Бояринъ из куна-чакры – 2

Глава 19

Я очень люблю спать. Люди вроде бы тоже, каждую ночь ложатся в постель именно для этого дела. Но, видимо, мы под сном подразумеваем очень разные процессы. Людям зачем-то нужны разные сны — быстрый, глубокий, еще какой-то. Еще люди страдают бессонницей. Кто не страдает — долго не может заснуть, если разбудить посреди ночи. Еще непонятней для меня, когда спросонья люди ничего не соображают. Как так-то? Ведь съедят!

Еще люди ночью ворочаются, долго не могут согреться, Они ничего не слышат во сне, у них затекают руки, ноги и шея, они отлеживают себе бока… Нет, решительно не понимаю! Ведь сон — это же… лег, расслабился, глаза прикрыл — вот он и сон, счастье мое! А все остальное — такая чушь! Какой быстрый сон, какое «не могу согреться», о чем это вообще⁈ Лег, расслабился — уже блаженство!

Концепция полной отключки во сне мне тем более непонятна. Мне все время кажется, что люди врут. Как они тогда сохранились как вид, если ночью ничего не слышат, не чуют и не ощущают? Почему людей не съели на заре туманной юности? Нет, что-то здесь подозрительно.

Вот я во сне никогда не отключаюсь. Даже желания такого ни разу не возникло. Сплю, конечно, плыву на волнах райского блаженства, но тем не менее слышу, о чем шепчутся княжны Меньшиковы — а забавные у них эротические фантазии! — слышу, как полицейский хитростью, враньем и лестью уговаривает дочь иудейского племени, и она, судя по дыханию, вот-вот согласится… и вижу полные пристального внимания Взгляды. Слышу, как вскидывается в своей комнате Ясмина, мгновенно ставит щит, как крупнокалиберные пули с визгом улетают обратным вектором… Ого. А нехило нас собирались приложить. Пулеметик такого зверского калибра, пожалуй, и кирпичные стены влегкую разберет. Это кто такой смелый? Крупняк… военные, что ли?

А забавная штука эти девять пар Когтей. Непривычная. Я одновременно и держу щит вместе с Ясминой, и дико ругаюсь вдали вместе с Мишель на раззяв-гвардейцев, и ловко справляюсь с пуговичками на пижаме Голды… Стоп. А почему девять, когда должно быть… сколько, кстати? Мама Вера, близняшки, Мишель, фрейлины, княжны, Ясмина, Сыч и Ивашутин… итого тринадцать пар Когтей. Плюс собственные. А ощущаю девять.

Озадаченно разбираюсь прямо во сне. О как. Ну, то, что близняшек ощущаю единым целым, это объяснимо, все же однояйцевые. Но ведь и княжны Меньшиковы сливаются в одну пару Когтей. А Мишель неразрывна с мужчинами… И что тогда получается? Что я четко чувствую только тех, кого инициировал лично? И что Хелена, Лизетта, Сыч и полицейский — не совсем мои? Забавно. Сама собой выстраивается иерархия клана. Жанна, Мариэтта и Мишель автоматически выдвигаются на руководящие места… а Ясмина и спортсменки тогда…

И я плыву на волнах сна в приятных мыслях, что так или иначе, но девочки все — мои, и что Мишель, конечно, дико бесится от моих шуточек про ноги, но в результате ведь все равно ее ноги в моем полном распоряжении, могу с ними делать что угодно… и с пылкой, огненно страстной Ясминой тоже, и с забавно серьезными княжнами, и с мурлыкой-кошкой, а уж что можно вытворять с оторвами-сестричками… но это я так, просто мечтаю. Могу же я как мужчина помечтать о девочках, особенно если они все мои? Несомненно да!

В результате я утром так и вхожу в столовую с мечтательной улыбкой.

И там на меня накидывается разъяренная мама Вера. А я только хлопаю глазами, совсем как человек после сна, чем выбешиваю ее еще больше.

— Рой! Это надо прекращать! Немедленно!

