Белые волки. Часть 3. Эльза

Цирховия Двадцать восемь лет со дня затмения

Он никогда прежде не испытывал этого чувства — будто превратился в букашку, раздавленную тяжелым сапогом. Он. Властелин мира. Самый могущественный из живых существ.

Что они сделали с ним? Осквернили его святыню — его неприкосновенное тело, которого разрешалось касаться лишь руке матери. Теперь он ощущал себя ужасно: приземленным, обычным. Будто они забрали все то, чем он так гордился: его исключительность, его избранность.

Горько.

Обидно.

И темный бог тоже был разгневан. Он стоял над распростертым телом своего избранника, а в жутких его, лишенных зрачков глазах, кипящими озерами выделявшихся на черном лице, клубился гнев. Но бог сам виноват, он появился слишком поздно. Гадкие девицы ушли, оставив Алана на полу в растерзанной позе, словно мало им было его предыдущего унижения.

Лишить его девственности на виду у всех. Его.

— Как ты посмел допустить, чтобы со мной случилось такое? — прошипел Алан, взывая из своего низменного положения к наблюдающему за ним божеству.

— Как ТЫ посмел допустить, чтобы с тобой случилось такое? — парировало высшее существо, не разжимая губ. — Я дал тебе все. Все — и даже немного больше. И как же ты распорядился моим даром?

Все ясно, это была проверка, испытание, которое он провалил. Боги любят играть людьми, ни светлый, ни темный здесь не исключение.

— Я еще могу исправить положение дел, — прищурился ведьмак, — я еще могу исполнить поручение, ради которого ты создал меня. Но ТЫ должен помочь.

— Я помогал тебе достаточно.

— Нет. Мне нужно больше.

Таким уж он был с рождения: всегда жаждал больше. Больше материнской любви, больше власти, больше страданий для тех, кого ненавидел. И теперь, в полушаге он достигнутой цели, он желал не просто больше — он желал уничтожить все.

Темный бог повел рукой — и защитные барьеры круга развеялись, как пепел на ветру, все слои краски в мгновение ока стерлись, будто и не было. Алан тут же сел, испытывая отвращение к собственному оскверненному телу, но вынужденный с ним до поры мириться. Ничего, кровь врагов поможет ему очиститься.

Не зря он готовился к этому дню столько времени, сила забурлила на кончиках пальцев, заставляя конечности вибрировать. Стекла в узких оконцах склада лопнули, разлетевшись тысячей брызг, из подсобного помещения склада, где остались сторожить ведьмака служанки Северины, послышался испуганный вопль. Алан повернул голову в ту сторону, постоял несколько секунд, улыбаясь… и передумал. Он больше не позволит отвлекать себя на пустяки. Если в ближайшие несколько часов задуманная им месть исполнится — они все сдохнут. Нет нужды тратить силы на мелких сошек, убивая их по одной.

Он вышел на улицу — речная вода у берега тотчас поднялась стеной рядом с ним, под прозрачной поверхностью метались перепуганные рыбы. Легкие облачка на небе ускорили ход. Дверь склада в том месте, где Алан коснулся ее, тлела. Темный бог исчез, но напоследок отдал ведьмаку всю силу, какую только могло вместить его бренное человеческое тело. Алану казалось, что его сейчас разорвет.

Сотрясаясь как в лихорадке, он присел на корточки, долгими тягучими движениями расцарапал себе пальцы об острый край первого попавшегося под руку камня. Алая густая кровь ведьмака капнула на землю и тут же впиталась в нее. По ее поверхности от места, где он сидел, потянулись длинные черные полосы, как ленты в волосах какой-нибудь из сумеречных ведьм. Освободившись от бремени, Алан закрыл глаза и упал на четвереньки, тяжело дыша. Кровь. Идеальная субстанция для передачи и хранения магии. Что может быть лучшим проводником? Разве что земля под ногами — для тока. Но магия — это отчасти и энергия. Он выпустил весь заряд из себя прямо в почву.

