Артефактор. Книга 7. Печать зверя

Глава 14

Князь Шишкин-Вронской ушел. Стук его трости долго разносился эхом по просторным коридорам особняка. А я всё стоял и смотрел на портрет Павловой. Ну, точнее Шишкиной-Вронской. Уж кем, а незаконнорожденной она никак не могла быть.

Во-первых, тогда её портрет не висел бы вместе с остальными. Но, даже если предположить исключительную привязанность князя к дочери, та явно пошла в мать, да и с законным братом сходство было сильным.

То есть, всё таки княжна.

Но что могло случиться такого, чтобы вынудить её покинуть дом, да ещё и притворяться простолюдинкой? Уж точно не страсть к сомнительным книжным любовным романам и природный дар.

Ситуация выходила более чем неловкая.

Пусть я всегда вел себя вежливо со всеми и не позволял лишнего, да и на титулы никогда особо внимания не обращал, но каков может быть скандал, если всё откроется. Княжна в услужении у графа… Ладно бы род обедневший, хотя и в этом случае неловкая ситуация, но Шишкины-Вронские явно не бедствовали. За домом и садом профессионально ухаживали, и обстановка была соответствующей положению.

Эфир информации о семействе не имел практически никакой. Скупые факты родословной, ведущей чуть ли не к истокам Руси, не только империи. И всё. Такое нередко бывало, многие аристократы пользовались возможностью убрать все данные о себе из открытого доступа. Кто нужно о них всё знал, остальным же нечего лезть в чужую жизнь. Вполне можно было понять.

Я, безусловно, мог обратиться в коллегию по делам дворянства и запросить сведения. Мало ли для чего. Проверяю потенциального делового партнера или выясняю состояние дел для сватовства… Причину можно было даже не указывать. Но в такой ситуации князю бы обязательно сообщили, кто им интересуется. Оттого и пользовались этой возможностью редко.

И поведение её брата тоже было непонятно. Не похоже на защиту чести сестры. Для чего ему мне как-то вредить? Даже не вредить, пакостничать по-детски. Не похоже и на хитрый план, ведущий к чему-то более серьезному.

Озадачило меня это семейство.

Увы, оставить теперь я этого просто так не мог. пока не знал, кто она, меня это не касалось. Но невольно её светлость втянула меня в дела рода.

Обвини меня её брат в неуважительном отношении к высшему сословию, сказать, что я ничего не знал, я уже не смогу. Это вопрос чести.

С тяжелой головой я возвращался домой. Ошарашенный этим открытием, толком подумать о способе разрешения не получалось.

Поэтому я заел новости приличной части окорока, в который раз подивившись тому, откуда Прохор их берет настолько вкусные. С брусничным вареньем трапеза оказалась ещё приятнее. Кислинка ягод прекрасно оттеняла копченость мяса. Смел несколько пирожков и уже после этого пира отправился в постель. Утро всегда мудренее вечера, а сон священная обязанность каждого уважающего себя человека.

Утро было таким тихим и спокойным, что я забеспокоился.

Прохор подал совершенно обычный завтрак, дух предка ласково пожелал мне доброго утра, Гордей похвалился знаниями по математике, а Тимофей витал в облаках.

От Людвига были сплошь хорошие новости — дела ресторанов процветали, к тому же его поездка в Селминский уезд была успешной. Наместник сумел заинтересовать прессу и вести о новом курорте облетели всю столицу. Гостиницу ещё не построили, а места в ней уже продали на полгода вперед.

Даже в утренней газете не было ни одного скандала. Сплошь светские приятные заметки и пожелания отличного остатка лета.

И, наслаждаясь в саду чашечкой кофе, я понял — это просто хороший день.

Не хотелось его омрачать, но нужно было навестить неразговорчивых узников. Я подобрал соответствующий строгий костюм и вышел на улицу, не забыв прихватить боевую трость.

События вчерашнего вечера как-то померкли перед прекрасным солнечным днем. Хорошая прогулка и решение простой задачи точно поможет мне придумать решение уже сложнее. Я направился к воротам, где и повстречался с предметом моей ночной головной боли.

Природница, что-то напевая себе под нос, залетела через калитку, едва не сбив меня с ног. Смущенно покраснела и исполнила приветственный книксен:

— Ох, ваше сиятельство, прошу прощения! Доброго вам утра!

