Белые волки. Часть 3. Эльза

Цирховия Двадцать восемь лет со дня затмения

Здесь, под землей, оглушительный грохот уличных взрывов походил больше на стариковское покашливание, сухое и тихое. Алекс изо всех сил напрягал слух, пытаясь понять и представить, что там, наверху, происходит, но вот очередного визитера не заметил до тех пор, пока тот не приблизился вплотную к клетке.

— Здравствуй, Алекс.

Узник повернул голову, пристально вглядываясь в фигуру старого знакомца, словно искал подвоха.

— Долго же вы шли, — наконец проговорил он с легким упреком в голосе.

— Ну извини, — старик в черной широкополой шляпе усмехнулся, взялся за решетчатую дверцу и распахнул ее так легко, словно никакой стражник на глазах Алекса не запирал ее до этого на крепкий замок, неподдающийся взлому.

Алекс тут же вскочил на ноги.

— Как вы это сделали? Как вы вообще сюда попали? Я не слышал шагов.

— Сколько вопросов, сынок, — добродушно засмеялся истинный, — но прости, у меня нет времени на них отвечать. Часы, которые хранил твой дед, остановились. Решающая битва началась. Если хочешь спасти свою женщину, тебе следует немедленно отправляться в дарданийские горы, потому что посланник темного бога уже приближается к ней.

— Мою женщину? Эль? — Алекс тряхнул головой. — Она отправилась в монастыри?

— За ребенком, — подтвердил старик. — Она уже там и вот-вот найдет свою дочь. Но ведьмак вмешается в их встречу быстрее.

Алекс тут же поник.

— Тогда мы опоздали. Вы слишком долго шли, чтобы выпустить меня отсюда. Даже если сейчас я найду в суматохе, которая явно творится в столице, самый быстрый кар и помчусь со всех ног в горы, то дорога все равно займет несколько часов. Мне не опередить ведьмака.

— Брат твоей женщины так и сделал, — кивнул истинный, — он мчится к монастырям, а другой ее брат, отданный темному богу, идет к ней через сумеречный мир. Там расстояния измеряются иначе, и дорога длиною в пять часов становится короче в несколько раз. Конечно, ты не опередишь его, сынок. Но ты можешь оказаться на месте быстрее самого быстрого кара.

С этими словами старик подошел к стене, у которой сидел Алекс, и одарил того хитрым взглядом:

— Если тоже пойдешь через сумеречный мир.

На глазах изумленного Алекса серый влажный камень под морщинистой ладонью старика начал бледнеть, таять как лед под солнечными лучами, и за преградой открылся путь.

— Это и есть пресловутый мир сумеречных ведьм? — с опаской уточнил Алекс, разглядывая пожухлую листву на земле и бесцветное небо за верхушками неподвижных крон деревьев.

— Это мир двух богов, — поправил его старик, первым шагнул в образовавшийся проем и обернулся, приглашая последовать примеру, — светлого и темного. А ведьмы или истинные — всего лишь приглашенные гости в этом мире.

— Но я не знал, что истинные тоже могут сюда ходить, — заметил Алекс, осторожно ступая на покрытую листвой земную твердь. Проем за его спиной тут же захлопнулся без следа, и оказалось, что они стоят на поляне среди глухого леса.

— А ты вообще знаешь только то, что боги хотят, чтобы ты ведал, — глубокомысленно изрек старик и смерил Алекса снисходительным взглядом. — Пойдем. Я провожу тебя. В сумеречном мире множество дорог ведет к множеству дверей, поэтому в первый раз легко заблудиться.

Даже не думая спорить, Алекс послушно двинулся следом. Волк внутри него резко забесновался, считая само нахождение тут противоестественным своей природе, но человек подавил его усилием воли. Они со стариком шли, не ощущая на лицах ни малейшего дуновения ветра, даже листва под ногами не шуршала, как это обычно бывает в лесу. По левую руку за стволами деревьев показались стены какого-то строения, похожего на огромный шалаш, так как сплетены они были сплошь из тонких и гибких ветвей.

— А там что такое? — не удержался от любопытства Алекс.

Старик, который энергично шагал впереди, даже не обернулся.

— Посмотри на себя, — ничуть не запыхавшись от ходьбы, заговорил он, — когда я пришел к тебе в первый раз, ты был слепым и невежественным мальчиком, замкнутым на своем собственном нелегком горе и не желающим ничего знать о проблемах других. А теперь твой ум стал пытливым, ты постоянно хочешь изучать новое, знать больше. Ты не боишься идти вперед, если путь открывается нелегкий. Ты обрел друзей и поделился с каждым из них своим знанием, как оружием против зла, а себе оставил самую скромную участь — сидеть в темнице. Не потому что ты трус, а потому что ты видел, что каждому из них важнее одержать победу и насладиться ею, чем тебе. Вот в чем истина, Алекс. Помогать другим стать лучше.

Алекс пронзил взглядом его затянутую в ветхий черный пиджак спину.

— Когда вы пришли ко мне в первый раз? Насколько мне помнится, это я первым нашел вас, когда искал знахаря для излечения Эльзы. И даже пригрозил на случай, если откажетесь помогать.

Старик обратил на него лучистые выцветшие глаза.

— Нет. Это я нашел тебя, Алекс. И позволил тебе верить, что боюсь твоих угроз.

— Да кто вы вообще такой? Откуда вы все знаете? Про то, что сейчас происходит с Эльзой или ведьмаком и почему я сделал то или другое? Никакой истинный столько знать не может, даже самый мудрый, — внезапно Алекса пронзила догадка, и он нахмурился: — вы…

— Я? — его собеседник приподнял брови. — Я всего лишь отражение в глазах смотрящего.

В лицо слегка повеяло ветром, Алекс моргнул и внезапно обнаружил, что на месте старика вышагивает маленькая девочка в бедной, прохудившейся одежке.