Сажусь за стол, подтягиваю пару тарелок, внимательно, насколько это возможно, слушаю. И слушаю с огромным удовольствием! Мама Вера в гневе — это что-то восхитительное! Она не монолог ведет, даже не диалог, а триалог! Вываливает на меня претензии, моим противно искаженным голосом озвучивает мои возможные оправдания, язвительно комментирует их от лица стороннего наблюдателя… и все это с гневно сверкающими глазами, с взволнованно вздымающейся грудью, с жестикуляцией на уровне урожденных итальянцев!

Мама Вера внезапно замолкает и спрашивает обеспокоенно:

— Рой… с тобой все в порядке?

А я смотрю на нее с грустью. Мама Вера испугалась за своих будущих двойняшек. Не за нас. Это значит… это значит… сестричкам будет очень трудно принять, что они больше не главные в мамином мире. Что все ее внимание, вся нежность теперь — другим, еще не родившимся. Да и мне, пожалуй, тоже печально осознавать, что детство ушло.

— А? Нет… но это неважно. Я тебя выслушал. Ты ночевала в резиденции князя Кирилла, понимаю. Резиденцию атаковали из крупнокалиберного пулемета, как и нас — тоже понимаю. Придурок Рой не учел, что женщины обожают сматываться на свиданки, не обеспечил безопасность и потому виноват — спорить бесполезно, я всегда и во всем виноват. Очень хорошо понимаю, что ты испугалась за жизнь будущих дочек. Но не понимаю, что именно надо прекратить, причем немедленно.

— Рой! — рычит князь Кирилл.

— Иди нахрен, — не остаюсь в долгу я. — В резиденции находились второй по силе боец нашей семьи и мастер Воздуха — какая еще защита вам требовалась? Или щиты разучился ставить?

Князь совершает огромное усилие, чтоб не кинуться в драку. И говорит донельзя злым голосом, но уже вполне разумно:

— Щиты я поставил и атаку отбил. Но ты мог бы с мамой говорить повежливее, она для тебя очень многое в жизни сделала.

— А я — глава клана. Наше благополучие держится на мне. Со мной не надо помнить о вежливости?

— Нет! Молодой еще!

Пожимаю плечами. Нет так нет. Что-то подобное я и предполагал. Стоило завестись еще одному альфа-самцу, и внутреннего согласия как не бывало. Оторвать ему голову, что ли? Но тогда придется руководить хозяйством самому, а это ж работать…

Они пробуют еще что-то мне сказать, но я отмахиваюсь, и они замолкают. Начало потихоньку доходить, что слегка возомнили о себе?

В столовую робко заглядывают близняшки. Им не по себе, когда ругаются взрослые. Машу им приглашающе рукой. Девочкам надо позавтракать, а мы, собственно, уже закончили. Они сказали, я услышал. Больше говорить не о чем.

Молча подтягиваются остальные девочки. Завтракаем в очень неприятном угнетающем молчании. Потом вваливается Мишель в сопровождении Сыча. Недоуменно смотрит на угрюмую Веру, садится рядом со мной и сообщает:

— Стрелка вы грохнули, Ясминка молодчина. Помощники ушли, пулемет утащили. Я по их следам бегала. Как розыскная собака, блин! И почему Нюх не работает из машины, а? В общем, это армейцы. Есть одна часть в западном пригороде, вроде как спецназ. Пулемет туда утащили.

Молча киваю. Говорить неохота. Мишель с немым вопросом смотрит на Веру. Бывшая фрейлина кривенько усмехается.

— Опять на Роя наезжали? — вздыхает Мишель. — Когда-нибудь у него кончится и терпение, и сыновняя любовь. Допроситесь.

Князь раскрывает рот, но Мишель что-то делает, и челюсть со стуком захлопывается. Это она ему левитационным навыком намордник надела, что ли? Ух ты, надо перенять!

— Князь Кирилл, а я не Рой, мне сдерживаться необязательно.

