Ещё во время танца с Эйданом, нет, раньше… как только я увидела те злополучные две коробки с платьями, вот тогда оно меня и настигло – чувство надвигающейся катастрофы. А сейчас, когда танец завершился и на сцену поднялся Макс…
С каждым его словом, с каждым жестом и взглядом он как будто бы намеренно оголяется передо мной, заживо сдирает шкуру, вот эту приросшую аристократическую, чтобы я увидела… его? Возможно… вот только предложение, сделанное на виду у всех, всё с тем же апломбом и полной уверенностью, что я не посмею, не смогу отказать? Я должна быть благодарна? Что, чёрт возьми, у него в голове?!
Сожаление, страх, обида, недоумение топят сознание, заставляя судорожно вздыхать. Тяну ладонь из захвата его пальцев. Его – тёплые и крепкие, мои – холодные, дрожащие. Контраст невероятный.
– Прости, – шепчу одними губами, быстро смахивая внезапно накатившие слёзы. – Я не могу, Макс…
– Ясно. – Он отступает, натягивая уже привычную броню. Но я вижу. Его, под этой толстой и неправильной баррикадой. Его, кто готов был открыться и что-то изменить, но начал неправильно. Как младенец, что был готов сделать первый шаг в незнакомый мир, но упал. Хватит ли ему сил подняться и вновь попробовать пойти, и не сделала ли я своим отказом ещё хуже? Не вырастет ли на лоскутах старой защитной скорлупы новая, ещё более прочная, не затянет ли сердце Макса в стальные оковы бесчувственности?
Обреченно оглядываюсь, только сейчас замечая, что однокурсники и старшие студенты смотрят на меня так, будто я пришелец с другой планеты. Конечно, в их глазах какая-то девчонка, почти отброс посмела отказать не кому-то, а Латимеру! Взгляды настолько физически ощутимы, что я нервно поправляю юбку, поправляю волосы. Ловлю сочувствующий взгляд Бригитты. До меня только сейчас начинает доходить весь масштаб катастрофы. Он не мог так поступить! Со мной, с собой, с нами! Это очень… самонадеянно! Портупея, натянутая на блузу, сдавливает тисками, и мне становится трудно дышать. Голова кружится, а ноги предательски дрожат. Голоса, пёстрый ковёр из листьев под ногами, запахи, звуки музыки – всё сливается в единое грязное месиво, от которого к горлу подкатывает тошнота. Внутренности болезненно стягивает рвотными спазмами, пока твёрдая и такая же тёплая, как у Макса, рука не хватает меня, переплетая пальцы в замок… или кулак. Один на двоих. Против всего мира.
– Люка. – Тихий, но настойчивый голос Эйдана становится якорем. Поддержка и твёрдое слово вырывают из цепких объятий надвигающейся панической атаки. – Пойдём. – Он мягко, но настойчиво тянет меня со сцены. – Нам надо поговорить.
Послушно следую за сводным, схватившись за его руку. Сердце оглушительно стучит о рёбра так, что кажется, вот-вот проломит прутья своей своеобразной клетки.
– Вы разнесли мой мир в щепки. Оба, – выдыхаю я. – Как так можно, Дан? Осознанно. Намеренно. И в итоге ожидаете чего? Эта игра, в танцора, в галантного кавалера, предложение это…
– Увы, не последнее за этот вечер.
– Что?
– Ничего. – Он уводит меня всё дальше от веселья и возрастающего балагана.
– Я тону. Захлебываюсь шарашащими, контрастными эмоциями, – вываливаю на него всё то, что клокочет внутри.
– Я знаю… знаю. Прости. Но нам необходимо поговорить, сегодня.
Сжав с силой челюсти, молча иду к лабиринту. Страшному, опасному и неизвестному. Место начала и место конца. Каких только баек не успела услышать об этом месте. Эйдан тормозит у самого входа. Разворачивается ко мне и делает глубокий вдох, как будто собирается нырнуть. Мы молчим, он нехотя разнимает наши ладони, качает головой, словно всё ещё решает, начинать разговор или нет. И лишь когда руки прячутся в карман брюк, выдыхает, поднимает глаза, в которых плещется невыносимая тоска.
– Ты хотел поговорить? – вкрадчиво напоминаю, потому что мне страшно. Страшно от догадок, что может он сказать.
Глава 46
– Ты хотел поговорить… – Голос Люки звучит, как будто мыслями она всё ещё с Максом, переосмысливает сделанное напоказ предложение и свой отказ.
– О… о нас.
– О нас? – Брови её дёргаются, лицо чуть вытягивается от удивления. – В каком плане? О семье? Мортимерах? Маме? Или о нас с тобой?
