Осенняя ночь встретила меня моросью, слякотью и мелким мокрым снегом. По мокрой скользкой дороге проезжали одинокие экипажи, спешащие доставить припозднившихся гуляк домой. Выкрикивали ругательства извозчики, подгоняя лошадей и мечтая поскорее отправиться отдыхать после тяжёлого рабочего дня.
Свет магических фонарей освещал облачка пара, срывающиеся с губ, и неясные тени, нагоняющие жути на любого благопристойного жителя столицы.
Я к таковым не относилась. Скорее с точностью да наоборот.
Хотя признаюсь, что будь ситуация иной, с радостью осталась бы в доме, завернулась в одеяло и почитала азы некромантии, чтобы не казаться дурой при следующей встрече со старшим следователем.
Как же мне не нравилось выглядеть дурочкой. Есть две вещи, которыми я смело могла гордиться — актёрское мастерство и ум. И второе меня вот уже дважды подвело. Точнее, подвели меня невнимательность и самонадеянность… Но от того лучше я себя не чувствую.
В своё оправдание скажу только, что не собиралась разыскивать преступников, убийц, маньяков… А планировала мирно посидеть в кабинете, поперекладывать бумаги и построить глазки Максу Стоуну. А после незаметно исчезнуть и более никогда не появляться не то что в участке, а даже в столице.
Так нет же…
Одни проблемы от этих рисунков. А сегодня они ещё и чесались до такой степени, что просто сил не было терпеть.
Я быстро свернула в переулок и перепрыгнула через лужу. На груди грелся вечно мёрзнущий в такую погоду нетопырь, искренне меня сейчас ненавидящий и не понимающий, какого демона его потащили в такую погоду к демону на рога. Ему и дома было просто замечательно.
Хотя в этом я была с ним согласна.
Ненавижу сырость и слякоть. Они верные спутники простуд. Благо тётя Роза приучила меня не жалеть денег на сапоги и плащи.
«Держи ноги в тепле, и ни одна простуда к тебе не подберётся», — говорила она, покупая мне новую обувь в магазине, где одевались только очень богатые господа, дамы, а также их детки. Но такая обувь практически не изнашивалась, выглядела как новая, не промокала… в общем, она стоила уплаченных денег. И ещё один плюс — в таких магазинчиках можно было познакомиться с богатенькими мамочками-наседками, которые часами готовы были рассказывать о своих детях столь увлечённо, что никогда не замечали сразу исчезновения браслета, цепочки с подвеской или карманных часов.
Как вы догадались, сапоги окупались с лихвой.
Кто-то в подворотне, фальшивя, пьяно запел, кто-то выругался, а кто-то закричал, и послышался треск и звук битого стекла. Завоняло затхлыми тряпками и испорченными овощными очистками…
И это лучшие кварталы города, демоны их побери.
Я ускорила шаг и буквально вылетела на центральную площадь прямиком напротив следственного комитета. Здесь было так пусто, даже бродячие псы не решались шастать вблизи от участка. Стоял одинокий ведомственный экипаж, в здании светилась пара окон, а в остальном — тишина, покой.
Я перевела дыхание, ещё раз прочитала молитву и прижала к себе покрепче Дрю. И только после этого прошмыгнула в переулок напротив, искренне надеясь, что осталась незамеченной.
Кажется, извозчику на козлах хоть демоны из преисподней вырвись — не проснётся. Мне даже стало жаль его.
Дрю закопошился, и я вытащила его из-за пазухи, устроив на ладони.
— Ну что, теперь дело за тобой, — шепнула я совершенно ничего не понимающему нетопырю. — Если мы не справимся, то твоего хозяина повезут на плаху, если справимся — то на кладбище. Странно? Я тоже так думаю.
Но мне казалось, что именно таков был план Раша по собственному спасению, если я правильно его поняла.
Я перепроверила пузырёк, привязанный к лапке нетопыря, и закусила губу.
Надеюсь, ничего не напутала. А если напутала? А если неправильно отмерила? А если… Так!
Я закрыла глаза и перевела дыхание. Всё у нас получится.
Наш план (я надеюсь, что наш, а не только мне такие идиотские решения приходят в голову) был до обидного прост. Выпив зелье в пузырьке — Хайраш умрёт. Ну не совсем, а почти. Приблизительно зелье действует день, максимум полтора. А после он придёт в себя с головной болью и дурным настроением, но лучше так, чем болтаться в петле.
