Белые волки. Часть 3. Эльза

Цирховия Шестнадцать лет со дня затмения

— Она не придет, — каждый раз говорила Алексу Северина и похлопывала его по руке в знак сочувствия.

За то время, что он провалялся, ощущая себя бесполезным куском мяса, в госпитале, его навещали многие: друзья и едва знакомые приятели, девушки этих друзей и приятелей, девушки-приятельницы и девушки, которых он когда-то целовал, но сумел расстаться друзьями. Алекс даже не ожидал, что столько людей захотят пожелать ему здоровья и поддержать. Одни сидели с ним и болтали для поднятия настроения, другие оставались ненадолго, но приносили что-нибудь вкусное и полезное для восстановления сил. Мать неусыпно дежурила у кровати, бросив работу и все дела, и Северина вот частенько забегала. Завидев в дверях женский силуэт и темные волосы, с колотящимся сердцем он начинал ерзать на больничной койке, но это всегда оказывалась лишь подруга его волчицы.

Эльза не приходила.

— Она придет, она придет, — твердил он себе, как умалишенный, не сводя глаз с дверного проема.

— Она не придет, — снова сочувственно вздыхала Северина и похлопывала его по руке.

Время шло, и его раны заживали, и доктора начали поговаривать о том, что следующий этап выздоровления он вполне может пройти у себя дома. Тогда Алекс начал искать Эльзе оправдания.

— Она наверняка еще сидит под домашним арестом, — бормотал он, стискивая кулаки и переполняясь злостью к ее отцу.

— Эльзу давно выпустили из-под ареста, — говорила Северина, и ее серебристые глаза светились жалостью, — почти сразу после того, как я навестила тебя в первый раз.

— Ты передавала ей мои слова? Что я не откажусь от нее?

— Да, конечно, Алекс, — она держала его за руку, пытаясь успокоить, — не волнуйся так. Конечно, я передавала ей все твои слова, и то, как ты ждешь ее, и то, в каком состоянии тут находишься. Как тебе хочется хоть разок ее увидеть своими глазами.

— А она?

Смешно, когда в собственном голосе столько надежды, хотя по взгляду собеседника уже читается ответ. Северина пожимала плечами, отворачивалась, молчала, подыскивая слова.

— Да говори уже, — не выдерживал он.

Тогда волчица вздыхала.

— Она не придет, Алекс. Вот и все, что я могу сказать.

Он не мог в это поверить. Да что там, просто в это верить не хотел. Отказывался даже допускать такую мысль. Но все-таки он лежал тут, весь перевязанный, прикованный к больничной постели, слабый, как котенок, когда доктора заставляли его вставать и делать несколько шагов по коридору якобы для ускорения процессов в организме. Собственная слабость его бесила, медленно заживающие раны вызывали глухое раздражение, а Эль… ее все не было.

— А что ты хотел? — пожимала плечами Северина. — Как ты вообще видел ваше дальнейшее будущее? Каждой девушке хочется видеть рядом с собой сильного мужчину. Того, кто сумеет защитить ее от всех бед, обеспечить ей счастливую жизнь, уважение в обществе. А ты, Алекс… — она мягко улыбалась, — ты милый.

— Я сумею ее защитить, — твердил он.

— Как? Вот отец Эльзы защитил ее от тебя. Он, конечно, не прав, но сила на его стороне, признай это.

— Я люблю ее, — качал головой он.

— Ты любишь красивую девушку, — соглашалась Северина. — Но вы, мужчины, вряд ли понимаете, чего нам, женщинам, стоит вся эта красота. Ты сможешь покупать ей такие же платья, какие она носит сейчас? У тебя получится обеспечить ее прислугой, чтобы она не портила свои нежные руки, убирая твой дом? А косметика? Будешь ли ты любить ее по-прежнему, если она превратится в потасканную замарашку, замученную работой?

— Такого не будет.