– Я говорил с отцом. Тот документ, что мы подписали… Это документы на помолвку. Ты не могла бы стать невестой Латимера, даже если бы приняла его предложение. Потому что ты уже не свободна. Твоя подпись стоит под отложенным обязательством вступить в брак, как только я окончу учёбу в Муре. То есть этим летом.
Удивление на её лице сменяется гневом, и кажется, что сейчас она готова меня убить. Задушить голыми руками, растерзать зубами. Я вижу отголоски своих недавних чувств в её глазах. И понимаю так хорошо, как никто на свете.
– Я не знал, Люка! Клянусь, не знал до сегодня.
– Какой-то сюрреализм, честное слово. Разве так происходит где-то? Отложенное обязательство… вот как у вас называется семья? И что же вдруг Мэддок расщедрился? А как же Миранда? – Яд в голосе свидетельствует о неверии. Вздохнув, решаю, что сейчас самое время рассказать ей правду. Мы уже отошли от веселья ближе к лабиринту. Я специально повёл Люку именно сюда, в сторону заброшенного склепа. Посторонние сюда не сунутся. Слухи о кровожадных духах предков Латимеров и Мортимеров, несколько смертей много десятков лет назад… Люди верят, что место опасное, проклятое. И сносить его тоже нельзя, чтобы не разворошить осиное гнездо. Тут наши с Гревье секреты в безопасности.
– Я узнал, что болезнь мамы не то, о чём думал все эти годы, поехал домой разбираться с отцом, и вот… – развожу руками, пытаясь доказать свою невиновность. – Я бы не женился на тебе без согласия!
– Как будто с согласием бы женился, – ехидно парирует она, привычно закатив глаза. Такой уже родной и знакомый жест.
– Как будто ты согласилась бы!
Фыркнув, Гревье останавливается у заросшей лианой полуразрушенной стены беседки. Здесь начинается старый лабиринт. Обычно именно отсюда стартует четвёртое испытание для Змей и Диких.
– Так что там с леди Мортимер? – Как ни странно, этот вопрос её всё же волнует. Мне казалось, что после новости о навязанной, ещё и тайком, помолвке Люка не станет со мной даже разговаривать дальше. Отправится прямиком в особняк требовать разъяснений от матери и отчима.
– Я всю жизнь думал, что это результат неудачного отцовского эксперимента, запрещённой кристаллической магии, а оказалось… Оказалось, что в семье Беркли уже много поколений бушует опасная болезнь. Непредсказуемо, ни с чем не связано, один из наследников непременно сходит с ума. За редким исключением. Маме не повезло стать той самой.
Глаза Люки расширяются, она прикрывает ладонью рот, сочувственно покачивая головой:
– То есть…
– То есть тебе навязали бракованный товар. Твой женишок мало что характером редкая сволочь, так ещё и скорый кандидат в дурку. Именно поэтому мой ответ – нет. Не женился бы. Потому что ты заслуживаешь другого будущего. Детей, надёжного мужа, который бы любил тебя и оберегал. Который проведёт с тобой всю жизнь, до старости. Будет вывозить летом внуков к морю и баловать их на праздники. Я никогда не смогу обещать тебе ничего из этого. Я – бомба замедленного действия, и вечно придётся жить на пороховой бочке, гадая, не рванёт ли сегодня.
Первые часы было до удушья трудно даже думать обо всем этом, но теперь слова даются на удивление легко. То ли от желания держать лицо перед девушкой, которая мне дорога. То ли от нежелания вызвать жалость.
– А меня ты спросил? – обиженно отвернувшись, тихо уточняет она.
– Так ведь вот. Спрашиваю. Мы можем расторгнуть то соглашение. Я добьюсь этого, только скажи. Или можем оставить как есть, но детей заводить не станем, а как только я… как только я стану, как мама, ты оформишь развод и выйдешь замуж. Будешь счастлива, как счастлив мой отец с твоей мамой. Он, кстати, давал моей матери слово, что не будет тосковать всю жизнь и однажды снова женится. И ты тоже мне дашь такой обет. Если решишь, конечно, что хочешь… Я не знаю, сколько счастливых лет нам выпадет. Пять? Десять? Может, год. Никаких гарантий, понимаешь?
Она всё так же стоит спиной. Это хорошо, потому что предлагать себя, генетически увечного, глядя ей в глаза – слишком. Едва ли бы мне удалось вытолкнуть такое предложение из глотки. А так, в спину – всяко проще. Не видя выражения её глаз, мимики на лице… Гораздо проще, да. И ждать ответа тоже легче.
В вязком молчании нас обдувает свежестью осеннего ветра. Тихонько шелестят листья на деревьях. Мы как будто на свидании. Как тогда, на прогулке с Пиратом. Даже сейчас, в напряжённый момент, рядом с Люкой мне легче и теплее. Как будто одно её присутствие способно согреть и исцелить. Совершенно необъяснимо. Удивительно.