— Для кого-то я — совесть, — сказала она тоненьким голоском.

— Для кого-то я — мудрость, — окинула Алекса ласковым материнским взглядом возникшая на месте девочки пожилая женщина во вдовьем платке.

— Для кого-то я — внутренняя сила, — на этих словах женщину сменил молодой парень, так похожий на старика в черной шляпе, словно был ему внук или сын.

— Ну а для тебя, Алекс, я — наследие, — загадочный собеседник вернул свой прежний образ, наслаждаясь произведенным впечатлением. — Наследие твоего деда, которое ты когда-то не смог или не захотел получить. Считай, что ты его вернул. Через меня.

— Вы — светлый бог…

Алекс хотел добавить что-то еще, но вдруг ощутил невыносимое жжение в плече. Он скосил глаза и увидел странную картину: вся его плоть от ключицы до локтя будто бы раскалилась изнутри, стала малиново-красной, а мельчайшие частички кожи и вовсе принялись отлетать от тела, как пепел — от полена в костре. При этом другие конечности были целехонькие и совсем не пострадали.

— Что это?

— Ты горишь, Алекс, — тут же погрустнел старик в черной шляпе. — Сумеречный мир защищает сам себя от чужого вторжения. Здесь горят все, кроме ведьм или истинных.

— Но я же истинный. Вы сами говорили.

— Но только наполовину…

В голосе собеседника послышался укор за совершенный влюбленным мальчишкой когда-то в прошлом необдуманный поступок. Алексу оставалось лишь стиснуть зубы. Вот почему внутренний волк бесновался, чуял неладное, вот почему сюда так не хотелось идти.

— Долго еще до выхода? — взмолился он. — Мы можем идти быстрее?

Старик окинул его оценивающим взглядом.

— Похоже, сынок, здесь уже пора бежать.

И они побежали. Алекс искоса наблюдал за своим спутником и в который раз поражался, почему не замечал ничего раньше: с виду пожилой и иссушенный годами, старик двигался ловко и бодро и даже без труда обгонял более молодого начальника полиции на бегу. Не случись между ними недавнего разговора, Алекс бы подумал, что это благодаря здоровому питанию и травяным отварам, но теперь засомневался, посилу ли самому крепкому отвару повернуть время вспять и отменить возраст? Разве что для бессмертного, для которого времени как такового, а значит и старости, не существует вовсе.

С рукой становилось все хуже, Алексу все труднее было сдерживать стон. Ему казалось, что он лег в костер и не встает оттуда. Вдобавок, жжение и покалывание охватили бедро, сначала он прихрамывал, а затем уже едва заставлял себя передвигать эту ногу. Следом за ним в воздухе кружился шлейф из мельчайших частичек пепла: его тело на глазах разрушалось.

Наконец они выбежали на еще одну поляну, на взгляд Алекса как две капли похожую на ту, с которой начали путь по сумеречному миру. Зачем было тратить столько времени, если все здесь одинаковое? Но старик, видимо, считал иначе. Он остановился, повел рукой, воздух будто бы раздался в стороны и показался мрачный каменный коридор с голыми стенами и полом. В узком окне виднелся ослепительно белый снег.

Именно в этот момент ноги подвели Алекса, и он рухнул на блеклую листву. Понимая, что до выхода осталось так немного, повернул голову к спутнику, в надежде, что тот поможет, дотащит пострадавшего до проема, но старик в черной шляпе стоял на месте и ограничивался сочувственными взглядами. Алекс зарычал, пополз, помогая себе уцелевшей рукой и отталкиваясь здоровой ногой, и вывалился на каменный пол, весь покрытый язвами и волдырями от ожогов. Его тело дымилось, а соприкосновение с влажной поверхностью пола вызвало шипение, как если бы воду брызнули на раскаленную сковороду. Старик остался по ту сторону, в сумеречном мире, и помахал ему рукой. Проем начал медленно сужаться.

— Зачем вы это делаете? — крикнул ему вдогонку разозленный Алекс. — В чем-то помогаете, а в чем-то — нет? Зачем все эти игры в истинных? Вы могли бы помочь мне раньше. Вы могли бы помочь Эльзе. Сделать так, чтобы ничего этого не было. Чтобы в их семье был другой отец. Чтобы ее брат стал другим человеком. В конце концов, если вы — бог, то могли бы сами прихлопнуть ведьмака, а не посылать меня за ним. Зачем вы играете с нами?

— Я же говорил, что такое истина, — спокойно ответил старик, чье лицо еще виднелось в сужающемся проеме. — Истина — это помогать другим стать лучше. Ты уверен, что стал бы лучше, если бы не извлек свои жизненные уроки, Алекс? Ты уверен, что стал бы так любить Эльзу, если бы на вашем пути не возникли препятствия? Если бы ее родители с радостью отдали ее тебе? Ты уверен, что ваши характеры, разные уровни социального положения и воспитания не вступили бы в конфликт рано или поздно? И чтобы ты тогда сделал? Не возник бы у тебя соблазн найти другую женщину, которая больше подходит тебе? А сейчас? Значит ли для тебя любая, даже самая серьезная ссора с ней больше, чем возможность быть вместе?

— Я ни за что ее не променяю. Ни на кого.

— Вот. Потому что человеческая природа такова, что больше всего вы цените то, что труднее всего вам досталось, и совсем не цените того, что получили просто так. Поэтому мой брат с такой обманчивой охотой раздает подарки своим любимцам и поэтому те, кто нравится мне, ничего не получают легко. Ты не ценил огромный запас готовых знаний своего деда, пока не пришлось самому по крупице собирать и изучать его, зато теперь, похоже, готов на все, чтобы сохранить эти знания и передать потомкам. Впрочем, я не жду, что ты поймешь мой замысел, Алекс. Если бы я хотел, чтобы люди это знали, мне не пришлось бы даже ничего объяснять.