— Это ты так думаешь, Алекс. Эльза, возможно, думает иначе.

— Эльза говорила мне…

— А Эльза говорила, что у вас никогда не будет детей? — Северина сверлила его пытливым взглядом. — Сейчас, конечно, это не кажется тебе важным. Но, подумай, что будет через десять лет? Через двадцать? Каждая женщина хочет ребенка, это заложено в нас природой, пойми. От тебя Эльза никогда не забеременеет.

— Я не загадываю так далеко. Никто не знает, что будет через десять лет.

— А стоило бы, — в голосе Северины сквозил неприкрытый укор. — Ты же знаешь Эльзу. Она очень серьезная девушка. Уверяю тебя, она-то как раз думает о будущем в первую очередь.

Конечно, он знал Эльзу. Она снилась ему каждую ночь. Вместе со своим рассудительным характером, тонким прекрасным лицом, гибким соблазнительным телом. Во сне она любила Алекса и с удовольствием отвечала на его ласки. И ничто не стояло между ними.

— Но она могла бы хоть раз просто прийти, чтобы поговорить со мной, — возмутился однажды он. — Пусть скажет мне все в лицо, чего она боится? Я ее не съем.

Северина выслушала его с грустной гримаской.

— Я не хотела говорить тебе, Алекс…

— Что?

— Нет. Ты еще не до конца выздоровел. Я хотела подождать, пока доктора выпишут тебя…

— Проклятье. Да говори уже.

— Тише, тише… — она по-дружески обняла его и отстранилась. — Ладно, скажу как есть. Эльзе теперь нравится кто-то другой.

Когда отец Эльзы, благородный белый волк с аристократической выправкой, без предупреждения вломил Алексу в челюсть, это не стало такой шокирующей неожиданностью, как короткая фраза из уст ее подруги.

— Нет. Так быстро? — рассеянно пробормотал он, ощущая, как все поплыло перед глазами. — Эльза не такая…

— Откуда ты знаешь, какая она на самом деле? — возразила Северина. — Сколько вы знакомы? Одно короткое лето? Что у вас было? Один приятный летний роман? Я знаю Эль с пеленок. Она — очень серьезная девочка, но и серьезным девочкам хочется любви и романтики, красивых ухаживаний и приятных слов. Но лето заканчивается, и романтика — тоже. А Эльза… она и со мной так поступает. Когда я нужна ей — зовет. Когда не нужна — обо мне забывает. Мы с тобой называем ее рассудительной, но правильнее будет назвать расчетливой. Да, Алекс. Теперь кто-то другой подходит ей больше.

— Кто? — зарычал он, ощутив, как кровь прилила к лицу.

— Я не знаю. Не кричи на меня. Я не знаю. Она не хочет пока рассказывать мне о нем. Возможно, это новый парень, которого она прячет от отца.

Там, на пустыре, в колыхавшейся на вечернем ветру траве, под хруст собственных костей Алекс в какой-то момент отключился. Боль захлестнула, превысила все допустимые пределы — и его сознание предпочло впасть в блаженную темноту. Но прежде чем отключиться, Алекс слышал, что кричала Эльза. "Он не нужен мне, папа" "Да как ты мог подумать, что я стану встречаться с ним всерьез, папа" "Мне просто было скучно сидеть дома, а никого лучше я не нашла"

Тогда Алекс не сомневался, что она просто спасает его. Врет отцу, чтобы бил не так жестко. Ведь она плакала и кричала охрипшим голосом, искренне переживая за него. Но теперь все стало выглядеть в несколько ином свете. Что, если это он сам обманывал себя столько времени? Разве Эльза не упрекала его частенько в том, что он — слабый человек? А когда он почти не всерьез предложил ей пожениться в самую первую встречу, твердо заявила, что откажется, а на вопрос "почему?" ответила, что хочет детей.