Вот ведь лиса. Так умело разыгрывала свою роль, пусть благородство никуда не делось.

— И вам доброго утра, Екатерина, — ответил я, задумчиво её разглядывая.

То самое кольцо красовалось на пальце. Как она тогда сказала? Досталось от матери, той от своей матери, которая спасла какого-то дворянина. Ещё тогда мне эта история показалась надуманной. Но, так как значения это не имело, я выбросил её из головы.

Ну улучил бы девушку во лжи. И что, она бы сразу созналась в том, что беглая княжна? Скорее уж обиделась так, что больше мы бы не увиделись.

И вряд ли её украли ребенком, так что она и не в курсе своего происхождения. На портрете её возраст был немногим меньше, чем сейчас. К тому же всё это было ещё страннее по простой причине. Она совершенно не таилась, да и жила поблизости от отеческого дома. Не уехала из города, даже в отдаленный район не перебралась. Что бы ни случилось, оно не было настолько ужасно, чтобы скрываться.

— Всё порядке? — Екатерина с тревогой осмотрела себя под моим пристальным взглядом.

Я вспомнил одного приятеля, который на все неудобные вопросы начинал впадать в пространные речи, чем либо запутывал собеседника, либо заставлял того забывать, о чем он спрашивал. Работало почти со всеми.

— Всё относительно в этом мире, — туманно произнес я. — Что для одного благо, для другого зло…

— Что-то случилось? — встревожилась она, мягко прикоснувшись к моей руке. — Лука Иванович в добром здравии?

Её искренняя забота о деде меня немного размягчила. В этом она не лукавила, тоже привязалась к домашним.

Но теперь уличить во лжи я был обязан. Оставлять в неведении Тимофея было бы жестоко и несправедливо. Но лично ему сообщать о том, в кого он влюбился, я не собирался. Будет правильнее, если Екатерина сама расскажет.

Тем не менее сначала я должен был с ней поговорить начистоту. Как бы мне того ни не хотелось.

Я уже набрал воздуха и открыл рот, но меня прервали. Из дома выскочил радостный Тимофей и направился к нам.

Влюбленные обменялись приветствиями и возникла молчаливая пауза. Отложив не самый приятный разговор, я попрощался с ними, оставив наедине. Чёрт, она хоть понимает, что разобьет парню сердце? Если бегство из дома её каприз и она вернется к отцу, тот никогда в жизни не позволит неравный брак.

Если только у приютского не появится вдруг титул. За что нынче дают графство?

Раздумывая об этом, чтобы не крутить в голове вопрос наименее болезненного раскрытия тайны девушки, я неспешно дошел до участка.

— Ваше сиятельство! — радушно улыбнулся мне дежурный, пропуская внутрь.

Не так я часто тут бывал, но запомнил же. Не зная, хорошо это или плохо, я направился к приставу. Постучал в дверь его кабинета и, после довольно резкого «заходите!», вошел внутрь.

Ничего не изменилось на рабочем месте Заужского, разве что бумаг и папок стало больше. Я удивился, что он на прежнем месте, ведь шла речь о повышении. Пристав, увидев меня, тут же сменил хмурое выражение лица на доброжелательное. Пригласил присесть и гостеприимно угостил кофе. Напиток у него был отменным, после наших встреч жандарм явно сменил как сорт, так и обжарку.

— Прекрасно, — похвалил я изумительное угощение.

— Прохор ваш подсказал, где зерна берет, — улыбнулся пристав. — Славный он у вас.

— Это точно, таких как он — один на миллион. Что же, Лаврентий Павлович, разве вас не прочили наверх? — всё же полюбопытствовал я.

— Было дело, — отмахнулся мужчина. — Собственно говоря, утвердили мою кандидатуру-то. Вот только я отказался. Знаете, мне наш участок вторым домом стал. Перебираться отсюда никуда не хочу, вот что я понял. Ни за чины, ни за деньги. Не это главное.

Я лишь порадовался за такую позицию. Нашел человек себя, это действительно самое главное. Остальное приложится. Вроде начальник участка уже немолод, в конце концов уйдет на покой. А кому передать дела, как ни самому лучшему своему служащему? Который участок даже на повышение не променял.