На этих словах проем захлопнулся, и Алекс остался совершенно один в пустом монастырском коридоре.

Дарданийские горы.

Двадцать восемь лет со дня затмения.

Эльза изо всех сил бежала по коридору, когда из-за очередного поворота на нее выскочил… Алекс. В первое мгновение она ужасно испугалась, приняв его за одного из потерявших разум послушников, но он успел схватить ее за плечи, удержать, пока не бросилась прочь. Эльза взглянула в мужское лицо, узнала, и на место страху пришло удивление.

— Алекс? Это действительно ты?

— Я, моя девочка, — он улыбнулся, прижимая ее к груди, поглаживая по волосам, и сердце Эльзы рухнуло в пропасть облегчения.

— Боги, как же ты нашел меня? — пробормотала она, утыкаясь лицом к его плечо и дрожа всем телом от подступающих слез. Теперь ей не придется в одиночку отвоевывать дочь, теперь он ей поможет.

— Мне все рассказали, — признался Алекс успокаивающим шепотом, — где Алан спрятал Иву и куда направилась ты. Я мчался сюда так быстро, как мог, чтобы успеть.

— И успел? — с надеждой подняла на него глаза Эльза.

На лице Алекса расцвела торжествующая, довольная улыбка.

— Да, моя девочка. Я успел. Все кончено. Пойдем, ты увидишь все сама.

Удивленная, она позволила взять себя за руку и повести монастырскими коридорами. В помещениях, где селили детей, в луже собственной крови, с широко распахнутыми и уставившимися в потолок глазами лежал Алан. Из его груди торчал массивный чугунный вертел, явно прихваченный Алексом из кухни, где повара пользовались такими, чтобы проворачивать над огнем туши поросят.

— Он пришел сюда раньше, — пояснил Алекс, с презрением пнув мертвого ведьмака ногой, — но я успел появиться следом и убил его.

Эльза посмотрела на мертвое тело, прислушиваясь к себе. Все-таки Алан — ее брат, пусть и сводный, кровь отца течет и в его, и в ее жилах, они родственники, испытывает ли она печаль от его смерти? Как ни странно, нет. Она его совсем не знала, а тот короткий миг знакомства, который состоялся, когда ведьмак явился ради похищения ее дочери, вряд ли годился для укрепления родственных чувств. Без этого брата она уж как-нибудь проживет.

— Ох, спасибо, спасибо, — воскликнула Эльза и бросилась на шею Алексу, но тут же опомнилась: — Наша дочь?

— Я нашел ее, — рассмеялся он, — все закончилось, Эль. Теперь тебе остается только в эту мысль поверить. Все у нас наконец-то хорошо.

Он вывел ее из комнаты с мертвым ведьмаком, миновал несколько дверей и распахнул ту, за которой, как оказалось, их ждала Ива.

— Мамочка, — дочка бросилась к ней, крепко обняла, заставив Эльзу расплакаться снова. — Ты за мной пришла. Я так боялась.

Еще долго они обнимали и целовали друг друга, клялись в том, что больше никогда не допустят разлуки, и нежно утешали, а Алекс стоял над ними с улыбкой и терпеливо ждал.

Из монастырей Эльза уезжала с намерением больше никогда сюда не возвращаться. Она была сыта по горло холодными каменными стенами, суровыми лицами послушников и испытаниями, которые пришлось здесь перенести. Впереди их ожидало только хорошее и светлое будущее, Ива легко приняла и сразу полюбила родного отца. Они поселились в доме, который Алекс снял для своей вновь обретенной семьи, и Эльза всерьез подумывала о том, чтобы отремонтировать особняк родителей.

В один из вечеров, когда девочка уже спала, а сама Эль только-только приняла ванну и расчесывала перед зеркалом влажные волосы, в спальню тихонько постучались. Эльза приподняла брови, ведь Алекс тоже считался хозяином комнаты и не нуждался в том, чтобы входить после стука. Дверь открылась… и Эльза выронила серебряную щетку для волос.

— Ты?

— Привет, сестренка, — вид у Димитрия был виноватый, — пустишь меня на пару слов?

Они не виделись столько лет, с того самого ужасного дня, после которого ей пришлось срочно выйти замуж и уехать, после которого родилась Ива, и даже теперь, после такой бездны времени, Эльза понимала, что не хочет с ним говорить. Эта рана никогда не затянется в ее душе, эта боль никогда не утихнет, и пусть они с Алексом все-таки сумели воссоединиться и найти счастье, но все может измениться, если начать ворошить прошлое. Нет, нет и нет. Эту историю она заперла внутри себя на тридесять замков и не желает к ней возвращаться.

Эльза уже открыла рот, чтобы позвать на помощь Алекса, когда тот сам появился за Димитрием следом. Эльза схватилась рукой за край туалетного столика и тяжело осела на пуф. Ее кошмар повторялся. Ее призраки… оба ее любимых призрака снова овладели ей, чтобы мучить.

— Тише, тише, ну ты что? — Алекс обнял ее, взял в ладони ее дрожащую похолодевшую руку. — Ты не можешь вечно прятаться от своего брата. Он любит тебя.

— Мы оба любим, — мягкой, крадущейся походкой, с привычным непроницаемым выражением на лице Димитрий тоже приблизился, опустился перед ней на колени.

Эльза вздрогнула, когда рука брата коснулась ее щеки, но объятия Алекса согревали ее плечи и придавали уверенности. Вдвоем они словно зажали ее в тиски, из которых не выбраться.

— Я был неправ. Тогда, — Димитрий посмотрел в глаза сестры, и она вспомнила, что в лучшие, светлые моменты, когда между ними случались доверительные беседы, он тоже смотрел именно так: искренне, открыто. — Я никогда не желал тебе зла. Эль. Я люблю мою маленькую сестренку.

