Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг

Глаава 22 Сам подумай

– А ты ко всему подходишь вот так, да? – Улыбаюсь, заметив едва уловимый прищур. Всё-таки Латимер умеет держать лицо, если бы не та ночь, когда он меня рисовал, вряд ли я бы получила возможность наблюдать за ним вот так, беспрепятственно, подмечая любую, даже крохотную смену эмоций на волевом аристократичном лице.

– Вот так? – Он делает акцент на моём последнем замечании.

– С концепт-планом, тщательно разработанной стратегией. – Решив принять предложение, медленно бреду к стойлам или как это правильно вообще называется… – Не отвечай, – машу ладонью, видя, что Макс собирается уже говорить. – Вряд ли мне понравится ответ. К вопросу о лошадях… мне они очень нравятся, с самого детства, но я их очень боюсь.

– Почему? Был негативный опыт?

– Не со мной. Когда я была в средней школе, со мной училась девочка, Лиззи… она профессионально занималась: собственная лошадь, постоянные тренировки, разъезды по стране на соревнования, кубки, публикации в журналах и даже первые приглашения на съёмку в рекламе.

Я замолчала, вспоминая кукольное, как у настоящей Барби, лицо и белокурые, с крупными завитками, густые, длинные волосы. Очень красивая девочка, её ждало блестящее будущее… Макс не торопит с ответом, давая мне время собраться с мыслями. Тем временем мы подходим к дверям стойла: в нос ударяет запах свежего сена, навоза и пыли.

– Почему твою лошадь содержат именно здесь? – Киваю влево на похожие денники. – А там для питомцев противоборствующего клуба?

– М-м, нет, типы и условия стойлового содержания отличаются в зависимости от возраста, репродуктивного состояния и состояния здоровья. Так что здесь без клубных разделений, Люка.

– Вот как… – Прикусив губу, опускаю взгляд под ноги. Становится неловко за своё замечание.

– Вон там, – он указывает севернее от нашего места, – конюшня для разведения лошадей. Пусть конный клуб Малхэм Мура не слишком котируется в заводческих кругах, но вполне неплохие результаты, для местных соревнований и семей… скажем так, с ограниченным бюджетом или для тренировок перед приобретением племенного животного здесь. Рядом с ней, кстати, и конюшня с боксами для кобыл, предназначенных к покрытию. Ну и это, куда мы с тобой пришли – совместное стойловое содержание.

– А если лошадь заболела? Её куда?

– На такой случай, если есть сомнения относительно состояния здоровья новых лошадей или если заболела одна из местных, используется карантинная конюшня, которая находится вне главного комплекса, чтобы в случае вирусного заболевания не заразились остальные. – Он придерживает для меня деревянную добротную калитку, окрашенную белой краской, и наконец-то задаёт вопрос о моей недосказанной истории: – Так что там с Лиззи?

– Лиззи… да… на одной из тренировок она упала, сломав хребет в нескольких местах, и стала инвалидом. С тех пор я её не видела. В школе её перевели на индивидуальное обучение, аттестат приходила получать её мама, очень плакала.

– Мне жаль, что тебе пришлось получить такой опыт.

– А девочку нет, выходит?

Макс тяжело вздыхает, бросая на меня странный, нечитаемый взгляд:

– На то и существуют магические сады, школы и универы, Люка. Люди не знают о кристаллах, живут своей жизнью и выносят свои уроки. Мы – живём по-другому, но тем не менее получаем своё, порой щелчок Вселенной по носу обычному человеку оборачивается ощутимой оплеухой кристаллическому. У магии есть своя цена, слишком высокая временами. Девочка эта, будь она кристаллической, смогла бы оградить себя защитой и не переломаться.

– Хорошо. – Во мне растёт нечто мощное, очень похожее на гнев. – Ты хочешь сказать, что ваш клубный беспредел – это не травмирующие события?! И смерть Эбби – оплеуха от Вселенной? Очень… метафорично, Максимилиан.

– Я сказал то, что сказал. Ты услышала то, что хотела услышать.