Мы ещё немного побеседовали о делах острова, которыми Заужский всегда охотно со мной делился. Я не стал выспрашивать об алхимике и прочих столь же интересных соседях. Ни к чему портить ему такое чудесное настроение.

Впрочем, о жителях своего участка он говорил много. И я всё таки задал один вопрос:

— А что вы скажете о князе Шишкине-Вронском?

— О Дмитрие Павловиче? — удивился пристав. — Его светлость весьма уважаем в столице. Неизменно участвует в благотворительных мероприятиях, нескольким приютам помогает. В общем-то, можно сказать, что ведет размеренный и спокойный образ жизни. Конечно, после того случая…

Мужчина умолк, смутившись. Сказал лишнего и явно пожалел об этом. Но я сделал вид, что не заметил и уточнил:

— Какого случая?

— Право, Александр Лукич, сплетничать я не люблю. Не мужское это занятие, да и бесчестное. Но, если вам по делу какому-то нужно знать…

— Нет, вы правы. Не стоит ворошить чужое грязное белье, — не стал я ничего выдумывать, чтобы добыть информацию.

Будь там что-то незаконное или нехорошее, Заужский не отзывался бы о князе довольно тепло. Не в его духе это было. Как и не в моем — обманывать доверие хороших людей.

— Благодарю, — с облегчением выдохнул он. — Что же, нанесете визит заключенным? Они у меня в дальней камере сидят, рядом никого.

— Весьма удобно для разговора, — усмехнулся я.

Незадачливые воры с виду оклемались после произошедшего. Вели себя уверенно и на мое посещение отреагировали без особых эмоций. Вряд ли они знали, чьи птички принесли им такой моральный ущерб, на который они жаловались.

Это, к слову, пристав уладил сам. Лишь уведомил меня, что они собирались подать в суд, но неожиданно передумали. Что же, хотя бы от подобного он меня избавил. Такое разбирательство добавило бы мне своеобразной репутации. Хотя, безусловно, помогло бы против других желающих покуситься на моё имущество.

Но я, после инцидента в ресторане, подумал было, что больше столичные преступники туда не сунутся. Раз уж меня узнали, весть об этом разнеслась бы повсюду. Вот о чем я не подумал, что заказчик будет настолько настойчивым и найдет людей заезжих. А то и вызовет из соседней губернии, это не сильно затратное дело.

Всё таки иногда полезно иметь известность имперскую, а не только столичную.

Впрочем, и без неё я мог разобраться с любой проблемой. Неизвестно ешё, не станет ли больше проблем с такой известностью.

Оба они являли собой картину удивительно схожую. Я сначала подумал, что они братья. Но нет, отпечаток лихой жизни просто оказался совершенно идентичным. Даже шрамы одинаковые, как и предупредительно-угрожающие выражения лиц.

Я молча их внимательно рассматривал и, с каждой секундой, запал их утихал. Появилось беспокойство, а за ним и неуверенность.

— Что глазеешь, господин хороший, словно на девиц на выданье? — усмехнулся один из них, пытаясь отшутиться и демонстрируя потускневший передний железный зуб.

— Думаю, кого из вас в живых оставить. Мне двое разговорчивых ни к чему. Одного хватит.

— Эй, — поднялся второй, здоровее размерами. — Это что за произвол?

Он ринулся к двери, то есть на меня. Вероятно, хотел позвать жандармов, но я молниеносно освободил лезвие из трости и оно оказалось у его горла.

— Вот ты явно не настроен на беседу, верно? — наклонил я голову, разглядывая бугая.

Он не был угрозой. Большой, но слишком неповоротливый. Пока он замахивается, я успею кофе выпить. Вот второй был собран и напряжен. Его движения были незаметными, плавными. Такие обычно как раз самые опасные. И умные.

— Сядь обратно, — тихо сказал обладатель металлического зуба.

Здоровяк послушался, но продолжал изо всех сил строить грозное лицо. Я перестал обращать на него внимание.

— Значит, господин хороший, продали наши шкуры тебе, да? — невесело усмехнулся сообразительный вор. — Что, твой кабак то был?

Его быстрое построение логических связей меня порадовало. Это давало надежду на благоприятный исход беседы. Правда, за жизнь он явно не цеплялся. В его голосе было смирение с участью. Без страха и лишних терзаний. Давно он выбрал свой путь и знал, к чему тот может привести.