— Прости его, Эль, — зашептал ей на ухо Алекс, обжигая горячим дыханием завитки волос у виска. — Я уже простил.

Она растерянно перевела взгляд с одного на другого. Муж и брат, два самых близких человека, которые у нее остались, двое самых любимых мужчин. Ее сердце так устало их ненавидеть. В глубине души Эльза всегда была девочкой, которая для всех хотела бы любви и мира.

Пальцы Димитрия нежно прошлись по ее пылающей щеке, очертили подбородок, сам он подался вперед, и их лица оказались очень близко друг от друга. Почему Алекс так спокойно на это смотрит? Эльза думала, что он люто ревнует ее к брату, по крайней мере, раньше, стоило им завести разговор о былом, так и случалось. Но теперь, кажется, Алексу даже нравилось все происходящее. Она сглотнула, ощущая, что Димитрий стоит на коленях между ее ног и его губы остаются от ее лица непозволительно близко. Вот он сдвинулся еще чуть-чуть, мягко коснулся ее рта. Голова тут же закружилась от сладости поцелуя, и Эльза закрыла глаза.

Почему они не делали этого раньше? Почему не целовались, когда были детьми? Все тело Эльзы охватил бархатный огонь, она сама не поняла, как обвила руками шею брата, открыла рот, позволив его языку проникнуть внутрь. В прошлый раз он сделал это не сам, он не прикоснулся к ней, а она даже не представляла, от чего они оба отказались.

Димитрий целовался уверенно и искусно, распалял огонь, превращая из бархатного в шелковый, а из шелкового — в жемчужный, и она не выдержала, дернула завязки ночной рубашки у горла, сама обнажила плечи. Задыхаясь, то и дело обмениваясь поцелуями, они принялись лихорадочно освобождаться от одежды. И вот она уже гладит его грудь, скользит ладонями по упругим мышцам, впивается ноготками в ровную кожу. Упоение, экстаз, безумие. Ее брат безупречен, мужественен, силен, создан словно для нее. Его мужское и ее женское тела — всего лишь две половинки одного целого. Горячие губы Димитрия скользнули вниз по ее шее, к нежному трепещущему горлу, а ее рот тут же заняли губы второго мужчины.

— Боги, Эль, — усмехнулся Алекс в ответ на ее удивленный взгляд, — кто из нас делает это с тобой? Уже и не разберешь. — Он легонько коснулся пальцем своего виска. — Наша оборотническая связь альфы и беты имеет свои преимущества. Мы оба чувствуем тебя друг через друга, а теперь, когда оба будем заниматься любовью с тобой, эти ощущения усилятся во сто крат. В прошлый раз Дим управлял моим телом, в этот раз я сам буду решать, в какой момент передать управление ему.

Они опустили ее, совершенно обнаженную, на пол, прямо на толстый нардинийский ковер у постели, их пальцы гладили ее губы, веки, ключицы, соски, языки ласкали по очереди между ног. Эльза закрыла глаза и перестала различать прикосновения брата и мужа. Это был только Димитрий. Только его она обхватила ногами за бедра, чтобы ощутить первый мощный толчок внутрь. Так вот как ее брат занимается любовью, она никогда не знала другого такого искусного любовника, как он. У нее было мало мужчин, а у него — много женщин. Горячее хриплое мужское дыхание над ухом, он кусает ее за шею, как и положено самке и самцу во время спаривания, и тут же зализывает ранки… или это делает не он? А она тоже кусает, и лижет кровь, которая пахнет, как ее собственная, и выгибается под напором тяжелого сильного тела, которое идеально ей подходит. Они как первые волки, явившиеся в этот мир, чтобы потеснить род людей.

— Как же это приятно, Эль, — выдыхает ей на ухо Алекс, который лежит рядом и целует ее лицо, пока Димитрий резкими, рваными толчками наполняет ее тело, — как же это приятно, находиться в тебе…

Обезумевшая, она стонет, хватает губами его пальцы, облизывает их, и от этого зрелища уже стонет ее брат. Он легко перемещается по другую сторону от нее, весь мокрый от пота, поворачивает к себе ее лицо, а его место занимает Алекс. И теперь уже Димитрий жмурится и содрогается всем телом, признаваясь ей:

— Боги, Эль… как же это приятно… мы теперь всегда будем вместе… вот так…

По лицу ее текут слезы наслаждения, она кричит, но не так, как кричала в первый раз, от боли и ужаса, а только от чистого удовольствия, блуждающего во всем теле.

И сквозь туман похоти и хриплое дыхание двух мужчин слышит, как кричит ее дочь.

И делает усилие, чтобы открыть глаза, встать, пойти и утешить малышку.

И все исчезает.

Остались только голые каменные стены.

Белый ослепительный снег за узким окном.

Свистящий где-то в вершинах гор ветер.

И мужчина с черным лицом и лишенными зрачков глазами.

Лицо Эльзы все еще было мокрым от слез, когда она обнаружила шокирующую правду. Никуда она из монастырей не убежала. Здесь не было Алекса. Никто не спас ее дочь. Она лежала на ледяном полу в коридоре, который вел из кухни в помещения, где селили детей, а темный бог нависал над ней, вглядываясь, казалось, в самую душу своим жутким безжизненным взглядом.

А самое ужасное — за окнами посветлело. Когда Эльза поговорила с матерью в келье и бросилась на поиски Ивы, стояла глухая ночь, это запечатлелось в памяти абсолютно точно. Что же с ней случилось здесь, на пути? Куда делись все люди? Не слышно больше ни воя, ни хохота беснующихся. Каким образом она потеряла рассудок и свалилась в коридоре? И, выходит, пролежала в тяжелом наваждении до самого рассвета?

Эльза вскинула руки и вцепилась в шею мужчины с черным лицом. На миг ей даже показалось, что на его бесстрастном лице промелькнуло удивление, когда она яростно ему прошептала:

— Димитрий отравил меня своей тьмой, и из уголков моего подсознания можно свить самые извращенные фантазии. Но это не значит, что я на самом деле опустилась бы до такого.

