще не было. Терпимое количество участников.
Кофейник уже стоял на столе, участники весело завозились, разливая себе кофе по чашкам.
— Какой красивый! — одобрил Седов, ректор Старого университета. — Неужто серебряный?
Министр Астахов ухмыльнулся.
— Только притворяется таким. На самом деле, он немного термос, но вот сделали под серебро.
— Хорошая вещь, полезная.
Еще пять минут потратили на беседы о пользе и вреде кофе, и, наконец, приступили. Слово взял министр.
— Господа, вы все прекрасно знаете, что мы с вами ожидаем массовых проблем с элементной базой.
Присутствующие закивали.
— Мы считали, что у нас есть время, и серьезных отказов не будет до конца следующего года. Я помню, что мы вообще не собирались обсуждать этот момент сегодня, а планировали решить вопрос с расширением отделений, но произошли изменения. У нас есть информация, что отказы уже начались. Гелий, вам слово.
Участники синхронно нахмурились и повернулись к Гелию. Профессор поднял брови, он не ожидал, что Астахов возьмет с места в карьер, но отказываться не стал. — Краткий итог. Потом расскажу подробнее, если будет желание слушать. Мы обнаружили, что большая группа типовых элементов библиотек утратила прежнюю прочность. Если конкретней, это коснулось элемента «ячейка». Элемент, который в библиотеке выглядит совершенно нормальным и здоровым, после встраивания в крупную структуру начинает разрушаться будучи незаполненным. Этот эффект коснулся всех элементов этого типа, до которых в последние три дня мы смогли дотянуться. В данный момент мы изготовили заплатку, то есть элемент «ячейка», который снабжен более слабым модулем разрушения. Он ведет себя несколько приличней. Этот элемент уже загружен в библиотеку нашего университета и в Министерскую библиотеку.
Гелий кивнул Астахову, Астахов склонил голову в знак согласия.
— Как мы можем его отличить от дефектных? — спросил ректор Константиновки.
— На нем стоит наше типовое университетское клеймо плюс числовой код 112.
— А что с другими элементами?
— Мы не могли проверить все, разумеется. Проверили случайным образом несколько основных: сито, сцепку, простой фильтр, из тех, что наши студенты проходят на первом курсе. С ними все в порядке. Возможно, дело в изначальной тонкостенности ячейки, и можно ожидать аналогичных проблем с элементами похожей структуры. Но до этого у нас не дошли руки. Более того, у нас нет решения. То, что мы сделали, не более, чем заплатка. Мы даже не рекомендуем рассылать рекомендации использовать наш элемент, чтобы не допустить экскалации. И со своей стороны, продолжим искать фундаментальное решение.
— А что ваша экспериментальная группа? — поинтересовался ректор Константиновки.
— Эта группа и обнаружила проблему. Временное решение создал старший персонал.
— Когда можно ожидать более интересных результатов? — нахмурилась Тера, ректор Нового северного университета.
— Мы не знаем, — сухо улыбнулся Гелий. — Группа работает меньше двух недель. Я считаю, что это уже прекрасный результат с учетом обстоятельств.
Тера поджала губы.
— Согласен, — вклинился Астахов. — Мы не можем требовать большего. Более того, призываю всех, у кого есть органические отделения, сформировать подобные группы.
— А почему вы собрали свою из первокурсников? — поинтересовался Улей, ректор Константиновки.
— Потому что молодежь, не в смысле возраста, по этому параметру там большой разброс, а в смысле новизны занятия, не дозирует энергию, а разбрасывается, не соразмеряя усилий. Получается интересно. А нам это и нужно. Если бы мы могли добиться результата типовыми методами, мы бы усадили за это дело аспирантов. Но мы не можем даже надеяться на это. Поэтому думают все, но основные усилия прикладывает первый курс. Веерным методом.
— Еще вопросы? — проверил температуру аудитории Астахов.
Все промолчали. Так-то было бы интересно поговорить и о причинах новых проблем, и на каком этапе возникает разрушение ячейки, и кто виноват, и что делать, но тут надо было взаимодействовать не столько с министром, сколько с Гелием, но этот старик умудрялся сделать общение с собой крайне неприятным. И давно. Вот и сейчас он изобразил на своем лице нечто складчатое, и то ли улыбается, то ли осуждает. Непонятно.
— Тогда переходим к основному вопросу, — предложил Астахов.
Никто не возразил.
— Мы с вами собрались, чтобы обсудить возможности ускоренной, расширенной и углубленной подготовки специалистов по созданию базовых органических элементов. Из четырех присутствующих здесь университетов такое отделение есть у трех. Да, я знаю, Улей, что вы в следующем году будете набирать такое отделение и у себя, но пока его нет. Традиционно это отделение небольшое, ежегодный набор не превышает пятидесяти человек, если считать и трехлетнюю, и пятилетнюю программу, в секторе реально остается не более пяти. Более того, даже эти условные пятеро часто переходят к работе с системами. Итого, у нас катастрофически нет людей. Надо что-то делать. Какие есть идеи?