Люка оборачивается, молча смотрит мне в глаза, что-то там ищет, кусает губы.
– Обветрятся и будут болеть, – бросаю механически. Чтобы разрядить обстановку. И потому что в самом деле озабочен этим фактом. Что у неё что-то будет болеть.
– Есть нечто посущественнее, что у меня болит сейчас, Эйдан. Макс, теперь ты. Замуж этот. Я вас двоих начала только-только узнавать. Не знаю… для меня, до всего этого аристократического кошмара, понятие о свадьбе, зачем и почему люди заводят семью, было оформлено по-другому. Это симпатия, расцветающая робким цветком любовь, желание заботиться и оберегать. А не отложенные обязательства… Я не хочу с тобой детей, Дан. И прежде, чем ты рискнёшь уйти, психанув, скажу, что не по причине вот этого всего. А потому что хочу тебя узнавать, медленно и неспешно. Хочу стать к тебе ближе, а не вот так… Как можно быть мужем и женой, когда… я даже не знаю, что ты любишь, а что нет. Какой твой любимый фильм или группа, ты ведь слушаешь музыку, правда? Хочу знать, какой любишь кофе, а может быть, предпочитаешь чай. Поэтому… я не хочу детей сейчас, Эйдан. Мне, на минуточку, девятнадцать! Я сама ещё ребенок в какой-то мере. Но я очень хочу, уже сейчас, стать ближе. Для тебя.
Я знаю, что Люка неравнодушна ко мне. Знаю давно. Не слепой, не дурак, всё понимаю по словам и поступкам, но после вываленного на неё сегодня был уверен, что пошлёт нас всех к чертям. И меня, и отца, и даже свою интриганку-мать. За длинный монолог дважды останавливаю себя от того, чтобы прервать её и уйти, попросив забыть об услышанном. Всё правда. Она ещё недавно жила совершенно другой жизнью. Видела мир не таким, как привык я. Там, за бортом кристаллической реальности, иные законы во всём. В отношениях, в социуме… Девятнадцать лет здесь – самое время вступать в брак. К этому времени большинство родовитых леди уже помолвлены, и ждать как будто бы совершенно нечего. Смысл оттягивать неизбежное? Для Люки всё иначе. Она не принадлежит нашему миру и вряд ли станет его частью, вне зависимости от того, какую фамилию носит. Даже если бы перспектива стать женой психа не маячила на горизонте. Даже если бы мы уехали куда-то, забрав маму. Да и захочет ли она? Я ведь понимаю, что жить с нездоровой психически трудно, иногда невыносимо. Тем более, что ей, Люке, мама вообще никто. Приступы станут её раздражать, потом бесить. Это приведёт к ссорам… Потому что я маму всё равно не брошу. Ни ради отца, ни ради девушки. Она моя мать, и я буду рядом даже в самые тёмные дни её жизни. Пока буду жив сам. Ну, или пока буду в своём уме.
– Когда закончу Мур, я собираюсь забрать маму и уехать куда-то… Хочу, чтобы она жила со мной, а не… не там.
Честно сразу предупредить о своих планах, чтобы уже на берегу было ясно, что впереди. Люка кивает, кажется, вообще не удивлённая услышанным.
– До этого времени ещё почти целый учебный год, Эйдан. Мы подумаем об этом к лету.
На лице проступает робкая улыбка, а у меня на душе теплеет. Впервые за эти долгие, мучительные сутки хочется жить. Справиться со всем этим. Побороться с судьбой и предназначением. Победить. Внутри расцветает робкая надежда, что всё это ещё не конец света. Впервые за долгое время у меня есть кто-то, с кем не нужно лгать и изворачиваться. Кто-то, кто меня понимает и принимает. Кто знает обо мне куда больше других, вещи намного важнее любимого напитка и жанров музыки. Кто-то, кого я хочу видеть рядом. И в самом деле желал бы впустить в свой мир. Запылённый без гостей за столько лет. Чувствую себя склепом под её взглядом.
Склеп… Со стороны фамильной усыпальницы слышится странный гул, потом грохот. Подняв глаза, я всматриваюсь в знакомые, посеревшие от времени, поросшие мхом камни гробниц и понимаю, что что-то не так.
– Макс…
– Опять ты про Макса! Ну хватит уже. Решили! – Люка злится закономерно: ещё свежо в памяти его признание и отвергнутое кольцо. Это только укрепляет мои подозрения. Отодвигаю её с пути, коротко приказав:
– Беги отсюда. В Мур, живо! – А сам бегу в противоположную сторону. Я уверен, в чём причина странного волнения у гробниц в Латимере. Макс часто ходит навещать нашу бабулю. Старуха с детства его кумир. И теперь, получив отказ, он точно пошёл туда, где всегда искал покоя душе. В мир молчания и скорби. Но что-то случилось.