— Не кабак, а ресторан, — поправил я, взывать к вежливости и требовать обращения на «вы» в данной ситуации было лишним.

— Без разницы, — он пожал плечами.

— Кто вас нанял? — задал я прямой вопрос.

Запугивать бесполезно, и без того пуганные. А вот дать шанс ответить было нужно. В конце концов я предпочитал верить в лучшее. В знак этого я брал лезвие обратно в трость. Впрочем, они видели, как быстро я могу его достать.

— Нужда, — он широко улыбнулся. — Вам-то такого не понять, но когда живот сводит от голода, пойдешь на что угодно.

Ошибался он. Что такое нужда, я прекрасно знал. Как и голод, сжирающий изнутри. Не удалось ему меня этим ни пронять, ни пристыдить. Но зато сняло последние сомнения.

Моё движение было практически незаметным. Часть расстояния, отделяющего нас друг от друга, я проделал в тенях. Больше машинально, чем нарочно. Но это произвело нужный эффект. Ведь для этого человека я растворился, окутанный сумраком и тут же из него появился, но уже очень близко.

Глаза его расширились от ужаса.

Ещё миг и второй мягко осел на скамейку. Тратить время я не стал, вырубил магией жизни. Этот светлый аспект можно было использовать по разному. Например, усыплять пациентов перед болезненной операцией. Отправлять в мир грёз. Сила смерти действовала иначе, она лишала воздуха, буквально подводя к черте.

Продавить естественный заслон разума, существующий у каждого человека, было несложно. Слишком преступник ошалел от увиденного. Удачный момент для ментального воздействия.

В голове у него творилась сумятица. Спектр чужих эмоций чуть оглушил меня. Всё же впечатлительный, не каждый день увидишь теневую магию. К моему удивлению, он воспользовался весьма действенной техникой борьбы с менталистами. Вспомнил о чем-то хорошем, о своем якоре в этом мире. Что-то из детства. Кто-то его научил этому так же, как я научил Тимофея.

Тогда я подключил иллюзии. Просто добавил эффекта нахождения в пограничном мире. Уж я знал, какие ощущения он вызывает. Вор погрузился в тени и тихий шепот пожирателей душ.

Такое никакими бабушкиными пряниками не перебьешь.

Ненадолго, хватило и минуты даже в иллюзорном мире. Зубастого проняло.

Он не кричал, просто забился в угол и часто задышал, шаря по груди. Я увидел, что там на шнурке болтается какой-то оберег. Сущая поделка, очень грубая и абсолютно бесполезная. Магии в ней не было.

— Кто ты? — прохрипел он.

— Я хочу знать, кто вас нанял. Ваши шкуры, как ты выразился, мне не нужны. Только имя заказчика. И даже не думай, — предупредительно поднял я руку, когда он хотел что-то сказать, — мне врать, что это была только ваша идея. В следующий раз ты оттуда не вернешься.

Вор мысленно заметался. Какой-то вихрь чувств пронесся в его голове. Я сделал крохотный шаг к нему.

— Граф Платов! — выкрикнул он, сморщившись и раскашлявшись. — Он пытался скрыть себя, но я-то не дурак, проследил за ним до самого дома.

— Платов… — протянул я, пытаясь вспомнить.

Но тщетно, фамилия мне ничего не говорила. Графов в столице было не меньше, чем извозчиков.

— На Ваське тот дом, красный такой, с башенками, — продолжал тем временем заливаться обретший голос преступник. — Возле приюта императорского.

— Ну и как он выглядит?

— Небольшой такой, два этажа и пристройка…

— Да не дом, граф.

— Рожа у него, то есть лицо, простите, как у хорька. Вытянутая, глазки маленькие и бегают постоянно. Туда-сюда, туда-сюда. Руки всё время потирал, будто потеют они у него, — старательно описывал он. — Пятно, во! Пятно на правом ухе у него, родимое вроде как.

Ну уж с такими приметами я точно его разыщу. Напоследок я и этого погрузил в сон. Пусть успокоится, а то сердце его грозило выскочить наружу, так колотилось.

Что же, придется всё же заняться столичными социальными связями. Нанести визит графу, например. А то ведь, по словам инспектора, общественность переживает, что я от них скрываюсь.