С этими словами она со всей волчьей силой отшвырнула его от себя и вскочила на ноги. Откуда-то издалека по коридорам потянуло снежным ветром с улицы, и поток воздуха снова принес то, что и заставило Эльзу очнуться. Детский крик. Ее дочь звала на помощь. Эльза сорвалась с места и побежала в ту сторону. На ходу она обернулась: темный бог стоял и смотрел ей вслед, не делая попыток догнать. Чтобы он ни задумал, в его планы явно входило задержать ее насколько возможно и поглумиться, но и только.

Эльза лишь пожала плечами. Игры богов она давно отчаялась понять.

В дальнем конце длинного коридора она увидела свет: дверь стояла распахнутой настежь, открывая выход во двор. Эльза выбежала на улицу и застыла. В стороне, на опасном обрывистом склоне, на каком-то совершенно неподходящем для карабканья выступе сжалась в комок ее дочь, а по скользкой заснеженной тропинке к ней как паук — к запутавшейся мухе неумолимо подбирался страшный человек.

Алан.

Дарданийские горы.

Двадцать восемь лет со дня затмения.

Когда страшный человек появился в монастырском дворе, сиротка поняла, как глупо поступила. Она так хотела к маме, что позволила той странной старой женщине в крохотной комнатке убедить себя залезть наверх. И что из этого вышло? Сиротка лезла и лезла, медленно, осторожно, умудряясь примостить ноги на едва заметные выбоины в камнях и цепляясь за глыбы льда окоченевшими от холода руками, и каждый раз, когда оборачивалась через плечо, видела вокруг только горы.

— Еще повыше, — твердила она себе тогда, — надо взобраться чуть-чуть повыше.

Наконец подниматься еще выше стало просто невозможно, и тогда она убедила себя, что не видит желанной цели из-за серых рассветных сумерек. Вот появятся первые лучи солнца, озарят окрестности как следует, и там, за вершинами, блеснет гладкая, похожая на мокрую рыбу, спина океана. Когда солнце взошло, вдалеке действительно засверкало так, что обжигало глаза. Это отбрасывал блики снег на склонах.

К тому же, просидев на холодном ветру несколько часов, она обнаружила, что все тело стало непослушным и каким-то деревянным. И теперь она не могла уже слезть обратно вниз.

Сиротка сделала то, что и любая маленькая девочка на ее месте. Она набрала в легкие побольше воздуха и оглушительно завизжала.

Алекс, помогая себе зубами, затянул узел на повязке, сделанной впопыхах на плече из обрывков собственной рубашки. Оборотническое излечение, конечно, уже начало свою работу, но все-таки требовалось время, чтобы все ожоги и язвы от соприкосновения с насквозь пропитанным магией воздухом сумеречного мира сошли на нет. Ветер, гуляющий по коридорам, донес до его слуха детский визг.

Он пошел на звук, попутно заглядывая в комнаты: монахи, монахини, послушники — все лежали вповалку, кто на полу, кто на кроватях, и спали мертвецким сном. За окном вовсю разворачивался день, в такое время монастырь уже должен жужжать как улей, жить нелегкой жизнью усердного труда и молитв. Не иначе, как без вмешательства высших сил тут не обошлось.

Он оказался в монастырском дворе в тот самый момент, когда Эльза, в неказистом одеянии послушницы, с растрепанными волосами, покорно подходила к ведьмаку. Они находились у самого подножия тропинки, ведущей по опасному склону в гору. Детский визг не прекращался, но Алекс позволил себе смотреть на девочку, каким-то чудом забравшуюся высоко на скалу, не дольше секунды. Ему нельзя сейчас размякать и поддаваться отцовским чувствам — ведьмак уж точно не станет этого делать.

Подхватив ком снега, Алекс скатал снежок. В горячих ладонях он чуть оплавился, превращаясь в опасный ледяной шар. Убить таким сложно, но чтобы отвлечь, выиграть драгоценные секунды, хватит. Удара в висок Алан не ожидал, потому покачнулся и на миг отвлекся от жертвы. Этого хватило, чтобы преодолеть последние метры, но все же не до конца. Один жест ведьмака — и Эльза застыла статуей, вперив пустой взгляд в пространство.

Алекс ринулся на противника. От хлесткого удара в переносицу Алан по-девчачьи взвизгнул, отшатнулся, зажимая разбитый нос рукой. Алекс тенью навис над Эльзой и, схватив за худые плечи, встряхнул и оттолкнул в сторону. Он знал, что от резкого вмешательства оцепенение спадет, и когда Эль заморгала, нервно ощупывая себя руками, на сердце отлегло: справилась.

— Спаси дочь, — крик Алекса захлебнулся хрипом. От огненного удара вышибло дыхание, опаленная ткань вплавилась в кожу. Рухнув на колени, он стиснул зубы, а ведьмак уже готовил новое заклятье.

— Отродье темного бога, — кинувшись вперед, Алекс сбил противника с ног.

Вцепившись в мужчину, как клещ, Алекс бил, бил и бил, стесывая кулаки в кровь. Но упертый ведьмак отчаянно сопротивлялся, раздавая не менее болезненные удары. В голове звенело, а глаза давно залило кровью, смешанной с талым грязным снегом. На зубах противно хрустел невесть откуда взявшийся песок.

Внезапно острая боль пронзила висок, и Алекс провалился в темноту.

Мощный кар Димитрия на полном ходу атаковал не менее мощные монастырские ворота. Железо покорежилось почти всмятку, густой дым тут же повалил из-под капота, а в створках преграды не появилось даже самой незначительной бреши. Впрочем, Димитрий умел получать удовольствие и от малого, поэтому с довольной улыбкой отстегнул ремень безопасности, выбрался через разбитое окно наружу — дверь кара уже было не открыть, так погнуло корпус — взобрался на крышу, а оттуда ему уже ничего не стоило подтянуться и перемахнуть створку ворот. Вот где пригодились детские умения лазать по обрывистым карнизам.