Конечно, целую столицу даже Алан не смог бы зачаровать, но он давно поработил отдельных людей, негласных лидеров в простом народе, к чьему мнению привыкли прислушиваться знакомые, соседи и друзья, и чей авторитет окружающие уважали. Где бы ни находился в этот момент каждый из них, черная лента, вьющаяся в земле, нашла его в считанные секунды — и ударила разрядом темной энергии, запуская магический приказ в голове. Будто проливной дождь удобрил благодатную, тщательно и с любовью возделанную почву.

Бунт. Восстание.

А овцы в стаде всегда послушно идут за бараном.

Алан поднял голову и расхохотался. Его бараны вели свои стада на штурм его врагов. Мать будет злиться, но у него есть оправдание: его святыня осквернена.

Она простит.

Остатками крови на кончиках пальцев Алан начертал на стене склада дверь и вышел за несколько километров от порта, глубоко под землей, в сырых катакомбах. Узник, сидевший в одной из клеток, поначалу не входил в его план, но один-единственный смелый поступок заставил ведьмака по-другому смотреть на неинтересную прежде персону. Возможно, они могли бы стать союзниками. До поры.

Мужчина сидел, привалившись к стене, в полумраке свет факела едва выхватывал его скрюченную фигуру. Он поднял голову, чутко вслушиваясь в крики бунтарей, все больше заполняющие улицы в двух уровнях над его клеткой.

— Пришло наше время, — с улыбкой начал Алан, появляясь перед ним.

Узник едва заметно вздрогнул. Он посмотрел на ведьмака, но предпочел хранить молчание.

— Наместник, который причинил тебе столько зла, которого ты жаждал убить, скоро будет мертв. Готов ли ты помочь мне и приложить к этому руку?

С этими словами Алан протянул между железных прутьев свою открытую ладонь. Узник недоверчиво покосился на его перепачканные кровью пальцы.

— Откуда ты взялся? — его голос звучал хрипло, как у того, кому долгое время не с кем было поговорить.

— Из лучшего мира, — заверил собеседника ведьмак, — хочешь там побывать? Присоединяйся.

Мужчина нерешительно поднялся, все еще прижимаясь к стене и предпочитая держаться в тени.

— Не бойся, — ласковым шепотом завлекал его Алан, — иди сюда. Я могу освободить тебя сейчас же. Мы боремся за общее дело.

На последних словах узник решился. Он сделал шаг и ответил ведьмаку крепким рукопожатием. Теперь тень не скрывала его, и взгляд Алана упал на мужское запястье, расписанное затейливыми символами. Холодный пот пробежал по спине ведьмака, он попробовал выдернуть руку, но узник словно только этого и ждал, вцепился в него еще сильнее и дернул на себя, больно ударив грудью о решетку.

— Истинный, — завопил Алан что есть сил.

Теперь все встало на свои места. Вот он — его главный противник, о котором предупреждал темный бог. Вот он — никому не известный истинный, про которого шептались ведьмы. Кто бы мог подумать, что он прячется за личиной полукровки?

— Он самый, — ухмыльнулся ему прямо в лицо Алекс, заламывая руку.

Знаки на коже истинного жгли Алана каленым железом при любом соприкосновении. Он собрал остатки магии, что еще теплилась внутри после мощнейшего выброса в землю, и выпустил из ладони столб огня, заставив полукровку вскрикнуть и отшатнуться. В тесном каменном мешке запахло жженой тканью, а секундное преимущество позволило Алану вырваться из захвата и отпрыгнуть на безопасное расстояние.

"Бойся истинного, он единственный может тебя погубить", — так и звучал голос темного бога в его голове.

Алан развернулся и открыл себе дверь, стараясь сохранить хладнокровие после того, как снова едва не попался. Ничего, у него на все найдется свой ответ и своя управа.

В лицо пахнуло свежим снегом, и послышался свист ветра, гуляющего меж верхушек гор.