Все совпадало, каждое слово, сказанное Севериной, находило свое подтверждение, если сложить одно к одному, но Алекс, влюбленный глупец, по-прежнему отказывался в это верить.

Это было больно, а боль в нем трансформировалась в ярость, которую он за неимением лучшей цели выплеснул на Северину:

— Какого хрена тогда ты постоянно ходишь ко мне?

— Я? — она поморгала, явно обиженная. — Потому что я подумала, что тебе нужен друг, Алекс. Кто-то, кто не бросит тебя, когда Эль бросила, и объяснит то, что она не хочет объяснять. Я ведь не бессердечная сука, мне тяжело видеть, как ты пострадал из-за нее и все равно продолжаешь ее любить. Да и сам подумай — ну зачем еще мне к тебе приходить?

Алексу уже и самому стало неловко, а Северина продолжала:

— Я не парень, который хочет отбить у тебя девушку и поэтому может наговорить гадости про нее. На тебя у меня тоже, извини, видов нет. Я люблю другого, из аристократов, как и положено, — она уже проглотила обиду и улыбнулась знакомой мягкой улыбкой, — человеческие парни не в моем вкусе. К тому же, вспомни, сколько раз я помогала вам? Я практически познакомила вас, подтолкнула ее поехать с тобой на мотокаре. Это из моего дома ты забирал Эльзу, чтобы увезти ее на свидание. Мы с ней постоянно болтали о тебе. Так с чего мне становиться твоим врагом?

— Ладно, извини, — буркнул он и отвернулся.

— Ничего, — утешила его Северина, но уходя, сказала: — Мой тебе совет, Алекс. Забудь ее, пока это еще не так сложно.

Забудь. Было бы все так просто, как звучало. Алекса не отпускало ощущение, что все происходящее — одна большая глупая ошибка. Чудовищная, невероятная ошибка, которой просто не могло случиться между Эльзой и ним. Его девочка хотела подарить ему невинность. Но с другой стороны, начинал сомневаться Алекс, так и не подарила, постоянно находила отговорки, чтобы отказаться в последний момент. Она признавалась ему в любви, но как-то обмолвилась, что существует еще и привязка, и вот эта самая привязка возможна для нее только с волком, а он, Алекс, не волк. Делить ее с кем-то еще казалось ему кощунством. Признать, что она играла с ним, — казалось кощунством вдвойне.

Эти мысли сводили его с ума. И одиночество. Глухое беспросветное одиночество и боль, что заполняли его изнутри, приходя на смену бессонным ночам и дням, полным бесполезного ожидания. Она не придет, Алекс. Она не придет, она не придет, она не придет. Он твердил теперь себе так и все равно не верил. Никогда не думал, что можно ощущать себя настолько потерянным в окружении друзей и заботливой матери. Они считали, что последствия травм мучают его, но та боль не шла ни в какое сравнение с чувствами к Эльзе.

Он передал через Северину, что хотел бы встретиться с Эль в день, когда его выпишут из госпиталя, пообещал, что не станет ни в чем упрекать, каким бы ни вышел разговор. Ему нужно просто ее увидеть. Один разок увидеть, только и всего. А если не сможет, то пусть напишет хотя бы записку. Но она не пришла и записку не прислала. Дома радостная мать хлопотала и кудахтала вокруг него, наготовила гору еды, пичкала его деликатесами и ворчала по поводу безнаказанности, с которой аристократ из палаты лаэрдов имел право обойтись с ее сыном.

Алекс скорей бы посетовал на бессердечие, с которым с ним обошлась аристократическая дочь.

Ночью он вдруг понял, что все это правда: она не придет. Сел на кровати и крепко прижал ладони к глазам. Постыдные слезы выжигали их, а он не мог допустить, чтобы они пролились. Но кричать мог. И кричал, до изнеможения долго, судорожно сглатывая пересохшим горлом, ощущая, как резко втягиваемый воздух пронзает легкие.

На самом деле он, конечно, не издал ни единого звука.