Несмотря на грохот столкновения навстречу ему никто не вышел. Он заглянул в сторожку, но та пустовала. Пожав плечами, Димитрий устремился в помещения монастыря, в которых, как и во множестве других помещений, где ему доводилось бывать прежде, довольно уверенно ориентировался.

Когда он, наконец, миновал многочисленные переходы и подъемы и оказался на внутреннем монастырском дворе, расположенном на нескольких уровнях выше от того места, где удачно "припарковался", то обнаружил замечательную картину. Сводный брат наместника, а по совместительству — одно из первых лиц государства, сидел верхом на начальнике столичной полиции и занимался удушением оного, а родная сестра, видимо, решила покончить жизнь самоубийством, взбираясь на крутую гору. Вдобавок ко всему оглушительно визжал ребенок, и становилось понятно, что эта тревожная сирена не прекратится, пока начальник полиции не перестанет задыхаться, сестра — лезть на рожон, а сводный брат наместника не покинет этот бренный мир подобру-поздорову.

Димитрий с предвкушением вдохнул крепкий морозный воздух.

Он любил хорошую драку.

— Ты сдохнешь, истинный, — кривя рот, злорадно прошипел ведьмак, склоняясь над Алексом. — Ты уже почти сдох.

Алекс давно бы его с себя сбросил, но после удара в висок в его глазах двоилось, голова шла кругом, а руки и ноги не слушались. Неожиданно ему на грудь словно сбросили тяжелый валун, а затем вдруг стало легко-легко, и ведьмак куда-то испарился. Алекс повернул голову и увидел пепельно-серую шкуру хищника, который стоял на снегу, крепко расставив четыре лапы и окровавленной пастью грыз извивающегося и орущего от боли человека.

— Нет, — Алексу казалось, что он это крикнул, хотя на самом деле наверняка едва прохрипел. — Ты же не…

Ведьмак как-то изловчился, выпростал испачканную собственной кровью руку и припечатал крутолобую волчью морду. Шепнул что-то раскатисто, невнятно, зло — и белый волк покатился по земле, жалобно скуля и постепенно превращаясь в человека, держащегося за голову и орущего от боли.

— …не истинный, — выдохнул Алекс заканчивая мысль. — Ты бессилен против его магии, как младенец.

Сам он не был рожденным по крови оборотнем, поэтому не мог вот так легко, как Димитрий, в любой момент по желанию обратиться волком, зато символы, которые загодя нанес на тело, служили надежной защитой от магических происков ведьмака. Алекс прыгнул на сводного брата Димитрия, прижал ему локтем горло, заломил руку и ощутил, что теперь одерживает верх. Алан, основательно потрепанный волчьими зубами и потерявший много крови, значительно ослабел.

— Помоги Эльзе, — крикнул Алекс через плечо, заметив, что волк слегка очухался. — Здесь я сам.

Эльза была в отчаянии. Она достигла подножия склона, но понимала, что никак не заберется наверх. Ее доченька, ее малышка, казалось, была совсем рядом, она звала маму, протягивала ручки, их разделяло всего несколько метров. Несколько метров по скользкой ото льда отвесной скале.

И все-таки она разулась и полезла. Босыми ногами было легче нащупывать выступы. Мышцы ее рук и ног заныли от перенапряжения, но Эльза упорно подтягивала тело все выше и выше, стараясь смотреть только наверх, на дочь, и не отвлекаться на то, что творилось в монастырком дворе. Она ничем сейчас не сумеет помочь Алексу и убедилась в этом, когда Алан одним махом заморозил ее. Хорошо, что удалось высвободиться прежде, чем ведьмак наложил новое проклятие.

Камни под ногой осыпались и покатились вниз, и Эльза едва не поехала туда же.

— Мама? — испуганно позвала ее Ива.

— Не шевелись, доченька, — помертвелым голосом пробормотала Эль, ощущая за спиной огромную бездну, зияющую пустоту пропасти, над которой удерживалась лишь на самых кончиках пальцев. — Только не упади.

Когда пришла мама, сиротка обрадовалась, что спасена. Но страшный человек отвлекся совсем ненадолго, он хотел сделать с мамой что-то плохое, и если бы на помощь откуда ни возьмись не пришел другой мужчина, им обеим было бы не сдобровать.

Теперь страшный человек с этим мужчиной дрались, катаясь по снегу и забрызгивая белые пушистые сугробы алыми кляксами, а мамочка шла, чтобы спасти сиротку.

Правда, мамочка чуть не упала и хоть постаралась это скрыть, но сиротка все заметила и поняла. Она быстро сообразила и не стала плакать и кричать, чтобы не напугать маму еще больше. Но как им обеим теперь спуститься? Мама попала в ту же ловушку, что и дочь: горы коварно приняли их и не желали отпускать из плена.

В это время появился еще один мужчина, чем-то похожий на мамочку. Но страшный человек тоже в чем-то смахивал на нее лицом, и сиротка еще сильнее сжалась, интуитивно ощущая новую опасность. Вот и на мамином лице отразился непередаваемый ужас, стоило ей увидеть его.

Мужчина стоял внизу, у подножия склона, сиротка видела, как он превращался в волка и как страшный человек сделал ему больно одним прикосновением руки. После превращения он успел вновь надеть штаны, но на остальную одежду времени не тратил. Мама смотрела на него и дышала часто-часто: вдох, выдох, вдох, выдох. Так обычно дышала служанка в их доме, когда среди мешков с овощами в погребе встречала мышь.