Вера пытается сказать свое авторитетное слово, но внезапно взрываются близняшки:

— Мама! Даже мы отучились погонять Роя! А ты все не можешь понять, что он — глава клана! Сидела бы без него переводчицей на полставки!

Мама Вера опасно бледнеет. Все, у бывшей фрейлины сорвало тормоза, сейчас нам что-то будет…

— Мама Вера! — звучит вдруг ангельский голосок. — Доброго утречка! Таки оно прекрасное как никогда!

Изумленно оборачиваемся. Голда Бовина непринужденно перепархивает к маме, целует ее в щечку, расспрашивает о здоровье, приветливо кивает князю, мимоходом гладит взъерошенную Риманте, подмигивает Ясмине… и как-то волшебным образом через десяток минут оказывается, что мы все сидим за столом и дружно соображаем, что нам делать с покушениями. Потому что мама Вера права: если все время находиться в обороне, когда-нибудь удар все равно пропустишь. Надо прекращать, и прекращать немедленно, как она и сказала.

В результате печально признаем, что восемь сильнейших монархов Старой Европы нам пока что не по зубам. В смысле, съездить и грохнуть можно, но начнется мировая война, а мы как бы мирный клан. И вообще не имеем полномочий на международную деятельность.

— Я позвоню деду! — обещает Голда. — Чего это иностранные киллеры здесь бродят? Мнение любимой троюродной внучки кое-что для него значит!

На нее смотрят с суеверным ужасом. Троюродная внучка. Любимая. Да у русских это не то что родством не считается — мы о своих троюродных даже не слышали ничего! А тут — ее мнение кое-что значит! Для главы Третьего тайного отдела!

Зато судьба армейской части спецназа заиграла в фантазии присутствующих самыми зловещими красками.

— Вырезать! — коротко предлагает Мишель.

Близняшки поддерживают ее с кровожадным воодушевлением, в их реве писк Риманте «и запинать!» совсем теряется. Мне их подход в целом нравится, но коротко отвергаю:

— Не пойдет.

— Да почему⁈

— Потому что меня устраивает клановая система страны. И пока страна играет по правилам, я тоже буду играть по правилам.

— Молодой в кои-то веки прав, — неохотно признает князь Кирилл. — На нас же не бросили войсковые соединения. Только киллеров. И отвечать надо так же. Убить исполнителей, может, их офицера — и на этом всё. Люди предпочитают мир, и чтоб клановые разборки проходили где-то там и не касались других.

— Старикан иногда признает очевидное! — тут же огрызаюсь я.

Князь начинает медленно подниматься, но Голда мгновенно оказывается рядом, нежно гладит князя по руке и воркует:

— Ну не такой уж и старикан, очень даже не старикан… правда, Вера?

И пижама ее при этом оказывается расстегнута настолько недвусмысленно, что даже мне становится неловко. А мама Вера сверкает глазами и из-за жгучей ревности сразу не находит убийственного ответа. А потом все начинают понимающе ухмыляться, и обстановка как-то разряжается.

Потом девочки подрываются одеваться на выход, а я слегка придерживаю за плечи Голду.

— Спасибо, еврейка хитрожопая. Без тебя мы бы передрались.

— Да? — рассеянно удивляется она. — Ничего такого не заметила. Обычная семейная атмосфера. Милая.

Пытаюсь представить, какая атмосфера в их семьях тогда считается необычной, и ежусь. Не просто так она уверенно опознала в горелом пятне дядю Изю, видимо, были прецеденты.

— Кста-ати… Рой, мне машина нужна.

— Зачем? — не понимаю я. — Для обычной аспирантки прогуляться по Центральной першпективе — нормальное дело! Тут идти всего пятнадцать минут!

— Не аспирантке, а лаборантке. А вот если подъеду на своей машине, тогда место аспирантки у меня в кармане. Машину дай.

— Да возьми в гараже, жалко, что ли…

Получаю легкий поцелуй в щеку, и довольная девушка исчезает. Опасливо смотрю ей вслед. Взяли бесенка в клан. Так не успеешь глазом моргнуть, как она всем станет заправлять.