Умерших узников и казнённых преступников вывозят на загородное кладбище. Там они ещё сутки ждут, пока над ними прочитает заупокойную вечно пьяный святой отец или проведёт ритуал упокоения освободившийся некромант. Благо вторых почти никогда на кладбище не появлялось. Ибо они предпочитали творить добро за деньги. Так оно добрее и некроманты довольней. А поскольку за работу на кладбище для городского сброда не платили от слова совсем, то и некромантов, как вы понимаете, в очередь не выстраивалось.
Ну вот, в склепе Хайраш отлежится, придёт в себя и, очень надеюсь — выберется.
И ещё надеюсь, что наши с ним мысли не расходятся, а наоборот.
Я ещё раз проверила пузырёк, почесала Дрю за ухом и медленно двинулась вдоль стены.
Хоть бы всё получилось.
Как хотелось услышать свист или эту проклятую песню. Но было так тихо — до жути.
В животе кусочком льда засела тревога, сердце каменело от дурного предчувствия, спину холодило чувство, словно кто-то смотрит мне в затылок… а в тёмных проулках засела густая, тягучая и жутко пугающая тьма.
Мне впервые было страшно. Оттого ли, что я была одна, или по другой причине, но страх не давал нормально дышать и двигаться вперёд.
А ещё и рисунки на руках доводили до бешенства и теперь не чесались, а жгли, словно кто их натёр карнейским перцем… И хоть бы что.
Дрю спокойно, почти не шевелясь сидел у меня на ладони и, кажется, в спасении своего хозяина участвовать не собирался.
И когда я уже готова была взвыть и расплакаться — вскочил, натопорщил уши и после секундного замешательства резко взлетел вверх.
И как это было понимать?
Услышал он там что или нет?!
Проклятье! Проклятье…
Я прислонилась к холодной сырости каменной кладки стены и закрыла глаза. Всё будет хорошо. Главное, чтобы Раш не переставал петь. Или свистеть…
А мне следовало бы валить отсюда, пока темно и тихо.
Но едва я развернулась в ту сторону, откуда пришла, как вмиг замерла. Даже крик застрял в горле.
На меня смотрели два горящих красных глаза. И кажется, я слышала тихий глухой рык…
О мать Окаш! Это что за чудище?
Что-то мне подсказывало, что ничего хорошего мне от него ждать не стоит.
Нужно было бежать. Скорее уносить ноги… Но я словно приросла к месту.
Кричать? И горло сжало спазмом так, что всё, на что я была способна — едва различимый хрип.
А угли приближались, надвигались на меня, как и осознание неминуемой смерти…
Демоны! Этого быть не может! Я ещё столько не успела сделать…
Чудище глухо рявкнуло, и огни метнулись ко мне.
Всё, что я смогла — выставить в защитном жесте руки.
И в этот самый миг жжение стало невыносимым.
Некстати или наоборот, но луна выглянула из-за тучи, осветив и отлетевшее на добрых пять шагов чудовище, чем-то похоже на огромного пса. И двух зависших в воздухе крылатых чёрных ящеров с зелёными огнями глаз…
А после мне стало не до них, потому как тело охватила такая слабость, что голова пошла кругом, а ноги отказались держать…
А дальше тьма!
…Молочно-белый туман — холодный и густой, выедающий тепло, силы и, кажется, жизнь. В тумане мне и суждено затеряться навсегда.
Сколько лет я оставил позади? Кто сосчитает, если даже я не могу вспомнить, когда мой росток пробил сырую почву и потянулся к небу? Но зато я знаю, что сегодня мой путь закончится. Я обрету покой.
Обрету ли?! Оставив её одну. Сила предков защитит её от недруга, но кто защитит её от неё самой? Кто объяснит, что хорошо, а что плохо? Где добро, а где зло? С кем сведёт её судьба — со злым человеком или добрым?
Мать Окаш, защити и направь на путь единственной из рода Призрачных Драконов человека, который поможет ей стать сильной, выжить! Сжалься над маленькой девочкой, которая осталась одна в этом мире.