Как хорошо, что у него в запасе есть сиротка.

Дарданийские горы.

Двадцать восемь лет со дня затмения.

Сиротка твердо решила бежать.

Не зря ведь она урезала порции своих и без того скудных обедов, пряча в тайник под тощим матрасом то кусочек хлеба, то ломтик твердого засохшего сыра, то огарок свечи. Страшный человек не являлся ей уже долгое время, но это не означало, что он не вернется больше никогда. И даже если не вернется — она не собиралась прожить всю жизнь вдалеке от папы и мамы.

Проблема заключалась в том, что огромные горные монастыри напоминали собой проторенные в земной породе лабиринты, и человек несведущий легко мог там заблудиться. Работая, как и прочие дети, сиротка хорошо изучила ту часть помещений, где они обитали, но остальные ходы были ей неведомы.

Наверно, поэтому она и заблудилась в первую же ночь, как решила выбраться. Собрав накопленные запасы еды и полезных вещей в тряпочный узелок, сиротка дождалась, пока другие девочки провалятся в усталый сон, поднялась с постели и отперла дверь в каморку заранее украденным из кармана старшей монахини ключом.

Долго же ей пришлось ждать возможности стащить отмычку. Повезло, что накануне одна из старших девочек неаккуратно перевернула на платье монахини поднос с едой, которую по дежурству раздавала в столовой. Вещь требовалось застирать, и сиротка тут же вызвалась на дежурство в прачки. Она пришла в келью монахини, когда та с раздражением сняла и отшвырнула от себя одежду, приказав ее подобрать. Связка ключей, которую до этого старшая носила в кармане, теперь лежала на краю стола. Пока монахиня смывала с рук и тела остатки пищи, сиротка, замирая от страха, отцепила и спрятала нужный ключ. Она не стала держать его при себе, а сунула в щель между камнями под своей кроватью. Когда пропажу обнаружили, и все вокруг перевернули вверх дном, никто не догадался обвинить сиротку.

Босые ноги ужасно мерзли на холодном полу, пока она, крадучись, искала путь на свободу, но сиротка боялась, что перестук подошв туфель по камням кто-то услышит, поэтому несла обувь в руке. Стояла глухая ночь, монастырь спал, и вокруг повисла мертвая тишина. Сиротка бродила и бродила и начала уже терять надежду, что когда-нибудь выберется. Внезапно ей пришло в голову, что она не до конца продумала план. Ну выйдет сиротка к воротам, а что дальше? Их же наверняка охраняют. И даже если удастся проскочить — то куда идти? В какой стороне дом? Ее дом там, где океан, а возле океана нет и никогда не было никаких гор в помине.

Как назло именно в этот момент впереди блеснул огонек свечи и послышались чьи-то шаги. Сиротка запаниковала и толкнула первую попавшуюся дверь, чтобы укрыться. Та оказалась не заперта — под замок здесь сажали только детей, на случай если им вздумается среди ночи пошалить или удрать, не выдержав наказаний и тяжелой работы. Взрослые приходили в монастыри осознанно, их передвижения не требовалось ограничивать.

Сиротка прижалась к двери, надеясь, что не разбудила своим появлением того, кто обитал в каморке. Сначала ей вообще показалось, что комната пуста: накрытая тонким одеялом кровать стояла нетронутой, а от свечи остался лишь кусочек фитиля, плавающий в луже воска, поэтому скудного света едва хватало, чтобы видеть. Но когда в углу что-то зашевелилось, сиротка едва не выскочила с визгом обратно в коридор. Навстречу ей выбралась старуха, косматая и худая, с горящими серебристыми глазами.

— Эльза? Ты не видела брата? Я не проследила, тепло ли он оделся перед тем, как пойти на улицу.

Услышав имя, сиротка напряглась.

— Вы знаете мою маму?