Полицейский в дверях столовой провожает дочь иудейского народа ласковым шлепком и влюбленным взглядом. Понятно, этот пропал.

— Николай, — возвращаю его в реальность. — А где у нас собирается дворянское общество?

— Ну, вообще-то это тайна…

— Потому тебя и спрашиваю.

Полицейский подбирается и четко называет адрес. Надо же, недалеко, даже ехать не придется. Особняк княгини Марьи Алексеевны — на площади напротив академии.

— Как ты думаешь, по каким каналам привлекли армейский спецназ? Ну не напрямую же им приказали! Армия вообще-то в клановые разборки не вмешивается. Это точно местные договоренности. Могли через дворянское общество?

— Не могли, а должны! — уверенно отвечает Ивашутин. — Такие вопросы только там решаются.

— Значит, заглянем к ним сегодня вечером. Ты со мной.

-=-

Величественный дворец в стиле позднего барокко светился всеми огнями. Легкие порывы музыки вылетали из приоткрытых окон и порхали венскими вальсами над Центральной площадью. Гуляющие студенты поглядывали завистливо — у княгини Марьи Алексеевны еженедельный традиционный вечер танцев! Потому что балы в парках все же редкость и очень торжественные события, а надо же где-то показать воспитанницам балетного училища свою грацию, красоту и утонченность манер? И надо же где-то заинтересованным состоятельным лицам без помех, вдумчиво эту красоту оценить? Вот и взяла отставная фрейлина императорского двора на себя эту заботу, и теперь каждую пятницу в ее дворце сияние ламп и нежные звуки оркестра, а перед дворцом — выставка очень, очень престижных лимузинов. Там, во дворце, для владельцев этих лимузинов сияют взоры юных танцовщиц, звучит нежный смех, звякают бокалы тонкого стекла, там безмолвно, одними взглядами заключаются тайные договоренности и сердечные союзы — подкрепленные совместными поездками на Парижскую всемирную выставку или еще куда-нибудь, где можно красиво потратить деньги.

Но это все на первом этаже, в огромном зале. Это место — владения Амура, тут нет забот, только веселье, только летящие танцы, только маняще изогнутые тонкие талии. Тут ловко фланируют официанты, предлагают бодрящие и пьянящие напитки, тут громко смеются офицеры и юные барышни приседают в прелестных книксенах, соглашаясь на танец или на что-то еще.

А более серьезные дела — на этаже втором. Это — ресторан. Это солидные компании за столами, неторопливое обсуждение дел, это выработка стратегий, компромиссов и условий. Тут идет настоящая финансовая жизнь Старого Донца. Женщины тут тоже есть — но какие женщины! За их улыбки можно — и нужно! — бросить к их стройным ножкам миллион! А лучше два, ведь ножки две.

А на третьем этаже вроде ничего такого нет, ни серьезного, ни шаловливо-танцевательного. Просто сидит компания, играет в карты. Играет, понятное дело, не в покер. Какой покер среди магов, когда в каждой Школе изучаются специфические приемы подглядывания, подслушивания и одурачивания зрения? В игре с магами любой профессионал останется без штанов.

Поэтому сидящие вокруг небольшого стола мужчины и одна женщина ошеломительной красоты и такой же стати играют в особую игру для магов. В ней не то что разрешается — необходимо мухлевать, дурить, отводить взгляды и передергивать карты. Главное — не попадаться. Попался — проиграл. Обвинил в мошенничестве и ошибся — тем более проиграл, еще и со штрафом. И обидно, и потеря денег, которые даже у очень богатых людей все же конечны.

Женщина ошеломительной красоты — понятное дело, княгиня Марья Алексеевна — уверенно выигрывает. Сидящий напротив нее капитан-сапер нервно кусает губы. Он проигрался почти вдрызг, в прах. Но магические карты всегда оставляют шанс на победу, до последнего, надо лишь подловить противника, а княгиня Марья Алексеевна не очень ловка, и вот отчетливо мелькает карта в ее руке… и сосед еле заметно толкает в коленку. Нельзя. Это — нельзя.