Старческие руки сводит судорога. Какое странное чувство. Словно лишился рук или ног, а всё ещё кажется, что можешь вырезать по дереву или танцевать. Нет больше моих Хранителей. Они по праву перешли к наследнице рода. А я теперь просто старик — немощный и никому не нужный…
И всё же я чувствую, как он дышит мне в затылок. Даже в этом тумане, поглощающем каждый звук, я слышу, как он гонится за мной, чувствую, как приближается. Мне не уйти.
— Эмешер, — шелестит туман его голосом. — Эмешер, тебе не уйти!
Я знаю, что не уйти, но могу отвести его достаточно далеко, чтобы она осталась в безопасности. Хоть до тех пор, пока она не войдёт в силу, пока не сроднятся с ней Хранители настолько, что смогут её защитить. Потому бреду на исходе сил, несмотря на судороги в руках и ногах, вмиг ослабевших после разрыва с Призрачными Драконами.
И пусть шелестит…
— Эмеше-ер… — зовёт он меня голосом погибшей дочери.
Проклятье на его голову и весь будущий род Туманных Псов. Как нож в старческое, изношенное, как старый башмак, сердце. Она осталась в родной земле. Как и все предки. А мне не будет чести почить рядом с женой и сыном. И всё из-за него, прикрывшегося войной и пришедшего в наш дом. Убив Хранителей дочери, взявшейся защитить дом и выигравшей время, чтобы я мог увести Рэйгель подальше и спрятать. Больше её нет. Только голос, который запомнили туманы…
Красные огни в молочной дымке. И тишина. Смерть приходит тихо… Слишком тихо. Может, для того, чтобы мы не смогли от неё сбежать? А может, чтобы не успели испугаться. Она всегда догонит.
Назад
1234
Вперед
И всё же он злится. Понимает, что выиграл этот бой, но злится. Чувствует? Знает?
Рык. Глухой рык Туманного Пса, перед которым расступается молочно- белая завеса.
Он вырос с последней нашей встречи, заматерел. Стал сильным настолько, что может разгуливать без хозяина. Оно и не странно, если помнить, сколько силы он вобрал, убив других Хранителей.
— Здравствуй! — мой голос хриплый, трескучий, но не трусливо дрожащий.
Впрочем, я не боюсь его. Страх неведом тому, кто знает и принимает своё будущее.
Туман расступился перед ним, растёкся, выпустив в узкую, грязную и вонючую улочку высокого худощавого мужчину в одежде по столичной моде и высокой шляпе. Ничего не осталось от того воина, что некогда обучался у меня, обретя своего Хранителя в пещере богов у ксарейских монахов-отшельников. Только они знали, как призвать духов, как связать их с человеческим телом. И эти знания умерли вместе с ними в тот день, когда люди проведали, что в пещерах есть драгоценный сиррий — один из важнейших ингредиентов магического порошка, залечивающего самые ужасные и даже смертельные раны. И вовсе не удивительно, что, дабы спасти нескольких богатых вельмож из столицы, пришлось вырезать целый народ и уничтожить древнейшие знания…
— Хотел бы пожелать тебе того же, но это прозвучит скорее как насмешка, — его голос не изменился с последней нашей встречи. — Тебе не кажется?!
Мне не кажется, я знаю, что он и без того будет насмехаться. Увы, это тронуло бы меня, если бы ему было что праздновать, отчего триумфовать. А так… кажется, мне совершенно безразлично то, что он говорит сейчас и что скажет после.
— Ты жалок, Эмешер, — раздражённо, даже зло говорит он. — Я рассчитывал на сильного противника, которого знал много лет тому, а встретился со старым, дряхлым дедом, едва стоящим на ногах. Что с тобой стало?
Хотел ли он задеть меня этим вопросом или и правда был искренне раздосадован? Скорее всего — второе. У сильного воина — сильный Хранитель. А если человек слаб, то и духи мало что могут дать ему.
— Ты сам сказал — я слишком стар!
— Может, и так! — задумчиво говорит он. — Но помнится, твои Хранители были достаточно сильны, чтобы ты мог не жаловаться на здоровье до самой смерти. Они же достались тебе от отца, а ему от его отца, а тому ещё от какого-нибудь предка… Так? Не то что мой, — он опустил руку на голову Пса и почесал между ушей, и тот поднял взгляд горящих углей-глаз на хозяина, словно ждал приказа. — Он не вобрал в себя силы рода, собирая веками частички душ моих предков. Потому… Ты понимаешь, что мы просто вынуждены так поступать.