— Да я же и есть твоя мама. А ты почему такая растрепанная, неаккуратная? Разве так положено выглядеть благородной лаэрде? — с этими словами старуха ловко собрала распущенные по плечам волосы сиротки и принялась их заплетать.

Ее движения так напоминали мамины, что девочка расплакалась.

— Я хочу домой.

— Но ты и так дома, — искренне удивилась старуха.

— Нет. Это не мой дом.

Старуха на мгновение задумалась, но быстро нашла решение:

— Ну тогда иди домой.

— Я не знаю, где мой дом.

— Не знаешь? Спроси у кого-нибудь, пусть покажут дорогу.

Наученная страшным человеком, сиротка уже знала, что будет.

— Я не могу спросить. Они не покажут. Они все злые.

Старуха подумала еще немного, и ее лицо просияло.

— Если человек потеряется в лесу, ему надо залезть на дерево повыше и оглядеться. Заберись повыше — и увидишь куда идти.

Идея сиротку заинтересовала. В самом деле, возле океана не было видно гор, но что, если с вершины горы она сможет увидеть океан? В таком случае ей станет известно направление, в котором идти. А уж идти она готова до посинения, лишь бы снова вернуться к маме.

В ту ночь сбежать ей так и не получилось, но на следующий день сиротка первым делом выбежала на площадку, где они с девочками собирали ведрами снег, чтобы потом топить из него воду. Площадка была круглой, с одной стороны на нее смотрели монастырские строения, слившиеся с горой, с другой — от случайного падения оберегал высокий выступ. Но место оказалось не самым высоким, и все, что сиротке удалось разглядеть — лишь склоны гор. Они вздымались и опадали, как океанские волны, и сквозь укрывшие их снега виднелась зелень хвойных лесов, чем-то схожая с морскими водорослями, но все-таки это был не настоящий океан.

Тогда сиротка прикинула в уме, как бы забраться повыше. Незаметная тропка вела мимо ограждающего выступа дальше по крутому склону, но туда строго-настрого запрещалось ходить. Безопасная ограда там заканчивалась, и уже случалось, что неосторожные смельчаки срывались и падали оттуда вниз, разбиваясь у подножия гор насмерть. Но зато именно выше этой тропки подобно огромному, сверкающему в солнечных лучах алмазу красовалась самая высокая вершина. Вот если б залезть на нее, тогда точно не только океан — весь мир как на ладони увидишь.

В дневное время сиротка, конечно, не могла сунуться дальше по тропе: ее бы непременно заметили, сняли и наказали. Но вот на рассвете… когда уже не темно и все видно, но за монастырским двором еще никто тщательно не следит…

Следующая ночь только доказала, что побег неизбежен. Страшный человек не появился, но окружающие сиротку люди принялись бесноваться так же, как делали при его появлении. Испуганная до полусмерти, сиротка отперла дверь, выбежала в коридор и помчалась на площадку, прижимая к груди узелок с едой. Она не могла просто сидеть в своем уголке и ждать, пока пойдет рябью стена и страшный человек ступит из иного мира в каморку, чтобы вновь ее мучить. Придется немного поменять планы. Она заберется на вершину ночью и посидит там, дожидаясь рассвета.

Никто в монастыре не спал, но никому не было до сиротки дела. Она выбежала в черную звездную пустоту, ветер ударил ее в лицо, спутал волосы, забрался под одежду. Стиснув зубы, она бросилась вперед, ее ноги скользили на снегу, и пришлось карабкаться по тропинке на четвереньках, чтобы не скатиться в пропасть. Дорожка привела ее на покатый плоский пятачок, где на самом краю, открытая всем ветрам, в полумраке виднелась низенькая покосившаяся от времени скамейка.

Сиротка решительно миновала ее и поползла выше — туда, где гора уходила под резким уклоном вверх. Порыв ветра едва не сбросил ее слабое тельце обратно, когда сиротка поставила ногу на выступ и попыталась ухватиться озябшими пальчиками за камень, торчащий на уровне лица.

Ей очень хотелось к маме.