Но этот мужчина — не мышь, чего тогда мама так его испугалась? Не иначе, он плохой, как и тот, другой. Сиротка отковыряла от выступа небольшой камешек и швырнула в него.

— Уходи. Уходи отсюда. Не трогай маму.

Он посмотрел на нее и почему-то улыбнулся. А потом решительно полез наверх.

Эльза попала в западню и не могла пошевелиться без страха сорваться вниз, а что самое ужасное — не могла помешать своему старшему брату добраться до дочери. Ну почему она такая невезучая? Почему каждый раз, когда что-то получается, потом все сразу летит в тартарары.

— Не смей ее трогать, — прошипела она, когда Димитрий с ней поравнялся. — Я убью тебя. Я перегрызу тебе глотку. Я не позволю тебе прикоснуться к ней, ты, больное чудовище. Хватит уже того, как ты прикасался ко мне.

Брат окинул ее долгим взглядом. Конечно, он прекрасно понимал, что ничего она ему не сделает — ни здесь, на склоне, ни потом. Но панический ужас охватывал Эльзу все больше, материнское сердце болело за дочь, а навеянные темным богом грезы только убеждали: от Димитрия им не видать ничего хорошего.

— Я не жду, что ты поймешь, Эль, — наконец проговорил он, понизив голос, чтобы слышала только она. — И не жду, что ты простишь. Мне нет прощения.

Подтянувшись на руках, он уже через пару секунд оказался совсем рядом с Ивой. Та снова завизжала и попыталась отползти, что, само собой, чуть не привело ее к падению. Димитрий вовремя успел схватить ее за руку и удержать на месте. Теперь он держал весь свой вес на другой свободной руке.

— Ну чего ты так шумишь, малышка? — улыбнулся он Иве такой обольстительной улыбкой, что та разом перестала кричать и захлопала ресницами. — Я пришел тебя спасать. Я твой дядя.

"Совсем как отец, — подумала Эльза некстати, беспомощно наблюдая за ними, — он умеет нравиться даже тем, кто собрался ненавидеть его, если захочет".

— У меня нет никакого дяди, — выпалила Ива в ответ, затем посмотрела вниз, во двор, и по ее личику мелькнула тень. — Страшный человек тоже называл себя моим дядей. Значит вы все плохие.

— Весомый аргумент, — согласился Димитрий. — Но все-таки мы с ним не одинаковые. Он — очень плохой дядя, а я — дядя средней паршивости. А еще у тебя есть просто замечательный дядя, с которым мама тебя познакомит в ближайшем будущем, если ты позволишь мне спустить вас обеих.

Ива перевела взгляд на мать, и Эльзе не оставалось ничего, кроме как улыбнуться в знак ободрения. Не рвать же на себе волосы, в самом-то деле, и не пугать ребенка еще больше.

— Пойдем со мной? — Димитрий аккуратно потянул девочку к себе поближе.

Ива еще немного похлопала ресницами, на глазах изумленной Эльзы превращаясь в настоящую кокетку.

— А вам не холодно? — девочка осторожно потрогала пальчиком голое мужское плечо.

— Нет, — заверил ее он, — я, как дарданийские монахи, могу даже спать на снегу. Однажды я уснул в ледяной пещере и собирался проспать там целый век, если бы меня не разбудили. Хочешь, и тебя так научу?

— Если мама разрешит…

Глазенки дочери снова обратились к Эльзе, и она поняла, что настал решающий момент. Можно сколько угодно упиваться собственным страхом и отвращением к брату, можно стоять на своем и запрещать ему прикасаться к ребенку. А можно перешагнуть через себя, чтобы спасти дочь.

— Иди… — она сглотнула тугой ком в горле, — схватись за дядю. Он поможет нам спуститься.

Теперь, когда мать разрешила, Ива уже более охотно поддалась и подзволила Димитрию снять себя с карниза. Она доверчиво обхватила ручонками его шею, и Эльза закусила губу, глядя на них обоих. Димитрий так нежно смотрел на ее дочь, так бережно удерживал ее, спускаясь. Когда Эльза сама была в этом возрасте, он уже ушел из дома, и отец с матерью не стали его искать. И она тогда тоже вздохнула спокойнее, потому что никто больше не мучил ее по ночам, не ломал ее игрушки. Они отказались от него, а он — от них.

Но она вспомнила, что и в детстве видела у Димитрия похожий нежный взгляд.

С таким же восхищением и обожанием он смотрел на мать.

Димитрий поставил Иву на землю, показал ей, за какой камень держаться, чтобы не поскользнуться, а сам вновь вскарабкался за Эльзой. Она непозволительно долго колебалась, уговаривая себя прикоснуться к нему, но опять материнский инстинкт взял верх и, зажмурившись, Эльза заставила себя прижаться к брату. И Димитрий ненадолго замер, удерживая ее рукой.

Несмотря ни на что, это было объятие после долгой разлуки.

Алекс издал торжествующий вопль, когда глаза ведьмака полезли из орбит. Еще немного, и гад будет мертв. Но в этот момент земля под ними дрогнула, вокруг резко потемнело, будто на землю опустилась ночь, затем снова стало светло. Краем глаза он успел заметить, что Димитрий благополучно спас Эльзу и ее дочь, помог им удержаться во время подземного толчка, от которого вдали, на горах, пластами сошли снежные лавины.

Но стоило отвлечься, как Алан рванулся из цепкой хватки. Та сила, что разжала почти железные объятия, мало походила на человеческую. Не иначе темный бог решил вселиться в жалкое тело. Лицо ведьмака раздулось, будто тому, что внутри, стало тесно, глаза клубились тьмой, а изо рта лезли змеиные черные щупальца. Ведьмак обхватил Алекса руками, заключая в тесные недружеские объятия.

— Наконец-то, — вместо обычного голоса из его рта вылетали сразу тысячи голосов, сливаясь в какофонию, — темный бог снова не оставил меня без помощи.