Нет, я решительно этого не понимаю. Но ему и не нужно моё понимание.
— Прости! Я правда буду помнить всё, что ты для меня сделал. Хочешь, даже выполню твою последнюю просьбу?
Очень щедрый дар, если он и правда решил бы мне его преподнести. Вот только что я мог просить у человека, который пришёл в мой дом и забрал у меня всех, кого я любил?
— Молчишь?! — грустно вздыхает он, словно действительно жалеет меня. — Что ж… Я рад, что знал тебя! Карх…
Пес ощерился, но не напал. Ждал, когда вылетят мои Хранители. Но у меня больше не было ни Хранителей, ни сил. А значит, и брать с меня совершенно нечего.
— Ну же, Эмешер… — раздражённо подгоняет он меня. — Ты всё равно погибнешь. Зачем тянуть?
— Ты не получишь от меня того, что тебе нужно. Мои Хранители мертвы.
И в доказательство я закатываю рукава. Показываю руки, на которых остались лишь белые следы былого могущества.
Его обуревает ярость. Я не вижу его лица, оно скрыто темнотой и туманом. Но я чувствую.
Что ж. Вот и всё…
— Убей его! — цедит он сквозь зубы, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик.
И Пёс не медлит… Мгновение… боль… белый туман становится красным…
Я судорожно втянула воздух и закашлялась.
Рванулась, почувствовав, как меня сжали сильные руки. Забилась…
Потолок качался, кружился, словно земля и небо менялись местами. От этого тошнота подступала к горлу. Мысли путались, а чувства разрывали грудь. Я рыдала?! Да. Я, похоже, рыдала, может — кричала, может — сипела. Руки тряслись, но пальцы сами собой цеплялись за жёсткую ткань форменной куртки.
— Оливия, всё хорошо! Всё уже хорошо! — повторял низкий, немного хриплый, словно простуженный, голос, а я цеплялась за него, словно по тонкому канату убегая от ужаса, что принесло с собой чудовище с красными глазами. — Тебе не стоит бояться. Всё хорошо!
И только теперь, заметив, что его слова отскакивают от моего сознания, а я продолжаю трястись осиновым листом, он прижал меня к себе. Меня окутал тот самый запах, который создавал иллюзию безопасности — табака и чего-то горького. Вот только о безопасности мне теперь не стоит и мечтать. Тот человек теперь знает, что я есть, может, знает даже, кто я. И придёт за мной. Обязательно придёт. И тогда… Что тогда?! Что мне делать?! Куда я могу убежать от этого человека?!
Назад
1…34
След. часть
Я снова затряслась так, что цокнули зубы.
— Роберт, боюсь, без успокоительного здесь не обойтись. Иначе…
— Я уже понял, — резко и как-то нервно сказал обнимавший меня старший следователь. — Давай сюда, — и через несколько мгновений губ коснулся холодный край стакана. — Оливия, выпей. Тебе станет легче.
Я готова была выпить хоть яд, дабы избавиться от этого выедающего силы и тепло страха. От этого липкого тумана… Потому мгновенно сделала несколько больших глотков и закашлялась, едва не задохнувшись.
— Чёрный ром с Островов. Огненная вещь, — самодовольно заговорил некто за моей спиной. — Берёг для особого случая.
— Мне кажется, этот случай самый особый из всех, которые только можно придумать, — напряжённо сказал Роберт. — Странное у тебя лечение.
— Я не врач, а патологоанатом. Как умею…
Но несмотря на странные способы лечения, я действительно начала понемногу успокаиваться. Напряжение потихоньку спадало, тело расслаблялось и согревалось, словно огонь чёрного рома выжигал пробравшиеся в самое нутро туманы.
— Тебе нужно отдохнуть, — посоветовал Роберт, ослабив объятья, но я тут же вцепилась в него так, словно если отпущу, то умру.
— Не оставляй меня, пожалуйста! Мне страшно! — о мать Окаш, я сейчас не как взрослая девица, а как маленький, выброшенный на улицу котёнок. Что за блажь?!
— Я не оставлю! — сказал он тихо, снова крепко прижав меня к груди.
— А мне, пожалуй, пора! Трупы ждут! — протянул Хэнк.
Хотя мне было уже не до него.
Меня попросту сморил сон. Обычный сон, без жутких видений.