– И что это было? – В светлых глазах Люки привычное негодование. Кажется, я её и не видел никогда в другом настроении. Хотя нет. Вчера она говорила с Брэдли и улыбалась этому сопляку так, будто лучшие друзья с детства. А до этого между парами, не скрываясь, обернулась на окрик Латимера, и прямо всё лицо разом посветлело, как будто хмурое британское небо сподобилось пропустить сквозь стражников-туч робкие солнечные лучи. Я видел её задумчивой, весёлой, грустной… Когда Гревье не замечала моего присутствия и взгляда, эмоции легко всплывали с тёмных глубин её души. Но рядом со мной – ничего, кроме презрения и злобы.
– Не понимаю, о чём ты, сестрица. – Подняв перегородку между водителем и салоном, я отвлёкся от созерцания привычного и давно надоевшего осеннего пейзажа, смазанного скоростью авто. Под прищуром Люка тут же сдаёт позиции, отодвинувшись подальше и едва не вжавшись в двери, но не может промолчать:
– Об этом спектакле.
– Весь мир театр, как говорил старина Шекспир. – Её нежелание спросить напрямую отчего-то сегодня забавляет, и, дразня её, я намеренно не собираюсь облегчать задачу. Хочет получить ответы? Придётся задать правильные вопросы.
– Шут!
– Шуты первыми сидят у трона, дорогая. И, бывает, даже находят благосклонность королевы, когда напившийся под завязку хряк-король неуклюже тискает очередную фаворитку.
– Оставь эти идиотские намёки!
Умная девочка. Надо же, как легко считала аллегорию.
– Я разве на что-то намекал? – Люка фыркает и отворачивается.
– Одного не пойму, как это Макс тебя уговорил? Что ты с него потребовал в оплату? – не глядя больше в мою сторону, всё же решается уточнить Гревье.
– С чего ты решила, что это Макс? – По тому, как резко она обернулась, как взметнулся высокий конский хвост тёмных волос и вспыхнули глаза легко, читается, что Люка думает о моём вопросе. Конечно же, это любящий и добрый Макс позаботился о своей протеже. Он же не может встречаться с отбросом.
– Не ты же…
– Не я?
– Ты с первого дня спишь и видишь меня среди отбросов, – снова фыркает Люка и складывает на груди руки.
– Теперь ты Мортимер.
– Ах, ну да. Это ведь всё меняет. Теперь ты резко превратишься в заботливого братика и будешь прикрывать все мои косяки? – В её голосе столько яда, что можно потравить за завтраком всю академию.
– Нет.
– Что нет?
– Не превращусь и не буду. – Люка закатывает глаза, хотя, кажется, испытывает облегчение, что я не стану играть роль любящего братика. Интересно, она когда-то мечтала не быть единственным ребёнком в семье? Я всегда хотел брата, например…
– Тогда зачем всё это?
– Макс умеет быть убедительным, когда хочет.
– Да брось, ещё скажи, что мечтаешь ему угодить и бежишь исполнять его просьбы. Что он тебе пообещал за изменение правил?
Она так жаждет получить ответ, что я едва удерживаюсь от соблазна предложить расплатиться за него чем-нибудь. В голове даже мелькает идея, чем и как. Слишком безрассудно. Даже для такого, как я.
– Жениться на тебе? – не удержавшись, я и сам смеюсь над таким предположением.
– Очень смешно. – Люка поджимает губы, и идея взять оплату натурой за честные ответы перестаёт казаться такой уж безрассудной.
Я все ещё помню вкус её губ. И сладкое дыхание. И даже тепло кожи.
– А ты бы согласилась? Замуж за Латимера?
– Это не твоё дело, Эйдан.
– Ошибаешься, теперь моё. И тебя, к слову, может, даже не спросят. Разве что для приличия. Добро пожаловать в семью, птичка.