Мы подходим к кобыле, на которой ездил верхом Макс. Она подозрительно всматривается, пока мы приближаемся, а потом недовольно ржёт, прядая остроконечными ушами. За спором я и не заметила, как мы успели подойти настолько близко! Лошадь, переступив с ноги на ногу, размашисто кивает, выжидательно уставившись на нас. Безотчётный, парализующий тело страх заставляет ноги врасти в пол.

– Н-не думаю, что это… – Договорить, что подходить настолько близко было не очень хорошей идеей, не успеваю. Обняв меня сзади, мягко тесня корпусом, Макс подхватывает мою ладонь, накрывая своею, кладёт на лоснящуюся чёрную морду с белым продолговатым пятном по носу.

– Закрой глаза, – ухо опаляет его дыхание, – и просто дыши.

22.1

– Не бойся. – Фрея недовольно фыркает, и Люка пугливо дёргается. Лежащая на её талии рука мешает постыдному отступлению. Правда, тело, охваченное дрожью, сильнее прижимается ко мне, неожиданно вызывав ответное волнение. – Фрея – послушная девочка.

– Я ей не нравлюсь. – Гревье открывает глаза и оборачивается, видимо, желая вбить мне в голову эту истину напрямую через зрительный контакт. Её красивые глаза вблизи пестрят жёлтыми вкраплениями. Необычная, редкая расцветка. Красивая и такая же оригинальная, как сама птичка.

– Ты нравишься мне, Люка. – Как и предполагалось, признание моментально её отвлекает. Теперь вместо страха во взгляде читается раздражение. Гревье закатывает глаза и смущается, осознав, как близко наши лица сейчас друг к другу.

– Ещё скажи, она ревнует!

– Возможно, но вреда тебе не причинит.

– Конечно! Будет беречь сокровище хозяина.

– Рад, что ты осознаёшь свою ценность в моих глазах. – Испуганная, вынужденная одновременно сражаться со страхом и пререкаться, Гревье делает ошибку за ошибкой в этом забавном споре. Ещё такая неискушённая в словесной войне… – Но дело не в этом. Лошади —очень умные животные. Прямо сейчас я дал ей понять, что ты своя. – Фрея мотает головой, и наши переплетённые руки скользят по крупной морде до носа, туда, где соплами раздуваются ноздри. Люка снова пытается убрать ладонь, и в этот раз я её не удерживаю. – Поэтому она тоже не видит в тебе угрозу. – Кобыла доверчиво тыкается в подставленную ладонь, оставив на ней мокрый след. – Я же не предлагаю тебе сразу садиться верхом. Если нравится животное, можно просто начать с заботы.

– Свой совет себе посоветуй, – язвительно вставляет Гревье, удивлённо хлопая ресницами, когда я, не став сдерживаться, от души смеюсь.

– Так вот что я, по-твоему, делаю не так? – Сняв седло, киваю в сторону крючка, на котором висит мягкий флисовый плед. – Подай, пожалуйста?

Чтобы выполнить мою просьбу, Люке приходится приблизиться к нам с Фреей, пусть пока на расстояние вытянутой руки – уже победа.

– Ты ж не животное. Так что, боюсь, мой совет в нашем случае не применим.

– Ласковое слово и кошке приятно, – бурчит в ответ Люка и отскакивает, как ошпаренная, когда, сменив уздечку на недоуздок и подцепив карабин на крепёж, я веду кобылу назад к выходу из стойла. – Пойдёшь с нами купаться?

– Куда? – Если раньше клеймо психа стараниями Гревье не расцвело у меня на лбу, то теперь так точно. На дворе начало сентября. Туманно и дождливо, а я зову купаться, ещё и вместе с лошадью. Учитывая, что на участке всего одно озеро… Люка не могла не видеть, что там за флора и фауна. Вряд ли подобный досуг этично предлагать даме.

– На конюшне есть мойка. Во время тренировки лошадь вспотела и надо замыть потные места.

– А одеяло зачем, раз вы купаться идёте?

