Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг

31.1

– Как Китай? – Люка за ужином выглядит весьма счастливой, пусть и несколько напряжённой. Встреча с матерью явно исправила её дурное настроение. Могу понять. Когда Констанс смотрит на дочь, взгляд наполняется нежностью, и от этого хочется рывком сорвать белую скатерть, залив вечерние наряды всех за столом разномастными подливками, соусами и вином.

Знали бы вы, что на самом деле сегодня празднуете, дурочки счастливые.

Красивой упаковкой легко обмануться. Отец – видный, услужливый, безукоризненный в своих манерах аристократ, как такого не полюбить?

Горький смех жжёт гортань, и я топлю его в вине, закашлявшись, будто подавился.

Три пары глаз тут же спускают на меня перекрёстный огонь любопытства и беспокойства. Отец боится, что выкину что-то после ужина (церемонию принятия решили отложить на сытый желудок). Люка наверняка переживает, что выдам её грязные секреты школьной жизни. Взгляд Констанс для меня загадка.

Трёхлапый пёс тычется носом в ножку моего стула. Игнорируя приличия, скидываю ему прямо на пол кусок мяса из тарелки и улыбаюсь, заметив, как отец недовольно поджимает губы. Мелкая пакость, недостойная взрослого мужчины, одновременно сладкая и горькая.

Не стыдно тебе, Дан?

Боишься противостоять по-крупному и дразнишь тигра вот так, тявканьем из-под стола?

Слабак.

Опускаю взгляд в тарелку.

– Ты сегодня молчаливый, Эйдан. Всё хорошо? – уточняет мать Люки. Как будто ей есть дело. И ведь видно, что есть. Ненавижу её за это. За то, что пришла в наш дом. Что привела сюда дочь. Что поставила подпись на бумагах.

– Вы мне не мать, миссис Мортимер, прошу не забывать, что нас, кроме фамилии, ничего не связывает. Разговоров по душам за семейным ужином не планируется.

– Не хами моей маме! – вдруг подрывается Люка.

Поворачиваюсь, глядя в разгневанные глаза. Блестящие, как вспыхнувшее молнией грозовое небо.

– Не смей хамить моей жене! – ударив ладонью по столу, одёргивает отец.

– Прошу простить мою грубость, леди, – сухо, глядя в глаза Люке, а не её матери, цежу в ответ. – Мне нужно отойти.

Бросив на стол салфетку с колен, встаю, не дожидаясь позволения главы семьи.

– После ужина церемония!

– Я помню, – не дав закончить, не оборачиваясь, бросаю в ответ. Просто выдохнуть. Не видеть этих лиц и не думать, что сегодня стану тем, кто подпишет их смертный приговор.

Ты победил, папочка.

На улице противная морось. Глядя на потёки из окна, замечаю, что Люка тоже выходит из столовой, правда, через дверь, ведущую на веранду, а не в дом. Отсюда видно, как снимает туфли и запрокидывает голову, подставив лицо дождю. Маленькая птичка, пойманная в клетку. Макс, как всегда, безошибочно определил суть.

Весь вечер я пытался поддеть её. Глупо было надеяться, что Люка взорвётся и откажется вступать в род. Ради матери она была готова, кажется, на всё.

Я тоже. Могу её понять.

Обойдя дом, застаю Люку всё так же погружённой в собственные мысли. О чём она думает? Волнуется о предстоящей церемонии закрепления родства?

Ты ведь не хочешь быть частью моего мира. Откажись, Люка. Откажись, пока не поздно.

Если я скажу это вслух, она фыркнет и снова решит, что дело в гадливости характера или ревности.

У меня нет аргументов. И доказательств. Я ничего не могу. Связанный долгом и обязательствами, как смирительной рубашкой в психбольнице.

– И чего убежала? – Вздрогнув, как застигнутый с поличным воришка, Люка бросает в мою сторону колючий взгляд:

– Не твоё дело.

– Обновка не пришлась по размеру? – Мне самому весь вечер хотелось снять с неё эти туфли. Кеды шли ей больше, а эти дизайнерские лодочки сковывали бунтарский нрав цепями условностей, дополнительно ужимая Гревье под нормы Мортимеров. – А это ведь знаки, Люка. Ни тебе, ни матери твоей не место в этом доме. Даже брендовая обувь и та, как может, намекает.