Гелий изобразил из себя статую сфинкса и уставился в стену. Он уже высказался по этому вопросу и повторяться решительно не желал.
— Надо выделить бюджеты! — заявила Тера.
— И побольше! — ухмыльнулся Чин, ректор Нового технологического.
— Всё иронизируете!
— Никоим образом. Любое увеличение денег немедленно вызывает приток амбициозных людей.
— Гелий, что скажете? У вас здесь самый большой опыт, — Астахов постарался прозвучать максимально вежливо. И это было весьма затруднительно, потому что мнение профессора ему было прекрасно известно. И что он думает о министерских инициативах — тоже.
— Я скажу то же, что и всегда. Расширение не дает качества. Увеличение набора не дает качества. Упрощение обучающих процедур тоже не дает качества. Все это даст только увеличение количества. Что тоже приятно, потому что у принимающей стороны будет выбор, но и только. А потом нужно будет качество. И для него потребуются максимально сложные условия.
— Гвозди бы делать из этих людей! — откликнулся Чин.
— В человеческом организме железа на один гвоздь, — огрызнулась Тера.
— Вот нам столько и надо, — неожиданно включился Астахов. — Один человек — один гвоздь.
Гелий мысленно вздохнул. Ну не получается штамповать таланты в промышленном количестве. Даже сейчас, когда они наткнулись на проблему с помощью первокурсника, загрузить его поиском решения было невозможно. Потому что он не готов. С любым, даже с самым перспективным кадром надо работать и работать. Он примерно представил себе, куда их сейчас заведет дискуссия, и решил перевести этот поезд на другую ветку.
— Скажите, а почему мы собираемся решать эту проблему только силами университетов? Разве наши лидеры технологий не хотят принять участие в поиске временных и постоянных решений? Мне кажется, это упущение. Почему их нет сегодня с нами?
Астахов еле заметно скривился, но ответил.
— Они тоже участвуют. Но гораздо хуже контролируются. Прозрачность любого отдела разработки на уровне Ганга. Мы там ничего не увидим.
— Удобно хотите себе сделать, да? — откинулся на спинку стула Улей.
— Да, — не стал скрывать Астахов. — Мы хотим держать руку на пульсе. Они тоже работают, но мы не можем на них рассчитывать. Они могут придумать, могут не придумать, могут сделать и поделиться, а могут сочинить нечто и похоронить у себя как нерентабельное. Что угодно.
— А кто работает?
— Технотрек и Технодрифт.
Некоторое время помолчали. Улей потряс кофейник, но кофе уже кончился. Он вопросительно посмотрел на министра, и Астахов вызвал секретаря. Секретарь заглянул в кабинет, все понял и исчез.
Разговор не клеился. То ли из-за того, что иссякли запасы кофе, то ли из-за общей тупиковости ситуации. Тера погрузилась в свой комбраслет, отвечая на срочные вопросы, Чин уставился в окно, а Гелий продолжал разглядывать стену в кабинете Астахова. Стена была покрыта модными пористыми панелями. На этом расстоянии Гелий не мог их как следует рассмотреть и на полном серьезе принялся размышлять о том, не проявить ли любопытство к местному фэн-шую и не подойти ли поближе. Заодно попугать других своей эксцентричностью, а то что-то расслабились.
Привезли новую порцию кофе, сливок и печенья, и народ немного оживился.
— Господа, — напомнил Астахов. — Мы не можем разойтись даже без наметков идей. Про деньги я услышал, это был очевидный запрос. Мы, разумеется, изыщем дополнительные фонды. А что вы скажете по существу?
Гелий с интересом огляделся. Понятное дело, что такого рода проблемы просто так не решить. Да еще в оставшиеся двадцать минут. Но, может, у коллег будут идеи?
— Я думаю, — решила прервать молчание Тера, — что надо пересмотреть программы на будущий год. Возможно мы идем слишком линейным путем, и нам надо включить в подготовку органиков курс биологии. Хотя бы самый простой.
«Он у нас и так есть, — подумал Гелий. — А что, у вас нет? Вот это сюрприз».
Астахов одобрительно кивнул. Ну хоть какие-то идеи.
— А еще нужна практика!
— И обмен межтерриториальным опытом!
— И профориентация в школах!
— И…
Что хотел сказать Басов, ректор Консолидированного технологического, никто не узнал, потому что двери распахнулись и на пороге нарисовалась глава отдела Вестников прогресса.
— А почему мы не приглашены на вашу встречу? — мерзким голосом спросила она.