В голове Алекса помутилось. Лишенный воздуха и опоры, он мог только трепыхаться. Земля вокруг дрожала, с вершин катились огромные валуны, один из таких чуть не пришиб Эльзу и Иву, пока те бежали по тропинке вниз. Мир вокруг рушился. Или сходил с ума. А может, он хотел встряхнуться, сбросить с себя паразитов, столько лет бродивших по его тверди? И тут словно кто-то взял Алекса за руку, вложил в нее новую силу и заставил направить на ведьмака.

— Анэм, — закричал Алекс, увидев, что из его ладоней бьют нестерпимо яркие белые лучи. — Вот так, мать твою.

Тьма, похожая на густой черный дым, вырвалась изо рта и глаз Алана и окутала их обоих. Кто-то сильно дернул Алекса за плечи, буквально вытащив из плотного душного кокона. Он упал на спину на снег, а ведьмак остался внутри один. В редких просветах удавалось заметить, как его тело корчится и плавится, подобно огарку свечи. Крик Алана длился и длился, пока, наконец, не превратился в тоненький писк на самой высокой ноте, а потом затих. Землетрясение прекратилось, дым развеялся, и на том месте, где стоял ведьмак, осталась лишь горстка пепла.

Ветер подхватил ее и развеял в небесах.

— Они должны были оба погибнуть, — с неудовольствием поморщился темный бог, наблюдая за людишками, собравшимся в монастырском дворе, — мы же договаривались, что будет ничья.

Его светлый брат только развел руками, но на его губах блуждала легкая полуулыбка, когда он поглядывал на Димитрия, которому пришло в голову в последний момент броситься и вытащить Алекса из заварушки. Сам Димитрий теперь удрученно разглядывал собственные обожженные руки, пока его сестра всхлипывала и обнимала спасенного возлюбленного.

— Давай заключим еще одно пари, — миролюбиво предложил светлый своему брату, — в следующий раз точно ничья будет. Вот увидишь.

Он развернулся и исчез, а темный бог в последний момент задержался, тоже поглядывая на так некстати вмешавшегося белого волка.

— В следующий раз, — фыркнул он. — Как же.

Когда Эльза немного успокоилась и убедилась, что Алекс жив и умирать не собирается, хоть и порядком изранен, то с неохотой повернулась к брату. Нелегко было признавать, но Димитрий помог им обоим, спас их дочь, и теперь просить его уйти и не приближаться к ней больше выглядело бы странно. Она встала с колен, неловко стискивая кулаки.

— Ты говорил о том, могу ли я простить…

Эльза хотела сделать шаг к брату, но он вдруг попятился и побледнел.

— Нет, Эль, — рука Димитрия взлетела и прижалась к виску, весь он согнулся, будто от мучительной боли.

— Дим? — встревоженно позвала она. — Что с тобой?

— Мама, — испуганно прижалась к ней Ива, — ты же говорила, что он нам не враг…

Неожиданно Димитрий опустил руку и улыбнулся. Его веки поднялись, открывая абсолютно черные провалы глаз. Эльза хотела закричать, но почему-то не смогла выдавить ни звука.

— Я не нуждаюсь в твоем прощении, сестра, — рассмеялся он и сам сделал шаг ей навстречу.

— Беги, — Алекс перекатился и сбил с ног Димитрия. Они принялись рычать и бороться совсем так же, как недавно происходило с Аланом. Эльза понимала, что действительно надо бежать. Надо схватить в охапку Иву и скрыться из виду. Бежать, как она делала все последние годы. Вновь прятаться от брата. Они все ошибались, думая, что со смертью Алана наложенное им проклятие исчезнет. Никуда оно не делось, все повторяется сначала, а значит и ей, и Алексу никогда не будет покоя.

Если, конечно, все не закончится так, как было в видении, наложенном на Эльзу темным богом, но от этой мысли ее передергивало и мутило. Нет, так точно невозможно ни при каком раскладе ни для Алекса, ни для нее.

Димитрий явно старался повлиять на Алекса своей властью альфы, Эльза видела, с каким усилием ее любимому приходится этому влиянию противостоять, но он все равно бросался вперед, отталкивая брата от нее как можно дальше.

— Беги.

Почему она не бежала? Почему стояла и смотрела, как ее любимые призраки борются из-за нее? Наверно, боялась, что кто-то один из них победит. Это означало, что второй проиграет.

Алекс сделал очередной рывок, они с Димитрием вновь оказались на тропинке, ведущей к склону, и тут снежный покров, потревоженный недавним землетрясением, поехал под их ногами, и они оба в ворохе белоснежной пыли исчезли в бездне.

Эльза закричала так, что оглохла сама. Она не ощущала, что Ива обнимает ее и со слезами на глазах пытается успокоить, не замечала ни холода, ни замерзающего на собственных щеках льда. Себя не помня, она вырвалась из рук дочери, побежала туда и увидела, что один из мужчин все-таки сумел уцепиться за ножку той самой ветхой скамейки у обрыва и удержаться на самом краю.

Кто же он? Эльза рухнула на колени, разглядев брата. Другая его рука свисала вниз за край обрыва, и когда Эль подползла поближе, то увидела, что Алекс повис на Димитрии в еще более опасном положении. Они оба были измождены после схватки с ведьмаком и не могли продержаться так долго.

— Алекс, — воскликнула она, не зная, что еще предпринять.

Он поднял голову и встретился с ней глазами. А в следующую секунду совершил невероятное: дернул на себя Димитрия и по инерции поменялся с ним местами, сумел удержаться на краю обрыва и не свалиться вниз.

В полном оцепенении Эльза смотрела, как тело ее брата с раскинутыми руками летит в оглушающей глубины бездну, где на самом дне его ждал темно-зеленый ковер хвойных лесов, казавшихся отсюда, с высоты, мелким ворсом.

Ей показалось, что, падая, он улыбался.