Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг

36.1

– Обожаю осень, – неожиданно признаётся Люка, когда мы, шурша листьями, медленно бредём по лесопарку, в котором каждое дерево кажется музыкантом.

– Смотри, сынок, вон та ива у фонтана похожа на склонившуюся к инструменту виолончелистку. – Голос мамы сам собой возникает в голове. Мы часто сидели у фонтана. Вернее, мама сидела, а я с собаками бегал вокруг. Временами останавливался, оглянувшись на мягкий зов тихого голоса. Мама замечала необычное в повседневном. Сила её воображения превращала облака в рыцарей, сражавшихся с трёхглавым драконом, а деревья и кусты – в живых людей из числа знакомых. – А вон тот куст шиповника точно наш булочник из деревни! – Мама любила гулять по землям арендаторов. Без машины и пафоса. Желанная гостья в любом доме, её искренне уважали, с радостью угощали и делились бедами. Садовник, кстати, тоже её любил за умение видеть в растениях нечто большее, чем просто ветки и листья. Сколько бы лет ни прошло с нашей совместной прогулки здесь, каждый раз её смех и ласковый взгляд вспарывали душу острым скальпелем воспоминаний.

Пират весело скачет впереди, забыв и о своём изъяне, и о нас с Люкой. Поскользнувшись на натёртом до блеска мраморном полу небольшой беседки, неуклюже проезжает по ней задом с видом ошалелым и озадаченным. Люка смеётся, когда пёс, плюхнувшись в аккуратно собранную кучу пожелтевших уже листьев, подскакивает вверх, отфыркиваясь и раскидывая вокруг жёлтые клочья листвы.

– Терпкая, как настоявшееся вино, но я предпочитаю лимонадное лето. – Ветер срывает с веток капли недавнего дождя, обрушивая нам на головы и щедро натолкав воды за шиворот. Я ёжусь и стряхиваю капли с плеча Гревье. На непромокаемой ветровке они переливаются яркими красками осени, подрагивают от движений рук и норовят скатиться ближе к вороту, юркнув за край кофты, где в остром вырезе мягкой ткани виднеется какой-то кулон.

– Зачем ты это делаешь? – ожидаемо не выдержав молчаливого диалога, Люка нахохливается, привычно защищаясь от неизвестного врага, которого всё так же во мне ощущает.

– Что? – Невинно вскинув брови, я наклоняюсь, забирая у пса невесть откуда вытащенную мшистую палку. – И не противно тебе всё в рот тащить, а? – Пёс лает, виляет хвостом, намекая, что ему не противно, даже вкусно, и это не подношение в вечное пользование. Стоило палке просвистеть над его лобастой мордой, довольно взвизгнув, Пират кособоко скачет за ней напролом через кусты.

– Вот это, – Люка помахивает перед носом рукой, – прогулка, разговоры о погоде, собака, я.

– Какая занимательная логическая цепочка… – Выпрямившись, я останавливаюсь, рассматривая хмурое лицо сводной сестры.

Сводной. Сестры.

Какая неприятная мысль.

– О погоде, кстати, ты первая заговорила. И собаку тоже ты притащила, не помнишь? – Шутливый тон явно сбивает её с толку. Как будто Гревье и в голову не приходило, что я могу быть не только хмурым букой. Ладно, стоит отметить, поводов считать иначе не имелось. – Я уже говорил, ты просто не слышишь. – Пожав плечами, я шагаю дальше, под шорох листьев и недовольное сопение.

– Это всё не смешно! – возмущённо прилетает мне в спину. Куда-то между лопаток по ощущениям. – Слышишь меня?

Слышу, конечно. Я же не глухой.

Слышу – не значит, что обернусь и что-то отвечу.

Шаг. Второй. Быстрей и жёстче, ещё три подряд, будто пытаясь догнать. Не то чтоб я убегал. Ткань жакета натянгивается под жёстким захватом прежде, чем Люка преграждает мне дорогу:

– Думаешь, это нормально?

– Что? – снова невинно-непонимающе уточняю я. Глаза её сверкают. Яркие кристаллы на бледном лице. Как звёзды на серовато-синем хмуром небе.

– Вот это! – Гревье неопредёленно дёргает головой: разлохмаченные локоны резво прыгают у лица.

– Ты никогда не загораешь? – Вопрос вместо ответа заставляет её замереть, заморгав в недоумении.

– При чём здесь…

– Некоторым противопоказано на солнце. Кому-то из-за здоровья, кому-то потому, что с непривычки сразу сгорает. Рискованно и неприятно.

– При чём тут это? – ещё сильнее раздражаясь, фыркает Люка, отпуская мой рукав и машинально забирая принесённую Пиратом склизкую и пожёванную уже палку.

– Немного солнца этому заброшенному саду не помешает, как думаешь? – Пусть я и не смотрю на Гревье, провожая глазами обслюнявленную ветку, рассекающую свинцовую тяжесть преддождевого неба, но чувствую, что намёк ещё не достиг цели. Люка прямая. Вот примерно как та палка как раз. Всегда говорит, что думает. Открыто, не таясь, без метафор и экивоков. Роскошь, доступная не всем. Быть собой, быть честным. Быть открытым.

Интересно, она была бы такой, родись и вырасти в моём мире? Или бы превратилась в кого-то вроде Миранды? Невесты, на которой я не собираюсь жениться. Пусть отец тешит себя надеждами. Как только вопрос с мамой будет решён, держать меня на поводке старый паук уже не сможет.

– На дворе осень, Эйдан. Ты в какой стране живёшь? Солнца до весны не ожидается.

– Видишь, Люка. Ты всё отлично сама понимаешь. До весны не ожидается. – А весной мой выпуск. И новая жизнь. Я снова перевожу взгляд на Гревье. Она так и стоит напротив, хмурясь и кусая губу. Вспомнилось, как накинулся на неё тогда в столовой. Хотел наказать. За то, что так просто и быстро нашла себе друзей в этом мире. За то, что не хотела быть со мной, а с ними хотела. Рвалась. Наряжалась. И за то, что смела идти против правил, а я не мог… За всё сразу. Больше всего за то, что меня так тянуло к ней. Хотя бы просто прикоснуться. Погреться об это чужое солнце. Недоступное мне теперь ещё сильнее, чем раньше.

Подняв руку, я зачем-то убираю с лица щекочущие щёку тонкие волоски, едва ощутимо касаюсь скулы, обжигаюсь прикосновением и задыхаюсь от тихого её вздоха. Ей бы отступить, разорвать контакт, не смотреть так, будто ждёт чего-то… А она стоит. И смотрит. Как будто в самую душу желает пролезть буром пытливого взгляда.

– А говоришь, Макс нравится тебе. – Хмыкнув, я делаю над собой усилие и, спрятав руки в карманы, отступаю на шаг назад. Подальше от запретного плода и хмельного наваждения.

– Да что ты заладил?! – Злится ли она на упоминание о Латимере? Или на то, что не получила ожидаемого? Я же вижу по глазам: Люка хотела получить поцелуй. На что угодно могу поспорить, что хотела. Ничуть не меньше, чем я.

– На этот вопрос я тебе тоже уже отвечал, птичка.