– Осень. Сквозняки. Спина у лошади – самое уязвимое для холодного ветра место. Не хочу, чтобы моя девочка простыла.

Продолжая рассказывать о базовых правилах по уходу за лошадью после тренировки, я замываю Фрее вспотевшие под седлом и подпругой участки, промываю холодной водой ноги и снова накидываю на круп плед.

– Теперь в солярий.

– Куда? – снова повторяет Люка. Стараясь не обидеть её насмешливой улыбкой, я пытаюсь смягчить возможное смущение подмигиванием.

– Сушиться. Не все конюшни могут себе позволить такую недешёвую вещь, но… – Гревье всё время очень болезненно реагировала на упоминание влияния Латимеров в академии. Стоило ли усугублять новой информацией?

– Но академии очень повезло с покровителями, да? – Умная девочка сама обо всём догадывается и, привычно уже, делает свои выводы.

– Но я люблю свою лошадь, Люка. – Приходится добавить в голос твёрдости. Не люблю, когда меня попрекают тем, в чём не виновен. – Я вырастил её из жеребёнка, выпросил у отца, когда одна из наших кобыл понесла. Ждал. Присутствовал при родах и сам ухаживал с тех пор, не доверяя её никому. Неужели ты думаешь, что мне жалко денег на достойное для неё содержание?

Кажется, Гревье удивлена услышанным. По крайней мере, ответа на монолог я так и не получаю, проверяю, что спина и круп высохли, глажу Фрею по холёному боку. Шерсть приятно покалывает ладонь.

– Пойдём, девочка, сегодня расчёсываемся не здесь.

Кобыла кивает, как будто соглашаясь на променад, и послушно цокает подковами по бетонному полу солярия. Разве можно их таких не любить?

– Значит, вы разводите лошадей? – В этот раз Люка идёт следом без приглашения.

– Это часть семейного бизнеса, да. Попробуешь? – В дальнем углу денника всегда хранились скребки и щетки, кондиционер, несколько флисовых тряпок и прочие мелочи для ухода. – Это скребок. Надеваешь на руку и вот так, по кругу растираешь всё тело. Не бойся. Я подержу.

Люка смотрит на протянутый кусок резины, как на ядовитую змею. Вздохнув, переводит взгляд на лошадь, потом на меня. Пожёвывает в нерешительности губу, вызвав этим простым жестом дрожь по загривку, и неуверенно тянется за скребком.

Не торопя, я жду, когда Гревье соберётся с духом и сделает первый шаг навстречу Фрее. Наблюдать за тем, как эта девочка борется со своими страхами, невероятно приятно. Сила воли и упрямство восхищают, вызывая внутри прилив гордости, как будто Люка уже была моей. Впрочем, почему как будто? Она будет моей. Даже если сейчас ещё не очень готова это признать.

Глядя, как рука с надетым скребком касается шеи кобылы, я думаю, что через пару-тройку дней можно будет посадить Гревье в седло и покатать, по кругу, как поступают с детьми.

– Не нежничай так. – Подойдя ближе, снова кладу свою ладонь поверх её пальцев, показывая силу нажима. – Нужно поднять пыль, которая осела под шерстью, а потом смахнуть щёткой. Скребок резиновый, он не очень жёсткий, Фрея не щекотливая дама, любит, когда чешут, а не поглаживают, да, девочка? – В ответ лошадь снова смешно кивает головой, оборачивается на нас и с шумом выпускает из ноздрей воздух.

– Ты столько всего знаешь… – Было видно, что Люка старается. И ей точно нравится. Теперь, когда приступ страха остался позади, моя смелая птичка получает явное удовольствие от происходящего. Я тоже. Смотрю за завораживающим движением её рук, как меняется поднятый скребком рисунок шерсти, и думаю, что поменялся бы с Фреей местами, с радостью подставив свои бока под ловкие, ласковые пальчики мисс Гревье.

– Придёшь ко мне на тренировку завтра? – Рука её застывает над крупом. Лошадь оборачивается, напоминая о себе.