Капитан разочарованно выдыхает, с сожалением кланяется игрокам и удаляется в курительную комнату пережить и принять поражение. Сосед присоединяется к нему.

— Миша, — сочувственно говорит он. — Не дури. Я для чего тебя сюда привел? Чтоб ты получил заказ на дорожные работы силами твоего подразделения. Князья Скуратовы как раз собираются делать дорожный дренаж на своем участке. И мост через Черемшанку им необходим. Но чтоб они обратились именно к тебе, надо, чтоб княгиня Марья Алексеевна выиграла. Тогда она становится очень дружелюбной и охотно помогает молодым офицерам. Тебе же нетрудно уступить красивой женщине в таком пустячке?

— Ничего себе пустячок! — ворчит капитан. — Месячную зарплату спустил!

— Да, но сколько получишь за мост? И заметь — вполне официально, без воровства! Проведешь как полигонные тренировки саперов по наведению мостов и переправ, проставишься на офицерском собрании, остальное — себе на карман!

— А княгиня точно поможет?

— Миша! Княгиня — это…

— И что княгиня? — вежливо спрашивает кто-то у них за спиной.

Офицеры недоуменно разворачиваются. Из-за шторы с подоконника спрыгивает на паркетный пол юноша в темном костюме, очень напоминающий лицом знаменитого Алена Дюпона. От толпы подражателей он отличается тем, что спрыгивает совершенно бесшумно. На паркет. Следом за ним появляется еще один персонаж — обычного вида мужчина со спецстволом в руке.

— Третий этаж… — бормочет капитан-сапер и завороженно смотрит на приоткрытое окно.

Его приятель вдруг дергается — и приподнимается на цыпочки, словно его вздернули стальными когтями за горло вверх.

— Узнал? — шипит мужчина. — Трепещешь? А когда по маленьким девчонкам из крупняка лупил, не трепетал? Ничего внутри не ворохнулось? Сука…

— Не я… — хрипит офицер спецназа.

— Не ты, — вежливо соглашается юноша. — Ты приказал. И не отказывайся, Нюх не ошибается. Коп, не стреляй, сделаем хуже. Ты понял, да?

— Ну хотя бы ногу сломать! — кровожадно протестует мужчина со странной кличкой Коп.

— Ногу? Ну…

Капитан приходит в себя и незаметно активирует заклинание. Как положено по уставам: бой в доме, контактные заклинания, щит на корпус… Но юноша легко касается плеча, укоризненно качает головой, и капитан с ужасом ощущает, как рассыпаются заклинания. Он всегда, с детства чувствовал их в отличие от большинства магов, и теперь словно наяву видит, как накопленная сила исчезает, испаряется… перетекает к этому непонятному юноше! И еще резко теряется концентрация, как будто упился вдрызг. Но он же не пил, полбутылки бренди для мага что стакан яблочного сока…

В курительную комнату заглядывает еще один офицер, замирает, пытаясь сообразить, что в ней происходит… и падает беззвучно. Юноша безразлично отодвигает его ноги туфлей то Борджи и проходит в гостиную княгини. Мужчина со спецстволом движется за ним, потом смещается в сторону и берет присутствующих на прицел.

Немая сцена.

— Мое почтение, княгиня, — не очень вежливо говорит юноша, подходит к женщине ошеломительной красоты, наклоняется и легко целует руку безупречных форм.

— Продолжайте, господа. Не смеем вам мешать. Мы просто заглянули сообщить, что с нами лучше дружить. Только это. Подумайте, господа. Очень прошу — подумайте. Всего хорошего.

И странные визитеры удаляются обратно в курительную комнату. Княгиня встает, протягивает им вслед руку, словно пытается разрубить… и падает без чувств. Потому что резко двигаться для старухи полутора сотен лет не очень-то рекомендуется. Особенно когда магия — исчезла.